| Наконец издавая сочинение Преосвященного Филарета о «Происхождении книги Екклезиаст», Киевская Академия исполняет желание его почитателей интересовавшихся видеть это издание и платить свою дань признательности и уважения к памяти автора, неусыпно заботившегося о процветании науки в Киевской Академии и многие годы стоявшего на её страже. Книга «Екклезиаст» у евреев называется , в переводе LXX κκληαιαοτης, в латинской Вульгате Ecclesiastes. До 17 века книга эта считалась как у евреев, так и у христиан, произведением Соломона, сына Давидова, царствовавшего над Израилем в Иерусалиме ( Екк. 1:1 ). Произведением Соломона признавали её собиратели священного канона ветхозаветных Писаний, поместившие её рядом с другими двумя произведениями (притчи и Песнь Песней), носящими на себе имя этого царя. 1 Произведением Соломона считали её древние раввины, и, когда в своих сочинениях приводили из неё изречения, обыкновенно выражались: 2 . Ровным образом и древние писатели христианской Церкви, как греческой, так и латинской, не иначе смотрели на книгу Екклезиаст, как на памятник мудрости Соломоновой 3 . Высказывалось иногда как у древних учёных евреев, так отчасти и у христианских писателей, сомнение относительно богодухновенного достоинства книги Екклезиаст. Некоторые из раввинов, находя учение её часто противоречащим самому себе 4 , многие изречения несогласными с изречениями Давида 5 , противными нравственности и даже еретическими (склоняющимися к садукейству) 6 , утверждали, что она написана не в святом духе ( ), считали её произведением не божественного вдохновения а человеческой мудрости, и поэтому хотели исключить её из канона 7 . В церкви христианской известный епископ Фёдор мопсуетский († 425) высказывал тоже мнение, что Соломон сложил свои Притчи и Екклезиаст от своего только лица для пользы других, non ex prophetiae accepta gratia sed saitem prudential humana. 8 Но при всем этом, никто как в синагоге иудейской, так и в церкви христианской, не высказал сомнения в происхождении её от Соломона. |
| Таким образом, надпись указывает, что книга наша содержит слова, изречения или рассуждения Соломона, сына Давидова, бывшего царём в Иерусалиме . 2) В рассуждении, предполагаемом от имени Когелета, сына Давидова, везде в первом лице, три раза встречается замечание как бы постороннего лица: сказал Екклезиаст ; это в начале (1.2), средине (7, 27) и в конце книги (12, 8). Указание это, вставленное посторонним лицом в трёх местах рассуждения, имеет значение внешнего, постороннего свидетельства о принадлежности целого рассуждения Екклезиасту, от имени которого оно предлагается. По своему внутреннему смыслу, оно состоит в очевидной связи с последним указанием в Эпилоге нашей книги. 3 . Эпилог книги заключает в себе последние шесть стихов, 12, 9–14. В нем а) сообщается сведение об Екклезиаст, от имени которого предложено в книге рассуждение (9, 10); б) возбуждается внимание к его словам или учению, так же как и вообще к мудрых – (11); предостерегается читатель от чтения других книг, не приносящих пользы (12); и г) выражается кратко сущность всего предложенного Екклезиастом учения (13. 14). Об Екклезиасте, которого учение изложено в книге, Эпилог говорит, что он был мудр и, кроме того, учил ещё народ знанию, все испытывал, исследовал, составил много притчей (ст. 9); ещё: старался Екклезиаст приискивать изящные изречения, и слова истины написаны им верно (10). Все это такие черты, в которых под именем Екклезиаста нельзя никого другого разуметь, как только Соломона, сына Давидова, царствовавшего в Иерусалиме, на которого указывает и заглавие книги (слч. 3Цар. 4, 30–33 Прит. 8, 8. 9. 22, 21 ). Прямой и непосредственный смысл Эпилога как в том месте, где сообщается сведение об Екклезиасте, так и в остальных частях его, внушает ту мысль, что в нем говорило о себе в книге и от имени своего предложило в ней рассуждение, т. е. отличное от Екклезиаста. 30 Лице это, однако ж, имеет известные отношения к книге. Начальные слова Эпилога: кроме того, что Екклезиаст был мудр и проч. (12,9), стоял вслед за замечанием о нем в предыдущем (8) стихе: суета сует, сказал Екклезиаст , и очевидно составляют продолжение его. |
| Книгу Екклезиаст по содержанию удобнее всего разделить на две части: 1–4 и 4:17–12 и эпилог: 12:9–14. В первой части Екклезиаст отрицательно подходит к определению истинного блага для человека выяснением ошибочных понятий о благе и средствах для достижения его, во второй дает он положительное определение истинного блага и указывает правильные средства достижения его и сохранения; в эпилоге заключается несколько замечаний о писателе и цели книги и предостережений для мудрецов неопытных. – Но при указанном небесспорном делении книги Екклезиаст, в ней видно полное единство по мысли, цели и раскрытию их. Сходно с книгой Притчей, Екклезиаст начертывает идеал мудрой жизни и мудрого поведения человека. Но в то время, как в Притчах этот идеал начертывается конкретно, в определении и уяснении отдельных поступков человека мудрого, в частом противоположении их с поведением и поступками человека глупого, в частных практических жизненных советах и мудрой практической мотивировке их, – в книге Екклезиаст этот идеал рисуется в более систематической и последовательно-рассудочной отвлеченной форме, на основании общего рассуждения о плодах жизни мудрого человека. Здесь преимущественно выясняется отношение человека к земной жизни и ее благам, и все его поведение оценивается с точки зрения суеты земных благ и наслаждений и будущего загробного суда за всю земную жизнь человека. Таким образом, в книге Екклезиаст этические вопросы решаются более принципиально, абстрактно, а в книге Притчей конкретно, практически. В обеих книгах излагается, в отличие от всех других ветхозаветных книг, modus vivendi ветхозаветного подзаконного человека, но с разных точек зрения и при разном мудром освещении его: в Притчах выступает практик моралист, в Екклезиасте – философ моралист, но в обеих книгах ветхозаветный богодухновенный учитель Израиля, величайший из всех его мудрецов. При таком понимании мудрствования Екклезиаста, конечной целью книги и выводом из нее должно быть, по суждению христианских богословов (бл. |
| Основной интерес М. в области ветхозаветной библеистики был связан с Книгой Екклесиаста : он обращался к ней еще в ранней статье, построенной на основе пробной лекции, а также во вводной статье и комментариях к этой книге в «Толковой Библии» А. П. Лопухина . М. видел в Екклесиасте не столько пророка, возвещающего непосредственно откровение, сколько священного философа, к-рый в поисках постоянного счастья не находил удовлетворительного ответа в законе Моисея и обращался к просветленному верой разуму, собственному жизненному опыту и наблюдению за миром и людьми (Очерк содержания Книги Екклезиаста. 1894. С. 766-768). М. называл метод Екклесиаста индуктивным: «он исходит не из общих понятий и отвлеченных суждений, но из доступного всем опыта... философствуя не для философии, а для жизни...», тем самым обретая новое мировоззрение, называемое им «мудростью» (Там же. С. 769). Но, приобретая мудрость, человек не может испытывать состояние абсолютного счастья, поэтому Екклесиаст находит в жизни относительное счастье, определяемое живым сознанием «действующей в мире Божественной силы», от к-рой зависит судьба человека (Книга Екклезиаста. 1908. С. 3). М. признавал, что сущность Книги Екклесиаста состоит в убеждении читателя, что «лишь вера спасает человека» и что из «лабиринта скепсиса» автор книги выводит «мысль об окончательном Суде Божием» (Там же. С. 36). При этом М. критически относился к попыткам «большинства древних и новых экзегетов» найти у Екклесиаста ясное учение о посмертном воздаянии, усматривая в этом «внесение христианских идей в толкование книги» (Очерк содержания Книги Екклезиаста. 1894. С. 780). И хотя М. подчеркивал несомненное каноническое достоинство книги (Книга Екклезиаста. 1908. С. 6), его выводы относительно датировки и авторства были неоднозначны. С одной стороны, М., основываясь на именовании Екклесиаста сыном Давида и царем в Иерусалиме (Еккл 1. 1), приводил традиционное церковное мнение, признающее автором книги царя Соломона (Книга Екклезиаста. 1908. |
| В первой части книги, обнимающей собою I, 12–18 ст. и II главу, Екклезиаст на основании личного опыта доказывает сперва суету знания, науки, а потом суетность чувственных удовольствий. Знание, хотя и доставляет человеку известную долю довольства, однако оно не может помимо Бога удовлетворить человека полным счастьем. Екклезиаст приобрел знаний более, чем кто-либо другой, и в конце концов принужден был прийти к такому печальному выводу. Причина этой неудовлетворенности человека областью познавательных сил и обогащением их познаниями заключается в том, что человеку по мере усовершенствования в познании приходится ближе узнавать недостатки своей природы, нестроения в жизни общественной и болезни, от которых совоздыхает неразумная природа. Между тем сил и средств устранить наблюдаемое в окружающей действительности зло и сделать так, чтобы оно никогда не возвращалось, мудрец от своего знания не получает. При таком положении дела многознающего человека постигает участь горького разочарования и страдания (I, 12–18 ст.). Еще менее человек может удовлетвориться областью чувственных удовольствий, которые относятся к разряду низших потребностей жизни. Екклезиаст приобретал богатства и предавался всевозможным видам наслаждений, но все это оказалось суетой и ничтожеством, ибо скопление земных благ сопровождается трудом и заботами и пользование ими не от человека зависит, а от Бога, во власти Которого самая жизнь человека (II, 1–26 ст.). Вторая часть книги обнимает главы: III, IV и V. Она состоит из рассуждения, в котором Екклезиаст доказывает, что человек на земле ограничен условиями самого своего существования и по причине таких условий самовольно, без Бога, не может достигнуть благополучия. Все явления земной жизни человека, вне жизни его в Боге, ограничены, по учению Екклезиаста, определенным временем и представляют собою лишь постоянное круговращение противоположностей, как, например, рождение и смерть, радость и печаль, истина и ложь, любовь и ненависть и т.п. Человек не в силах изменить сего установленного Творцом порядка и поэтому должен покорно признать существование сего порядка, смиренно разумевая в нем действия воли Божией. |
| Чтобы точнее определить выхваляемое Екклезиастом земное благо, нужно выводить его не из одного какого-либо места, но: а) из отношения заключающегося в разных местах книги учения о высшем земном благе ко всей книге; б) из сличения тех мест, где Екклезиаст конкретно выражает понятие об этом благе. а) В первом случае это земное благо хорошо определяет один католический екзегет 2 . Смысл сего довольно длинного определения следующий: Соломон в своем Екклезиасте отыскивает между земными благами совершеннейшее. И так как оно не заключается ни в богатстве, ни в неумеренном наслаждении, ни в скупости, ни в почестях и проч., то Екклезиаст чистую радость, спокойствие среди трудов и законное удовлетворение законных потребностей жизни рассматривает как высшее земное благо, как вознаграждение за многоразличные земные бедствия и труды. И многие, по-видимому, соблазнительные места не суть следствие извращенной морали, но успокоительный совет, предписание благоразумия. б) Точнейшее определение Екклезиастова земного блага можно вывести из сличения тех мест, где он конкретно определяет оное. После указанного места ( Еккл.2:1–11 ), где Екклезиаст отверг нечистые чувственные удовольствия как безумные, говоря о наслаждении благами земными, не произносит уже обычного своего приговора: „все это суета, безумное дело“, а, напротив, одобряет их, и потому в последующих местах под наслаждением земными благами нужно разуметь нечто другое, а не преданность чувственным удовольствиям. Из самых выражений Екклезиаста видно, что он в последующих местах разумеет не грубые и нечистые земные блага, а другое. „Итак, нет другого блага (tov) для человека, – говорит Екклезиаст, – как есть и пить и позволять душе своей вкушать радости при трудах своих. Ибо я сам видел, что это получается от руки Божией. Человеку, который Ему угождает, Он дает мудрость, знание и радость, а грешнику заботливость“ ( Еккл.2:24–26 ). Из самого образа выражения видно, что Екклезиаст восхваляет не неумеренное чувственное удовольствие, а удовлетворение законных потребностей жизни, умеренное употребление земных благ после трудов, которое необходимо для развития и укрепления сил человека и для энергии и успеха в делах жизни. |
| Со времени ученого еврейского Гретца и издания им Песни Песней и Екклезиаста (1871 г.) внесены и новые гипотезы о заключении канона и новые доказательства их. Отвергая участие Великой Синагоги в заключении канона, Гретц, знаток еврейской литературы, отыскал в талмуде иамнийское собрание, якобы чрезвычайно торжественное, и ему приписал последнее заключение канона и «канонизацию» всех ветхозаветных книг (ок. 90 г. по Р.Х.). Его мнение разделяют (хотя с ограничениями): Буль (1891 г.), Ригм (1889 г.) и некоторые другие. Насколько основательно соображение Гретца? Приведем прежде всего самое свидетельство талмуда об иамнийском собрании (Jadaim. cap. 3, § 4–5): «Верхняя часть пергамина священного свитка (не записанная) и нижняя не записанная оскверняют руки в начале и в конце книги; рабби Иуда сказал: в конце оскверняет только тогда, когда к ней приделана колонка. Все агиографы оскверняют руки, и Песнь П. и Екклезиаст оскверняют руки. Рабби Иуда сказал: Песнь П. действительно оскверняет руки, но Екклезиаст служить предметом споров. Рабби Иосе сказал: Екклезиаст вовсе не оскверняет рук, а Песнь П. служит предметом споров. Рабби Симон сказал: Екклезиаст служит предметом споров, а Песнь П. оскверняет руки. Рабби Симон-бен-Азаи: я принял из уст 72 старцев, что Песнь Песней и Екклезиаст оскверняют руки. Рабби Акиба сказал: Песнь Песней есть святое святых и все стояние мира не стоит того дня, в который дана эта книга... И на том заключили». Тосефта к этому добавляет: «в тот день были признаны не оскверняющими рук книги бен-Сира и другие, написанные в одно время и позже бен-Сира». – Вот все талмудическое свидетельство. Как видно, прямого указания на признание богодухновенности ветхозаветных книг здесь нет. Спор идет об осквернении рук. Профессор Олесницкий высказывает соображение, что здесь лишь обычные фарисейско-саддукейские споры об обрядовой чистоте, причем в своей глубокой ненависти к саддукеям – первосвященникам и священникам, хранителям Священных книг, фарисеи решались признавать нечистыми даже Священные свитки, которыми в храме пользовались саддукеи. |
| к книге Иова и Екклезиаст, но последние книги, по своим частным задачам, могут считаться только дополнением книги Притчей, как общей сокровищницы священной мудрости древних евреев. Мы думаем даже, что когда пророк Иеремия ( Иер.18:18 ) говорит о советах от мудрого 17 , то он указывает этим древнее название книги Притчей, параллельное названию michle, Притчи, так как и в общем надписании нашей книги она называется между прочим и мудростью, и словами мудрых. Под двойным именем Притчей и Мудрости наша книга была известна, как в иудейском предании (Baba batra 14,2) так и в христианском. Мелитов сардийский выражается о книге Притчей Соломоновых: «книга притчи Соломона она же и мудрость» ( κα Σοα). Климент римский называет ее πανρετος σοφα. Неканонические же книги Премудрости Соломона и Премудрости Иисуса сына Сирахова получили название σοφα только впоследствии, по причине их сходства с книгою Притчей. Глава VI. Для того чтобы разъясненный нами традиционный взгляд, основывающийся на свидетельствах о себе самой книги Притчей, мог считаться вполне достоверным, необходимо отстранить другие противоположные ему взгляды, господствующие в настоящее время, и также заявляющие свои права на научную достоверность. Нужно сказать впрочем, что таких взглядов на книгу Притчей не много, так как за исследование ее брались доселе сравнительно весьма немногие экзегеты, может быть вследствие особенной трудности ее текста и необыкновенной разносторонности содержания, требующей независимого специального изучения почти каждой отдельной притчи. Уже древними еврейскими толкователями было замечено, что книга Притчей многих книжников останавливает своею трудностью. Много найдется, говорит талмуд, мудрецов, способных толковать книгу Екклезиаст, но не всякий, способный говорить о книге Екклезиаст, решится говорить о книге Притчей. ( . Schabb. 152,2). Это древнее изречение замечательно подтверждается в истории новой критики. Тогда как по введению в две другие книги Соломоновы, Екклезиаст и Песнь Песней, существует целая литература специальных исследований, книга Притчей имеет только четыре или пять сочинений, заслуживающих названия специальных трудов о вашей книге. |
| Замечательно, что самые строгие представители немецкого ортодоксального направления в области библейской экзегетики, Генгстенберг , Геферник и Кейль 17 видели в Когелет только идеально представленного Соломона, а книгу носящую его имя считали произведением поздним. Не многие в течение всего периода, от начала настоящего столетия до последнего времени, возвышали голос в защиту древнего предания о происхождении нашей книги от Соломона (из католиков Вельте, фон-Ессен Рейш , из протестантов Гаан, Бёль, Гёлеман, Штир и др.); но все их усилия восстановить древнее убеждение остаются безуспешными; даже историко-филологическое исследование Бёля об арамеизмах книги Когелет 18 , усиливающееся доказать, что эти арамеизмы могли принадлежать Соломону, совершенно исчезать пред таким же новейшим исследованием Грётца. По временам высказывалось ещё среднее мнение, по коему книга Екклезиаст представляется позднейшим собранием и совокуплением в одно целое отрывочных мыслей, рассуждений и мнений, изложенных Соломоном в разное время его жизни. Этим предложением объясняли усматриваемые в книге недостаток единства, отсутствие плана и противоречия в суждениях об одних и тех же предметах; а позднему собирателю соломоновских отрывков приписывались встречающиеся в книге арамеизмы. Такой взгляд на происхождение книги высказала Штейдлином Вистоном и др. Представляли ещё книгу Екклезиаст собранием мыслей, рассуждений, изречений, гномических стихотворений древних израильских мудрецов, живших в разное время. Между этими изречениями некоторые, может быть, принадлежат Соломону. Таким составом книги объясняли и название её Koheleth, разумея его в смысле collector sententiarum. Собрание этих изречений некоторые приписывали учёной коллегии иудейского царя Езекия 19 ; обыкновенно же относили его в временам после плена вавилонского. Такой взгляд на происхождение нашей книги высказывали Дедерлейн, Павлюсь, Нахтигаль, Бертольд и др. 20 Относя происхождение книги Екклезиаст ко времени после плена вавилонского, критики и экзегеты далеко расходятся между собой в точном указании эпохи её происхождения, в определении исторических обстоятельств, коими вызваны были рассуждения, в ней излагаемые. |
| Гуго Гроций полагал, что она составлена во время Зоровавеля, и даже по повелению его, не представляя на это других оснований, кроме указаний в 12, 11 на единого пастыря , под коим он разумел первого правителя иудеев во возвращении из плена вавилонского. 21 Генгстеньерг, Геферник, Кейль и другие, по некоторым местам (8, 3. 4. 10, 4. 8, 9. (, 16. 3, 16. 5, 7.4, 1–3. 7, 1. 10, 16–19. 20 и др.) книги заключая, что современное её происхождение положение народа еврейского было весьма печальное и тяжёлое, каким оно могло быть, по их мнению, во время персидского владычества, и, кроме того, находя некоторое сродство с книгою прор. Малахии (напр. 5, 5 слич. Малах. 2, 7; 7, 16 . слич. Мал. 3. 7; 5, 3 – 5 . слич. Мал. 1, 8. 14 и друг.), утверждали, что книга Екклезиаст написана в веке Ездры и Неемии, и написана с целью утешить и одобрить Израиля, угнетённого персидским владычеством, вдохнуть мужество к перенесению сурового настоящего и надежду на лучшее будущее. 22 Розенмиллер, Де-Ветте, Кнобель, Герцфельд, Мейр, Бунзен , особенно Евальд, Ельстерг и Вайгинг относили происхождение нашей книги к концу персидского владычества или началу македонского, на том основании, что бедственное положение еврейского народа, представляемое нашею книгой, более соответствует этому времени, чем первой половине персидского владычества ( Ездр. 9, 8.9 ), – что в книге Екклезиаст заметно уже зарождение еврейских сект, фарисейства (4, 17 – 5, 6), саддукеизма (7, 2 – 6) и ессеизма (9, 2), с направлением которых она борется, – что в книге Екклезиаст вместо духа пророческого, который давно исчез, выступает дух свободного исследования, сомнения и пытливости, дух школьного формализма, книжничества (слч. 12, 12) и проч. 23 Шенкель , находя в 10, 16 указание на последние годы Птоломея I Лаги (285–283), который за два года до своей смерти передал правление младшему сыну свою Птоломею Филадельфу, чьим нарушил право первородства и возбудил мщение в ближайшем наследнике престола Птоломее Кенаннессе, относит происхождение нашей книги к этому времени. |
|
|
