| Для предотвращения подобного нестроения и своевольств, для установления порядка, для рассуждения о школах, науках, госпиталях и других благочестивых делах отцы постановили собираться ежегодно в Бресте Литовском в июне 24 числа; кто не явится на собор, должен заплатить 50 коп грошей литовских на общие потребы духовные; кто поставит причиною отлучки болезнь, тот, приехавши на собор следующего года, должен присягнуть, что действительно был болен; если же кто и на другой год не приедет и присяги не даст, тот будет лишен епископии. Архиереи обязались привозить на собор всех архимандритов, игуменов, протопопов и других пресвитеров, в св. писании знающих; обязались не позволять, чтоб простые люди держали монастыри; обязались не вступаться в чужие епархии, не ставить недостойных пресвитеров под пенею ста коп грошей литовских; кто же не заплатит, тот подпадает проклятию. На соборе явилось семеро депутатов Львовского братства (из них двое греков) с жалобою на епископа Гедеона, который не исполняет постановлений патриарших относительно братств Львовского и Рогатинского, уже после уговора и примирения своего с ними. На эти жалобы Гедеон отвечал одно: «Братство не хочет воздавать мне надлежащей епископской чести, потому я и сержусь на него». Но собор решил дело в пользу братства: так как Гедеон никогда не соглашался благословлять священников для братства, почему церковь братская бывала без службы к соблазну христианам, то братство передано в непосредственную зависимость киевского митрополита, который и благословляет священников братских, братством избранных. После собора Кирилл Терлецкий занемог и поехал в Сендомир лечиться; потом пришла весть, что он при смерти. Тогда один из урядников замковых острожских, Боровицкий, по давнему обычаю, вошел в дом епископа и захватил его пожитки. Но Терлецкий выздоровел и, возвратясь из Сендомира, обратился с жалобою к князю Острожскому в надежде на большую любовь этого вельможи к себе. Но Боровицкий пользовался также сильным расположением князя, вследствие чего успешно защищался, и когда Терлецкий уехал из Острога, то Боровицкий стал обносить его перед князем и так успел очернить Кирилла, что князь вместо прежней любви стал оказывать презрение к нему. |
| Кирилл и Мефодий, просветители славянских племен, были приверженцы римской Церкви, что русская Церковь также основана была римскими миссионерами и долгое время (века до XV до митрополита Ионы или около того) находилась в союзе с римскою Церковью и т. д. Все эти мнения, основанные на самом произвольном истолковании исторических фактов, много раз и вполне основательно были опровергаемы православными писателями; тем не менее усердные прозелиты латинства не перестают при всяком удобном случае распространять их и досоле, чтобы колебать совесть нетвердых в вере и мало знакомых с историею Церкви своих прежних соотечественников. Не мало также в первые годы папства Пия IX хлопотал в Риме и в Париже об усилении средств латинской пропаганды на Востоке один поляк или точнее сказать – ополяченный русский из западного края Ипполит Терлецкий, в 1831 году, после неудавшегося польского восстания, бежавший из России в сделавшийся за границей униатским священником. В 1846 году он прибыл в Рим, и здесь, при содействии некоторых знатных особ, русской католички княгини Зинаиды Волконской и некоторых католических епископов, представил папе новый проект распространения Унии на Востоке. Главная причина малых успехов Унии между восточными христианами заключалась, по мнению Терлецкого в том, что в римской Церкви все еще недостаточно показывалось терпимости к обрядам восточных христиан. Нужно, чтобы обряды всех христианских восточных обществ пользовались совершенною равноправностью как между собою, так и с римским обрядом. На этом основании, по мысли Терлецкого, открыт был в июне 1847 года Комитет для уравнения обрядов , членами которого были епископы всех восточных униатских Церквей – греко-униатской, армяно-униатской, маронитской, мелхитской. В таком же духе Терлецкий предложил устроить коллегию для образования миссионеров на Востоке, в которой бы могли приготовляться в миссионерству способные молодые люди из всех восточных племен – из греков, русских, армян, сирийцев, коптов и т.д. Набравши для своей цели довольно денег, Терлецкий сам отправился на Восток разыскивать способных молодых людей для приготовления к миссионерству, и щедрыми обещаниями успел привлечь к этому делу несколько человек. |
| Смуты начались еще прежде, чем патриарх успел выехать из пределов Западной России. Терлецкий наговаривал патриарху на других епископов, Мелетий владимирский уличал Терлецкого в насильственном поступке с посланцем патриаршим; Иеремия послал сказать митрополиту, чтобы созвал собор для решения этих дел и заплатил ему, патриарху, пятнадцать тысяч аспр (250 талеров) за поставление, ибо если бы Рагоза должен был за этим поставлением ехать в Константинополь, то дороже бы ему стало; митрополит, недовольный патриархом, который поставил его митрополитом, давши всю власть другому, подчиненному епископу, отвечал посланному: «Не обязан я ничего давать патриарху, и собора теперь созвать не могу». Митрополит был недоволен учреждением экзархата в пользу Терлецкого; Терлецкий был недоволен тем, что, несмотря на звание экзарха, не пользовался полною доверенностью патриарха, который велел созвать на него собор; Гедеон Балабан львовский был сильно недоволен тем, что патриарх подтвердил права ненавистного ему братства; тем же самым должны были быть недовольны все вообще епископы, которых ставили под цензуру мирских людей. Между привилегированным Братством Успенским во Львове и другими – непривилегированными, меньшими братствами встала рознь: в 1590 году четверо граждан львовских с другими потаковниками своими, принадлежа к братствам Никольскому, Федоровскому и Богоявленскому, соединились с епископом Гедеоном и стали вооружаться против Успенского братства и его школы, уговаривая многих не посещать ее. Митрополит Михаил, заступаясь за Успенское братство, отлучил их от церкви. В таком положении находились дела, когда в июне 1590 года созван был собор в Бресте, на котором присутствовали митрополит Михаил, Мелетий Хребтович, епископ владимирский, Кирилл Терлецкий, епископ луцкий, Леонтий Пельчинский – пинский, Дионисий Збируйский – холмский, Гедеон Балабан – львовский; были приглашены также Адам Потей, каштелян брестский, и все крилошане соборные. Отцы рассуждали о великих притеснениях, которым подвергается православная церковь , о великом нестроении в духовенстве, о разврате, несогласиях, непослушании и бесчинствах между некоторыми христианами. |
| В это время особенно выдвигается луцкий епископ Кирилл Терлецкий. До принятия духовного сана, он занимался в судебных учреждениях. Приобретенный им тогда опыт использовался им впоследствии. В 1572 г. он принял постриг и через некоторое время поставлен епископом туровским и пинским. Затем он добился назначения на луцкую кафедру, самую богатую в западной Руси. Проявились его корыстолюбие и безнравственный образ жизни. Чистович приводит отзыв о нем современников: «Кирилл бо лукав аки бес». Некоторое время он пользовался поддержкой кн. К. К. Острожского, потом изменившего свое к нему отношение. Сумел Кирилл расположить к себе патр. Иеремию, посвятившего его в сан экзарха и подчинившего ему, как своему наместнику, всех прочих епископов. Этим нанесены были обиды митр. Михаилу и другим епископам. Назначение это принесло только вред. Непонятно для чего патриарх присвоил Владимирскому епископу звание прототрония или первопрестольника, т. е. старейшего пред прочими епископами после митрополита, тогда как до этого старшими после последнего считались епископы полоцкие. Чистович пишет; «Патриарх пробыл в литовской митрополии до половины ноября 1589 г. Все это время пребывания его здесь наполнено интригами одних епископов против других, и патриарх соглашал их тем, что раздавал им титулы и отличия, внося этим новые поводы к распрям между ними. Но замечательно, что патриарх, принявший два раза гостеприимство у иноверца Замойского, как будто не показал никакого внимания к православной знаменитости края – князю Острожскому. По крайней мере не видно по памятникам, чтобы они даже виделись в бытность патриарха в литовской митрополии. Со стороны патриарха это был один из многих неверных шагов, которые имели вредные последствия». По указанию патр. Иеремии митр. Михаил созвал в 1590 г. в Бресте-литовском собор для пресечения нестроений и безпорядков в Церкви. Собор выразил желание навести порядок. Одобрено было учреждение братств, школ, типографий, госпиталей. Говорилось о поднятии церковного учительства. Постановлено было принести королю жалобы на обиды и притеснения православным от католических панов и чиновников. Вынесенные на нем решения не устранили безпорядков. Все более обострялась во Львове борьба еп. Гедеона Балабана с братством, поддерживаемом патриархом, грозившим владыке лишением кафедры и сана. Большия неприятности от властей испытывал еп. Кирилл Терлецкий. Староста луцкий, Александр Семашко, сделавшийся из православных католиком, наложил подать на соборную церковь , в Страстную субботу и в Светлое Воскресение не допускал в ней богослужений, между тем как пьяный Семашко в притворах соборной церкви», пишет Соловьев, «заводил танцы и игры, и приказал гайдукам своим стрелять в купол и в крест церковный». Такое безправие подтолкнуло Терлецкого, искавшего, к тому же, выгод и положения, использовать средство, давно указанное иезуитами – унию. |
| Иона очутился в положении бунтовщика против законного государственного порядка. Король присудил Иону к высылке. Через год Иона умер. Король назначил (!) преемником Ионы в Луцк Пинского епископа Кирилла Терлецкого. Кирилл Терлецкий, оправдываясь хозяйственной беспорядочностью, водворившейся в Луцкой епархии, имел благовидный предлог сосредоточить свою святительскую энергию на тяжебных делах об имуществе даже в своей бывшей Пинской епархии. Еще предшественник его на Пинской кафедре, Феодосий, отдал замок Жабче в приданое за дочерью зятю его, старосте Луцкому Александру Жаровницкому. Теперь замок уже был в границах новой для Кирилла, Луцкой епархии. И Кирилл в 1585 г. поручил своему родному брату, Ярошу (Ярославу) Терлецкому, с несколькими десятками вооруженных слуг, бояр, гайдуков, пеших и конных, напасть на Жабче. Но на этот раз нападение было отбито. Неугомонный Кирилл с этим не примирился. В течение года он собрал новую рать наемников из угров, сербов, волхов и всяких гайдуков и теперь уже с артиллерией. Штурм Жабче удался. Было много убитых, раненых. Войску разрешено было грабить и поделить добычу между собой. И вообще Кирилл Терлецкий имел гонор благородного шляхтича и жил в своем замке с многочисленной челядью, имел свое войско и пушки... И вот другой более громкий исторический человек, Львовский епископ Гедеон Болобан. Это он через год по смерти Ионы Борзобогатого сделал нападение на Жидичинский монастырь, куда настоятелем был поставлен безместный епископ грек Феофан. Гедеон Болобан отправил для захвата Жидичинской позиции своего родного брата, светского пана Григория Болобана, с отрядом жолнеров (польск. из немецкого «солднер» наемный солдат) и неожиданным налетом выбил из монастыря его греческого настоятеля еп. Феофана и объявил монастырь исконной собственностью Львовской кафедры. Это было в 1585 г. В этот год нежданно прибыл во Львов Антиохийский патриарх Иоаким, с полномочиями и от КПльского патриарха. Для мирян и для Львовских братств приезд патриарха был опорой их контроля над многогрешными епископами. |
| При таком положении дел в юго-западных наших епархиях явились сюда иезуиты и с обычной им ловкостью и настойчивостью воспользовались всеми благоприятными обстоятельствами для своей цели, т. е. для распространения власти Римского папы. Они забрали в свои руки школы и в детях русских бояр воспитывали отвращение к православному духовенству и русской вере, которую называли холопской верой (т. е. верой простонародья). Плоды такого воспитания скоро обнаружились. Большая часть русских бояр и князей перешла в латинство. Для противодействия влиянию иезуитов во многих городах заводились братства, которые от восточных патриархов получили важные права; так, например, львовское братство имело право обличать в неправомыслии самих епископов и даже отлучать их от Церкви. Вышли новые затруднения, которыми опять ловко воспользовались иезуиты. Они вооружали епископов против братств и против патриархов (рабов султановых), указывая им на великолепную обстановку католических епископов, из которых многие заседают в сенате, пользуются значением, богатством, властью. Польское правительство всячески помогало иезуитам и епископские места предоставляло по указанию их таким лицам, которые могли быть и оказались впоследствии послушными их орудиями. Таковы были в особенности Кирилл Терлецкий, епископ Луцкий, и Ипатий Поцей, епископ Владимирский-на-Волыни. Кирилл Терлецкий, родом дворянин, в сане епископа вел жизнь разгульного польского пана. Соседи жаловались на его буйство и наезды, сопровождавшиеся иногда убийствами. Ко всему этому он был двоеженец. Ипатий Поцей, также дворянин, воспитывался у иезуитов и был сначала католиком, потом реформатом, наконец уже православным. В монашество он пошел от долгов, какие наделал, живя в миру. Кирилл постриг его и выхлопотал ему богатую епископию Владимирскую-на-Волыни. Оба они тяготились зависимостью от патриарха, панов, братств и мечтали о независимости и почете заседавших в сенате латинских епископов. Ближайший повод к унии дало следующее обстоятельство. Константинопольский патриарх Иеремия, во время проезда по югу России в Москву для учреждения патриаршества, лишил Киевского митрополита Онисифора кафедры за двоеженство, назначил на его место Михаила Рагозу и велел ему к возвращению своему созвать собор для рассуждения о другом двоеженце, обвиняемом во многих преступлениях, Кирилле Терлецком. Михаил Рагоза, человек добрый, но слабого характера, не созвал собора и ввел патриарха в напрасные ожидания и издержки. Патриарх, отзываемый своими делами из России, послал доверительные грамоты к Рагозе и Мелетию, епископу Владимирскому, для суда над Терлецким. Обе эти грамоты были перехвачены Кириллом, и дело опять затянулось. Между тем Мелетий умер, и Кириллу Терлецкому удалось предоставить Владимирскую кафедру другу своему, Ипатию Поцею. Боясь назначения нового суда со стороны патриарха, Кирилл поспешил действовать в пользу унии и привлек в свои сообщники одолженного им Ипатия. |
| А. З. Р. 4. 21 После этого странными представляются рассказы автора «Перестроги» про епископа Луцкого Кирилла Терлецкого, да и про самого патриарха Иеремию и других (А. З. Р. 4. 149. С. 206–208 и далее В Перестроге, например, говорится: а) будто патриарх еще во время своего проезда в Москву через Литву низложил здесь митрополита Онисифора и поставил на его место Михаила Рагозу — между тем как это случилось уже по возвращении Иеремии из Москвы; б) будто отъезжая в Москву, Иеремия приказал к возвращению его из Москвы созвать в Литве Собор, а Кирилл Терлецкий и другие епископы, опасаясь, чтобы и их за их пороки не постигла участь, какой подвергся Онисифор, упросили митрополита Рагозу не созывать Собора, и Собор не был созван — между тем как возвратившегося из Москвы Иеремию встретил в Вильне целый Собор духовенства; в) будто бы прибывши из Москвы в Литву, патриарх остановился в Замостье и, недовольный на митрополита, не исполнившего его приказания, послал к нему чрез его же протонотария Григория грамоту, чтобы он непременно созвал Собор для суда над порочными епископами, но Кирилл Терлецкий и епископ Львовский Гедеон через своих верховых отняли у Григория на пути патриаршую грамоту и самого избили почти до смерти — между тем как патриарх имел Собор и в Вильне, где низложил Онисифора, и в Бресте, где возвел в сан экзарха Кирилла Терлецкого, и сам непосредственно судил в Замостье трех епископов: Владимирского, Луцкого и Львовского и отпустил их от себя, прощенных и благословенных; г) будто патриарх, находясь уже в Валахии, прислал оттуда свою грамоту Владимирскому епископу Мелетию Хрептовичу, чтобы Кирилла Терлецкого судили на Соборе и осудили, но Кирилл сумел похитить эту грамоту у Мелетия — между тем как еще в Замостье патриарх дал Кириллу свою грамоту, которою признал его прощенным и благословенным до его живота. Вообще хотя безыменный автор «Перестроги» был современником описываемых им событий и писал около 1605 г., но он по простоте внес в свое сочинение без разбора все, что говорилось тогда между православными про Кирилла Терлецкого и других виновников ненавистной унии, особенно непохвального и позорного для них, и хотя в «Перестроге» есть, бесспорно, известия достоверные, но они перемешаны с известиями, искаженными и перепутанными народною молвою, и изложены без надлежащей хронологии, как это обыкновенно бывает в народных рассказах. К сожалению, эти известия перешли потом без поверки и в Густынскую летопись и в Палинодию Захарии Копыстенского, и в Описание Киево-Соф. собора митр. Евгения и в некоторые другие сочинения об унии. |
| Виднее всех епископов был луцкий Кирилл Терлецкий, родом дворянин, образованный, ловкий и деятельный человек, но всего менее достойный быть православным епископом; соседи его по землям не раз жаловались суду на его буйство и наезды, сопровождавшиеся даже убийствами. В деле устроения церкви и укрепления ее в борьбе с врагами на таких иерархов, конечно, нечего было надеяться, и патриарх, естественно, должен был предпочесть их помощи – содействие мирян. Он еще более усилил львовское братство, дав ему новые права: печатать всякие книги, руководить всем образованием во Львове, избирать и удалять от должности своих священников. Иеремия убеждал православных заводить и другие братства. Кроме львовского братства, он утвердил своим благословением и грамотою еще Троицкое братство в Вильне, которое тоже завело у себя школу и типографию. Низложение митрополита Онисифора и возведение в митрополиты Михаила Рогозы Всех нужнее была такая уния епископам. Подчинение Риму должно было избавить их от власти патриарха, уравнять в правах с польскими бискупами и освободить от неприятного вмешательства в их дела со стороны мирян. Кирилл Терлецкий как раз в это время был грубо оскорблен луцким войским и старостой и не нашел против них никакой управы. И вот в 1591 году к королю поступила просьба, подписанная четырьмя епископами – Кириллом Луцким, Гедеоном Львовским, Дионисием Холмским и Леонтием Пинским – о подчинении Русской церкви папе под условием сохранения всех ее обрядов и обеспечения прав ее иерархии. Сигизмунд был очень рад, обещал просителям разные милости, защиту от патриарха и неотъемлемость должностей. Все дело, однако, до поры до времени положено держать в тайне. Согласившиеся на унию епископы скоро нашли себе важного союзника, еще раньше них помышлявшего о соединении с Римской церковью – это был вновь поставленный (в 1593 году) владимирский епископ Ипатий Поцей, в миру Адам Поцей, бывший брестский каштелян. Он был по происхождению православный, но воспитывался в кальвинской школе князя Радзивила, затем в краковской иезуитской академии и отпал от православия в кальвинство, потом снова принял православие, казался даже ревнителем церкви и находился в приятельских отношениях с князем Острожским. |
| Князь Острожский знал, что Гедеон тут закрепляет формально чистую фикцию. Но он сознательно подавал эту руку помощи утопающему. Гедеон, конечно, лжет, будто он не ведал, что будет написано на бланках. Если в 1590 г. вопрос шел только о притеснениях, то почему же не подписались тут все епископы и особенно сам митрополит? А куда же девать ответ короля 1592 г. об унии 4-м епископам? Почему Гедеон тогда не протестовал? Если Кирилл Терлецкий уже раз их обманул, то почему же в 1594 г. в Сокале Гедеон дал ему вновь доверенность? А униатский сговор во Львове в 1595 г. у самого Гедеона? Кн. Острожский все это понимал, но Гедеону не было другого выхода, кроме этой формально-юридической лжи. А князю было важно оторвать Гедеона от унии во что бы то ни стало и связать его этим актом. Князь написал Львовскому братству о примирении с ним Гедеона. А Кирилл Терлецкий подал на Гедеона иск в королевский суд, обвиняя его в клевете. Так, с усилием, был оторван от заговора епископов-изменников не без болезненности пока единственный Гедеон Львовский. Открытая борьба за унию и против нее Последствия манифеста Острожского и обнаружения архиерейской измены вызвало серию открытых протестов православных мирян. В Вильне все православное мирское общество и братство отправило послов к воеводе князю Крыштофу Радзивиллу, чтобы он был им «помощью и оборонцем» против пастырей-изменников вере. Дидаскал братской школы, Стефан Зизаний, с церковного амвона возвестил, как обжую волю народа, всеобщее отлучение от православной церкви пастырей заговорщиков, равно и всех других изменников. Митр. Михаил Рогоза, продолжая отныне уже бессмысленное лицемерное укрывательство, прислал братчикам и школе своего уполномоченного, угрожая устно и церковным отлучением и судом за клевету. Но справедливого негодования мирян, пред которыми открылся лукавый обман иерархов, продолжением новых обманов уже нельзя было остановить. Виленское священство внесло формальный протест в городские книги о беззаконных действиях своих иерархов, «безо всякого синода и соглашения с народом христианским» предавших веру. Русская лавица магистрата заявила также официальную жалобу по линии своей субординации: – Виленскому воеводе кн. Христофору (Крыштофу) Радзивиллу и одновременно известила о том же Новогрудского воеводу Ф. Скумина и Киевского воеводу кн. Острожского. Ф. Скумин немедленно снесся с кн. Острожским, приглашая его заявить общее ходатайство о большом соборе, на котором православные миряне и священники могли бы свести счеты «с блудными и подступными (т. е. подкупными) пастырями нашими». |
| Необходимо допустить, что владыки уполномочили митрополита, вероятно на том же Брестском Соборе, принести королю жалобу на вмешательство светских людей в церковные справы и суды и что митрополитом действительно была принесена такая жалоба. Ибо 2 генваря 1592 г. король издал окружную грамоту ко всем властям, чинам и владельцам великого княжества Литовского, в которой говорил: «Мы имеем ведомость от велебного и в Бозе достойного Михаила Рагозы, архиепископа, митрополита Киевского и Галицкого и всея Руси, что вы вступаетесь в справы духовные греческого закона, принадлежащие митрополиту и епископам, судите их попов, расторгаете браки, не допускаете надлежащего послушания митрополиту в делах духовных» – и затем вследствие просьбы митрополита приказывал, чтобы светские лица попов не судили, браков не расторгали и не вмешивались в духовные справы, а оставляли все это митрополиту и епископам. Но тогда как митрополит скоро и успешно исполнил возложенное на него епископами поручение, экзарх Кирилл Терлецкий, уполномоченный некоторыми из них начать дело об унии, почему-то медлил или не находил возможности довести о том до сведения короля, и только 18 мая 1592 г. появилась королевская грамота в ответ на заявление об унии этих четырех епископов. Король говорил в грамоте, что к нему обратились епископы греческого исповедания, Луцкий, Львовский, Пинский и Холмский, выражая желание быть под верховною властию единого святейшего пастыря, с сохранением только своих церемоний и порядков в церквах, и что он, король, видя такое спасительное намерение епископов, принимает их с радостию. Потом удостоверял своим господарским словом за себя и за всех своих преемников, что если названные епископы греческой веры и с ними духовенство по каким-либо причинам подвергнутся неблагословению и клятвам от патриархов и митрополитов, то все это не причинит ни малейшего вреда ни епископам, ни духовенству. Обещал также господарским словом, что он никогда не отнимет у них, какие бы ни были против них жалобы и обвинения, епископских кафедр и имений, которыми они владеют, и не отдаст другим, напротив, еще придаст им и каждому, кто также покажет склонность к унии, новые вольности и льготы, какими пользуются римские духовные. А под конец грамоты присовокупил, что дает ее в подтверждение своих обещаний именно Кириллу Терлецкому, владыке Луцкому, Гедеону Балабану, владыке Львовскому, Леонтию Пельчицкому, владыке Пинскому, и Дионисию Збируйскому, владыке Холмскому. Достойно замечания, что ровно через месяц после получения этой грамоты Кирилл Терлецкий, несмотря на то что возбудил восемь судебных дел против луцкого старосты Александра Семашки и дела эти не были еще окончены, явился (18 июня) вместе с противником своим в гродский владимирский суд, и здесь оба заявили, что при посредстве добрых приятелей они примирились и потому прекращают и уничтожают все возникшие между ними тяжбы. |
|
|
