| Иоасафа Белгородского и школы с приютом. Во время освящения Н. крестил ок. 1 тыс. чел. из числа прибывших на торжество коряков. Собравшиеся обратились к камчатскому губернатору с просьбой переименовать сел. Тиличики в Иоасафовское (прошение было удовлетворено, прежнее название возвращено в 1930). В течение 5 лет в Камчатской обл. было построено 7 новых церквей и открыто 8 школ. В Раковой бухте, близ Петропавловского порта (ныне Петропавловск-Камчатский), была создана колония для больных проказой с храмом во имя св. Иова Многострадального. Деревянные церковные и школьные здания для миссии доставлялись в разобранном виде пароходами из Владивостока на Камчатку и собирались на месте. Строительство и обустройство церквей, школ, аптечных пунктов, приютов для детей кочующих оленеводов проводились за счет средств, собранных Камчатским братством. С 1910 г. в братство поступило более 185 тыс. р., не считая денег, присланных различными лицами и учреждениями непосредственно, помимо совета братства, в распоряжение Н., а также многочисленных пожертвований (вещи, иконы, церковная утварь, брошюры, листки и книги религиозно-нравственного содержания, одежда и др. предметы на общую сумму ок. 100 тыс. р.). Отделы братства были созданы в С.-Петербурге, Москве, Киеве, Перми и Петропавловском порту. Прибывшие по призыву Н. на Камчатку сестры милосердия (первыми были: настоятельница Пермской Мариинской общины Красного Креста А. М. Урусова, А. А. Кашина и М. Г. Волкова-Жукова) помогали школьным учителям, обучали местное население шитью, кройке, приготовлению горячей пищи, прививали навыки гигиены, проводили культурно-просветительскую работу, нередко заменяли врачей, ухаживали за неизлечимыми больными в лепрозории. Имя начальника Камчатской миссии стало широко известно в стране, его миссионерская деятельность в печати справедливо называлась апостольской, а сам Н. нередко именовался в публикациях «апостолом Камчатки». В февр. 1914 г. Н. председательствовал на I Камчатском миссионерском съезде в сел. |
| Свергнут глава русского правительства, свергнут в момент, без разговоров, без рассуждений. Это такой вызов русскому народу, такая пощечина молодому русскому парламентаризму, такой плевок в глаза, от которого Россия, покачнувшись, не может не схватиться за сердце. Но за слугой мы должны видеть господина. Двадцатилетний еврей социал-революционер – только исполнитель приговора еврейства и социализма. Вот они, полувековые смертельные враги, распинатели государственных людей – по старомосковскому – «служилых людей», издевающиеся над всем русским старым, новым и будущим. До 1-го марта и во время 1-го марта они говорили, что злодействуют потому, что нет конституции; но вот конституция дана, и они злодействуют при ней, как злодействовали все время между 1-м марта 1881 и между 1 сентября 1911 года. Теперь будут все пытаться свалить на «режим» 3-й думы... Им не такой или иной Думы нужно, им нужен не парламентаризм, а исполнение собственной мечты, зародившейся в парижских и женевской конспирациях. Россия для них, – да и не Россия одна, а все западноевропейские страны – tabula rasa, чистый лист бумаги, где эти маньяки и злодеи чертят свои сумасшедшие воздушные замки…Могильною тучею задернулась наша земля. Много будет слез, много теперь уже слез», – писало «Новое Время». «Итак, еще одна жертва, еще один верный слуга Царя и Родины погиб в тот момент, когда Родина особенно нуждалась в его твердой руке, когда не разошлись еще тучи на юго-западе, вызванные настойчиво и твердо проведенным законом о земстве на началах господства русского племени пред инородческим, когда особенно сгустилась политическая атмосфера на северо-западе, в Финляндии вследствие выделения из состава Выборгской губернии ближайших к Петербургу двух приходов. Кровавое безумие опять охватывает врагов государственного порядка, недавно снова сплотившихся на революционном съезде за границей. Стыдно и больно за это нравственное одичание хотя бы и незначительнейшей части нашего общества, у которой, однако не сходят с уст громкие фразы о нравственности, свободе, о праве во имя, которого они будто бы выступают… О безвременно погибшем П.А. |
| – «Дурак, – рассердился было я, – где же тут по оврагу пройти, тут ничего от взвода не останется, когда добежим до места! Наши же перестреляют всех нас, видишь, по оврагу лупят залпами...» В это время стрелки 1-го взвода рядами выбегают ко мне. Взводный унтер-офицер их подгоняет сзади. Бледные все, лица у всех растерянные, испуганно жмутся друг к другу и сбиваются в кучу возле меня. Я быстро осматриваю положение редута. «Придется бежать по горе на виду у неприятеля, – соображаю я, – делать нечего, надо бежать». Взбегаю на скат. «За мной, – кричу – ребята!» Оборачиваюсь, солдаты топчутся на одном месте нерешительно. Я приостанавливаюсь. – «Ну, взводный, вперед, бегом, – подталкиваю я взводного унтер-офицера, – вперед, ребята, а я за вами, место знаете, на правом фланге на склоне редута за камнями?» – «Так точно, знаем», – отвечает взводный унтер-офицер. – «Ну, с Богом, бегом!» – крикнул я. Стрелки, согнувшись, быстро побежали один за другим. Японцы увидели и открыли страшный ружейный огонь по бегущим. Я пропустил весь взвод. Остается один высокий стрелок. – «Ты что? " – кричу я. – «Я назначен быть при вас, ваше благородие», – отвечает он. Я вбегаю на гору и мчусь во весь опор за взводом. Пули свистят со всех сторон. Путь мне пересекает небольшой длинный и узкий овраг. Я с разбега прыгаю в него. Даю себе немного передохнуть. Стрелок со мною. Снова выскакиваю и бегу дальше. Вижу кругом идет страшный бой. Японцы густыми цепями лезут на гласис редута 1. У входа в овраг между редутами густая колонна их. Заметили меня со взводом на горе. Пули чаще свистят мимо головы и ушей. Мчусь во весь дух. Вижу, взвод мой уже перескочил проволочную преграду, уже за камнями на склоне возле противника, залегли уже и открыли частый и убийственный огонь по японцам. Колонна врагов попала под страшный перекрестный ружейный огонь наш. Мои стрелы метко бьют их с их правого фланга, с 1 редута бьют их с их левого фланга, через овраг бьют их залпами в лоб. Японцы смешались и растерялись. Целыми грудами падают они ранеными и убитыми; густая колонна их на глазах редеет, а огонь ружейный наш доходит до невозможного, бешеного какого-то напряжения. |
| Я как сквозь сон вижу его и не слышу, что он мне говорит. Оказывается, снаряд врага попал в самый край ямы над моей головой. Удар настолько был силен, что я потерял сознание. Понемногу начинаю приходить в себя. Голова трещит вся. Снова пробую приподнять голову и снова опускаю ее: не могу, от боли кричу и закрываю глаза. – «Ваше благородие, вы живы?» – чуть-чуть, слышу я обращение стрелка моего ко мне. Я открываю глаза. – «Ваше благородие, здесь нельзя лежать, надо уходить, они по нас начали стрелять снарядами», – снова чуть-чуть, как шепот, слышу я голос стрелка. Бум! Чувствую страшный удар опять по больной голове и снова теряю сознание. Когда я опять снова открыл глаза, стрелок обеими руками держал мою голову у себя на коленях и смотрел мне в лицо. Я ничего не сознаю и не понимаю, что говорит мне он. Я кричу от боли в голове. Он расстегивает у меня ворот куртки и рубашки, снимает с меня шапку, револьвер, бинокль, сумку. Голова точно раздулась у меня вся, боль адская всей шеи и позвоночника. Лежу, не двигаясь. Стрелок показывает мне чугунный цельный стакан неприятельской шрапнели, и я, не слыша его голоса, по мимике и по губам его понимаю, что стакан шрапнельный пролетел близко вдоль моей спины и упал у меня в ногах. Третий раз страшный удар оглушает меня. Я кричу и хватаюсь руками за голову. Кровавые круги в глазах пошли, и стало совсем темно. Стрелка не вижу. Лежу в каком-то тяжелом забытьи. – «Господи! Господи!» – слышу шепот стрелка. Я открываю глаза. Стрелок надо мною. Лицо у него бледное, губы трясутся и слезы льются из глаз. Ласково и нежно обнимает он мою голову, прижимает ее к своей груди и спиною своею закрывает меня со стороны противника. – «Господи», – взмолился и я, смотря в голубое небо. – «Спаситель мой! Христос!» – вспоминаю я страдальческие глаза Его на иконе у меня дома, в столовой. «Господи! Ты все можешь! Господи, помоги, дай мне силы! – Господи, заставь их прекратить стрельбу! Господи, прекрати огонь артиллерийский у врагов! Дай мне невредимо дойти до блиндажа! Сил нет, Господи, Господи, Спаситель мой! Святитель Иоасаф, Святитель Иоасаф, моли Бога обо мне, грешнике, помоги мне, будь моим заступником!.. |
| Для автора Службы богословские поиски не являются настоятельными, так как все живое богословие его — в Евангелии и евангельских добродетелях. Но в конце последования имеется необходимое для заключения всего труда богословское изречение, извлеченное из глубины самовоззрения и покаяния: О чудо чудес, Богоневестная Мати и Дево!.. отраду и утешение… даруя странником земным в юдоли скорби и плача. Из Тебе бо воплотися Обновитель падшаго естества человеча, Сый Бог наш . Служба святителю Иоасафу Белгородскому Если обратиться к богослужебным трудам начала XX столетия, то, изученные выборочно, они представляются различными по своему содержанию и достоинству. Перед нами три Службы, написанные в честь преподобного Серафима Саровского, святителя Иоасафа Белгородского и священномученика Ермогена, патриарха Московского. Служба преподобному Серафиму — несмотря на то, что русский народ подвигся к нему необычайно сильной, неописуемой любовью, несмотря на то, что ко времени создания Службы (1903) имелась различная житийная литература о Преподобном, — не согревает сердца, не захватывает его: так обычны, стереотипны, привычны все обороты речи, все восхваления и воспевания Преподобного. Ни стихиры, ни два канона не останавливают внутреннего внимания, не поражают, не согревают душу молящегося. То же следует сказать и о богословских выкладках: они обычны для слуха и не трогают сердца. В Богородичнах, где прочие авторы помещают излияния души о светлой радости христиан — воплощении Бога Слова, находим обыденные обращения к Богоматери о спасении и помиловании. Поэтому нас радует Служба святителю Иоасафу Белгородскому, в которой наши мысль и чувство находят утешение, удовлетворение. Нощней тьме огустевающей, — читаем мы уже в стихирах на Господи, воззвах, — умножается звездный блеск… тако и умножившейся на земли греховней тме, возведем горе очи наши, братие, и сияние добродетелей святителя узревше, к небесному отечеству потщимся . Святитель ублажается как заповедей Христовых живая скрижаль, на лица человеков не взиравший . |
| О написанном в этом письме свидетельствую, что оно написано так, как совершилось, по чистой христианской совести, и утверждаю подписью с приложением церковной печати. 1881 года, декабря 17 дня. Курской губернии Тимского уезда, села Суволожьего, священник Иоанн Феофилов. («Белгородский чудотворец». Житие, творения, чудеса и прославление святителя Иоасафа, епископа Белгородского. М., 1997 г.). Отец Иоанн Кронштадтский воскрешает умерших Жена О-ва, вполне здоровая и видная женщина, уже имевшая троих или четверых детей, была еще раз беременна и готовилась стать матерью следующего ребенка. И вдруг что-то случилось. Женщина почувствовала себя скверно, температура поднялась до сорока, полнейшее бессилие и незнакомые ей дотоле боли нестерпимо мучили ее в течение уже многих дней. Были вызваны, разумеется, лучшие врачи и акушерские светила Москвы, в коих, как известно, никогда не было недостатка в городе пироговских клиник. Также послали в Кронштадт телеграмму отцу Иоанну… Вечером того же дня из Кронштадта пришла краткая депеша: «Выезжаю курьерским, молюсь Господу. Иоанн Сергиев». Отец Иоанн Кронштадтский уже и раньше хорошо знал семью О-вых и бывал у них в доме во время своих проездов через Москву. И, вызванный телеграммой, он уже на другой день, около полудня вошел в квартиру О-вых на Мясницкой, в которой к этому времени собралась целая толпа родственников и знакомых, покорно и благоговейно ждавших в большой гостиной, смежной с комнатой, где лежала больная. — Где Лиза? – спросил о. Иоанн, обычной торопливой походкой входивший в гостиную. – Проводите меня к ней, а сами все оставайтесь здесь и не шумите. Отец Иоанн вошел в спальню умирающей и плотно закрыл за собою тяжелые двери. Потянулись минуты – долгие, тяжкие, сложившиеся под конец в целые полчаса. В гостиной, где собралась толпа близких, было тихо, как в могильном склепе. И вдруг двери, ведущие в спальню, с шумом распахнулись настежь. В дверях стоял седой старец в пастырской рясе, с одетой поверх нее старенькой епитрахилью, с редкой всклокоченной седенькой бородкой, с необычным лицом, красным от пережитого молитвенного напряжения и крупными каплями пота. |
| «7 октября 1911 г. в Петербурге происходили выборы в ГосДуму члена по первому разряду вместо умершего Беляева. Из двух кандидатов, которые выставляли умеренные политические партии и кадеты, большинство голосов (754) получил кандидат октябристов и националистов г. Прозоров, председатель Петербургского биржевого комитета, оставив далеко позади себя кадетского кандидата г. Пантелеева, получившего только 423 голоса из 1200. Значение этих выборов станет более понятным, когда припомним, на какие ухищрения пускались кадеты, чтобы повлиять на избирателей Петербурга в желательном для себя свете. Рассылка не только фотографий г. Пантелеева, всяческое рекламирование и восхваление его, брань по адресу октябристов, высмеивание русского национализма, словом, агитация вовсю. Г. Пантелеев выставлялся как “вполне определенный и яркий” кандидат кадетов, не только исповедующий свойственные левым партиям принципы, но и зарекомендовавший себя в прошлом на практике как революционер. Избиратели приглашались выбором г. Пантелеева подчеркнуть свое отношение к “правительственному центру Государственной Думы”, и... избиратель резко осудил тактику кадетов, отдав подавляющее большинство голосов представителю той партии, которая проповедует спокойную, планомерную законодательную работу, ведущую к укреплению народного представительства. Г-н Пантелеев пред выборами, очевидно, для большей яркости своей кандидатуры, заявил, что он враг национализма, а в своих “воспоминаниях” поведал, что во время польского восстания он передал полякам секретную военно-топографическую карту Западного края. Сознательный избиратель теперь своим голосованием резко подчеркнул, что в высшем законодательном учреждении не место врагам русского национализма и государственности... События последнего времени не прошли бесследно для избирателя и, наученный горьким опытом, он отвернулся от кадетской партии и без обиняков высказался, на чьей стороне его симпатии», – писал прот. Н.Чуков в колонке редактора в октябрьском номере газеты. |
| О правых партиях рассказывает в своей книге «Альтернатива справа. Национально-патриотическое движение в России: историческая традиция, идеологические направления и перспективы». СПб. 1999. проф. С.В.Лебедев (см.: http://www.lindex.le.../Text/lebedev/03.htm ) Не слишком расположенный к Столыпину и русскому вопросу автор Арон Авербух считает, что у черносотенников и у будущей русской партии были очень похожие программы: «Основанная в СПб 1906 году, в самый разгар смут, охвативших всю Россию, когда с особою силою проявился сепаратизм окраин, газета “Окраины России”, в 1908 году ставшая учредителем “Русского окраинного общества”, писала: “до последних лет забота о целости России... ложилась целиком на плечи правительства... Теперь наступило другое время... теперь все мы ответственны за будущность нашего Русского государства... А в наши дни “освободительной” вакханалии... эта ответственность еще усугубляется”. В деле управления окраинами мы видим ‘шатания власти”. Поэтому, “очевидно, задача русских людей сводится к тому, чтобы бодрствовать и содействовать власти держаться ясного и определенного пути”. Точно так же мотивировали свою русификаторскую пропаганду и Совет объединенного дворянства, и черносотенные “Союзы русского народа”, возглавляемые А.И. Дубровиным, Марковым 2-м, Пуришкевичем и др., и провинциальные националистические и черносотенные организации, и правые газеты, субсидируемые правительством. Таким образом, национализм, как и черносотенство, было неким движением “снизу”, ставившим целью помощь правительству одновременно с контролем над ним. В третьеиюньский период проповедь и политика национализма достигли кульминации». И далее этот автор пишет: «За мышиной возней создания партии умеренно-правых, их поэтапного объединения с националистами стоял факт капитуляции Столыпина перед Дурново (П.Н. – лидер правых. – прим. Л.А.) и Ко. Не успев начать «реформы», он заявил, что время их еще не приспело, а центр тяжести должен быть перенесен на «национальные задачи», т. е. |
| Раздраженный и смущенный губернатор попросил у него объяснения его слов, и тогда святитель обличил его в его многих незаконных действиях и увещевал его исправиться. Губернатор, может быть, искренно, а может быть потому, что святитель угрожал ему довести до сведения государыни о его злоупотреблениях, (а государыня, как губернатор знал, уважала святителя): может, и из этих человеческих расчетов губернатор обещал загладить свои несправедливости. Следующий случай в чрезвычайно отрадном свете рисует отношение епископа к бедным. Пред великими праздниками он посылал с доверенным келейником милостыню к бедным: деньги и платье. Келейник должен был, сложив все у окна или порога дома, стукнуть в стену, чтобы обратить внимание хозяев, и поскорее отойти. Иногда случалось, что келейник был болен, и тогда святитель сам, улучив такую минуту, когда привратника не было у ворот, прокрадывался в одежде простолюдина на улицу и ходил по городу с тайной милостыней. Однажды пред Рождеством, когда он переодетый уже возвращался домой, привратник окликнул его у ворот. Не желая быть узнанным, он постарался проскользнуть молча; тот схватил епископа, стал допрашивать его; подвижник пытался вырваться, и получил несколько сильных ударов в спину, так что еле-еле мог доплестись до дома. Об этом всем узнал лишь один келейник его. Вообще, точно предчувствуя, что век его будет недолог, он спешил делать добро, спешил наполнить жизнь свою подвигами. Он постоянно помнил неизбежный час смерти и со слезами готовился к нему. Во время принесения бескровной жертвы он обыкновенно заливался слезами. Келейник, приходивший к нему с докладом об утренних и вечерних богослужениях, заставал его всегда молящимся. При всяком бое часов, отбивавшем умчавшийся в вечность час: святитель произносить молитву, молиться которой советовал и другим. Она и называется доселе ежечасной молитвой святителя Иоасафа Белгородского , и многие ее творят. Вот слова этой молитвы: «Буди благословен день и час, в онь же Господь мой Иисус Христос мене ради родися, распятие претерпе и смертию пострада. О, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, в час смерти моея приими дух раба Твоего в странствии суща, молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен еси во веки веков, аминь». |
| «7 октября 1911 г. в Петербурге происходили выборы в ГосДуму члена по первому разряду вместо умершего Беляева. Из двух кандидатов, которые выставляли умеренные политические партии и кадеты, большинство голосов (754) получил кандидат октябристов и националистов г. Прозоров, председатель Петербургского биржевого комитета, оставив далеко позади себя кадетского кандидата г. Пантелеева, получившего только 423 голоса из 1200. Значение этих выборов станет более понятным, когда припомним, на какие ухищрения пускались кадеты, чтобы повлиять на избирателей Петербурга в желательном для себя свете. Рассылка не только фотографий г. Пантелеева, всяческое рекламирование и восхваление его, брань по адресу октябристов, высмеивание русского национализма, словом, агитация вовсю. Г. Пантелеев выставлялся как " вполне определенный и яркий " кандидат кадетов, не только исповедующий свойственные левым партиям принципы, но и зарекомендовавший себя в прошлом на практике как революционер. Избиратели приглашались выбором г. Пантелеева подчеркнуть свое отношение к " правительственному центру Государственной Думы " , и... избиратель резко осудил тактику кадетов, отдав подавляющее большинство голосов представителю той партии, которая проповедует спокойную, планомерную законодательную работу, ведущую к укреплению народного представительства. Г-н Пантелеев пред выборами, очевидно, для большей яркости своей кандидатуры, заявил, что он враг национализма, а в своих " воспоминаниях " поведал, что во время польского восстания он передал полякам секретную военно-топографическую карту Западного края. Сознательный избиратель теперь своим голосованием резко подчеркнул, что в высшем законодательном учреждении не место врагам русского национализма и государственности... События последнего времени не прошли бесследно для избирателя и, наученный горьким опытом, он отвернулся от кадетской партии и без обиняков высказался, на чьей стороне его симпатии», - писал прот. Н.Чуков в колонке редактора в октябрьском номере газеты. |
|
|
