| С 1881 года Барсов стал секретарем Московского общества истории и древностей российских при Московском университете и редактором его знаменитых «Чтений». В 1883 году Елпидифор Васильевич стал хранителем, а затем библиотекарем Дашковского этнографического музея. В 1885 году Е. В. Барсов получает IV по «Табели о рангах» классный чин действительного статского советника, что даёт ему право на потомственное дворянство. К тому времени учёный издал три тома «Причитания Северного края» и заканчивал работу над другим своим фундаментальным трудом – трехтомной монографией «Слово о полку Игореве» как художественный памятник Киевской дружинной Руси». Помимо отдельных сочинений, Е. В. Барсов сделал много разных сообщений, снабдил предисловиями много письменных памятников старины и народного творчества. Полный список написанного им приведён в брошюре Д. В. Цветаева «Записка о трудах Е. Барсова» (М., 1887). Большое количество материалов, которыми Барсов обогатил науку, он черпал из своей коллекции. На протяжении всей своей жизни учёный собирал памятники старины. Спектр интересов Барсова-коллекционера был чрезвычайно широк. Это и рукописи, и произведения древнерусской литературы, старинные монеты, оружие, портреты, иконы. Коллекция литературы и рукописей Е. В. Барсова, была удостоена Уваровской премии. Будучи страстным коллекционером, Елпидифор Васильевич в то же время с удовольствием делился своими богатствами, когда был уверен, что они послужат просвещению людей, воспитанию любви и уважения к знанию, интереса к изучению прошлого. В 1878 году Барсов, получив предложение от Череповецкой городской думы посодействовать в создании историко-археологического музея, подарил городу свое нумизматическое собрание, коллекцию древнерусского оружия, портреты великих князей. В 1914 году своё рукописное собрание (2728 рукописей XV—XIX вв.) и старопечатные книги Барсов отдал Историческому музею. Весьма существенные Части барсовской коллекции, отложились также в фондах Отдела рукописей Российской государственной библиотеки и в Российском государственном историческом архиве литературы и искусства в Москве. |
| Потом их повесили и скоблили тела их даже до костей, но мученики снова оказались без ран. Наконец, царь, не зная, что сделать еще, осудил их на усечение мечем. Когда святые шли за город для совершения над ними казни, за ними следовало много веровавшего народа, который с плачем говорил им: — Рабы истинного Бога, зачем оставляете нас без поучения? Святые отвечали: — Милосердный Бог устроит потребное для вас, как знает и хочет: только веруйте в Него несомнительно, и Он дарует вам — что будет служить вам на пользу. Некоторые из царских слуг пошли к царю и донесли, что весь народ пристал к этим трем христианам и может воспрепятствовать их усечению. Царь сказал: — Выведите за город триста вооруженных воинов, чтобы они перебили и народ, который будет следовать за этими обольстителями. Слуги донесли ему, что среди этого народа есть и некоторые из вельмож, что и Елпидифор там же, и спрашивали, можно ли и их перебить с прочими. Царь приказал позвать к нему Елпидифора. Елпидифор, взяв с собой трех других сановников, пришел к царю. Царь, поникнув головою, долго сидел в молчании; потом, подняв голову, сказал: — Елпидифор! зачем, оставив отеческих богов, вы захотели перейти к ложным христианским [ 9 ]? Знай же, что я не пощажу никого, кто верует в Распятого. Елпидифор отвечал: — Делай что хочешь, мы готовы тотчас умереть за распятого Христа, потому что Он один есть истинный и праведный Бог, и нет другого, кроме Него. Все же твои боги суть бесы, от которых мы отрекаемся и отвергаемся, а тобою, — служителем бесовским, — и скверными идольскими жертвами мы пренебрегаем. Тогда царь осудил их на смерть и произнёс над ними такой приговор: «Елпидифора и всех его единомышленников, которые оставили пресветлых богов и предпочли смерть этой жизни, — повелеваю усечь мечем, чтобы они получили то, чего сами пожелали; и кто хочет взять и укрыть их тела, тот может сделать это безбоязненно». Воины, тотчас взяв их, повели за город к святым мученикам и ко всему народу, уверовавшему во Христа. Когда там было прочитано пред всеми повеление царя, то все воскликнули: — Слава Тебе, Боже, что указал нам благой путь, дабы мы, освободившись из сего мрачного и коварного мира, пришли к Тебе, Богу нашему, поклонились престолу Твоему и узрели Тебя, Свет Неприступный. |
| — Видать, и впрямь нерусское, — заступился за старшину Строгоноса отрок Евстафий. — Ишь, вонищу какую по себе развело, прогорая! И что у него в потрохах было, неведомо, право слово! Эть, эть, яко смердит! — Может, оно самого анчихриста во утробе вынашивало, — вставил свое слово крестьянин, уже один раз битый по загривку старшиною. — Стало быть, не без пользы мы его в воню злоутробия сатанинского принесли, — молвил старшина Строгонос, выказывая владение уставами церковных молитв. — Однако же явили жестокоуправство, — встрял в разговор Никита Переяска. — Следовало сего распетушного злодея посадить в оковы и везти в град Русалим, где есть святой праведник Елпидифорий. Он молится не токмо о продавших душу диаболю, но и даже о самих чертей скорейшему спасению и наставлению на путь истинный. О том свидетельствует даже и само имя праведника, ибо Елпидифорий эллиньски означает «дающий надежду». — Неужто и о чертях, прости Господи?! — подивились крестьяне, произведшие самосуд над колдуном. — Истинно глаголю вам! — проповедовал Никита с важным видом. — А уж таких, как ваш межеумок, к нему сотными приводят. Ставят пред ним на колени, а он только произнесет: «Обрати, Господи, сих заблудших овец в истинную веру Православную!» И сей же час по слову Елпидифория они начинают визжать и крутиться волчком по земли. Изо ртов у них черный и смрадный дым валит, подобный тому, что тут рас пространился, и прочь вся черная сила выходит. По истечении нечистого духа встают, приняв облик христианский, падают к руке праведника, лобзают руку ему и поют «Воскресение Христово видевше…» А Елпидифорий, проливая чистые слезы, благословляет их и возвращается в свою келью, где продолжает непрестанно молиться о спасении чертей и всего ада преисподней… — Опомнись, Никита! — не сдержался более слушать князь Андрей. — В какой соблазн вводишь малых сих! Они ж тебе верят! — Верим, — закивал один из крестьян и тотчас получил оплеушное благословение от старшины Строгоноса. — Вируем в Бога, а тоби, брехун, немного, — проворчал Строгонос. — Не может того быта, щобы праведник за чертеняк молился. Либо он праведник и о нашем спасении печется, либо он такое ж самое распетушье! |
| Э.П. Риммер Елпидифор Васильевич Барсов (1836–1917) – крупнейший собиратель фольклора, старинных рукописей и старопечатных книг, выдающийся их исследователь, автор многочисленных научных работ и публикаций документов и материалов по истории, этнографии, фольклору Русского Севера, памятников древнерусской письменности. О нем и его коллекциях, исследованиях, политических взглядах, довольно много написано в различных изданиях. Елпидифор Васильевич – один из героев книги В.А. Гиляровского «Москва и москвичи». Москвичом он стал в 1870 году. Сначала снимал квартиру на Патриарших прудах, затем жил на Шаболовке в собственном доме. Барсов никогда не забывал свою родину – г. Череповец и Череповецкий уезд и советовал всем, «живя в столице, не забывать своих погостов». Помните, – говорил он, что «народ, который не носит уважения к своим предкам, не достоин своего существования». В 1885 году Барсов написал автобиографию для альбома М.И. Семевского – редактора исторического журнала «Русская старина»: «Родился я в селе Логинове Череповецкого уезда, но через шесть месяцев был отправлен к дедушке и бабушке в Андогу к Пречистой, (...) Дедушка Симеон – священник Андогский – Мудролюбов. 9-ти лет поступил в духовное училище Устюжны Железопольской. Тяжело вспоминать эти шесть лет, проведенные в этом училище: был сечен ежедневно по два, а часто и по три раза в день, стоял на коленях и оставался без обеда; а в субботу каждую, кроме того, был сечен за недельные шалости. (...) Затем я воспитывался в Новгородской духовной семинарии. Здесь мучили меня голод и гнилость Новгородской земли. (...) Высшее образование я получил в Санкт-Петербургской духовной академии, где принадлежал к обществу «Ядро» и был не столько студентом, сколько крикуном и заговорщиком, впрочем очень не опасным, и скорее следовал за другими, чем действовал по внутреннему движению. (...) Что это было лишь случайное явление – что все студенты нашего курса явились в жизни не тем, чем они были в школе. (...) По окончании курса служил в Олонецкой духовной семинарии. (...) Отсюда был вызван в Москву Александром Егоровичем Викторовым в свои помощники. Из отделения рукописей Румянцевского музея поступил в библиотекари городской Чертковской библиотеки». |
| Из всех искушений, постигших блаженную Меланию, одно самое ничтожное, но, по немощи человеческой, было для нее самое лютое, которое едва не расстроило ее затворнического подвига. Одна сестра обители, по монашескому имени Елпидифора, жила недалеко от ее келлии, и по зависти бесовской презирала затворницу, часто поносила ее и своим злоречием соблазняла посетителей монастыря. Потом дошла до такой степени ожесточения, что всеми способами старалась нарушать безмолвие и досаждать ей день и ночь. Долгое время блаженная Мелания переносила с кротостью все ее беспокойства и, по заповеди Господней, молилась о ней. Наступила весна. У Елпидифоры заболела ее родственница тяжелой внутренней болезнью, от которой резко стонала. Она примостила ей постель под окном затворницы и оставила там на все лето. Когда же холодное время заставило ввести больную в келлию, тогда Елпидифора на ее место привязала козу и загородила ей выход оттуда. Бедное животное, привыкшее к свободе, блеянием своим горько выражало свою неволю и до того надоело уединенной затворнице, что ей оставалось дать место злобе и уйти из своего затвора. Но куда идти затворнице, отвыкшей от мира и от людей? Долго колебалась она разными предположениями, и горько ей было; наконец, она вышла из келлии, и отломала загородку от своего окна. К несчастью, беспокойная соседка увидала это и с диким воплем бросилась на затворницу. За нею бросились и другие и, как безумные, избили бедную старицу, насильно втолкнули ее в келлию и заперли дверь. Вскоре, опомнившись и испугавшись своего безумного поступка, они пошли с оправданием к старшим и, наконец, к самой игуменье, и пустили в народе молву, будто затворница помешалась. Молва быстро разнеслась по монастырю и по городу, и некоторые начали советовать игуменье отвезти блаженную Меланию в Орел, в дом умалишенных. Добрая Василиса Ивановна испугалась такой неожиданной новости и поспешила к затворнице, чтобы самой удостовериться, правда ли это? Она застала Меланию в горьких слезах. Во взаимной беседе они сообщили, одна другой, все обстоятельства; и Мелания еще более оскорбилась, узнав о предположении отвезти ее в Орел. Только теперь она познала свою немощь и побеждение от врага. С глубоким чувством раскаивалась она в своем малодушии и нетерпении, и, смиряясь от всего сердца, просила прощения у каждого. Василиса Ивановна прилагала самое дружеское попечение, чтобы успокоить ее, ободрить и оправдать в глазах настоятельницы, и прекратить эту молву. После этого случая, враг сильно начал нападать на затворницу ночными привидениями, и попущением Божиим устремлялся на нее то в зверских подобиях, то в подобии тех лиц, которые оскорбили ее. Но мужественная Мелания терпеливо переносила все его нападения и, считая себя грешницей пред Богом, смиренно призывала Его всесильную помощь, и тем защищалась. |
| Покинув гостеприимный кров подвижника, странники на седьмой день пути подошли к Ноеву Ковчегу, который охраняли турецкие войска. Турки не пускали никого к святыне, пока им не давали табак. Получив требуемое, они накормили паломников и разрешили им пройти к Ноеву Ковчегу. Батюшка вспоминал: «Поклонились мы и внутри все посмотрели. Ковчег был трехэтажный, но потолки низкие, только в рост человека. В нижнем этаже было много помещений для скота и диких зверей». Обратный путь оказался легче и занял всего неделю. Путники вновь останавливались в пещере-келье у старца Елпидифора, который кормил их армянскими лепешками и молоком, принесенными снизу его почитателями. Спустившись с горы, батюшки две недели жили в г. Арташате у армян-грегориан. Там архимандрит Анфим занемог. Батюшка рассказывал: «Отец Анфим говорит мне: «Я чувствую себя плохо, отец Алексий. Давай вернемся в Тбилиси. Наверное, исполняется предсказание старца Елпидифора». Мы вернулись в Тбилиси. Он две недели пожил и в ноябре умер. Весь город его хоронил. Оказывается, он очень знаменитым старцем был, многим помогал... На третий день после его смерти Господь дал мне матушку Еввулу, в миру Евдокию Митрофановну, русскую женщину... Тогда она еще не была пострижена». Матушке Евдокии в то время было около шестидесяти лет, происходила она из зажиточной семьи сибирских крестьян из-под Петропавловска, что на севере Казахстана. В Грузию она бежала из ссылки». Перед смертью отец Анфим благословил отца Алексия покинуть Тбилиси. Отец Алексий вместе с матушкой Евдокией отправились в путь. 4 апреля 1942 года, в Страстной Четверг, путники пришли в Краснодар, где еще не было немцев. Когда в начале августа Краснодар заняли немцы, блаженный схиархимандрит Митрофаний собрал 27 девушек, которых спасал от угона в Германию, и вместе с отцом Алексием и матушкой Евдокией поселил их на чердаке шестикомнатного дома у одной благочестивой женщины После войны они обосновались в Таганроге на улице Чехова, где купили полуразрушенный дом. К несчастью, доверчивая матушка Евдокия не оформила покупку должным образом, что впоследствии стало причиной больших неприятностей. Несколько лет прожили они в этом доме, ежедневно принимали много верующих, молились с ними и за них. Вместе с матушкой отец Алексий совершал паломничества в монастыри. Особенно часто бывали они в Почаеве. |
| «Получив подаренный мне экземпляр «Введения в Православное Богословие», писал 21 октября 1847 года архиеп. Полоцкий Василий, «я непременным долгом поставил для себя вдруг же внимательно прочесть эту книгу. Не могу не выразить особенного удовольствия, какое мне доставило чтение этого, можно сказать, первого, весьма удачного опыта в нашем отечестве. Верный и вместе полный взгляд на предмет, систематическое и отчетливое изложение оного, вот достоинства, которые, по моему мнению, украшают ваше сочинение. Не говоря уже о многосторонних сведениях, доказывающих глубокую вашу начитанность, я уверен, что всякий любитель духовного просвещения вполне оценит ваше усердие; зрелый же плод трудов ваших не замедлит принесть истинную пользу между образующимся юношеством» 337 . «Сочинение ваше», читаем в письме архиеп. Казанского Владимира от 26 ноября 1847 г., «я своевременно получил, получив, два раза его читал, читая, в оба раза до глубины души услаждался отчетливостью, с какою оно составлено, и услаждался, тако умолял премудрости Наставника и смысла Подателя: да воздаст Он вам за сей труд в меру полну, нетрясену и проливающуюся» 338 . Подобным образом и преоев. Елпидифор, бывший ректор Макария по семинарии, приносил ему глубокую благодарность за дорогой подарок от себя и от архиеп. Варшавского Никанора, (с 1848 г. митрополита С.-Петербургского), которому не нравилось только употребление Макарием «религия» вместо «вера» 339 . Со своей стороны, преосв. Елпидифор советовал Макарию разделит свое сочинение на два тома «для удобнейшего употребления книги в руках и выражал надежду, что Макарий не остановится, подобно другим, на одном введении, а сам будет идти вперед и других будет вводить в самую науку» 340 . Наконец, и светское образованное общество, выразителем которого явились журналы самых различных направлений, единогласно приветствовало «Введение в Православное Богословие» полным одобрением и похвалою. Так, критик «Москвитянина» (А. И. Петров) указывал своим читателям на этот обширный и зрелый труд, как на одно из истинно-ученых произведений, редких в нашей литературе вообще, и просил их нисколько не стесняться заглавием «Введения». |
| Он рассказывал, что, будучи в низшем отделении семинарии, спал он на голых досках кровати; войлок был, да украли; приехал ревизор и в сопровождении начальства идет по комнатам; велено всякому стоять у своей койки; чем койку прикрыть? За неимением простыни или одеяла, подушки или тюфяка, он растянул на кровати единственный свой тулупишко; прошел ревизор, улыбнулся и говорит, указывая на его постель: «institutionibus monasticis». Успехи его, наконец, сделали его в семинарии заметным; начальство обратило на него внимание; ректор семинарии архимандрит Елпидифор, о котором покойный архипастырь поэтому вспоминал всегда с теплым чувством, стал помогать ему в его нужде; много также помогал ему, стал делить с ним каждый кусок хлеба, каждую копейку довольно достаточный по средствам товарищ его по семинарии и друг как в семинарии, так и после навсегда некто Аркадий Иванович Дагаев, под конец своей недолговечной жизни бывший советником в Каменец–Подольской палате государственных имуществ; в богословском классе он трудолюбивый, хорошо успевающий, отличенный начальством, уважаемый товарищами, мог уже добывать копейку и собственными трудами по просьбе и в пользу товарищей; он ясно помнил и не раз вспоминал время, как в первый раз на собственную трудовую копейку он сшил себе и в первый раз в жизни надел на себя халат, чуть–чуть не шинель Акакия Акакиевича... Усиленные труды однако же для себя и для других в последние годы воспитания его в Белгородской семинарии накликали на него, несмотря на ранние лета, тот недуг (геморрой), который провожал его весь век и сложил в гроб. Под конец пребывания своего в семинарии, по совету лечившего его врача, который заметил в нем основательное знание латинского языка, он готовился к поступлению на медицинский факультет в Университет. Но начальство семинарское, именно ректор архимандрит Елпидифор распорядился против его воли послать его, как лучшего ученика семинарии, в Киевскую духовную Академию. Нельзя сказать, чтобы покойный архипастырь после отзывался об этом распоряжении, как деле справедливом и для него во всех отношениях благотворном. |
| - Елпидифор! зачем, оставив отеческих богов, вы захотели перейти к ложным христианским9? Знай же, что я не пощажу никого, кто верует в Распятого. Елпидифор отвечал: - Делай что хочешь, мы готовы тотчас умереть за распятого Христа, потому что Он один есть истинный и праведный Бог, и нет другого, кроме Него. Все же твои боги суть бесы, от которых мы отрекаемся и отвергаемся, а тобою, - служителем бесовским, - и скверными идольскими жертвами мы пренебрегаем. Тогда царь осудил их на смерть и произнёс над ними такой приговор: " Елпидифора и всех его единомышленников, которые оставили пресветлых богов и предпочли смерть этой жизни, - повелеваю усечь мечем, чтобы они получили то, чего сами пожелали; и кто хочет взять и укрыть их тела, тот может сделать это безбоязненно " . Воины, тотчас взяв их, повели за город к святым мученикам и ко всему народу, уверовавшему во Христа. Когда там было прочитано пред всеми повеление царя, то все воскликнули: - Слава Тебе, Боже, что указал нам благой путь, дабы мы, освободившись из сего мрачного и коварного мира, пришли к Тебе, Богу нашему, поклонились престолу Твоему и узрели Тебя, Свет Неприступный. Они начали целовать друг друга. Воины же, окружив, избивали их, и пало тогда от меча около семи тысяч уверовавших во Христа, вместе с святым Елпидифором. Акиндин, Пигасий и Анемподист не были усечены, но, по повелению царя, снова были заключены в темницу. Поутру царь повелел приготовить огненную печь, чтобы сжечь в ней святых мучеников. Когда святые были выведены из темницы, царь сказал им: - Видите ли эту печь? - вот она приготовлена для вас. Блаженный Акиндин сказал: - Для тебя еще большая печь приготовлена в геенне огненной, в которой ты будешь вечно гореть вместе с соименными тебе бесами. Царь гневно сказал: - Разве я бес? Святый отвечал: - И дела твои и имя твое показывают в тебе беса, ибо ты делаешь свойственное бесам, и имя твое означает: " царь бесов " ; и хорошо назвала тебя твоя мать Сапором, потому что ты единомышленник бесов. Царь сказал окружающим: |
| Один из палачей Аффоний всенародно просил прощения у святых мучеников за причиненные им страдания и мужественно пошел на казнь за Христа. Вельможа Елпидифор и мать царя также исповедали веру в Единого Истинного Бога. Царь, видя, как растет число христиан и как мучения святых Акиндина, Пигасия и Анемподиста укрепляют христианскую веру, объявил народу, что святым мученикам Акиндину и Пигасию, Анемподисту и с ними Елпидифору будут отрублены головы, но тела их могут быть взяты христианами для погребения. Когда святых мучеников вели за городские стены к месту казни, огромная толпа сопровождала их, прославляя Христа. По приказу царя, воины уничтожили всех христиан (до 7000), шедших в процессии. Вместе с другими был убит и Елпидифор. Акиндин, Пигасий, Анемподист вместе с матерью царя были сожжены на следующий день. Христиане, тайно пришедшие ночью к месту казни святых, нашли неповрежденные огнем тела святых мучеников и с честью погребли их. В тойже день Празднование Пресвятей Владычице нашей Богородице в честь чудотворныя Ея иконы, нарицаемыя «Шуйския» НА ВЕЛИЦЕЙ ВЕЧЕРНИ На Господи, воззвах: Стихиры на 8, глас 1: Придите ныне, вернии,/в пении и песнех духовных воспоим,/благодаряще Матерь Божию,/дивнаго ради прославления Ея иконы Шуйския,/в ней бо от лет древних/нам Всемилостивая источник чудес преизобилен/во здравие телес и спасение душ наших. С чинми священными днесь,/вси роди верных, духовно да взыграем,/всечестное совершающе празднество Богоматере/и прославляюще дары благодатныя,/яже молитвами Владычицы/богатно подает рабом Своим,/с верою к лику Ея прибегающим,/рождейся от Нея Человеколюбец Христос/и Спас душ наших. Глас 2: Како Тя, от Самаго святых Святейшаго прославленную,/воспоим, Богородице, недостойнии и многим грехом повиннии,/несть бо красна песнь во устех грешничих,/но мы, любовию и усердием побеждаеми,/припадающе, вопием Ти:/Сама испроси нам у Сына Твоего и Бога нашего/росу благодати во омытие беззаконий наших,/да очищенными душами и устнами/блажим Тя, Всепетая. |
|
|
