| Труды киевского митрополита Евгения Болховитинова должны занимать одно из почетных мест в ученой разработке истории русской церкви не только потому, что ученый архипастырь жил раньше многих других духовных писателей по русской церковной истории, но и по своим внутренним качествам, по достоинству своего содержания и направления, по тому влиянию, какое имели они на дальнейшую научную разработку русской церковной истории. Митрополит Евгений рос и воспитывался в эпоху знаменитого митрополита Платона, который также занимался историей русской церкви; но церковная русская история митрополита Платона явилась в печати в 1805 году, в то время, когда Евгений Болховитинов был известен в литературе многими самостоятельными исследованиями по русской истории. Впоследствии мы представим отзыв самого Евгения об истории митрополита Платона и тогда увидим, что Евгений шел в своих трудах совершенно по другому направлению, чем Платон: в трудах м. Евгения высказаны были новые требования времени от научных занятий по истории; оттого его труды пользовались известностью в литературе и имели больше влияния на развитие исторической науки, чем труды м. Платона. Последнего он превзошел и многочисленностью и разнообразием своих исследований. Разнообразие в содержании трудов м. Евгения дало повод ученым рассматривать его труды в применении к разным специальным знаниям. И. И. Срезневский засвидетельствовал значение их в науке археологии; А. Ф. Бычков касался значения их в истории русской литературы; по замечанию Я. К. Грота, труды м. Евгения преимущественно относились к области русской истории в пространнейшем значении этого слова. В самом деле, следя за ходом научных занятий преосв. Евгения с ранних пор его самостоятельной деятельности до самой кончины, замечаем, что они обращены были преимущественно на изучение истории отечественной церкви. Если по временам он удалялся от своей главной задачи в исследования археологических, филологических, библиографических; то удалялся по необходимости: он ясно сознавал недостатки и нужды в современном ему состоянии научной обработки истории отечественной церкви и обращался к указанным исследованиям, как к необходимым подготовительным работам для изучения русской церковно-исторической жизни. Под конец своей жизни преосв. Евгений намеревался сделать свод всех своих наблюдений и замечаний по истории; он приступил к полному систематическому изложению русской церковной истории; но смерть помешала ему исполнить намерение, над выполнением которого он трудился много лет. |
| Н.И. Полетаев Глава VI. Митрополит Евгений, как историк русской церкви «Нельзя вполне критиковать сочинения, не сравнивая его со многими той же материи и рода... Предшественнику всегда бывает труднее последователей» 718 . «У нас в последнее, начавшееся, впрочем, уже с 40-х г.г., время забывают почву исторической перспективы..., удят из прошлого какую-либо личность, отделяют ее от времени, точно отдирают старый портрет от холста, от освещения, колорита, аксессуаров обстановки и неумолимо судят ее современным судом и казнят, забывая, что она носит девизы и цвета своего века, его духа, воспитания, нравов и прочих условий. Это все равно, что судить, зачем лицо из прошлого века носило не фрак, а камзол с кружевными манжетами, и, пожалуй, еще зачем не ездило по железным дорогам?» 719 . Эти прекрасные слова ветерана нашей родной литературы и афоризм самого приснопамятного м. Евгения невольно пришли нам на память, когда, намереваясь сделать общую характеристику покойного киевского архипастыря, мы прочли отзыв о нем архиеп. Филарета Гумиловского. Перечислит, в своем «Обзоре» литературные труды нашего автора, последний пишет: «При взгляде на такое множество сочинений, преимущественно историческим, очевидно, что м. Евгений одарен был обширною памятью и владел богатым запасом сведений. Богатство сведений его, переданных печати, много принесло пользы любителям отечественной истории. Это заслуга его. Но при разборе каждого из сочинений преосвященного, – не в унижение его говорим, a показывая характер его – видим, что у него не было систематического взгляда на явления истории. Вы видите кучи исторических явлений, но не соединенных общею мыслию и не оживленным чувством. У него нет охоты даже к тому, чтобы попадающиеся ему на глаза явления разделить на классы их; он передает вам их, как попались они ему случайно. Факты собираются у него без различия важного от пустого и без внимания к тому, что в ряду их не достает, там и здесь событий, служивших переходом от одного события к другому: причин и следствий события не увидите у него, разве там, где они попались ему на глаза». |
| Н.И. Полетаев Глава V. История Славено-Русской церкви от начала оные до настоящего времени (рукопись) Мысль об этой истории у Евгения; начало и продолжительность работ над нею. Ее различные редакции, источники и пособия. Подробная передача содержания Истории Славено-Русской церкви. Ее научная ценность. Предшествующее и современное м. Евгению состояние русской церковно-исторической науки. Условия, при которых работал Евгений над своею «Историею». Под выписанным заглавием, в библиотеках Киево-Софийского собора (за 158) и С.-Петербургской духовной академии (за 254) хранится рукописный, только почти начатый, труд преосв. Евгения, доведенный им до конца XI стол. Не иначе, как об этом труде сам автор упоминает в своей автобиографии, помечая в числе неизданных своих сочинений «Историю российские церкви» и добавляя, что «она не окончена» (Сл. светс. пис., его. 15). Когда начал и когда перестал Евгений работать над «Историею», с точностию определить трудно. Категорическое заявление г. Сперанского, имевшего под руками одно лишь «Введение» в историю, что составление последней относится к 1803 г. 602 , не заслуживает и опровержения, так как в самом же «Введении» есть ссылки на русский перевод шведской истории Далина (примеч. 11 и 16), сделанный в 1805–1807 г.г., и на 3 и 5 ч.ч. Шлецерова «Нестора» (примеч. 35, 40 и 42), вышедшие в свет в 1805 и 1809 г.г. Стало быть, ранее 1809 г. наш историк и не мог приняться за свою любимую работу. Но и этот год мы не вправе принять, как ее начальный год, так как в самой «Истории», Сперанскому неизвестной, именно, в примеч. 58 и 59 (§ 32 – по первой редакции) преосв. автор цитует III и IV ч.ч. «Истории российской иерархии», появившиеся в 1811 и 1812 г.г., и «Вестник Европы» за 1810–1812 г.г. (§ 56 – по остальным редакциям). В частности, он цитует 14 этого журнала за 1812 г. Так. обр., чтобы начать писать свое сочинение, Евгений должен был иметь уже под руками все перечисленные пособия и засесть за него не ранее конца 1812 или начала 1813 г., в Вологде. |
| Н.Н. Жервэ Митрополит Евгений Болховитинов – современник А.С. Пушкина, Н.М. Карамзина , друг Г.Р. Державина и Н.П. Румянцева, человек высоких духовных и нравственных начал, «один из величайших собирателей, которые когда-либо существовали, русский Миллер» 1 . «Извлекая из забвения заброшенное и позабытое, он готовил все для того, чтобы облегчить впоследствии путь к изысканиям и созданию отечественной истории» 2 . В день празднования столетнего юбилея митрополита Евгения, в 1867 г., в стенах Академии наук И.И. Срезневский произнес слова, которые отражали отношение современников к его трудам: «В среде передовых людей науки неотъемлемое место принадлежит и митрополиту Евгению: и его произведения нам необходимы, и его деятельность нами не может не быть глубоко чтима. Труды его, возбуждая внимание к древностям и старине, и представляя о временах прошедших множество любопытных данных и соображений, достойны быть более известны» 3 . Научную деятельность Болховитинова в XIX в. оценивали по-разному: одни видели в нём «усердного ревнителя просвещения, превосходного литератора, учёнейшего сына православной Руси, принадлежавшего к числу первых учёных Европы» 4 , другие обвиняли митрополита в «отсутствии систематического взгляда на явления истории... передаче кучи фактов исторических, не соединённых никакою общею мыслью» 5 . Но уже тогда было отмечено, что Евгений «искал больше пользы, чем собственной славы; мимо не прошёл ни одного ему доступного архива, ни монастырского, ни судейского без того, чтобы не осмотреть и не узнать содержание бумаг, относящихся до истории; перечитывал ветхие, едва понятные рукописи, старался пролить на них свет, извлекал из забвения» 6 . Первой научной биографией Евгения можно считать небольшой очерк К.Н. Бестужева-Рюмина, помещенный в 1863 г. в Энциклопедическом словаре 7 , и только в связи с празднованием столетнего юбилея Болховитинова появились другие работы о нем 8 . Тогда же было высказано мнение о необходимости собрания и издания «Материалов для биографии» и переписки Евгения: «Не странное ли явление – человек, прослуживший литературе 50 лет, составивший 270 биографий духовных писателей и 450 биографий светских писателей, не дождался в 30 лет после своей кончины ни единой сколько-нибудь достойной или хоть сносной биографии!» 9 . |
| IV. Имянной список Посадских и Тысяцких Псковских, сколько упоминается о них в летописях Примеч. Судя по бывшему издревле у Славян народному Правлению, права свои удерживавшему и при самих Князьях, должно полагать, что и у Псковичей Посадники и Тысяцкие были с самого начала их поселения в сих странах. Но имен их по Летописям не видно до половины 12 столетия, а Тысяцкий во всей Псковской Летописи один только упомянут. Первый Псковский 12 века Посадник по Новгородской Летописи значится: 1. МИРОСЛАВ ГЮРЯТИНИЧ. Он с 1126 был Посадником в Новгороде, а в 1132 году определен Новгородцами во Псков в 1134 году ходил со Псковскими войсками в помощь Новгородцам на Ростов и Суздаль, а по возвращении оттуда оставлен опять Посадником в Новгороде и в следующем году января 28 там скончался. ВЯЧЕСЛАВ Упоминаются в Новгородской Летописи при нашествии Чудей на Псков убитыми в сражении 1176 года, но были ли они Посадники, или просто именитые граждане, либо Воеводы, не сказано. НИКИТА ЗАХАРЬЕВИЧ СТАНИМИР ИВАНКО 2. ИВАН МАТФЕЕВИЧ упоминается 1192 года при перенесении Мощей Благоверного Князя Гавриила Псковского. 3. БОРИС, Посадник Степенный, упоминается в 1308 году и в следующем, а скончался 1312 г. июня 1. 4. СЕЛИЛ АЛЕКСИНИЧ Храбрый, в 1323 году убит у Пскова нашедшими Лифляндцами. 5. СЕЛОГА или СОЛОГА упоминается с 1327 по 1337 год, в коем он скончался 7 сентября. 6. ИЛИЯ ходил с Войском 1341 года весной в лодках по реке Амовже (Ембаху) на Лифляндцев, а в 1З48 году ходил в помощь Новгородцам на Шведов. В сем же походе 1341 г. упоминается Островский Посадник Василий Онисимович. 7. ВОЛОДША Строилович в 1341 году ходил на Лифляндские волости зимой по льду через озеро, а в 1343 году к Лифляндскому городу Медвежей голове. 8. КОРМАН Постник в 1З4З бывши в том же походе, убит Лифляндцами. 9. ИВАН ходил по реке Нарове в 1З49 году на Лифдяндцев. 10. ЛЕОНТИЙ упоминается 1З66. 11.АНАНИЯ в 1З67 ходил послом в Новгород для испрошения освящения Троицкого Собора. 12. ПАВЕЛ упоминается в сем же посольстве. |
| IV. О Земском разделении и устроении Псковского княжества Число древних селений и жителей всей Изборской, после названной Псковской Области, также неизвестно, как и земское разделение и распоряжение оных. Уездные города или Пригороды Псковские упоминаются уже в поздние времена, хотя вероятно были с самого начала расселения Кривичей, под названием Городищ или сходственных мест. Летописец Нестор под годом 947 говорит, что Ольга, супруга Великого Князя Игоря, будучи уже во вдовстве, при малолетстве сына своего Святослава, еще до обращения в Христианскую веру, объезжая Новгородскую Область (в коей тогда включалась и Изборская) уставила по рекам Мсте и Луге Погосты, оброни и дани. Памятником ее тогдашнего путешествия и по Изборской области, здесь оставались ее сани, которые во времена Нестора, спустя лет 150, Псковичи сохраняли еще у себя в целости. Об учреждении Погостов, оброков и даней Изборских хотя Нестор и не упоминает; но, может быть потому, что Княгиня сия тогда освободила отечество свое от двух последних; однако же вероятно не оставила сделать и в нем назначения Погостов, чтоль нужных для земского благоустроенного начальства. По крайней мере название оных доныне оставшееся по всей Псковской, как и по Новгородской Губернии, доказывает, что и здесь оные были учреждены. В Ольгино время название сие, вероятно от Греков и Римлян заимствованное, значило тоже, что у них Πγος и Pαgus, то есть Замок или Крепость на возвышении, с округою подведомственных ей Волостей или сел. А в одном месте Псковской Летописи (1431 года) округа названа Обрубом, либо по окружной огороже, либо по окружному ведомству повинностей называвшихся порубом. У Северных народов такие волостные округи разделялись по рекам для лучшего разграничения и для удобнейшего сообщения (что и Ольга сделала) и назывались Губами. От них название Губы вошло потом и в Российские Земские разделения северных Областей для означения округов, и продолжалось во Псковской области пости до половины 18-го столетия. Название же погостов, по введении Христианства, осталось только при Церквах с кладбищами, к коим в приход приписано несколько окрестных волостей, сел и деревень. |
| IX. О торговле псковской По Военном промысле у Псковичей второй составляла торговля. Правда, торги произведениями их собственной Области, судя по не обширности оной не могли быть велики. Но пока во оной находилось много лесов, то звериный промысел доставлял им в пушные товары, дорого ценившиеся по всей Европе; а лесное пчеловодство по бортям, мед и воск; особливо последний в великом количестве выходивший за границы. Ибо мед гораздо лучший привозили в Россию иностранцы. Долго и даже до 18 столетия отпускали они по реке Нарове и корабельные леса, с коих одной пошлины в последние времена собиралось до 15,000 рублей. По очистке лесов земледелие и скотоводство усилено. Лен их и доныне почитается наилучшим из Российского. Земля, по большей части иловатая и иловатопесчаная, удобренная известковым повсюду камнем, всегда производила хлеб за своим продовольствием с излишком для отпуска в Лифляндию и Естляндию. На реке Рухе заведены были в 1364 г. соляные варницы: но по невыгодности оставлены, и солью Псков довольствовался от Ганзейских купцов, a частью от Новгородцев. По разным местам Псковской Области видна железная руда: но нет следов железных заводов. Предание утверждает, будто бы древние Псковичи добывали свое железо из железистого песка, находящегося на так называемой Железной Горке, в двух верстах от Пскова. Но он не стоит обработывания. На реке Сереребрянке много блестящего колчедана, по коему и река получила свое название. В конце прошлого столетия открыт еще около Изборска очень хороший алебастровый камен. Но если когда-нибудь богател Псковское Купечество, то больше от переводных через свои руки товаров из чужих Областей. Для Новгородцев и Лифлянддцев Псковичи были почти маклерами. Первые из обширных своих владений привозили к ним все в Поволжских, Северодвинских, Печерских и Азиатских странах добываемое; последние доставляли им металлы, серу, соль и многие ремесленные изделия Европейские. Тем не меньше торговля их всегда была в зависимости как от первых, так и от других. |
| XII. О покорении Псковского Княжества Великому Князю Московскому Наконец приближался предел и их вольности. Выше уже сказано, что Великий Князь Иван Васильевич еще в 1501 году сыну своему Василью дал титло Великого Князя Псковского; а в Духовном завещании своем 1504 года именно написал: даю ему (Василью) город Псков и с городы и с волостьми и с селы и всю землю Псковскую. По кончине его, последовавшей 1505 года октября 27, пять лет сей Сын и наследник его ничего не предпринимал над Псковом, оставляя оный только при Наместниках своих. Но в октября 1510 года, когда с братом своим Князем Андреем, с зятем Петром Царевичем и с Боярами прибыл он в Новгород, то Псковичи сами подали ему повод к порабощению себя. Они будучи недовольны присланным к ним в прошлом году Князем Наместником Иваном Михаиловичем Репнею-Оболенским, отправили в Новгород семьдесят послов с двумя Посадниками Юрьем и Михайлом и с Боярами из всех Концов города, во-первых поднести в дар Великому Князю полтораста рублей Новгородских, а притом просить, чтобы он жаловал отчину свою, мужей Пскович, добровольных людей, изобиженных от Наместника его и от его Пригородских Наместников. Великий Князь приняв подарок, отвечал Посадникам: Яз вас свою отчину хочу жаловати и боронити, якож отец наш и деды наши Великие Князи: а что ми повествуете о Наместнике моем и о Своем Князе о Иване Репне, аж на него станут многия жалобы, и яз его обвиню пред вами. С сим ответом отпустил он их во Псков. Но Князь Иван Репня той же осенью сам поехал к Государю в Новгород жаловаться на Псковичей, что они и его Великого Князя бесчестят, а с ним, обходятся не так, как с прежними Велико-Княжескими Наместниками; сами производят дела не так, как бывало; в суды его, в пошлины, в оброки и во всякие доходы вступаются; позорят и насилуют его людей и, проч. Великий Князь по выслушивании таковых жалоб, отпустил и его, прислав с ним только повеление Посадникам и Боярам и всем Псковичам, чтобы они не выступали впредь из почтения к нему и к Наместнику его, и в его доходы и суды не мешались. |
| XI. О разных поколениях псковских князей, и о важнейших происшествиях при них В торговле, всегда требующей свободы и независимости имуществ, Псковичам полезно было Республиканское Правление: но бывшие вместе военным народом, они для распоряжения войск и для походов на внешних неприятелей весьма чувствовали нужду в постоянном единоначалии, высшем нежели временные, и по большей части только годовые избираемые и сменяемые ими Посадники и Тысяцкие. По сему-то принимали они к себе Князей. Первые из них назначаемы бывали Великими Князьями. Таков был и первый их Князь Трувор, данный им Рюриком. По смерти Трувора 124 года Псков состоял под управлением Новгородских Князей из рода Великих Князей Киевских. Потом Великий Князь Владимир Святославич при разделении Российских Княжений детям своим дал Пскову особого Князя Судислава; а по нем Ярослав Владимирович назначил им сына своего Вячеслава; после коего Псков опять считался под управлением Новгородских Князей. Но поскольку Князь Ярослав Владимирович при переходе из Новгорода на Великое княжение Киевское дал Новгородцам право самим себе избирать Князей; то право сие присвоили и Псковичи. По сему-то, когда первые выгнали от себя Князя Всеволода Мстиславича, то последние в 1157 году приняли его к себе, а по кончине его предоставили у себя Княжение брату его Сялтополку Мстиславичу. После его Псков около 60 лет зависел опять от Новгородских Князей, и иногда от них принимал себе особых, иногда же призывал к себе из рода Смоленских и Полоцких: но по большей части Псковичи быв ими всеми недовольны, сами же изгоняли их. А с 1226 года отказавшись от всех, 8 лет управлялись своими Посадниками. О всем сем первом периоде Псковского Княжества История мало нам оставила достопамятных известий и почти все происшествия тех времен связаны были с Историей Княжества Новгородского. Важнейший период Псковской Истории начинается с 13 столетия, когда Немецкие Рыцари заняли Лифляндию. До пришествия их к устью Двины народ Лифляндский издавна платил дань Псковичам, как свидетельствует Летописатель Арнольд, Любекский Аббат, живший в начале 13 века и дополнявший Славенскую Хронику Гелмолдову с 1171 до 1209 г. |
| X. О монете псковской В торговле наилучшим посредством есть монета и надежнее металлическая. Но ни Новгородцы, ни Псковичи до 15 столетия не имели собственной, хотя прочие Русские Княжества еще в 14 начали уже бить свою. Нет сомнения, что задолго до того Славянам всем известно было употребление Греческих, Римских и других Европейских денег до сношениям с сими народами. У Нестора упоминается, что Радимичи еще в 9 столетии Хазарам, а потом Олегу платили дань Шелегами . Но при торгах с чужестранцами они употребляли более мену своих земских произведений на их вещи. Драгоценнейшими из северных товаров почитались пушные меха, весьма уважавшиеся по всей Европе. Гелмолд, Летописатель 12 века, говорит, что страсть к сим мехам заразила как смертоносным ядом Европейцев и всякий де желал нетерпеливо куньей, или собольей шубы, как высочайшего блаженства. Посему то куны у Славенорусов сделались самою дорогою оценкой всех товаров. Бывали, говорит Герберштейн, у Русских такие собольи меха, за которые чужестранцы платили по 20 и 30 тысяч червонцев. Другие на столь дорогие меха, как-то веверичьи или беличьи и проч. служили уже дробной монетой. Вообще же они оценивали свои товары Греческою Литрою, называвшеюся у Русских гривною серебра или золота, то есть фунтом сих металлов по Греческому и Киевскому весу в 72, а по Новгородскому в 96 золотников; а равноценное оному количеству куньих или собольих (разумевшихся у них под именем черной куницы) мехов называли гривною кун 16 . Но поскольку ни меха не могли быть все равноценны между собою, ни высокий ход их цены во внутренней торговле не мог быть особливо в дробях удобен, то как для постоянной цены гривны кун, так и для дробного расчета уставлены были клейменые лоскуты шкур под именем ногат, резаней, лобков, мордок и ушек. Все сии монеты иногда вообще назывались именем кун, но была и особенная монета куна 17 . Употребление сих клейменых лоскутов началось издавна и по времени они переменялись. Ибо в Уставе Новгородского Князя Святослава Ольговича 1137 года упоминаются новые куны, выдаваемые Домажиричем.. |
|
|
