| В первое время после своего понтификата папа Адриан проявлял себя сторонником церковного мира с Константинополем. Он даже вопреки Римской традиции разрешил солунским братьям проводить службу на славянском языке и освятил переведенные ими богослужебные книги у гробницы ап. Петра. В это время произошла хиротония святого Мефодия и пострижение в схиму св. Кирилла. Впрочем, этот факт существенного значения в данном вопросе не имеет, так как Римская церковь , несмотря на отклонения, указанные св. Фотием, еще не стала еретической, об этом свидетельствует наступившее через несколько лет примирение между Церквями. Господин Зайцев спрашивает: «Почему мы почитаем святых и Запада и Востока, которым «повезло» жить и спасаться во времена именно таких разрывов?» Потому что они принадлежали к единой Церкви, которая оставалась единой, несмотря на неурегулированные внутренние проблемы. Иногда такие конфликты случались не из-за вероисповедальных, а из-за административных вопросов. Поэтому мы почитаем святых Западной Церкви I тысячелетия по Р.Х. и святых Восточной Церкви как носителей благодати, не противопоставляя их друг другу. Однако мы не можем безоговорочно принять канонизацию западных подвижников I тысячелетия, совершенные римским патриархатом после его отпадения. Отмечу, что, к сожалению, мы не меньше знакомы с западной агиографией периода единства Церквей, как этого хотелось бы, а также с агиографией эфиопской, коптской, сирийско-халдейской и других древних Церквей до их отпадения в ересь. Далее г-н Зайцев продолжает вопрошать: «Неужели одна из сторон причащалась в эти периоды из «пустой» Чаши?» Из «пустой Чаши» причащается тот, кто считает, что в ней находится хлеб и вино, не пресуществившееся во время Литургии в Тело и Кровь Спасителя. А кто это – пусть решит сам догадливый г-н Зайцев. Впрочем, на самом деле Чаша всегда полная, а вера может быть и пустая. Далее г-н Зайцев продолжает: «Еще: где именно находилась «историческая Церковь » во время приостановления канонического общения между Русской Православной Церковью и Константинопольским патриархатом в середине 90-х годов минувшего столетия? Кто в этот момент оказался за бортом «спасительного ковчега» – монахи Афона (Константинопольский патриархат) или насельники русских монастырей (Русская Православная Церковь )? Литургия какой Церкви была в течение этого разрыва «мертвой формой»? |
| Таким смешением понятий у простого православного населения антиохийского патриархата весьма ловко пользовались деятели католической пропаганды, старавшиеся тех из православных сирийцев, которые не желали переходить прямо в католичество, завлечь, по крайней мере, в унию. Последнее обстоятельство не было тайною и для некоторых из среды православных, в частности, для православной иерархии антиохийского патриархата. Для того, чтобы разоблачить козни деятелей католической пропаганды и явно в глазах народа отличить унию от православия, антиохийский патриарх Мефодий в 40-х годах истекающего столетия задумал было добиться пред египетским турецким правительством, которому тогда была подчинена Сирия, установления особого клобука для униатского духовенства 274 . Но по совершенно противоположным побуждениям, тоговременный униатский патриарх Максим всячески усиливался отстоять одежду и клобук, присвоенные греческому православному духовенству и принятые униатами с того времени, когда они были признаны Портою, между тем как прежде того они носили в городах черную чалму. Спор о форме клобука, важность которого может вполне понять только тот, кто хорошо знаком с внутренним управлением народов в Оттоманской империи и с образом народного миросозерцания здесь, затянулся надолго и, только благодаря посредничеству русского и французского посольств в Константинополе, окончился установлением особого восьмиугольного клобука для униатского духовенства. С того времени, равно как и вообще со времени нетактичной деятельности униатского патриарха Максима, видимо для всех стремившегося к полному превращению сирийской унии в чистое католичество, особенно когда, не без участия патр. Максима, в 1858 году было обнародовано папское распоряжение о введении в Сирии григорианского календаря и других отступлений римской церкви от православия 275 , уния в Сирии начала заметно падать. Униаты сирийские, как видим, искусственно попавшие в унию, ожидали только благоприятного повода к тому, чтобы бросить унию, на которую теперь они и сами смотрели, как на мост, через который желали перевести их в ненавистную им католическую церковь , и воссоединиться с православною церковью. |
| Flav. De bell. 7. 5. 5 (152)) ( Schmidt. 1995; эта гипотеза получила развитие в работе Г. Джелардини, к-рая выявила лексику, связанную с войной и триумфом, в тексте Евангелия от Марка: Gelardini. 2016). Наиболее радикальные решения о происхождении повествования о Страстях в Евангелии от Марка предложили Б. Мак, считавший, что М. создал миф о невинно распятом Искупителе, соединив в нем палестинские истории об учителе Иисусе и сирийско-малоазийский культ Христа и тем самым полностью переформатировав предшествующее «движение Иисуса», члены к-рого даже не знали о Кресте ( Mack. 1988), и Дж. Д. Кроссан, к-рый на основании анализа апокрифического Евангелия от Петра реконструировал его общий с Евангелием от Марка протоисточник, к-рый он назвал «Евангелие Креста» ( Crossan. 1988). Обе гипотезы подверглись серьезной критике ( Brown. 1994). Стиль повествования М. выдает скорее продолжателя традиции, чем новатора. Д. Аллисон провел тщательное сопоставление повествования о Страстях у М. со свидетельствами ап. Павла и пришел к выводу, что М. не сочинял, а передавал предание, бытовавшее до него, подобно тому как это делал ап. Павел (см.: 1 Кор 11. 23 и 15. 3-5). Уже ап. Павлу были известны не только сам факт крестной смерти, к-рый находился в центре его проповеди (1 Кор 1. 23), но и ряд подробностей, к-рые указывают на существование полноценного (устного) рассказа задолго до времени написания Евангелия от Марка. Так, ап. Павел знал, что Иисус был предан ночью после Тайной вечери (1 Кор 11. 23), что смерть Иисуса явилась исполнением Писания (1 Кор 15. 3), что Сам Иисус предсказывал Свою смерть (1 Кор 11. 23-25), что Его убили иудеи (1 Фес 2. 14-15) и римляне («власти века сего») (1 Кор 2. 8), но Он принял смерть добровольно (Гал 1. 4; 2. 20; Флп 2. 8); ап. Павел знал о «язвах Господа на теле», т. е. о следах от бичевания или о ранах от гвоздей (ср. пригвождение «ко кресту» в Кол 2. 13-14), знал, что к Христу относится Пс 68 (Рим 15. 3; ср.: 11. 9-10), что Иисус пролил Свою кровь, будучи распят (Рим 3. |
| Кроме прочего, свят. Льву приписывается сборник «Сакраментарий папы Льва», но, за исключением немногих мест, это сочинение является более поздним. §3. Учение 1. Значение учения свят. Льва для судеб Вселенской Церкви – двояко. Насколько были своевременны и полезны его догматические суждения, настолько неполезны его суждения в области канонической. 2. Догматическое учение свят. Льва, хотя и не имеет такой, почти математической выверенности, как у лучших представителей золотого века христианской письменности, но, в целом, оно безупречно. Складывалось сие учение в полемике с монофизитами. а) По мнению свят. Льва, монофизитские заблуждения прямо противоречат Никео-Цареградскому Символу Веры . Поясняя эту мысль, он писал: «Вечного Отца Единородный Сын родился от Святого Духа и Девы Марии. Он зачался от Духа Святого во чреве Матери Девы, которая как зачала Его, пребыв Девою, так и родила Его. Мы не могли бы победить виновника греха и смерти, если бы нашего естества не воспринял и не усвоил Тот, Которого ни грех не может уязвить, ни смерть удержать в своей власти» (выделено – и. В.Ф.; цитируется по: А.П. Лебедев , «Вселенские Соборы VI, VII и VIII веков», Москва, 1897 г.; Приложение V). Приведенная цитата (см. выделенный текст) свидетельствует о том, что на западе, как и на востоке, Православие отстаивалось с позиций учения об обожении. Таким образом нить этого учения пронизывала все главные богословские направления: эллинско-александрийское, сирийско-антиохийское, латинское. б) Полемизируя с архим. Евтихием, папа Лев описывает истинные свойства принятого на Себя Христом человечества. «Истинный Бог, – учит он, – родился в подлинном и совершенном естестве истинного человека; Всецелый в Своем, всецел в нашем» (Цитируется по: А.П. Лебедев , «Вселенские Соборы VI, VII и VIII веков», Москва, 1897 г.; Приложение V). в) В связи с разъяснением свойств человечества Христа, свят. Лев излагает свои мысли и о том, как в лице Христа соединены между собою два естества. Эту истину он объясняет так: «Во Христе оба естества сохраняют свои свойства без всякого ущерба. Как образ Божий не уничтожает образа раба, так и образ раба не уничтожает образа Божия. И если уничижение человека и величие Божества взаимно соединились, то в этом единстве нет никакого превращения. Ибо как Бог не изменяется чрез милосердие, так человек не уничтожается чрез прославление. Каждое из двух естеств в соединении с другим действует так, как ему свойственно: Слово делает свойственное Слову, а плоть исполняет свойственное плоти. Одно сияет в чудесах, другое подлежит страданию» (Цитируется по: А.П. Лебедев , «Вселенские Соборы VI, VII и VIII веков», Москва, 1897 г.; Приложение V). |
| Дело в том, что сначала издатели этого двойного портрета считали его иконой супружеской четы, но было мнение, что это просто портреты двух христиан, с изображением основной эмблемы их веры. Однако женская фигура держит, кроме того, крест в правой руке у своей груди, а, как известно, это есть открытый символ мученичества; затем, не обратили внимания на то, что по форме своей и драгоценный крест, украшенный камнями, в руках святой византийского типа, которого не могло быть ранее VI в. Итак, икона эта также принадлежит VI или даже началу VII в. и явно должна представлять святых, но не мужа и жену, как то полагают, а брата и сестру, похожих друг на друга, а следовательно и черты эти могут считаться типичными чертами для сирийцев. Однако трудно выбирать из длинного ряда сирийских святых брата и сестру, которые здесь изображены, и не известно, кто именно св. мученица – дева и ее брат патрицианского рода (см. звездчатую фибулу на правом его плече, замыкающую его патрицианскую мантию). Особая манера корсунского письма здесь видна в чертах мужской фигуры, и при этом довольно ясно, что она зависела от особенного характерного письма, преследующего, так сказать, впечатление, а не точный рисунок самого лица. Такая черта живописи, по общему впечатлению, могла явиться в портретной живописи, а затем и в иконописи, в том сирийско-египетском регионе, где греко-восточная иконопись сама сложилась и где с одной стороны самые людские типы были очень характерны и с грубыми чертами лиц, а с другой стороны и в живописи было желательно упрощение в средствах и передаче. Само название «корсунское письмо» способно скорее вызвать недоумение, чем повести к точному определению предмета. В этом названии ясно лишь то, что под Корсунем разумеется древний Херсон или Херсонес, крупный торговый греческий город в Крыму. Остается, однако, неизвестным, насколько и самое название «корсунский», прилагаемое к древним крестам, иконам сосудам, церковным дверям и пр., разумеет только обычная летописная ссылка на древний Херсонес, из которого, по указанию летописи, перевезена была первая христианская утварь на Русь. |
| Теперь греко-униаты, отрешившись от своего первого порыва, который, если бы был поддержан, имел бы своим результатом полное соединение их с православною церковью, кажется, питают тайную надежду образовать отдельную церковь как от Рима, так и от восточных греческих патриархов. Различные проекты, которые они представляли в последнее время, вели к этой именно цели. Сначала у них была мысль основаться в Сирии под непосредственным покровительством русского Св. Синода с признанием исключительного главенства русской церкви. В этом смысле они делали предложения как начальнику нашей духовной миссии в Иерусалиме, так и генеральному консулу в Бейруте, которые были отклонены, как несогласные с каноническими правами патриархов и братским союзом, соединяющим нашу церковь с восточною. Принужденные отказаться от этого проекта, делегаты мельхитов в Сирии придумали другую комбинацию, которая состоит в том, чтобы не выбирать нового патриарха, но поручить управление вакантных епархий четырем епископам: бейрутскому, сайдскому, захлскому и дамасскому, и вместе с тем получить разрешение иметь представителя их церкви при Порте. Для достижения этой цели они желали бы избрать пятого епископа, который бы был представителем нации в Константинополе и был бы снабжен бератом от Порты» 286 . Далее кн. Лобанов-Ростовский поручал генеральному консулу в Египте разъяснить викарию Джибаре, представителю египетских униатов, что русское правительство и агенты его на Востоке не могут содействовать стремлениям униатов, противоречащим традиционной примирительной миссии России на православном Востоке. Кроме того, консулу внушалось указать представителю египетских униатов на странный разлад, замечавшийся в самой греко-униатской восточной общине, ибо в то время как их делегаты в Сирии отклоняли выбор нового патриарха во имя своих единоверцев в Александрии, Каире, Сауре и Дамаске 287 , представители этих же епархий в Египте изъявляют желание диаметрально противоположное их соотечественникам в Сирии. Ввиду все более и более наступательного положения, какое принимала католическая церковь относительно восточных униатов, равно как и в виду разногласий, какие начали возникать среди их общины, единственным нашим средством обеспечить их будущее на законном основании было подчинение их православной восточной церкви, в лоне которой они могли бы найти и покровительство русской церкви, и самую верную защиту от латинства. |
| Так незаметно, под шум военных столкновений обеих монархий, распространялись среди полудиких пограничных князьков и их племён византийская вера, a вместе с ней и византийская культура. Подобные же явления имели место и на сирийско-месопотамской границе империи. Очень может быть, что если бы не взрыв дикой энергии Ислама, не этот новый поток аравийских семитов, то византийская культура подчинила себе все страны передней Азии и довершила их эллинизацию, только временно прерванную ростом новоперсидского царства. Агиография полна необычайно ценных, отсутствующих в других источниках указаний на этот тихий, но могучий процесс эллинизации соседних с империей пустынь. Правда жития сирийских и палестинских подвижников, доставляющие нам эти указания, по-видимому, больше говорят об обратном – о постоянных опасностях, которым подвергалось пограничное население со стороны кочевников-бедуинов. Таковы повести о нападения сарацин на синайские скиты, такова легенда об иноке Малхе, попавшем в плен к сарацинским шайкам вместе со всем караваном, которыми только и можно было странствовать по пустынным дорогам. Таковы рассказы о неоднократных погромах палестинских и египетских монастырей 165 , такова повесть о плене аввы Даниила 166 . Когда отношения с Персией обострялись, к этим набегам мелких бедуинских шаек присоединялись и более опасные нападения арабских «филархов» – начальников, колен, находившихся на службе у персов. Жития препп. Дивногорца и Иоанна Молчальника передают нам об особенной жестокости некоего филарха Алмундара, который получил от персов даже титул сарацинского царя 167 . Но отрицательное значение подобных явлений не следует преувеличивать. Они не были в силах помешать медленному стихийному процессу захвата пустыни культурным миром. Варварский плен был довольно мягким. Кочевники охотно соглашались на выкуп пленных, которые в противном случае легко могли убежать, как это и удалось преп. Малху и авве Даниилу. Цена выкупа была не особенно высокой – от 24 до 85 номисм, смотря по знатности пленника 168 . Самый процесс выкупа был порою обставлен довольно наивно, и кочевники, очевидно, полагаясь на известные взаимные традиции своеобразной честности, сами приводили пленников в небольшие города, и торговались с выкупавшими 169 . |
| Итак, христианство у йикийцев-албанцев Кавказской Албании имеет более чем тысячелетнюю историю. Для ее народов оно было не экзотикой и не поверхностным увлечением вопреки тому, что утверждал П. К. Услар 9 . Для йикийцев-албанцев христианство было великой религией; Благая Весть была принята ими как Божественное откровение, а Иисуса Христа они почитали как Бога. Кроме многочисленных сохранившихся до наших дней культовых сооружений, в этом убеждает нас имя Бога Йиниш / Гыныш / Гынич (Yenis); в цахурской графике ГIыhuш / ГIhuч — это не что иное, как имя Иисуса, закрепившееся в форме сирийско-арамейской традиции Йешуа . То же слово означает Бога и в рутульском языке, причем и для цахуров, и для рутульцев это — исконный термин для обозначения Бога, а Аллагь — слово заимствованное. Одно это уже свидетельствует о глубокой привязанности к христианству, о признании Иисуса Христа Сыном Божиим 10 . И уже после окончательного утверждения ислама среди народов Дагестана (XV в.) у цахуров то и дело возникало движение за возврат к христианству. Цахурские правители иногда были христианами уже в период признания ислама официальной религией. Показательно и участие католикоса албанской Церкви в делах цахурских владетелей. Сторонниками утверждения христианства здесь были не только духовенство, но и цари, и племенные вожди. К ним Моисей Каланкатуйский причисляет Аршакидов: Урнайра, Ваче II и Вачагана III. В окружении царей стремление к усилению христианства ощутимо и после принятия ислама, в XV, XVI вв. Поэтому некорректно умалять роль христианства в жизни и судьбах народов, исповедовавших его более тысячи лет, как это делал П. К. Услар. Этот же автор категорически отрицал саму возможность перевода Библии на албанский язык и существование албанской письменности (а значит, и богослужебных книг на этом языке) и писал: “Нет сомнения, что богослужение в горах никогда не совершалось ни на одном из туземных языков; посему смысл его всегда оставался непонятным для горцев” 11 . Однако время показало, что это не так: собственное письмо было у албанцев еще до принятия христианства 12 . Святой Месроп Маштоц, который традиционно считается создателем грузинского, армянского и албанского письма, последнее, вероятно, лишь реформировал, и оно сыграло важную роль в распространении и утверждении христианства, в создании духовных школ и в подготовке священнослужителей, способных не только к богослужебной и миссионерской деятельности, но и к переводам 13 . Христианство способствовало формированию духовной и светской литературы на языке (языках) Кавказской Албании, особенно в V–VIII вв. |
| Создатели этих “Деяний”, в отличие от Луки, сосредоточили свой интерес на самой судьбе и поступках апостолов, а не на изображении церковной истории как особого периода в предустановленной Богом общей истории спасения. Апокрифические “Деяния”, будучи популярными историями для народа, изобилуют самыми невероятными чудесными событиями, призванными развлечь и удивить читателя. Апостолы здесь прославляются в первую очередь как чудотворцы. Многие из легенд, вошедших в состав апокрифических “Деяний”, существовали еще до их письменной фиксации в качестве народных сказаний. По утверждению авторов книги, лишь подобная народная литература и была способна объединить в себе кафолические и гностические элементы. В знаменитом труде патриарха Фотия “Библиотека” упоминается произведение Periodoi twn aposmylwn. В него входят древнейшие из апокрифических “Деяний”. Как отмечают авторы книги, этот сборник появляется в манихейской среде в IV в., причем уже именно как фиксированный корпус псевдоапостольских “Деяний”. Говоря о личности упоминаемого Фотием мнимого создателя этих апокрифов Левкия Харина, авторы книги высказывают предположение, что имя это первоначально связывалось только с первым из памятников корпуса — “Деяниями Иоанна”. Левкий упоминается в тексте этого произведения как ученик апостола Иоанна. При составлении манихейского корпуса имя Левкия соотнесено уже со всеми составляющими его текстами. Для манихейского сборника это имя было взято скорее всего для того, чтобы легендарный ученик апостола своим авторитетом повысил статус “Деяний”. Говоря далее о так называемых “Деяниях Иоанна”, авторы отмечают, что этот апокриф принадлежит традиции энкратических[ 8 ] сект, скорее всего — сирийско-малоазийского круга. Именно из этой среды памятник позднее заимствовали манихеи. Эти “Деяния” в составе манихейского корпуса сочинений имели хождение в Испании вплоть до VI в., а на христианском Востоке переписывались и читались еще дольше, по преимуществу в низовом слое церковной культурной среды. |
| стихотворное переложение этой легенды, отрывок из которого перевел О. Мандельштам: …Нежна была твоя плоть, Алексей, теплой жизнью согрета, — Для чего же ты посвятил скорбям молодые лета?.. Но и позднее легенда эта очень много значила для воображения совсем простых молодых людей — вплоть до описанных Радищевым благодарных слушателей нищего странника, поющего им старую песнь русских слепцов: Как было во городе во Риме, там жил да был Евфимиан князь… «Сколь сладко неязвительное чувствование скорби! — восклицает Радищев, в лице которого культура эпохи сентиментализма неожиданно открывает для себя сбереженную народом древнюю «слезность». — Колико сердце оно обновляет, и онаго чувствительность!» Во времена, о которых мы говорим, отлично знали, как «чувствование скорби» обновляет сердце, но, впрочем, отнюдь не согласились бы, что ему следует оставаться «неязвительным». Нет, бурав должен именно «уязвить» душу, болезненно войти в нее, чтобы открыть глубокий источник. То же упоение слезами, которое ощущается в истории Алексия, лежит в основе хотя бы легенды об Археллите (это сирийско–коптское искажение греческого имени Архелладий). Легенда эта дала тему едва ли не лучшему произведению коптской поэзии. Сюжет ее таков: единственный сын знатной константинопольской вдовы — снова единственный сын! — отправляется учиться в дальние города, но пронзен мыслью о человеческой бренности и поступает в палестинский монастырь, где дает обет вовеки не видеть женского лица; до тоскующей матери доходят слухи о монашеских трудах ее сына, она приезжает в обитель и молит Археллита о встрече. Этим обусловлена безвыходная коллизия. Юноша не в состоянии ни отказать матери, ни нарушить обет, и ему остается тут же умереть с разбитым сердцем; мать оплакивает его и сама находит успокоение в смерти. Нужно представить себе, как вникали люди той среды в подобные рассказы. Создаются совершенно особые понятия восточнохристианской культуры, выражаемые греческими словами «элеос» и «катаниксис»: первое — «умиление», т. е. |
|
|
