| В таком предположении утверждает нас особенно то обстоятельство, что сам же Святейший Синод в других, однородных с указанными случаях, делает совсем иные распоряжения, имеющие притом значение общаго на такие случаи узаконения. Так, например, об иудейских браках Святейший Синод сделал постановление, что если из еврейских супругов одна половина обращается в христианство, а другая остается в иудействе, брак их не расторгается (тогда как указом к преосвв. Неофиту и Елпидифору раскольнический брак в таком случае требуется расторгнуть), но остается в силе, и сожительство супругов дозволяется без повенчания (Собр. пост, по части раск. ч.2, стр.183). Еще важнее в этом отношении изданное Святейшим Синодом 25 апреля 1729 г. и внесенное в Собрание законов Российской Империи узаконение относительно калмыков, вступивших в брак до восприятия ими святого крещения. Здесь именно говорится: «Святейший Правительствующий синод слушал присланную с Царицынской заставы копию с донесения, обретающегося при калмыцком владельце Петре Таймуле иеромонаха Никодима Левкевича о приемлющих святое крещение калмыках, которых-де в 727 и в прошлом 728 кибиток с сорок, все с женами и детьми, а по реестру именами мужеска и женска полу 176 человек, во святом крещении совершилися, и просит о том, надлежит ли венчать после крещения тех, которые супружество имели до крещения, чтоб резолюцию учинить. Приказали: А которые калмыки супружество имели до восприятия святого крещения и после как мужи, так и жены их крещение приняли, тем бракосочетаваемого венчания не чинить, но велеть им жить в том супружестве невозбранно, потом о всем к вышеозначенному иеромонаху Никодиму Левкевичу и к преосвященному Варлааму епископу Астраханскому и Ставропольскому послать указы» (Собр. законов, m.VIII, В том же году, июля 18-го, вследствие нового донесения Левкевича о крестившихся калмыках, издано, от Святейшего Синода подтверждение сейчас приведенного постановления, в следующих выражениях: «по посланному тебе из Святейшего Синода указу велено новокрещенных калмыков, которые супружество имели до восприятия святого крещения и ныне, как мужи, так и жены их, крещение приняли, тем бракосочетаваемого венчания не чинить, но велеть им жить в том супружестве невозбранно " , и тебе «чинить по вышеписанному прежнему синодальному апреля 25 дня сего же года определению и посланному к тебе указу неотменно» (Там же Итак, браки крещенных инородцев калмыков, заключенные в язычестве, Святейший Синод признает законными, и не только не требует их расторжения, не только «повелевает им жить в том супружестве невозбранно», но даже не требует для таких новокрещенных супругов церковного венчания (как было потребовано для сочетавшихся в расколе Шлыкова и его жены Агафьи), напротив поставляет «бракосочетаваемого венчания им не чинить», согласно слову Апостола: иначе чада ваша нечисты были бы, ныне же свята суть ( 1Кор.7:14 ). |
| Лишь с появлением здесь приехавших из Екатеринбурга товарищей «Андрея Михайловича» — под именем плоцкого мещанина Якова Мовшева Свердлова и «Ольги» — домашней учительницы Клавдии Тимофеевны Новгородцевой местная организация приняла вполне определенный тип, явились связи, и произошло распределение функций, во главе которых были поставлены «ответственные» члены организации. Причем места эти заняли по преимуществу профессиональные работники партии, исключительно приезжие». «Товарищ Андрей» или «Михайлович» после объявления Всемилостивейшего Манифеста 17 октября руководил всеми происходившими в Екатеринбурге беспорядками и постоянно председательствовал и ораторствовал на всех происходивших там митингах революционного характера, и во время ликвидации скрылся оттуда. «Ольга» также подлежала аресту и из Екатеринбурга скрылась. В Перми эти лица, в короткое относительно время сорганизовали довольно серьезную организацию, воспользовавшись как главными руководителями, лицами приезжими, скрывшимися из Самары, Казани, Уфы и Сормово, и явившимися сюда в большинстве с нелегальными паспортами, поставив не существовавшие здесь ранее военную и типографскую технику, и присоединив к Комитету «боевую организацию». Вся эта организация была обнаружена и ликвидирована последовательно в период от 18 марта по 10 июня 1906 г., когда были взяты обе названные техники, а 11 июня 1906 были задержаны на улице и помянутые «Товарищ Андрей» с паспортом студента Санкт-Петербургского Лесного Института Льва Сергеевича Герц, а по установке, оказавшийся Плоцким мещанином Яковом Мовшевым Свердловым, и «Ольга», оказавшаяся разыскиваемой домашней учительницей Клавдией Тимофеевой Новгородцевой. При расследовании выяснилось, что «Товарищ Андрей» — Герц-Свердлов, обратил на себя внимание, появившись в Перми около 10 февраля минувшего/1906/года, где поселился в доме Ярославцева, по улице Верхотурской, сняв комнату у жены арестованного в то время преподавателя Городского 4-классного училища И.Е. Соколова, Александры Александровны Соколовой (сестры известной Департаменту полиции социалистки-революционерки Ольги Александровны Миропольской). Соколов Иван Елпидифорович, учитель, прибыл в Пермь из Оханска 1 сентября 1905 г., был арестован 30 декабря 1905 г. по делу о группе социалистов-революционеров, организовавших здесь отделение «Всероссийского Учительского Союза», с целью привлечения к агитации учащихся среди местного населения идей «Крестьянского Союза», состоял секретарем Бюро местного Учительского Союза, при обыске были обнаружены подлинные протоколы заседаний и трафареты для гектографа прокламаций партии эсеров…». |
| Еще менее, на наш взгляд, кажется верным ваше суждение о плаче Ярославны. «Во 1-х, говорите вы, Ярославна могла бы плакать несколько пространнее, а также и несколько чувствительнее; во 2-х, тут вот какая странность: она лишилась не только мужа, но и сына, юноши в первой юности, и однако ея плач ограничивается только мужем, ни словом не касаясь сына, думаем, что совсем хороший поэт никак не забыл бы про мать и даже поставил бы ее впереди жены. (Ibid.)» Все предъявленные требования мы не можем иначе назвать как странными. Нельзя измерять достоинства плачей количеством слез и художества причети ея пространностию. Нельзя спрашивать, почему жена плачет о муже, забывая сына, – так как одно горе подавляет другое: это обыкновенный психологический процесс. Ведь с Игорем был и его племянник; можно, пожалуй, потребовать, почему Ярославна забыла и его в своем плаче; ведь любить его могла она не меньше сына. Все высказанные вами притязания произошли от одного обстоятельства: вы опустили из виду, что плач Ярославны со всем не лирическая причеть: ведь это есть ничто иное как эпическая молитва , обращенная к стихийным силам о покровительстве Игорю и его дружине. Сближение этого плача с народными заговорами не оставляет сомнения в том, что и он также в существе своем есть ничто иное, как заклятье на воинское оружие. Требование пространности, или большей чувствительности, здесь совершенно не уместны. Молясь за Игоря – она молится в то же время и за воев милой своей Лады, в рядах которой стоял и ея сын. Спасение Игоря и возвращение его в Русь является в Слове как бы результатом этой молитвы. За тем, не возможно не согласиться с следующими вашими положениями о Слове: 1. Слово не есть народная былина в том смысле, что оно сочинено устно и постепенно безличным творчеством многих и потом было только записано кем-то уже готовое: оно не сомненно есть литературное или поэтическое произведение в собственном смысле, принадлежащее одному какому-то сочинившему или сложившему ее автору; вообще в собственном смысле сочинение неизвестного сочинителя. |
| В его литературе стоят еще не окончательно уясненные вопросы, в решении которых особенно могла бы быть авторитетна критика церковного историка. Таков напр. вопрос о том, был ли автор христианин в собственном смысле, или он был таковым только по имени; или же вопрос о том, мифологические имена богов упоминаемых в слове – представляют ли в себе истые верования тогдашней Руси или только это поэтические образы, риторические украшения, ни мало не отвечавшия действительности? К сожалению, ваша книга не дает ответов на эти современные задачи литературы слова. Вы разсматриваете его в своей церковной истории, с той стороны, с которой оно менее всего имеет здесь место, именно со стороны литературной. Нельзя не заметить, что этот памятник весьма существенно входит в круг общего образования и он достаточно изучен не только сам в себе, но и в его отношении к известному летописному сказанию о походе Игоря, а потому суждение об его литературных достоинствах требовало с вашей стороны большой осторожности. Не отрицая высоких достоинств этого поэтического памятника XII в., вы почему-то однако находите нужным несколько умалить его художественное значение. «Слово о полку Игоревом, говорите вы, безспорно, есть весьма хорошее и весьма замечательное поэтическое произведение, но.мы имеем смелость еретически или не еритически думать, что не более, и что до верха совершенства ему далеко». В чем же однако усматриваете недостаток его совершенства? «Оно, говорите вы, обыкновенно читается после предварительного обстоятельного знакомства с событиями и лицами, которые в нем воспеваются, к каковому знакомству служит повесть о походе Игоря, читаемая в Ипатской летописи и передающая события весьма полно не только с внешнею обстоятельностию, но и с внутреннею живостию. Но отстраните это предварительное знакомство, которое при чтении Слова дорисовывает картины и вы будете видеть в нем более мелькающия тени, чем живые и оконченные изображения. (Стр. 704). И так «обстоятельность изложения события» является у вас критерием оценки двух совершенно разнородных произведений поэтического и прозаического, живой речи, обращенной к слушателям, и летописной повести. |
| Святые Косма и Дамиан были родом из Малой Азии и жили в Швеке. Их отец-язычник умер, когда они были еще совсем малыми детьми. Воспитанием братьев в христианском благочестии занималась их мать, святая Феодотия. Образованные и искусные врачи они стяжали благодатный дар Духа Святого — силою молитвы исцелять душевные и телесные недуги людей; умели они лечить и животных. С больных, которых они лечили, святые врачи никогда не брали никакой платы, строго соблюдая Христову заповедь: «Даром получили, даром давайте» ( Мф.10:8 ). Даже по смерти святые бессребреники совершили много чудес. Они считаются покровителями христианского брака. Исцеление от алкоголизма, с которым я безуспешно сражался многие годы, истратив немалые деньги на врачей и психологов, я даром получил в АА. Это чудо Божьей милости я стараюсь передавать другим страдающим пьяницам, их женам, детям и родителям. Для меня многие традиции и правила в нашем Содружестве стали своеобразной школой благочестия. Наша 7 традиция — когда по кругу пускается шляпа для сбора денег на чай, аренду помещения, издание литературы — напоминает о моей ответственности за группу. Ведь чай и конфеты нужно на что-то купить; кто-то должен быть казначеем, ведущим, ответственным за литературу. Поэтому действенное воплощение трезвости для меня — это служение на моей родной группе, когда я несу ответственность за какой-либо участок работы. Если я пока не тяну «ответственный» пост, я могу просто подметать пол после собрания. Но если я буду делать это с достоинством и ответственностью президента, и с юмором, то мое служение не будет мне в обузу, оно даст мне силы и радость. «Дальнейшее духовное развитие — это единственное средство более счастливой и целенаправленной жизни» («12 Шагов и 12 Традиций», с. 129). Я духовно развиваюсь, воплощая в ежедневных делах милосердия принцип программы «12 Шагов». В подражание святым бессребреникам Косме и Дамиану я сегодня буду щедрее и сострадательнее к окружающим меня людям, не буду ждать «платы» за свое хорошее отношение к ним; буду приветливым с соседкой, этой почтенной старой женщиной, вражда с которой, к сожалению, опять возобновилась; короткими молитвами буду чаще напоминать себе о том, что и она, и я — чада Божии. 15 ноября. Память святых мучеников Акиндина, Пигасия, Аффония, Елпидифора, Анемподиста и иже с ними ( Лк.11:47-12, 1 ) |
| 1 сент. 1900 г. Царское Село. Любезнейший Елпидифор Васильевич. Читаю с удовольствием и с интересом изданный вами II том «Истории» Голубинского. Будем ожидать через вас 2-ой второй половины. Но вот что приходит на мысль. I тома давно уже нет в продаже, а многие желают иметь его. Для чего бы вам не издать его тем же путем – на этот раз тем удобнее, что первое издание прошло уже через духовную цензуру. Я слышу, что, автор не прочь бы повторить издание. (Далее несколько строк в письме, не касающихся меня). Здравствуйте и да хранит вас Бог. К. Победоносцев. Ни мне, ни кому-нибудь в Правлении Общества не приходило это на мысль, потому что печатать второе издание книги в журнале – дело беспримерное и экстравагантное. Но так как совет был подан с такой высоты и от такого авторитета, то мы не преминули воспользоваться советом. 1-я половина I тома была напечатана в «Чтениях» 1901 года, составляя третью книжку этого года. А потом напечатана вторая половина тома, которая в 1-м издании была совсем распродана (напечатана в 1904 году, составляя вторую и третью книжку). По напечатанию 1-й половины I тома я обратился к К. П. Победоносцеву со следующим письмом: Ваше Высокопревосходительство! Милостивый Государь Константин Петрович! Общество истории и древностей российских напечатало 1-ю половину I тома моей «Истории Русской Церкви» 2-м изданием по Вашему приглашению. Принося Вам искреннюю великую благодарность за доставление мне возможности 2-го издания половины тома, считаю своим долгом почтительно поднести Вам экземпляр издания. В предисловии к книге я нашел возможным без Вашего дозволения сказать прямо, что она напечатана по Вашему приглашению, а испрашивать у Вас дозволения я также не решился. Если бы Вы не нашли неудобным дать мне это дозволение, то я не преминул бы печатно засвидетельствовать мою подлинно великую благодарность Вам. С глубоким почитанием Вашего Высокопревосходительства честь имею быть Вашим покорнейшим слугой бывший профессор Московской Духовной Академии Евгений Голубинский . 19 августа 1901. На мое письмо Константин Петрович отвечал следующим письмом: |
| Скачать epub pdf Читано в публичном заседании общества Любителей Русской Словесности при Московском Университете 25 февраля 1873 г. Вот в Москве, в монастырском уединении, в одной из тесных и мрачных Чудовских келий, среди множества старых книг и рукописей, 20 годов сряду сидит ученый труженик и работает неустанно, днем и ночью, возвышаясь постоянно от кропотливого труда до творчества мысли, работает бескорыстно и самоотверженно, единственно во имя интересов науки, высоких и благороднейших интересов человеческих! Не высоко стоял этот человек на гражданской иерархической лестнице, не носил именитого титула и не увенчан был блестящими украшениями. Это был не больше как профессор Симбирской Семинарии, причисленный за тем к Московской, некто смиренный Капитон Иванович Невоструев . Отрешившись от всего ради знания, от семейных радостей, от общественных развлечений, ничем так не дорожил в своей жизни этот богатырь-работник, как временем. У него сочтена была каждая минута, назначен был час для каждой работы, и каждая работа рассчитана на известный час. Когда почему нибудь нарушался обычный порядок его занятия, тогда запирался он в своем монастырском уединении и не принимал к себе самых близких людей, до тех пор, пока не восполнит потерянного времени усиленным трудом. Дыша свободою знания, философским взором смотрел он на жизнь общества и всего человечества. «Труд» он считал призванием человека, и история всех народов перед ним рисовалась ничем иным, как непрерывным и разнообразным движением «всеобщего труда человеческого». «Не к тому мы должны стремиться (сидит он в своей келье и рассуждает), чтобы трудами других пользоваться для своего удовольствия, но к тому, чтобы своею жизнию облегчать труды других. Никакая роскошь в мире не доставит человеку такого высокого наслаждения, какое доставляет ученому его открытие в области знания». Такая задача жизни и такая жизнь, воплотившая в себе эту задачу, не есть ли редкое явление в современной общественной жизни, где все поглощено практическим расчетом и всюду веет промышленным духом? Трудиться 20 лет в темной монастырской келье, без средств, без нравственной и материальной поддержки, совершенно бескорыстно, чтобы только облегчить труды других, трудиться в такое время, когда в общественном сознании утратилась самая возможность бескорыстного, идеального отношения к общественным обязанностям, да – здесь, в жизни Невоструева, мы видим не физиологическое применение работящих органов, как любят ныне выражаться, нет – здесь царит дух, носящий в себе нравственный идеал и ясно сознающий свою задачу; здесь виден характер, нравственное мужество, идущее против вихря времени, побеждающее и само в себе ликующее свою победу. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 История города Новошахтинска тесно переплетена с историей развития угледобывающей промышленности России. Во исполнении указа царя Петра I от 1696 года " искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы " , крестьянин Костромского уезда, подьячий Григорий Капустин, обследуя район южнее Воронежа , в долине реки Кундрючьей, наткнулся на пласты каменного угля, выходящие на поверхность земли (именно в центре этого района и расположен город Новошахтинск), в результате чего было положено начало разработки угля в Донецком бассейне. Уже к середине XIX века в ковыльной степи на берегах некогда полноводной реки Несветай были заложены мелкие угольные копи. Возникло поселение в начале XX века как рабочий посёлок при шахте. Предприниматель Кондрат Иванович Гончаров построил в 1909 году и ввел в эксплуатацию первую шахту в районе посёлка Самбек. Построенная под контролем академика А.А. Скочинского 242-саженная шахта " Елпидифор " на рудниках Парамонова - считалась самой глубокой в России, а по техническому уровню могла быть приравнена к самым лучшим шахтам Англии и Германии. В 1916 году по проекту инженера А.А. Скочинского была заложена шахта с металлическим копром, самая мощная угольная копь в России, получившая название " проходка Скочинского " (позднее шахта ОГПУ, им.Ленина). По мере развития угольной промышленности, на территории нынешнего города прокладывается железнодорожная ветка " Несветай – Горная " , возникли поселки: Соколово-Кундрюченский, Самбек, Бугултай. Объединение которых получило название рудник " Несветай " . После Октябрьской революции теперь уже на руднике " III Интернационала» " продолжалось интенсивное строительство и введены в эксплуатацию угледобывающие предприятия на территории будущего города: шахта им. ОГПУ, 141, 142; шахта им. Кирова; шахта шахта ( " Несветаевская " ); шахта " Западная-Капитальная " . По мере развития отрасли, шахта ОГПУ была признана крупнейшей шахтой в Советском Союзе. |
| „Перелом.“ Б.М. Маркевича (Москов. Ведом. 1882 года.) Этот последний роман г. Маркевича (только что изданный отдельно и очень красиво г. Сувориным) есть ни что иное как продолжение другого прекрасного произведения его – Четверть века тому назад. Почитатель таланта г. Маркевича (таланта в одно и то же время столь изящного и столь сильного) с радостию встречает в Переломе прежних знакомых своих: красавицу и умную авантюристку Ольгу Ранцеву, ее простого и благородного мужа; отвратительную и вместе с тем крайне забавную княгиню Аглаю Шастунову (мать идеальной Лины, умершей в первом романе); ее неизменного Зяблина; Ашанин, привлекательный, красивый и добрый московский Дон Жуан, тоже является здесь, хотя и на десять лет позднее, но почти всё тем же. Юношу Славянофила Гундурова, сосланного в первом романе, по проискам графа Анисьева, в Переломе мы видим деятельным членом коммиссии по крестьянскому вопросу. Политическая роль его похожа на ту, которую играл Юрий Федорович Самарин в деле освобождения крестьян. В новом романе мы, между прочим, присутствуем при весьма печальной кончине отца г-жи Ранцевой, исправника старого стиля, эстетика и взяточника, Елпидифора Мартыновича Акулина, и знакомимся с исправником новой либеральной формации – Факирским (в романе Четверть века он был, кажется, мечтательным студентом). – Красивый „преторианец“ Анисьев теперь уже достиг высших должностей... Сверх всех этих прежних знакомых наших, до конца очень верно выдержанных автором, мы здесь встречаем много новых лиц, отчасти очень умно задуманных и художественно изображенных, отчасти же чуть-чуть не прямо списанных с весьма известных особ. Из числа лиц новых и вымышленных особенно замечательны: Троекуров, кавказский молодой герой, богач, истый барин русский, патриот и отличный мировой посредник; влюбленная в него энергическая и оригинальная княжна Кира Кубенская и пожилой придворный, граф Наташанцев, поклонник Ольги Ранцевой. К числу же почти портретов, как говорят, надо отнести государственных деятелей: графа Вилина, блистательного VIabлuhoba, Ягина и отчасти даже знакомого нам еще из „25 лет тому назад“ – графа Анисьева. Потом – художников (уж не литераторов ли?): ядовитого и остроумного Топыгина, пустого болтуна Гаврилкина и Самурова, „старого монархиста, сочувствующего нигилистам“, даровитого и тонкого, но, по безхарактерности, желающего и в „легальности“ пребыть, и угодить либеральному сброду, всем стремлениям которого он сочувствует... |
| – «Горький – это пропаганда, а пропаганда не литература. Горький пришелся по плечу Обществу, которое теперь особенно унижается. Это люди, борющиеся за свое существование, много читающие и этим путем работающие над собой больше, чем учащаяся молодежь. Но в них нет никакой устойчивости. Этому слою людей, не интеллигентов совершенно по плечу творения своего собрата – и снохачество на плотах и дно всяких мерзостей с примитивной тенденцией ницшианства, политиканства и т. п. – Однако, Василий Осипович, Горький известен за границей и там его хвалят, – возразил я. – Если его славят за границей, отвечал он, то и там есть отбросы Общества, кои видят в Горьком свои вкусы и кричат о них. – Но недаром же Академия наук хотела возвести Горького в Академики российской словесности, заметил я. – Академия сама опустилась бы на «Дно» и здесь среди оборванцев явился бы и герой в академическом мундире с проповедью физической силы против морали или социализма, против собственности и государства. Воображаем, как тогда ликовали бы рукоплескали зрители «Дна», вознося превыше небес Российскую науку, но что сказала бы тогда история Русского просвещения. Мрачно и уныло отметила бы она на своих страницах это несуразное явление». Являясь уроженцем нашего края и владельцем имения в деревне Ольхово, Елпидифор Васильевич по поручению научных обществ неоднократно проводил археологические раскопки на территории Череповецкого уезда, собирал здесь старинные предметы, рукописи, народные песни, предания. Подтверждение этому можно найти в его трудах. Например, в «Причитаниях Северного края» он писал: «В минувшем 1870 году я был на родине в Новгородской губернии, в Череповецком уезде, оказывается, что и здесь есть еще плакальщицы, известные целым волостям своими умильными причитаниями». С 15 января 1873 года Барсов являлся членом-корреспондентом Императорского Московского археологического общества, на заседаниях которого он регулярно делал отчеты о произведенных им исследованиях. В «Трудах» общества опубликованы следующие статьи Барсова: «О деревянной часовне в 5–6 верстах от г. Вытегры Олонецкой губернии» (T.VII. 1878 г.); Объяснение археологических предметов, поступивших в Общество с выставки, устроенной в г. Череповце» (Т. VIII. 1880 г.); «Проект Устава для музея в г. Череповце» (Т. IX. 1883 г.); «Княжий городок на реке Шексне». (Т. II. 1891 г.) |
|
|
