| – А «Русский робинзон Лисицын»! Это редкая книга, не во всякой даже библиотеке… И я принялся рассказывать, как Лисицын, купец Лисицын, построил возле Китая крепость и стал завоевывать Китай… притащил пушку и… всё один! Он остановил меня пальцем и сказал таращившему глаза Радугину, есть ли у них «про этого купца Лисицына»? Тот чего-то замялся: как всегда, ничего не знал, хоть и библиотекарь. Я за него ответил, что здесь Лисицына нет, но можно его найти на Воздвиженке, в библиотеке Бессоновых, «бывшей Ушаковой», да и то растрепанного, с разорванными картами и планами. Он сказал: «Вот знаток-то!» – и спросил, сколько мне лет. Я ответил, что скоро будет тринадцать. И опять Женька зашипел: «И все-то врет!» Но я нисколько не врал, а мне, действительно, через десять месяцев должно было исполниться тринадцать. – Ого! – сказал он. – Вам пора переходить на общее чтение. Я не понял, что значит «общее чтение». – Ну-с… с индейцами мы покончим. А как Загоскина?.. Я ему стал отхватывать Загоскина, а он рассматривал в шкапу книги. – А… Мельникова-Печерского? Я видел, что он как раз смотрит на книги Мельникова-Печерского, и ответил, что читал и «В лесах», и «На горах», и… – «На небесах»?.. – посмотрел он через пенсне. Я хотел показать себя знатоком и сказать, что читал и «На небесах», но что-то удержало. И я сказал, что этого нет в каталогах. – Верно, – сказал он, прищурясь. – Этого нет в каталогах. Ну а читали вы романы про… Кузьмов? – Про Кузьмов?.. Я почувствовал, не подвох ли: случается это на экзаменах. Про Кузьмов?.. Он повернулся к Радугину, словно спрашивал и его. Тот поглаживал золотистую бороду и тупо смотрел на шкап. – Не знаете… А есть и про Кузьмов. Два романа есть про Кузьмов. Когда я был вот таким, – показал он на меня пальцем, – у нас в городской библиотеке сторож-старичок был, иногда и книги выдавал нам… говорил, бывало: «Две книжки про Кузьмов были, и обе украли! Читальщики спрашивали – дай про Кузьмов! – а их украли». А есть… про Кузьмов! Ну, знаток, кто знает… про Кузьмов? |
| – А «Русский робинзон Лисицын»! Это редкая книга, не во всякой даже библиотеке… И я принялся рассказывать, как Лисицын, купец Лисицын, построил возле Китая крепость и стал завоевывать Китай… притащил пушку и… всё один! Он остановил меня пальцем и сказал таращившему глаза Радугину, есть ли у них «про этого купца Лисицына»? Тот чего-то замялся: как всегда, ничего не знал, хоть и библиотекарь. Я за него ответил, что здесь Лисицына нет, но можно его найти на Воздвиженке, в библиотеке Бессоновых, «бывшей Ушаковой», да и то растрепанного, с разорванными картами и планами. Он сказал: «Вот знаток-то!» – и спросил, сколько мне лет. Я ответил, что скоро будет тринадцать. И опять Женька зашипел: «И все-то врет!» Но я нисколько не врал, а мне, действительно, через десять месяцев должно было исполниться тринадцать. – Ого! – сказал он. – Вам пора переходить на общее чтение. Я не понял, что значит «общее чтение». – Ну-с… с индейцами мы покончим. А как Загоскина?.. Я ему стал отхватывать Загоскина, а он рассматривал в шкапу книги. – А… Мельникова-Печерского? Я видел, что он как раз смотрит на книги Мельникова-Печерского, и ответил, что читал и «В лесах», и «На горах», и… – «На небесах»?.. – посмотрел он через пенсне. Я хотел показать себя знатоком и сказать, что читал и «На небесах», но что-то удержало. И я сказал, что этого нет в каталогах. – Верно, – сказал он, прищурясь. – Этого нет в каталогах. Ну а читали вы романы про… Кузьмов? – Про Кузьмов?.. Я почувствовал, не подвох ли: случается это на экзаменах. Про Кузьмов?.. Он повернулся к Радугину, словно спрашивал и его. Тот поглаживал золотистую бороду и тупо смотрел на шкап. – Не знаете… А есть и про Кузьмов. Два романа есть про Кузьмов. Когда я был вот таким, – показал он на меня пальцем, – у нас в городской библиотеке сторож-старичок был, иногда и книги выдавал нам… говорил, бывало: «Две книжки про Кузьмов были, и обе украли! Читальщики спрашивали – дай про Кузьмов! – а их украли». А есть… про Кузьмов! Ну, знаток, кто знает… про Кузьмов? |
| Смеркалось. В комнатах было немного темненько, огня еще не зажигали. Ритор Сахаров, по обыкновению своему беспечно лежал еще на койке и довольно звонко насвистывал какую-то песенку на всевозможные тоны. Читавшие роман философы, сидели у окна и спорили о том, какой из двух романов Загоскина лучше, «Юрий Милославский» или «Аскольдова могила». Маленькие собрались в уголках по два и по три вместе. Некоторые из них разговаривали о своих уроках к следующему классу, некоторые же толковали кое-о-чем, припоминая былое, в особенности же охотно говорили о своем житье-бытье дома во время отпусков из училища. Тут невольно они переносились мыслью к ожидаемому ими отпуску на святки и начинали высчитывать, сколько дней, часов и даже минут осталось им жить в Мутноводске до этого отпуска. Владиславлев расхаживался по комнате и о чем-то раздумывал. Человека два больших собирались было пройтись на ближайшую квартиру к товарищам ради своих нужд. Но вдруг все пошло по нову! В комнату поспешно вбежал мальчик с соседней квартиры с известием, что помощник инспектора уже ходит по квартирам, а сам инспектор велел подавать лошадей, чтобы ехать на квартиры... Пошла теперь суматоха! Двое из маленьких немедленно отправлены были на другие две квартиры с известием о том же. Свечи тотчас же были зажжены, столы поставлены на места удобные для сидение около них нескольких человек, койки все в минуту были оправлены и прикрыты, книги, лежавшие на окнах и койках, приведены в порядок и положены на столик пред образами, роман Загоскина и другие книги нерелигиозного содержание были отправлены на задний стол к музыкантам т.е. были тщательно припрятаны как можно дальше, например, в угол под койки или вверх на печку, табак и папиросы были изгнаны чрез остракизм т.е. совсем вынесены из комнат, и положены в сенях под лестницею, ведшею во второй этаж квартиры, полы были живою рукою подметены, мальчики уселись во круг столов и принялись за дело, большие все отправились во второй этаж кроме Сахарова и Владиславлева – постоянных обитателей нижнего этажа. Сахаров положил пред собою книгу и сидел себе, хлопал глазами... |
| В.В. Виноградов Костюм КОСТЮМ. Употребление слова костюм в узком значении «верхняя одежда человека» укрепляется в 30–40-е годы XIX в. У Гоголя в «Ревизоре» (характеры и костюмы, замечания для гг. актеров): «Костюм его [Осипа. – В. В.] – серый или синий поношенный сюртук». У Лермонтова в «Герое нашего времени»: «Мне в самом деле говорили, что в черкесском костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы». В «Журнале изящных искусств» помещена статья «О костюме». К этому заглавию сделано примечание: «Из объяснения, что разумеется под словом костюм, видно, что оно русским равнозначительным словом заменено быть не может» (Журн. изящн. искусств, 1823, ч. 1, кн. 1, с. 25). Значение термина костюм объясняется так: «Костюмом в произведениях изящных искусств вообще, а особливо в исторической живописи, называется все то, что в сочинении, расположении и исполнении представлено, или, по крайней мере долженствовало бы быть представлено согласно с временными и местными обстоятельствами. Если на картине римляне одеты по-римски, греки по-гречески, и вообще не упущено ничего такого, по чему бы можно было распознать и угадать истинный характер времени и народа, то мы говорим, что в ней соблюден костюм» (там же, с. 25). «Костюм... служит средством к распознанию всего того, что по различию временных и местных обстоятельств составляет отличительную черту в нравах, обычаях, законах, вкусе, образованности и проч. того народа, из которого взята картина. Костюм заключает в себе еще все то, что относится к хронологии и к истине происшествий, всему свету известных, и наконец все то, что принадлежит к существенным свойствам и качествам предметов, посредством изящных искусств представляемых» (там же, ч. 1, кн. 2, с. 123). У В. А. Жуковского в письме к М. Н. Загоскину (от 12 января 1830 г.) о языке романа «Юрий Милославский»: «Главное зам ечание: желая сохранить истину в разговоре (который NB , у вас всегда жив, без излишностей, и прекрасно заменяет простое описание), вы иногда увлекаетесь и несколько пестрите язык свой теми ошибками простонародного языка, которые принадлежат, так сказать, к костюму говорящих лиц, но которые в языке, как орудие писателя, составляют нечистоту и небрежность. Надобно непременно согласить истину костюма с требованиями языка, который во всяком случае должен быть классическим. Это трудно, но возможно и необходимо» (цит. по: Русск. писатели о лит-ре, 1, с. 82–83). |
| В.В. Виноградов Манериться Манериться. [Анализируя анонимные бытовые сценки «Бала за Москворечьем» (Литературная газета, 45, 1830, 9 августа), приписываемые А. С. Пушкину, В. В. Виноградов пишет:] Правда, в диалоге «Бала за Москворечьем» встречаются слова, не попадающиеся в других сочинениях Пушкина: это – Москворечье, «все ночи переколол», калачница, манериться. В сущности, кажется подозрительным или сомнительным для стиля Пушкина лишь слово: манериться. Однако это слово в значении «жеманиться, церемонно, манерно себя вести» – было широко употребительно в разговорно-литературной речи допушкинского времени и пушкинской эпохи. В словаре Грота–Шахматова (1929, т. 6, вып. 2, с. 207) указаны следующие примеры: Манерься ты иль нет, ты мне лишь не важна. Хвостов. Русск. парижанец (Российск. феатр, ч. 15, с. 187–188). (Немец) гордо вальсирует с толстою, красною девкою... которая манерится (Архив бр. Тургеневых, 1, 187). Полно манериться, родной (Греч. Черная женщина, ч. 2, с. 72). Тут городничий играет в вист, тогда как жена его манерится во французской кадрили (Соллогуб, Сережа 1, 206). Посмотреть, у иной рожа-то не белей сапожного голенища, а туда ж манерится (Загоскин, Соч. 3, 162). Ср. у Стасова (Выставки, 1865): «Дело шло о пустынных залах, где когда-то выступал и манерился со своим двором Людовик XIV». Любопытно также, что слово кадриль в сценах «Бал за Москворечьем» относится к мужскому роду («Со мной первый кадриль, не правда ли?»), как и в сочинениях Пушкина (см.: Сл. Пушкина, т. 2, с. 269: французский кадриль) (Нет оснований связывать с именем Пушкина напечатанный в 72 «Лит. газеты» (22 декабря 1830 г.) в отделе «Смесь» анекдот о Ломоносове: «Ломоносов обедал однажды у И. И. Шувалова с каким-то провинциялом. Шувалов читал незадолго перед тем новое произведение Ломоносова и за обедом завел о том разговор с своим гостем – поэтом, хваля его картины. Простодушный провинциял вслушивался в разговор и, выразумев из него только, что дело шло о картинах, просил Ломоносова списать портреты с него и жены. – ”Это не по моей части, сударь, – отвечал, улыбаясь Ломоносов. – Я пишу в другом роде. Но если вам угодно иметь верный ваш портрет, то советую вам попросить о том Грота“. – Грот был живописец, славившийся тогда в Петербурге списыванием зверей». Анекдот изложен вяло и растянуто. Он лишен остроты пушкинских анекдотов. В нем нет и игры слов, каламбурных противоречий. Выражения выразумев из него (разговора) и списывание зверей чужды языку Пушкина). (Виноградов. Проблемы авторства, с. 456). Читать далее Источник: История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ./В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет " Рус. яз. " . Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3 Поделиться ссылкой на выделенное |
| Однако уже в 20–30-х годах XIX b. выражение на мази имело и более общее значение, указывая на близость чего-нибудь к осуществлению, на готовность совершиться. Ср. у В. И. Даля в повести «Павел Алексеевич Игривый»: «...ныне событие необычайное было на мази в Подстойном: Гонобобель с хозяйкой снаряжались в путь-дороженьку, все в ту же Кострому и притом уже за своей Любашей. Она кончила свое образцовое пансионское ученье» (Даль, 1897, 1, с. 12). В письме М. П. Погодина к С. П. Шевыреву от 8 декабря 1830 г.: «И готовь сочинение о русской литературе. Назначен конкурс. Рассуждение об Илиаде и октаве у тебя также на мази» (Русск. архив, 1882, с. 179). В письме П. А. Корсакова к М. Н. Загоскину от 25 января 1830 г.: «Ты прежде меня ознакомился с званием отца семейства; но и я не отстал от тебя: трое живых амуров à la lettre, четвертый на мази и пятый во гробе: вот мои произведения в пользу народонаселения России» (Русск. старина, 1902, август, с. 359). Так по мере расширения круга фразеологических связей у этого выражения значение его становится отвлеченнее и обобщеннее. Ср. у А. В. Никитенки: «Подстрекателем моим и в этом случае (к писательству. – В. В.) был все тот же Дмитрий Михайлович. Он, правда, еще ни строчки не прочел из написанного мною, но всегда знал, что у меня на мази» (Записки и дневник, 1, с. 130, гл. 16). Кроме того, оно объединяется с семантически родственными образами делового жаргона – смазать, подмазать. Это семантическое сближение наблюдается уже в русском языке 30–40-х годов XIX b. Например, у Лажечникова в «Ледяном доме»: «Место кабинет-секретаря было у племянничка на мази» (ч. 2, гл. 2). В том же романе «Ледяной дом»: «К тому ж я связал временщику руки, готовые поднять секиру: я надул ему в уши, чрез кого надо, что в Петербурге на мази, именно против него, возмущение за расстрижение монахов и монахинь, сюда привезенных» (ч. 3, гл. 4). У Писемского в романе «Богатый жених»: «Дело с барышней на мази» (ч. 1, гл. 3). Ср. там же: «Поначалу давай целковый, а как дело будет на мази, полтинник еще на чай» (ч. 1, гл. 6). |
| «Постройка мизерного моста.» (СПб., вед., 1861, 43, с. 225, в фельетоне (2 столб.) Рукоп. материалы Кеппена). «Нет ничего мизернее и скучнее, как человек, который... жалуется на себя друзьям своим». (Белинский. Письма, 1914, 1, с. 109). «... А уж угощение-то было какое мизерное! Что за лимонад, что за оржат!... Ну, уж скряга!..» (Загоскин, Искуситель, ч. 1, гл. 4). «[Писемский] рассказывает разные уголовные случаи, о раскольниках, бегунах, разбойниках, убийцах. Но какая это все мизерность сравнительно с Гоголем!» (Шелгунов Н. Люди сороковых и шестидесятых годов//Дело, СПб., 1869, 9, с. 22). «Только здесь обнаружилась вся нравственная мизерность этого человека [Райского]» (Шелгунов Н. Талантливая бесталанность//Дело, 1869, 8, с. 27). «Если свести общий итог всех потерь и недополучений, то он составит в год по меньшей мере 4 миллиарда. Какая поразительная цифра и какое широкое поле для деятельности земства! Какая мизерность в сравнении с этой громадной экономической областью все толки, проекты о школах, деревенских повивальных бабках и больницах» (Шелгунов Н. Задача земства//Дело, 1869, 1, с. 34). «Получать 10 и 15 процентов верного дохода сибирские капиталисты считают делом мизерным» (Сибирские вед., 1858, 218, в фельет. на с. 1233 (1234). Материалы Кеппена). «Ратмирцев искренне был убежден, что штурман – это нечто мизерное и терпимое только в море» (Станюкович, Беспокойный адмирал (гл. 16)//Станюкович, 1958, 1, с. 699). «Также были от сего повету послы и подали мне свою дезидерию, которым в платеж провианту при вышеупомянутом комиссаре резолюцию учинил. Токмо, как я вижу здешнюю мизерию, не могу рассудить, как возможно провиант с них сбирать...» (Переписка и бумаги графа Бориса Петровича Шереметьева. 1704–1722 гг. СПб., 1879, с. 167). «Тоже случилось и с г. Штеллером, изобразившим в таком несообразном масштабе мизерабельность четы Красовых, которую он потом изъял совсем из экономии пьесы, особливо мужа, уже вполне ни к чему, так сказать, неприткнутого» (Боборыкин П., Русск. театр//Дело, 1871, 3, с. 142). |
| Трудно сомневаться в том, что рядом с этим употреблением слова дешёвка возникло и вошло в литературный оборот в 80–90-х годах XIX b. омонимическое слово дешёвка, морфологически тоже как будто восходящее к основе прилагательного дешёвый и предметному суффиксу -ка, но в то же время связанное по значению и с отыменными глаголами дешевить, дешеветь (а следовательно, и с суффиксом отглагольного действия -ка). Оттенок отглагольности у производных существительных, образованных от отыменных глаголов с основой прилагательного и с суффиксом -ка, более рельефно выступает лишь при осложнении именной основы глагольной приставкой, например побелка, закрепка и т. п. или при односложной непроизводной основе с конкретным значением: синька, правка, чистка и др. под. Понятно, что слово дешёвка в новом значении – «дешёвая распродажа товаров или место такой расродажи» – хотя и было семантически однородно со словами типа выставка, все же сохраняло свой отыменный морфологический тип и, следовательно, стремилось к семантическому слиянию с прежним словом дешёвка (ср. толкучка, ночлежка, толстовка и т. п.). В новом значении «дешёвая распродажа товаров» слово дешёвка не встречается в языке писателей 40–50 годов, изображавших рынки и торговые места Москвы, например, в языке Загоскина и Кокорева. До 70–80-х годов оно неизвестно было ни Далю, ни А. И. Орлову (Филол. словарь русского яз., 1884–1885). Этого значения слова дешёвка не знал и П. Шейн, отметивший (в 1873 г.) в словаре Даля пропуск дешёвки как народного названия простой водки после отмены откупов. Впервые акад. Грот внес это значение слова дешёвка в словарь 1891–1895 гг. (1, с. 1024). К началу 90-х годов относится картина В. Е. Маковского «На дешёвке», украденная впоследствии из Третьяковской галереи (Павлов И., с. 41–42). В романе Д. Н. Мамина-Сибиряка «Хлеб» (1895) слово дешёвка в связи с изображением дешевой распродажи водки употребляется в разных значениях: «Галактион сделал сразу понижение на десять процентов. Весть о дешёвке разнеслась уже по окрестным деревням, и со всех сторон неслись в Суслон крестьянские сани, точно на пожар, – всякому хотелось попробовать дешёвки... Вахрушка... прибежал из Прорыва на дешёвку пешком»; «Слух о дешёвке стабровки разнесся сейчас же и народ бросился наперебой забирать дешевую водку»; «...темная битком была набита мертвецки-пьяными, подобранными вчера на дешёвке...»; «Дешёвка продолжалась с раннего утра, и народ окончательно сбился с ног. Выпив залпом два стакана стабровки, Вахрушка очухался и даже отплюнулся». Ср.: « – Обознался, миленький. Твой дом остался на дешёвке... Вот туда и ступай, откуда пришел»; « – Что, сынок, барыши считаешь? Так... Прикинь на счетах еще трех мужиков, опившихся до смерти твоею-то дешёвкой»; «Вечером этого дня дешёвка закончилась. Прохоров был сбит и закрыл кабаки под предлогом, что вся водка вышла» (Мамин-Сибиряк 1958, 9, с. 208–212). |
| Е.Никифоров: Как в таком случае могла родиться русская идентичность настолько крепкая, что смогла преодолеть такие трудности и противостоять западному, уже тогда довольно организованному воздействию? Т.Шевяков: Опять же в большей степени это миф. В основе любой национальной идентичности лежит миф. Есть определённые события, которые мы окутываем определённым мифологическим флером. И так их подаём. То, что было на самом деле и не подлежит никакому сомнению - Минин призвал нижегородцев, да и обращение было создано ко всему населению всего Русского царства - пожертвовать всем для освобождения Москвы от поляков. Это в первую очередь была борьба не русских и поляков, а борьба против потенциального и вполне реального на тот момент окатоличивания Руси. Е.Никифоров: То есть за веру и отечество? Т.Шевяков: Вы правильно сказали. Вера стояла на первом месте. Кто сидит в Кремле, был вопрос неважный, а вопрос веры, если учесть что население Руси было православным, был критически важным. Переход в иную веру для человека того времени – чудовищный грех. Идентичность, которая позволила заново сформироваться новому царству под властью Романовых, это была идентичность в первую очередь православная, которая и стала стержнем. А вокруг собралось все остальное. В ополчении участвовали не только русские. Было множество татар, народы Поволжья, нынешние чуваши, марийцы, удмурты. Это была существенная часть ополчения. Е.Никифоров: Примерно как сейчас Россию представляют эти и другие народы, как Путин пытается ее собрать как многонациональную единую нацию. Т.Шевяков: В целом – да. Е.Никифоров: Спасибо за консультацию. Уверен, православные не оскоромятся, если будут играть в игру «Смута». Достоверность в игре соблюли высокую, как, впрочем, и есть у самого Загоскина. Т.Шевяков: Высокую, это точно. Есть многие мелкие моменты, которые человек и не замечает. Персонажи наши крестятся двумя перстами. Е.Никифоров: Я был впечатлен таким вниманием к религиозному быту. Т.Шевяков: Да, это ведь было до раскола. Иконы, которые у нас появляются в избах и воеводских и купеческих домах, - те, что существовали на тот момент. Если там отдельно походить, то нет ни одной иконы позднего послениконовского канона. Старообрядцы спокойно могут позволить детям играть в «Смуту». |
| Е. Никифоров: - К счастью Белинский не был столь идеологичен. Да просто он человек с замечательным литературным вкусом. отец Александр: - И не «партийный» в дурном смысле. Такой бы проталкивал в своем кругу даже очевидный провал, стоило только ему полюбить это. Е. Никифоров: - Это у нас сейчас «Большая книга». отец Александр: - Слава Богу, я отдален от этого. Е. Никифоров: - Позорные вещи происходят там. Либеральная партийщина проталкивает совершенно не пристойные сочинения, которые получают премии. отец Александр: - «Своя своих познаша»... Давно замечено, что люди, исповедующие консервативные взгляды, в обыденной жизни вполне открыты, демократичны и ненавязчивы, готовы принимать разные точки зрения. А люди, на словах исповедующие свободолюбие, чем, по сути, и является либерализм, предельно тоталитарны в повседневном поведении. Вот пример: будучи семи пядей во лбу, вы ни за что не получите премию, которая предназначена для своих. Всё. Е. Никифоров: - Неприлично это. Беда. Меня приглашают на мероприятия, которые ведут такие персонажи, отказываюсь, несмотря на то, что можно получить некие дивиденды в смысле популярности. Да не стоит оно того… Вернемся к Толстому, Загоскину. Персонажи должны были быть образцами, но у каждого что-то свое. У Толстого мрачная деспотия Ивана Грозного, которая не была красива по своим проявлениям. А у Загоскина – благороднейшее проявление, причем антизападное. У него поставлена важная проблема, которую решает основной герой. Отношение России и Запада, России и Польши. Можно ли с ними иметь дело? Герой поставлен перед выбором духовным и религиозным. отец Александр: - Если вернуться к сюжетной канве романа, герой не появляется на первых страницах как тот, для кого уже всё сразу и немедленно решено. Ему предстоит пройти через плотные слои атмосферы – несколько сот страниц текста, чтобы сделать выбор. Он в каком-то смысле начинает с чистого листа, думает о присяге. Там будет зеркальное отражение темы – можно ли служить врагу, если ты ему присягнул, можно ли жениться на той, кто была невестой другого, то есть каковы границы соблюдения обязательств. Становится ясно, что подлинная присяга – та, что дается отечеству, а подлинная жена – та, с кем тебя сочетает Бог через священника в ощущении любви, а остальное было наносным. И оно снимается слой за слоем, обнажая подлинность человека, любящего землю и человека, ему предназначенного. Завершение, связанное с могильными плитами, где находится сам князь, жена его – вот конец, который полагает начало новому поколению людей, любящих свою землю. Е. Никифоров: - Там важная тема веры и православия. отец Александр: - Конечно. Почему говорится о смутном времени? Если все ясно и легко, как например с немцами-фашистами, то всё ясно – агрессия, ничем не оправданная вероломное нападение. Враг и свой. Все ясно. Отдельные выродки, которые ждали прихода немцев – не в счет. Их не так много было. Е. Никифоров: - Да и по большей части это были одурманенные своими собственными иллюзиями. |
|
|
