| Служебников здесь насчитывается 28 от XII до конца XVII в. Между ними замечательны служебники, по припискам принадлежавшие N 342 преп. Антонию Римлянину, N 343 прел. Варлааму Хутынскому, оба перг. XII в., N 344 перг. писан со служебника митр. Киприана, по N 347 перг. служил преп. Сергий Радонежский, – и ещё два, перг. служебника XIV в. N 348 перг. писан по воле Иоанна, архиепископа Новгородского, 1400 г., N 350 принадлежал преп. Евфимию Вяжицкому, – есть ещё один список безымянный XV в. Служебников XVI в. десять, из них N 352 принадлежал Серапиону, архиепископу Новгородскому, N 335 Троицкому Сергиеву, а N 356 Киевскому Межигорскому монастырю., N 359 патриарху Иову. Остальные все XVII в., из них по N 366 славил Бога Иона, митрополит Ростовский, N 364 и 365 употреблялись при патриаршем сложении, N 367 принадлежал Казанскому кафедральному собору, N 370, писанный по благословению Лазаря Барановича, впоследствии принадлежал святителю Димитрию Ростовскому . Из означенных служебников многие содержат и статьи из требников, а некоторые представляют архиерейское служение. – Требников всех девять, два перг. конца XIV или начала XV в., четыре XV в., два XVI и один XVII в. Из них замечательны полнотою и некоторыми особенными статьями старшие перг. списки N 371 и 372. между собою сходные. N 373 и 374 – оба Сербского письма XV в., писаны в Афоне, на бомбицине, и преимущественно последний представляет довольно замечательных статей. N 375, 1481 г., со статьями из требника содержащий и все три службы или литургии православной Церкви, списан с Киприанова служебника и потребника; N 379, список правленый, служил оригиналом печатного издания требника 1658 г. – Значительно число и уставов, простирающееся до 26-ти. Из них три списка представляют церковный устав Студийский, несколько списков устава лавры Саввы Освящённого, Русских монастырей и соборных церквей. Старший список Студийского устава N 380, перг. XII в., кроме церковного устава содержит ещё устав монастырский, составленный патриархом Константинопольским Алексием XI в. |
| Летом 1395 года к Москве приблизилось войско Тамерлана. Митрополит Киприан объявил всенародный пост и благословил перенесение из Владимира в Москву крестным ходом чудотворной Владимирской иконы Божией Матери. Москва была чудесным образом спасена, и святитель Киприан установил ежегодное празднование сретения иконы 26 августа, основав на том месте церковь и Сретенский монастырь. Церковно-политическая программа святителя определялась принципом единства Русской Церкви, который он соблюдал до конца своей жизни. Он способствовал сплочению русских княжеств вокруг нового политического центра - Москвы - и повышению авторитета Московских князей, что сильно укрепило Русское государство. Огромен вклад святителя Киприана в книжное дело на Руси. Высокообразованный митрополит был усердным переписчиком, искусным переводчиком, редактором, одаренным писателем и реформатором литературного языка. Он уделял большое внимание “исправлением книжным”, стремясь внести порядок и единство в язык русской книжности и правописание. Он работал над совершенствованием церковного Устава и литургических текстов, саморучно переписал Псалтирь, Служебник, Требник, “Лествицу” Иоанна Лествичника. Он - автор жития святителя Петра и службы ему, а также поучений и посланий. Большая часть этих трудов проделана в подмосковной резиденции митрополита - селе Голенищеве, облюбованном им еще в первые годы его пребывания в Московском княжестве за тишину и безмятежность, к которым он так стремился. При святителе Киприане на Русском Севере было основано множество монастырей, развивалось церковное строительство, расписывались церкви по всей Руси. На его правление приходится русский период творчества Феофана Грека и начало творческого пути преподобного Андрея Рублева. При нем же была проведена реформа русского церковного пения и музыкальной нотации. С ним связывают и переход Руси с “мартовского” года на “сентябрьский”. Преуспевая в богоугодных подвигах, митрополит Киприан достиг глубокой старости и занемог, пребывая в своем селе Голенищеве. За четыре дня до кончины он написал прощальную грамоту, “многаго любомудрия и Божественнаго разума исполнену”, в которой прощал и благословлял всех верующих и сам просил у них прощения, завещая прочесть ее над его гробом перед народом. |
| Вопрос о редакциях и об авторстве славянских переводов Диатаксиса патриарха Филофея Коккина был впервые поставлен И. Д. Мансветовым . В монографии, посвященной литургической деятельности митрополита Киприана, Мансветов выделяет два славянских перевода Диатаксиса: перевод болгарского патриарха Евфимия Тырновского и перевод митрополита Киприана [Мансветов 1882: 21–23]. Изучив славянский перевод Диатаксиса из рукописи Син. 601, в которой имеется приписка о собственноручном написании этой книги митрополитом Киприаном, Мансветов пришел к выводу, что этот перевод близок к греческому тексту устава литургии, опубликованному Гоаром [Goar 1730: 47–49], но имеет отличия в количестве просфор на проскомидии и в ряде богослужебных указаний. Следует отметить, что у Гоара опубликован более поздний вариант устава литургии Филофея, соединенный с последованием литургии Иоанна Златоуста . Н. Ф. Красносельцев продолжил исследование славянского перевода Диатаксиса. Он нашел среди славянских рукописей Ватиканской библиотеки служебник-конволют Vat. slav. 14, содержащий устав Божественной литургии, записанный отдельно от текста литургии. Красносельцев опубликовал этот устав и выдвинул предположение, что он был переведен и составлен митрополитом Киприаном, проводившим реформу русского богослужения в конце XIV в. [Красносельцев 1885: 171–194]. Дальнейшая разработка вопроса о славянских переводах и авторстве Диатаксиса принадлежит А. М. Пентковскому. Он высказал мнение о том, что славянский перевод Диатаксиса в Vat. slav. 14, приписываемый Киприану, на самом деле был выполнен при митрополите Алексии. По мнению исследователя, существует два перевода Диатаксиса. Устав из Ватиканского кодекса, изданный Красносельцевым, – это перевод митрополита Алексия, поскольку он по некоторым особенностям – по наличию памяти митрополита Петра, направленности на богослужебные традиции Святой Софии Константинопольской и некоторым другим – близок к переводу Иерусалимского устава, выполненного Алексием для созданного им Чудова монастыря [Пентковский 1993: 225–231]. Перевод митрополита Киприана, по мнению А. М. Пентковского, находится в служебниках ГИМ, Син. 268 и Син. 326, поскольку они имеют южнославянские особенности в орфографии и текстуально близки к служебнику Евфимия Тырновского [Пентковский 1993: 231–234]. Атрибуция Киприану богослужебных текстов, связанных с переводческим кругом Евфимия Тырновского, давно стала в славистике общепринятой, и автор, ссылаясь на работы Й. Иванова [Иванов 1958: 25–79], О. А. Князевск ой, Е. В. Чешко [Князевская, Чешко 1980: 282–292], приписывает митрополиту Киприану правку текста в этих служебниках. Однако А. М. Пентковский использует для своих выводов только четыре источника (служебники Vat. slav. 14, Син. 601, Син. 268 и Син. 326), хотя списки славянского перевода этого устава очень распространены и исчисляются десятками. |
| Вопрос о редакциях и об авторстве славянского переводов Диатаксиса патриарха Филофея Коккина был впервые поставлен И. Д. Мансветовым . В монографии, посвященной литургической деятельности митрополита Киприана, Мансветов выделяет два славянских перевода Диатаксиса – перевод болгарского патриарха Евфимия Тырновского и перевод митрополита Киприана (Мансветов 1882:21–23). Изучив славянский перевод Диатаксиса из рукописи ГИМ, Син. 601, в которой имеется приписка о собственноручном написании этой книги митрополитом Киприаном, Мансветов пришел к выводу, что этот перевод близок к греческому тексту устава литургии, опубликованному Гоаром (Goar 1730:47–49), но имеет отличия в количестве просфор на проскомидии и в ряде богослужебных указаний. Следует отметить, что у Гоара опубликован более поздний вариант устава литургии вместе с последованием литургии Иоанна Златоуста , восходящий к версии Филофея. Н. Ф. Красносельцев продолжил исследование славянского перевода Диатаксиса. Он нашел среди славянских рукописей Ватиканской библиотеки служебник-конволют Vat. slav. 14, содержащий устав Божественной литургии, записанный отдельно от текста литургии. Красносельцев опубликовал этот устав и выдвинул предположение, что он был переведен и составлен митрополитом Киприаном, проводившем реформу русского богослужения в конце XIV в. (Красносельцев 1885:171–194). Дальнейшая разработка вопроса о славянских переводах и авторстве Диатаксиса принадлежит А. М. Пентковскому. Он высказал мнение о том, что славянский перевод Диатаксиса в Vat. slav. 14, приписываемый Киприану, на самом деле был выполнен при митрополите Алексии. По мнению исследователя, существует два перевода Диатаксиса. Устав из Ватиканского кодекса, изданный Красносельцевым, – это перевод митрополита Алексия, поскольку он по некоторым особенностям – по наличию памяти митрополита Петра, направленности на богослужебные традиции Святой Софии Константинопольской и некоторым другим – близок к переводу Иерусалимского устава, выполненного Алексием для созданного им Чудова монастыря (Пентковский 1993:225–231). Перевод митрополита Киприана, по мнению Пентковского, находится в служебниках ГИМ, Син. 268 и Син. 326, поскольку они имеют южнославянские особенности в орфографии и текстуально близки к служебнику Евфимия Тырновского (Пентковский 1993:231–234). Атрибуция Киприану богослужебных текстов, связанных с переводческим кругом Евфимия Тырновского, давно стала в славистике общепринятой и автор, ссылаясь на работы Й. Иванова (Иванов 1958:25–79), О. А. Князевск ой, Е. В. Чешко (Князевская, Чешко 1980:282–292), приписывает митрополиту Киприану правку текста в этих служебниках. Однако А. М. Пентковский использует для своих выводов только четыре источника (служебники Vat. slav. 14, ГИМ, Син. 601, Син. 268 и Син. 326), хотя списки славянского перевода этого устава очень распространены и исчисляются десятками. |
| Теперь перейдем к рассмотрению конкретных примеров таких суждений в его трудах. Для этого нами были выбраны три сочинения, которые в той или иной степени касаются вопросов богослужения, а значит и богослужебной практики, – «Евхаристия», «Литургика: гимнография и эортология» и «Православное пастырское служение» . В «Евхаристии» архим. Киприан оставил различные примечания относительно особенностей совершения проскомидии, которые присутствуют в русских Служебниках и отсутствуют, но соблюдаются в Восточных Церквах. Также он высказывается в отношении различий в практике вынимания поминальных частиц за проскомидией, указывая на предпочтительность греческой практики соструживания частиц с просфоры русской практике изъятия отдельных частиц. Архим. Киприан объясняет это практическими соображениями, а именно тем, что при большом количестве имен поминаемых количество частиц может оказаться слишком большим, и они будут занимать много места на дискосе. Также в данном сочинении можно найти размышления архим. Киприана в отношении практики поминовения всех верных и служащих священников. Вначале автор только констатирует это различие между практикой Греческих Церквей и Церкви Русской. Далее он говорит более предметно о тех различиях, которые в этих практиках имеются. По его мнению, неуместным является поминовение священнослужителями друг друга с указанием специальных чинов и рангов («протоиерейство твое, священноигуменство твое» и пр.), все это, по слова автора, «создает шум и разноголосицу […], совершенно не соответствующую святости момента» . Из тех же соображений некорректной, по мнению богослова, является практика хорового ответа молящимися «священство твое» или «архиерейство твое» предстоятелю на слова «всех вас, православных христиан». Помимо этого, архим. Киприан весьма пространно рассуждает об интерполированном в русские Служебники тропаре 3-го часа, получившего свое место в Эпиклезе литургий святителей Василия Великого и Иоанна Златоуста. Говоря об этой проблеме, он делает краткий экскурс в историю появления тропаря в составе Эпиклезы, представляя читателю основные гипотезы, которые по этому вопросу предлагались как в русской, так и в зарубежной литургике. Выводы, которые он делает, являются противоположными тогдашней почти повсеместной практике Русской Церкви. Введение и использование тропаря в составе эпиклетического моления определяется автором как неуместное. Чтение данного тропаря, по его мнению, «противоречит синтаксическому и богословскому смыслу Литургии» . |
| Таким образом речь может идти лишь о древности славяно-русского Фонда Патриаршей библиотеки, как известно, заключающего в себе очень почтенное количество рукописей пергаменного периода. Подпорки Саввы к гипотезе историографа касаются, очевидно, славянского Фонда библиотеки, но нельзя сказать, чтобы они являлись сколько-нибудь солидными и основательными. Во-первых, подлинных грамот великих князей на имя русских митрополитов в Патриаршей библиотеке нет, а имеются с них списки частью XVI в., в известном сборнике 276, широко использованном в Актах исторических, где он цитуется под старым 173. Во-вторых, если бы даже и были подлинники грамот, это говорило бы за древность Патриаршей библиотеки не больше, чем наличие в Воскресенском собрании того же книгохранилища Пандектов Антиоха XI в. и Цветной Триоди первой половины XII в., свидетельствует в пользу возникновения этого собрания не при патриархе Никоне (ранее и монастыря самого не было) во второй половине XVII в., а, скажем, в XII или XIII в. С именем митрополита Фотия в Патриаршей библиотеке связаны 16 поучений и завещание, но, находясь в составе Макариевских Миней, они решительно ничего не дают для укреплении гипотезы Карамзина. Не лучше обстоит дело в данном отношении и с митр. Киприаном. Служебник Патр. библ. 601, пергаменный, принадлежит XIV в., когда действовал этот митрополит; с л. 40 книги идет подпись: «служебник Киприана митрополита Московского и всея России, писан его рукою с греческого переводу в лета 6905». Но свидетельство это принадлежит 2-й половине XVII века, когда, в видах борьбы с старообрядчеством, усвоили и рукопись Патр. библ. 605 Антонию Римлянину, умершему в 1147 г., хотя книга имеет тератологический орнамент, обычный для XIV в., да и по письму не может принадлежать эпохе Антония. Продолжая мысль Саввы, можно указать на припись к 915, л. 1 «Книга Варлама митрополита», правившего русскою церковью с 1510, но 1522 гг., но и она говорит очень немного для древней истории патриаршего собрания. Эта книга – знаменитая Геннадиевская библия, сработанная в Новгороде, вероятно увезенная ее собственником в Чудов монастырь на Москве, куда удалился Геннадий с Новгородской архиепископии. |
| Цель данной статьи описать славянские переводы Диатаксиса Филофея Коккина на материале славянских служебников XIV-XV вв. и уточнить существующие положения по поводу авторства Алексия и Киприана. В результате коллаций 35 славянских списков устава Божественной литургии конца XIV–XV в., нами было установлено, что наряду со славянскими переводами Диатаксиса существуют также славянские переводы уставов, не связанных с Диатаксисом и восходящих к уставам, повидимому, предшествовавшим составлению Диатаксиса или сосуществовавшим параллельно с ним. Нами было выделено три редакции славянского перевода Диатаксиса, а также обнаружен ряд рукописей, имеющих особый устав Божественной литургии. Первая редакция Диатаксиса связана с деятельностью болгарского патриарха Евфимия Тырновского. Она известна в двух болгарских списках – Зографском свитке (Зограф., 1.г.12 кон. XIV в.) и Зографском служебнике (НБКМ, кон. XIV в.). В Зографском свитке имеется прямая атрибуция перевода Евфимию бжтвнааа слоужба стыхъ кур трьновскаго. Их нашел и издал в 1890 году П. А. Сырку (Сырку 1890:1–31). По мнению Н. Ф. Красносельцева , перевод Евфимия – это самый ранний славянский перевод Диатаксиса (Красносельцев 1889:35). Вторая редакция Диатаксиса не имеет прямой атрибуции какому-либо конкретному лицу, она известна в многочисленных сербских, а также в некоторых болгарских и русских служебниках. Назовем эту редакцию Афонской, поскольку устав этой редакции всегда соединяется с литургией Иоанна Златоуста Афонской редакции (Афанасьева 2006:262). Третья редакция Диатаксиса известна только в русских служебниках, в некоторых из которых имеется атрибуция перевода митрополиту Киприану. Эта редакция неустойчива по своему составу, с течением времени, она подвергалась то сокращениям, то интерполяциям. Именно она преобладает в русской рукописной традиции и вызывает дискуссии в вопросе об авторстве. Отметим, что все славянские редакции имеют расхождения с опубликованными греческими списками Диатаксиса, что может свидетельствовать об адаптации перевода к местным богослужебным традициям. Рассмотрим подробнее славянские редакции Диатаксиса и их греческие оригиналы по публикациям Н. Ф. Красносельцева и А. А. Дмитриевского . |
| в Студийском монастыре и послан в Россию, всего скорее мог быть Студийский. Но уже с XIII, а более с XIV столетия у нас, вероятно, начал входить в употребление устав святого Саввы Иерусалимского: по крайней мере, в библиотеках наших сохранились списки этого устава, один XIII и два XIV в., и кроме того, от XIV же века сохранился Часослов, заключающий в себе «службу нощную и дневную по Уставу преподобного отца нашего Саввы» . В самом начале XV столетия (в 1401 г.) приобретен был в Константинополе для России каким-то Афанасием еще список Иерусалимского устава, с которого в 1409 и 1428 гг. сняты были у нас две копии. Затем списаны такие же уставы в Троицко-Сергиевом монастыре (1429) в Твери (1438) ] и в Новгороде при владыке Евфимии ]. В списки устава XV в. уже внесены и так называемые Марковы главы, или правила иеромонаха Марка относительно Господских и Богородичных праздников . Из отдельных церковных чинопоследований, песней и молитв, перешедших тогда к нам из Греции в славянских переводах или у нас переведенных, известны следующие: 1) канон на исход души, творение Иоанна Евхаитского († 1100); 2) два канона Григория Синаита († около 1310 г.): а) канон умилительный к Господу Иисусу Христу и б) канон святым отцам, помещенный в собственноручной Псалтири митрополита нашего Киприана ]; 3) акафисты, или «икосы, подобнии акафисту», Константинопольского патриарха Исидора (1347–1349): а) акафист архистратигу Михаилу, б) акафист святому Иоанну Предтече и в) акафист святителю Николаю Чудотворцу; 4) каноны Константинопольского патриарха Филофея (1354, 1362–1376): а) канон молебный Господу Иисусу во время междоусобной брани, переведенный митрополитом нашим Киприаном, б) канон к Господу Иисусу и Его Пречистой Матери «на поганыя», переведенный также Киприаном; 5) молитва особая Святому Духу в день Пресвятой Троицы того же патриарха Филофея, помещенная в Служебнике митрополита Киприана Очень вероятно, что вместе с тем сделались у нас известными в славянском переводе и некоторые другие каноны и молитвы этого знаменитого патриарха . |
| В то же время на Святую Гору прибывало все больше монахов из Руси. Уже в начале XI века русские имели на Афоне свой монастырь Ксилургу с храмом в честь Успения Божией Матери. Но все равно, в тот период времени значительное число русских монахов были насельниками греческих обителей, а также славянских, в первую очередь, сербского монастыря Хиландар . В 1169 году русские монахи поселились в «монастыре Фессалоникийца», который получил название «Русика». Однако уже во второй половине XIV века связи Афона с Россией пришли в упадок, причиной которого являлись татаро-монгольское иго и не прекращавшиеся междоусобицы русских князей. В этой обстановке на исторической сцене появилась фигура митрополита Киприана. Будущий московский святитель, родом болгарин, удалился на Святую Гору, чтобы пройти высшую школу подвижничества. Прибыв на Афон во время расцвета славяно-сербской письменности, он ознакомился со многими произведениями богословского и аскетического содержания и много трудился над переводами. Здесь он обогатил свой ум и сердце теми сведениями, которые впоследствии помогли ему в деле архипастырского служения на Руси. Оказавшись на митрополичьей кафедре в Москве, Киприан стал одним из главных ревнителей укрепления общеправославных церковных традиций. Будучи выдающимся знатоком православного богослужения, он начал активную деятельность по исправлению и приведению к единству богослужебной практики в Русской Церкви. Митрополит Киприан собственноручно переписал такие богослужебные и вероучительные книги, как Псалтирь, Служебник, Требник, «Лествица» преподобного Иоанна Синайского, сочинения священномученика Дионисия Ареопагита; принес в Россию толкование на Евангелие св. Феофилакта Болгарского; утвердил почитание святителя Григория Паламы во вторую Неделю Великого поста. Пребывание митрополита Киприана на Московской кафедре неразрывно связано с так называемым «вторым южнославянским влиянием», которое, в сущности, было влиянием афонским. Так, его духовной основой стало исихастское движение, получившее богословское объяснение в трудах святителя Григория Паламы, архиепископа Фессалоникийского. Влияние исихазма на русскую святость трудно переоценить. Действительно, на Руси уже в конце XIV века образовалась целая школа подвижничества, ставившая во главу угла умное делание и созерцательный подвиг. Высшей целью подвижнической жизни ее представители считали спасение души через достижение Богообщения и соединения человека с Богом. Наиболее яркими последователями этой духовной традиции были великие святые, без которых невозможно сегодня представить себе Русь и Россию — преподобный Сергий Радонежский и его ученики. Примечательно, что существовала глубокая духовная связь между представителем афонской исихастской традиции — святителем Киприаном и представителем русского исихазма — Сергием Радонежским. Как известно, они состояли в переписке и между ними была духовная связь. |
| Кроме того, по свидетельству архимандрита Киприана, в Литургическом Богословии мы обращаемся не только к текстам церковных служб, чинопоследованиям Таинств, но и к иконе, иконографическим композициям, потому что иконы, иконостас, образы, которые мы видим в наших храмах, – это тоже неотъемлемая составляющая часть нашей богослужебной жизни. Также Литургическое Богословие изучает и богослужебный круг церковных праздников, историю их происхождения; здесь даже существует своя особая наука – эортология. И все это – и чинопоследования богослужения, и связанные с ними богослужебные идеи, и история формирования церковного богослужебного круга, – по мысли архимандрита Киприана, должно изучаться Литургическим Богословием в исторической перспективе. У нас часто бытует мнение, что святитель Василий Великий составил свою Литургию в IV веке уже в том самом виде, в каком она напечатана в наших сегодняшних современных Служебниках; и как он составил ее тогда, так мы с тех пор без всяких изменений ее и служим. Это отчасти верно, а отчасти неверно. Потому что центральная часть Литургии – в просторечии именуемая «Евхаристическим каноном» молитва Анафоры, – безусловно, дошла до нас с тех самых времен. А многие другие части богослужения Церковью установлены гораздо позднее. Например, когда мы приходим в храм, на Литургию, мы слышим первые песнопения, которые звучат вслед за ее начальным возгласом; «Благослови, душе моя. Господа…» и «Хвали…», – это древние тексты библейских 102-го и 145-го псалмов, но вошли они в богослужение Таинства Евхаристии гораздо позднее, чем составил молитвы своей Литургии святитель Василий; в Константинопольском чине за Литургией они поются начиная с IX века. Наш чин Исповеди, который сегодня совершается в наших храмах, сформировался в XVII веке. То есть древнейшие основания, нейтральные моменты богослужения Таинств существовали в Церкви изначально, но за многие-многие столетия все эти чины, чинопоследования (не их духовное наполнение, а та форма, в которую это духовное содержание облечено) очень изменились. |
|
|
