| Читайте также: Памяти Ивана Денисовича. К 55-летию со дня публикации И вот тут мы выходим на очень актуальную ныне тему. В контекста споров о коллективной вине часто звучат обвинения в рабской психологии, причем не конкретных людей даже, а всего российского народа. Дескать, века крепостничества сформировали некий паттерн поведения, усваиваемый с молоком матери. Не давая сейчас моральной оценки таким заявлениям, замечу, что здесь смешиваются совершенно разные вещи. А еще точнее, здесь само понятие «рабской психологии» размывается столь широко, что его можно подверстать к чему угодно. Вот Иван Денисович. У него рабская психология или не рабская? А это смотря какое использовать определение. Если считать рабами всех, кто не встал грудью против системы, то да, конечно, тогда Иван Денисович идеальный раб. Он же делает именно то, чего от раба требуется: выполняет порученную работу, причем отлично выполняет (потому что не приучен халтурить). Он не бунтует, не впадает в депрессию (которая понизила бы его ценность как работника). Но тогда рабы — большинство населения во всех странах мира. Героических борцов, способных жизнь свою посвятить героической борьбе, всюду считанные проценты. И опять же — речь не только о борьбе с властью, но и о борьбе в широком смысле слова. Со своим окружением, со своими невыносимыми обстоятельствами, со своими страстями, наконец. Но можно определять рабскую психологию иначе — если исходить не из внешних реалий, а из внутренних мотиваций. И тогда раб — это не каждый, кто предпочел смириться с обстоятельствами, а только тот, кто при этом качественно изменился внутренне. Кто перестал различать добро и зло, кто стал стопроцентным эгоистом, кто попал в отношения созависимости с теми, кто им помыкает. О таких писал Некрасов: «Люди холопского звания — сущие псы иногда. Чем тяжелей наказания, тем им милей господа». И девиз «умри ты сегодня, а я завтра» — это как раз про них. Такие герои показаны и в повести Солженицына, но это вовсе не Иван Денисович. А, например, его однобригадник Фетюков, бывший большой начальник, а ныне — «шакал», готовый унижаться за любой окурочек. |
| Иван Денисович — хороший пример такого «пассивного сопротивления». Он не борец с советской властью, он не хочет геройски погибнуть от мороза в штрафном изоляторе или от пуль конвоя. Он хочет вернуться к своей семье, он любит жизнь, даже такую, лагерную. И потому приспосабливается к системе. Знает, как спрятать хлебную пайку, чтобы не украли. Знает, как подработать в среде других заключенных (кому-то сшить тапочки, кому-то занять очередь на получение посылок). Умеет ладить с людьми. Но у него есть «красные линии». Он не будет вылизывать чужие миски, не будет «шакалить», не будет доносить. Он за восемь лет лагерей не опустился, не сломался. Согнулся — да, но не сломался. Он не утратил способности сострадать людям, он не принял душой известный принцип криминального мира «умри ты сегодня, а я завтра». У него сохранилось чувство собственного достоинства. Рабская психология? Мы говорим о повести Солженицына — и не можем игнорировать контекст, не столько политический даже, сколько идейный. Солженицын — глубокий мыслитель, о нем не умолкают споры и вряд ли когда-нибудь умолкнут. Но оборотная сторона этого — фигура Солженицына-мыслителя, Солженицына-идеолога заслоняет от нас Солженицына-писателя. А как писателя его волновали вещи гораздо более экзистенциальные (а точнее, духовные), нежели конкретно СССР, ГУЛАГ, марксизм-ленинизм и так далее. Писатель, с какой бы фактурой он ни работал, каких бы взглядов ни придерживался, всегда в конечном счете говорит о человеческой душе, о том общем, что присуще всем, — в любые времена, в любых странах. Вот и на «Один день Ивана Денисовича» я смотрю так же. Повесть эта — не только и даже не столько обличение ужасов советской власти. Мне важнее, что она о том, как приспосабливается человек к тяжелым обстоятельствам. В случае Ивана Денисовича тяжелые обстоятельства — это сталинские лагеря, но Иван Денисович из повести — образ человека вообще. И лагерь из повести — тоже образ тяжелых обстоятельств вообще. У Достоевского в «Преступлении и наказании» Раскольников думает: «Ко всему-то подлец-человек привыкает!» А Солженицын ставит вопрос иначе: если ко всему привыкает, то всегда ли становится подлецом? И категорически отвечает: нет. Иван Денисович не подлец. Именно потому, что для него есть внутренние барьеры, те самые «красные линии». |
| " Солженицын - это целая эпоха. Масштаб его как человека, писателя и публициста уникален. Многие буквально воспитывались на его книгах. Как к нему ни относись, нельзя не признать, что он всегда обладал твердой гражданской и патриотической позицией. Огромное уважение вызывает тот факт, что в отличие от многих диссидентов он хотел и сумел вернуться в Россию. И в этом я вижу выражение его безусловной любви к Родине " , - сказал священник. " Мое знакомство с творчеством А.И. Солженицына началось с " Одного дня Ивана Денисовича " . А потом были и " Раковый корпус " , и " Архипелаг ГУЛАГ " … " , - рассказал батюшка. " Очень горько, что его голос не был толком расслышан в новой России " , - добавил отец Андрей.http://clck.ru/EsY5xИ совсем неинтересно, модернист этот священник или нет, правда? Или Вы проверили?не волнуйтесь. Хорошо, не буду. И Вам желаю успокоиться, а то столько материала перелопатили, стоит ли оно того. Время само все расставит на свои места. И всех. 83. Re: О литературной ценности творений Солженицына История отношений Козырева и Солженицына восходит к 1963 году. Тот год был памятным — в свет вышла первая правдивая книга о сталинской эпохе «Один день Ивана Денисовича». Автор книги был знаком с московским писателем О. В. Волковым — многолетним соловецким узником и сибирским ссыльным. Московская квартира Волковых и стала тем местом, где мои родители впервые познакомились с рязанским учителем физики Александром Исаевичем Солженицыным. Памятью об этой встрече стала хранящаяся в нашей семье книга «Один день Ивана Денисовича» с надписью: «Николаю Александровичу Козыреву — восхищаясь его мужеством и преклоняясь перед его трудом. 7 июля 1963 года. А. Солженицын». На титульном листе книги портрет писателя. Пережитая трагедия и несклонившийся дух читаются во вдумчивых глазах и на изможденном лице этого человека. Однако мой отец увидел совсем другого Солженицына — энергичного, излучающего живительную силу и интересующегося всем, что происходит в мире. Взаимная симпатия сразу же соединила этих людей. |
| Конечно, и до А.И. Солженицына было известно, что творится в советской России. Но до его опыта воспоминания-прозрения, ставшего подвигом, как замечает С.И. Зайденберг , это знание не вмещалось в голову, не входило в память. До его книг в памяти народа этого не было. И поэтому этот простой опыт воспоминания должен был стать разрушительным для всей той системы, которая построила себя на культивировании беспамятства. После реабилитации писатель поехал в Рязань, где устроился работать школьным учителем математики. Помимо учительства он по-прежнему много пишет. Это строго подпольное, тщательно законспирированное писательство: «…если бы нагрянули, то смерть, ничто меньшее не ждало меня при нашей безвестности и незащищённости» . Обнаружиться А.И. Солженицын решился только в ноябре 1961 г. К этому подтолкнул его XXII съезд партии, на котором Н.С. Хрущёв предпринял яростную атаку на сталинизм, также на этом съезде хорошо выступил А.Т. Твардовский с ноткой, что давно можно печатать смелее и свободнее, а «мы не используем». Александр Исаевич говорит об этом моменте: «Нельзя было ошибиться! Нельзя было высунуться прежде времени. Но и пропустить редкого мига тоже было нельзя» . Он передаёт рукопись облегчённого «Щ-854» («Один день Ивана Денисовича») в журнал «Новый мир». После долгих утверждений рассказа сначала у А.Т. Твардовского, затем у самого Н.С. Хрущёва, «Ивана Денисовича» всё же печатают в 1962 г. в одиннадцатом номере журнала . В этом рассказе на примере одного дня показан не только лагерный быт, но и способ жизни в лагере, когда через смирение и терпение мужик Иван Шухов духовно преодолевает сталинский режим. Через один день, как (по удачному выражению Жоржа Нива) через математическую точку, происходит вход во всё лагерное пространство, которое более ёмко будет показано впоследствии. С «Одного дня Ивана Денисовича» начинается внезапная и стремительная литературная слава А.И. Солженицына. Его многие рады видеть, даже на пленуме ЦК, и готовы печатать. Писатель, понимая, что эту счастливую возможность и славу нужно использовать, чтобы сказать главное, пишет непомерно много сразу – четыре больших вещи: он собирает материалы к «Архипелагу ГУЛаг» («на всю страну меня объявили зэкам, и зэки несли и рассказывали» ), к роману о революции семнадцатого года (будущее «Красное колесо»), начинает «Раковый корпус» и выбирает главы из «Круга первого» для неожиданной когда-нибудь публикации. Однако «новомирцы» постепенно к писателю Солженицыну испытывают всё большую настороженность. Интерес к тюремной теме ослабевает, она, по их мнению, «перепахана». Поступает отказ печатать «Раковый корпус» – «символом пахнет, но даже и больше символа – само по себе страшно, не может пройти» . |
| Запрет снят запиской Идеологического отдела ЦК КПСС от 31 декабря 1988 г. С 1990 г. «Один день Ивана Денисовича» снова издаётся на родине. В 1971 г. по «Одному дню Ивана Денисовича» снят англо-норвежский фильм (режиссёр Каспер Вреде, в роли Шухова Том Кортни). Впервые А. С. смог посмотреть его только в 1974 г. Выступая по французскому телевидению (9 марта 1976 г.), на вопрос ведущего об этом фильме ответил: «Я должен сказать, что режиссёры и актёры этого фильма подошли очень честно к задаче, и с большим проникновением, они ведь сами не испытывали этого, не пережили, но смогли угадать это щемящее настроение и смогли передать этот замедленный темп, который наполняет жизнь такого заключённого 10 лет, иногда 25, если, как часто бывает, он не умрёт раньше. Ну, совсем небольшие упрёки можно сделать оформлению, это большей частью там, где западное воображение просто уже не может представить деталей такой жизни. Например, для нашего глаза, для моего или если бы мои друзья могли это видеть, бывшие зэки (увидят ли они когда-нибудь этот фильм?), – для нашего глаза телогрейки слишком чистые, не рваные; потом, почти все актёры, в общем, плотные мужчины, а ведь там в лагере люди на самой грани смерти, у них вваленные щёки, сил уже нет. По фильму, в бараке так тепло, что вот сидит там латыш с голыми ногами, руками, – это невозможно, замёрзнешь. Ну, это мелкие замечания, а в общем я, надо сказать, удивляюсь, как авторы фильма могли так понять и искренней душой попробовали передать западному зрителю наши страдания». День, описанный в рассказе, приходится на январь 1951 г. … Шухов … – «Много бывало заключённых вокруг меня, я мог вспомнить многие десятки людей, которых я хорошо очень знал, и сотни, – говорил А. С. в телеинтервью с Никитой Струве (март 1976 г.). – Вдруг, почему-то, стал тип Ивана Денисовича складываться неожиданным образом. Начиная с фамилии – Шухов, – влезла в меня без всякого выбора, я не выбирал её, а это была фамилия одного моего солдата в батарее, во время войны. Потом вместе с этой фамилией его лицо, и немножко его реальности, из какой он местности, каким языком он говорил. Вдруг, почему-то, вот этот рядовой солдат батареи советско-германской войны вдруг стал идти в повесть, хотя он не был заключённым. Ну конечно, он был таким же рядовым, только в других условиях. Это был очень милый, славный вот такой пожилой солдат. Но я никогда не думал, что буду о нём писать. И вдруг он сюда полез сам, а его лагерная биография и его лагерное поведение – это уже было не его, а собирательное от многих заключённых. Впрочем, и там есть автобиографичность, конечно: я не мог бы его описать так, если б не был сам простым каменщиком в лагере. Смысл понимания работы самой – его трудно набраться от другого понаслышке. Я пишу крестьянина, с его крестьянской хваткой, и хваткой зэка, однако что-то такое от собственного опыта обязательно вкладывается, оно вкладывается в кого угодно». |
| Или настаивали встретиться со мной и рассказать, и я стал встречаться. Все просили меня, автора первой лагерной повести, писать ещё, ещё, описать весь этот лагерный мир. Они не знали моего замысла и не знали, сколько у меня уже написано, но несли и несли мне недостающий материал». «И так я собрал неописуемый материал, который в Советском Союзе и собрать нельзя, – только благодаря „Ивану Денисовичу“, – подытожил А. С. в радиоинтервью для Би-би-си 8 июня 1982 г. – Так что он стал как пьедесталом для „Архипелага ГУЛАГа“». В декабре 1963 г. «Один день Ивана Денисовича» был выдвинут на Ленинскую премию редколлегией «Нового мира» и Центральным государственным архивом литературы и искусства. По сообщению «Правды» (19 февраля 1964 г.), отобран «для дальнейшего обсуждения». Затем включён в список для тайного голосования. Премию не получил. Лауреатами в области литературы, журналистики и публицистики стали Олесь Гончар за роман «Тронка» и Василий Песков за книгу «Шаги по росе» («Правда», 22 апреля 1964 г.). «Уже тогда, в апреле 1964, в Москве поговаривали, что эта история с голосованием была „репетицией путча“ против Никиты: удастся или не удастся аппарату отвести книгу, одобренную Самим? За 40 лет на это никогда не смелели. Но вот осмелели – и удалось. Это обнадёживало их, что и Сам-то не крепок». Со второй половины 60-х «Один день Ивана Денисовича» изымался из обращения в СССР вместе с другими публикациями А. С. Окончательный запрет на них введён распоряжением Главного управления по охране государственных тайн в печати, согласованным с ЦК КПСС, от 28 января 1974 г. В специально посвящённом А. С. приказе Главлита от 14 февраля 1974 г. перечислены подлежащие изъятию из библиотек общественного пользования номера журнала «Новый мир» с произведениями писателя 1962; 7, 1963; 1966) и отдельные издания «Одного дня Ивана Денисовича», включая перевод на эстонский язык и книгу «для слепых». Приказ снабжён примечанием: «Изъятию подлежат также иностранные издания (в том числе газеты и журналы) с произведениями указанного автора». |
| Картина выйдет к концу 2018 года 24 апреля. ПРАВМИР. Режиссер Глеб Панфилов снимет фильм «Один день Ивана Денисовича» по книге Александра Солженицына, сообщила журналистам вдова писателя Наталья Солженицына. «О чем я думаю с большой надеждой – это о фильме «Один день Ивана Денисовича», который собирается снимать замечательный режиссер Глеб Панфилов, произведения которого я очень люблю. Надо, чтобы это делалось у нас на родине, с русским типажом и русским пониманием той трагедии, через которую страна прошла. То, что это будет делать Панфилов, меня очень радует», – цитирует Солженицыну Интерфакс . Вдова писателя отметила, что работа над картиной начнется в ближайшее время. Предполагается, что ее выпустят к концу 2018 года. Сама Солженицына работает над 20-м томом сочинений писателя, всего же планируется издать 30 томов. Панфилов уже снял сериал по роману Солженицына «В круге первом». Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 2 октября, 2015 11 октября, 2016 13 апреля, 2017 8 февраля, 2024 6 февраля, 2024 25 января, 2024 1 января, 2024 16 декабря, 2023 7 ноября, 2023 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru Телефон: +7 929 952 59 99 Чтобы связаться с редакцией или сообщить обо всех замеченных ошибках, воспользуйтесь формой обратной связи . Републикация материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) возможна только с письменного разрешения редакции. Мнение авторов статей портала может не совпадать с позицией редакции. Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе Правмиру нужна ваша помощь Помогите нам быть вместе |
| — Гуляешь по парку, Осип Ильич? — насмешливо спросил барин. — Нет, барин, не гуляю… Ищу барышнину Амишку… Куда-то забежала… — Нашел место искать! Разве собачонка в такую глушь побежит? — А вы-то, батюшка-барин, зачем сюда пожаловали? — удивленно спросил Осип. — Охочусь… отрывисто ответил хозяин. — Охотитесь? — переспросил слуга недоумевая. — За какой же дичью? — За перепелами, раздраженно ответил Иван Денисыч. — Не слыхивал отродясь, чтобы у нас в парке перепела водились. Это вас, барин, обманули… — Ты, Ильич, всегда слышишь то, что не следует, а под носом ничего не знаешь, сердито возразил Иван Денисович. — Конечно, может, и налетели… Я стар, запамятовал… Что ж, охотьтесь себе… Ни пуха, ни пера… Так всегда говорят охотнику, чтоб было прибыльно. На мгновение наступило тягостное молчание. Затем оба встретившиеся разошлись в разные стороны. Пройдя несколько шагов, они, точно по команде, разом остановились, обернулись и пристально посмотрели друг на друга; на лице старика выражалось недоумение, а на лице барина — страх; они как будто хотели что-то сказать, что-то спросить, но, раздумав, снова разошлись. Отойдя несколько шагов, они опять обернулись, опять остановились в нерешительности и снова пошли… Когда они были уже довольно далеко друг от друга, они, повернувшись, долго выглядывали из-за деревьев, наблюдая один за другим и стараясь скрыть друг от друга такое выслеживание. Вечером Иван Денисович был в духе, позвал к себе Осипа и заговорил ласково: — Что же, Ильич, нашел ты давеча тетушкину собаку? — Сама прибежала, барин — батюшка! — И как это ты, старик, не боишься в парк ходить?! — Чего ж бояться-то? — Скверное место… Что-то там происходит страшное, особенно около розовой беседки… Я сам видел… — Пустое, барин, — не верьте! — перебил старик речь хозяина: — это вам причудилось… — Ты, Осип Ильич, ничего не понимаешь. В природе есть много необъяснимого… — А я вот пойду да и объясню. Чего такого нельзя объяснить?.. Всё можно объяснить. Иван Денисович привскочил с кресла, на котором сидел, и проговорил дрожащим голосом, изменившись в лице: |
| Степан Денисович снял очки и положил их на газету. Потом ухватил бороду и засосал губами, но это была озабоченность гостеприимная и чуточку ироническая. В дверях хаты стоял Ванька старший, ухватился обеими руками за притолоку и улыбнулся. Под одной его рукой прошмыгнул в хату Васька, а из-под другой руки, опершись на колени ручонками, выглядывала румяная Маруся и щурила на меня глазенки. Через пять минут мы расположились за большим столом на лавках. На столе не было скатерти, но стол блестел чистотой натурального дерева. Залезая за стол, я не мог удержаться и любовно провел рукой по его приятной белизне. Степан Денисович заметил это движение и сказал? – Вам нравится? Я тоже люблю некрашеный стол. Это настоящее дело, природное, тут никого нельзя надуть. А скатерть, бывает и так, нарочно покупают серенькую, чтобы не видно было, если припачкается. А здесь чистота без всяких разговоров. Дома Степан Денисович был новый, более уверенный и веселый, лицо у него вольнее играло мускулами, и он почти не сосал свой таинственный леденец. Возле печи, занавешенной белой занавеской, стояли Ванька старший, Витька, Семен и Ванюшка – вся первая бригада – и, улыбаясь, слушали отца. В комнату шумно влетела семилетняя Люба – самая смуглая из Веткиных, у нее лицо почти оливкового оттенка. В отличие от прочих ее шея украшена ожерельем из красных ягод растения, называемого в наших местах глодом. Люба вскрикнула: – Ой, опоздала, опоздала! Ванюшка, давай! Кареглазый, суровый Ванюшка присел у нижней полки шкафчика и размеренно начал подавать Любе сначала корзину с нарезанным хлебом, потом глубокие тарелки, потом несколько ножей, две солонки и алюминиевые чайные ложки. Сестра отвечала неприступному спокойствию Ванюшки самым горячим движением вокруг стола, отчего по комнате прошел какой-то особенно милый и теплый ветерок. Пока Люба и Ванюшка накрывали на стол, Ванька старший и Витька вытащили из-под спального помоста два маленьких «козлика» и уложили на них широкую доску, такую же чистую, как и стол. Рядом с помостом, таким образом, протянулся длинный походный столик, и на нем немедленно стали тарелки, принесенные бурным вихрем оливковой Любы. Не успел я оглянуться, как за этим столиком собралась компания: Маруся, Вера, Гриша, Катя и Петька – вся семейная «мелочь» в полном составе. Каждый из них приволок с собой и мебель. Маруся выкатила из-под помоста круглый чурбачок. Близнецы Катя и Петька, кажется, пришли из другой комнаты. Они вошли серьезные и даже озабоченные, и оба прижимали к седалищным местам крошечные сосновые табуреточки. Эти явились в совершенно оборудованном состоянии. Так, не отрывая от собственных тел табуреточек, они и протискались за импровизированный стол и, как только уселись, затихли в серьезном ожидании. |
| И часом спустя пробил их второй жарок – тот, от которого пот высыхает. В ноги их мороз не брал, это главное, а остальное ничто, ни ветерок лёгкий, потягивающий – не могли их мыслей отвлечь от кладки. – В пересказе А. С. Берзер дошло до А. С., как Хрущёв «хорошо слушал» чтение «Одного дня Ивана Денисовича»: «Всё было одобрено до конца, и особенно понравилась, конечно, сцена труда, „как Иван Денисович раствор бережёт“ (это Хрущёв потом и на кремлёвской встрече говорил)». На кремлёвской встрече 17 декабря 1962 г. А. С. записал среди прочего фразу Хрущёва: «Но как Иван Денисович раствор сохранял – это меня тронуло». Лакшин в статье «Иван Денисович, его друзья и недруги» («Новый мир». 1964. тоже восхитился тем, как Шухов кладёт стену: «Уж и когда, не запомню, читали мы в нашей прозе такое поэтическое и одухотворённое описание простого рабочего труда; автор так окунает нас в его ритм и лад, что, кажется, сам чувствуешь напряжение всех мышц, и тяжесть, и утомление, и дружный азарт работы». Тюремный товарищ А. С., Дмитрий Панин, напротив, яростно упрекал его за то, что позволил Ивану Денисовичу самозабвенно отдаться рабскому труду. В ответ А. С. написал: «Как же Ивану Денисовичу выжить десять лет, денно и нощно только проклиная свой труд? Ведь это он на первом же кронштейне удавиться должен! такова природа человека, что иногда даже горькая проклятая работа делается им с каким-то непонятным лихим азартом. Проработав два года и сам руками, я на себе испытал это странное свойство: вдруг увлечься работой самой по себе, независимо от того, что она рабская и ничего тебе не обещает. Эти странные минуты испытал я и на каменной кладке (иначе б не написал), и в литейном деле, и в плотницкой и даже в задоре разбивания старого чугуна кувалдой. Так Ивану-то Денисовичу можно разрешить не всегда тяготиться своим неизбежным трудом, не всегда его ненавидеть?» …из заказника лес привозили в шесть саженей. – Сажень равна 2,1336 метра. Значит, речь о брёвнах длиною под 13 метров. – Например, пенсне на корабельной снасти повисло, помните? Или коляска по лестнице – катится, катится. |
|
|
