| Потому что исполнивший ее человек будет испытывать самое великое блаженство, какое только возможно для человека. Все заповеди имеют сами в себе полное оправдание. О, если бы мы исполнили заповеди Божии, особенно заповедь о любви к Богу. Тогда в душе нашей был бы всегдашний мир. Эти внешние человеческие предписания приемлются нами как нечто для нас несродное и чуждое. Но заповеди Божии отвечают запросам души человеческой: они ей сродны, как и замечает слово Божие: «близко к тебе слово, в устах твоих и в сердце твоем, то есть, слово веры, которое проповедуем» ( Рим. 10:8 ). Но отчего же для нас бывают тяжки заповеди Божии, и даже, к стыду нашему, – и эта заповедь, о любви к Богу, нашему небесному Отцу: милующему и питающему нас, прощающему все беззакония наши, исцеляющему все наши болезни... ( Пс. 102:1–4 ). Оттого что мы не исполняем заповедей Божиих на деле, оттого, что не стараемся любить Бога, как нужно, мы не понимаем опытно сладости любви к Богу... Очень хорошо по данному вопросу говорил один миссионер Алеутский, монах Герман, подвизавшийся в начале прошлого столетия среди алеутов, в Северной Америке. Монах Герман не получил большого образования, но отличался глубокой мудростью. К аулетским островам однажды прибыл русский фрегат. В кают-кампанию, в среду образованных моряков (которых было около 25), приглашен был одетый в рубище подвижник – инок. Старец предложил всем вопрос: что вы больше всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья? Послышались серьезные ответы. Не правда ли, сказал старец, все наши желания можно свести к одному: всякий желает того, что считает лучшим и наиболее достойным любви. – Да, так. – Что же, продолжал отец Герман, лучше, выше, превосходнее всего, достойнее всего любви, как не Сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил совершенствами, всему дал жизнь; все содержит, питает, все любит, и Сам есть любовь и прекраснее всех человеков. Не должно ли, поэтому, превыше всего любить, искать и желать Бога? – Ну, да, это разумеется, ответили все. – А любите ли вы Бога, спросил старец? – Конечно, любим Бога. Как не любить Бога? – А я грешный более сорока лет стараюсь и не могу сказать, что совершенно люблю Бога. Если мы любим кого, всегда помним его, стараемся угодить тому, день и ночь сердце наше им занято. Так ли вы любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли молитесь и исполняете заповеди Его? – Нужно признаться, батюшка, что нет. – Для нашего блага и счастья, заключил старец, дадим себе обет, что от сего часа, сей минуты будем стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его Святую волю (Е.Поселянин. Русские подвижники 19 века, изд.3-е 1910 г., 133–134). Будем же любить от всей души Бога, в этом не только главный долг, но здесь и наше величайшее, вечное счастье, блаженство. |
| Кажется, кому бы лучше понимать высокую цену жизни и безопасности, как не тому, кто только выходит из смертной опасности? Кому свойственнее быть осторожну в употреблении здравия, как не тому, кто недавно видел окрест себя, или даже испытал над собою, жестокость болезни? Разрешенный от уз, или отпущенный из-под стражи, не больше ли другаго знает неприятность неволи; а потому не больше ли другаго должен беречься, чтобы вновь не заслужить оную? Грешник, наказанный и помилованный, к удалению от греха, не сугубое ли побуждение, не два ли крыла имеет, – в воспоминании наказания и в благодарности за помилование? Подлинно так бы надлежало быть: но как часто бывает совсем иначе! Едва не потонувший подле берега вскоре без нужды пускается в глубину. Тот, над кем уже сбылось врачебное предвещание мудраго: «во мнозех брашнах недуг будет, и пресыщение приближит даже до холеры» ( Cup. XXXVII. 33 ), – как скоро чувство глада является вестником возвращающагося здравия, опять по прежнему разливается «на различие брашна» ( Сир. 37:32 ). Тот, который вчера, как милостыню получил свободу, сего дня не хочет положить пределов своему своеволию. Сколько людей, городов, народов, времен, в которых повторялось то, в чем певец Израилев так давно, так горько, упрекал своих соотечественников! «Егда, – говорит, – убиваше я, тогда взыскаху Его, и обращахуся, и утреневаху к Богу; и помянуша, яко Бог помощник им есть, и Бог вышний избавитель им есть». – Но что далее? – «И возлюбиша Его усты своими – только, и языком своим солгаша Ему; сердце же их не бе право с Ним» ( Ncaл. LXXVII. 34–37 ). Какие несчастные опыты! Какая неблагодарность и несправедливость! Какое отсутствие благоразумия! После такого поведения, чего добраго ждать, и по естественному действию не добрых начал, и по правосудию земному, а где сего не достанет, по правосудию небесному, котораго ни избежать, ни обмануть невозможно? – «Горше что будет!» Град возлюбленный! Горько тебе было; но много услаждена чаша твоя: благодарно сохрани дарованное; благоразумно заслужи лучшее; берегись грехов и погрешностей, «да не горше ти что будет» ( Ин.5:14 ). Утвердим себе, братия, и не престанем исполнять благие обеты, которые вдохнуло нам спасительное время скорби. Не с ропотом воспомянем трудности, нас постигшия, но с утешением трудности перенесенныя. Благодушно перенесем некоторыя неудобства, которыя еще перенести остается. Употребим дарованныя облегчения и вспоможения в пользу, а не в удовлетворение страстей и прихотей. Со вниманием и чистосердечною верностию да ходим в послушании заповедям Божиим и повелениям власти, от Бога поставленной. Так будем благодарны Богу, нас милующему. Так будем достойны Царя, о нас пекущагося. |
| 2) Весьма худо делают те власти, которые о своей корысти, а не об общем благополучии пекутся. Так они противятся Божию установлению, Который властей учиняет к сохранению общего благополучия. Ибо всякая власть не ради своей корысти, но ради целости общества поставляется, как сказано. Того и искать обществу должно, ради чего поставляется. Но когда превратно, вместо общей пользы, своей ищет, то и приносит обществу вред, а не пользу, и так не созидает, но разоряет общество и, вместо благодетеля, делается того врагом. 3) Как те власти худо делают, которые своих подчиненных неумеренно и не по делам наказывают и мучат, так и те, которые оставляют преступников закона без наказания. Так подают им повод к другим грехам и беззакониям. Вор, не наказанный за беззаконие его, на то же беззаконное дело опять обращается. Ибо беззаконие, без наказания оставленное, не иное что есть, как дверь к прочим беззакониям. Оттуда последует привычка ко греху и ожесточение во грехе, чему явная погибель следует. Потому преступника без наказания оставлять – это не милость, но бесчеловечие и безумие, которое и милующего к погибели ведет. Умеренность везде похвальна: и наказание с милостью, и милость с правосудием и наказанием требуется от благочестивого властелина. Это показывается и от естества, в котором и мороз неумеренный, и зной чрезвычайный вреден, но теплота прохлаждением и сухая погода дождем растворенная полезны. Так и общество умеренностью созидается и процветает. 4) Худо и не по-христиански поступают те, которые всякими происками, или ходатайством других, или мздою, или иным каким способом на честь восходят. Тем они показывают, что страдают или славолюбием суетным, что христианам неприлично, или желанием скверного прибытка, что им самим и обществу вредно, и так тем самым исканием показывают себя недостойными власти. Ибо всякая власть христианину не покой и честь, но больший есть крест, большими и множайшими трудами, попечением и всегдашним терпением обремененный, чего никто не пожелает. Надобно всякому прежде сделать и уготовать себя достойным чести и звания Божия ожидать, которое бывает избиранием высших и преимущественных властей. |
| a) Довлеющую жертву за грех мог принести только Богочеловек, или Бог воплотившийся Будем ли внимать чувствам грешника, стоящего пред Богом с ясным сознанием Божией правды и своей грешности, или созерцать Бога, Который желал бы помиловать сего грешника, – в том и другом случае увидим некое средостение, преграждающее путь нисхождению помилования от Бога на грешника, и восхождение надежды на помилование от лица грешника к престолу милосердия Божия. Господь не милует неправедно, или когда оскорблена Его правда и неудовлетворена. Истинность и правосудие Божие требуют, чтобы неправый нес присужденную за неправду кару, иначе милующая любовь будет поблажающей снисходительностью. В душе грешника чувство правды Божией обыкновенно сильнее чувства милосердия Божия. Потому, когда приступает он к Богу, сие чувство не только делает его безответным пред Ним, но подавляет совершенной безнадежностью. Следовательно, для сближения грешника с Богом и Бога с грешником необходимо разорить такое средостение, необходимо, чтобы между Богом и человеком восстало иное некое посредство, которое от очей правды Божией скрывало бы грех человека, а от очей грешника – правду Божию; посредство, ради которого Бог видел бы грешника обезвиненным и достойным помилования пред лицом самой правды, а человек воззревал на Бога как на умилостивленного уже и готового миловать грешника; необходима жертва умилостивления, которая, удовлетворяя правде Божией и умиротворяя душу грешника, примиряла бы Бога с человеком и человека с Богом. Какая же это жертва? В чем она? И как может явиться с такой безмерной силой умилостивления? Жертва сия есть смерть – и смерть человека. Она вначале определена правдой Божией в казнь за грех; ее предлагает Богу и кающийся грешник, вопия: возьми жизнь, только помилуй и спаси, хотя тут же чувствует, что его смерть не сильна спасти его. Чья же это будет смерть? 1) Очевидно, что такой умилостивительной жертвой не может быть смерть моя, другого, третьего и вообще кого-либо из рода человеческого: ибо и моя, и другого, и третьего и всякого вообще из людей смерть есть кара за грех и ничего умилостивляющего не представляет. К тому же мы – люди – все без изъятия имеем нужду сами в сей жертве и ею, еще живые, ищем помилования и оправдания, и, чтобы улучить спасение, еще живые должны быть ради нее оправданы и помилованы. Потому умилостивительной жертвой за грех может быть смерть только такого человека, который был бы изъят из круга людей, не переставая быть человеком. А это как возможно? Не иначе как если он не будет принадлежать себе, не будет особое самостоятельное лицо, как всякий другой человек в среде людей, но принадлежать другому высшему существу, которое восприняло бы его в свою личность, ипостасно соединилось с ним, или вочеловечилось и умерло его смертью . Это была бы смерть человеческая, никому из круга людей не принадлежащая. |
| Будем ли внимать чувствам грешника, стоящего пред Богом с ясным сознанием Божией правды в своей грешности, или созерцать Бога, Который желал бы помиловать сего грешника, – в том и другом случае увидим некое средостение, преграждающее путь нисхождению помилования от Бога на грешника, и восхождение надежды на помилование от лица грешника к престолу милосердия Божия: Господь не милует неправедно, когда оскорблена Его правда и неудовлетворенна: истинность и правосудие Божие требуют, чтоб неправый нес присужденную за неправду кару; иначе милующая любовь будет поблажающею сниходительностию; в душе грешника чувство правды Божией обыкновенно сильнее чувства милосердия Божия. Потому, когда приступает он к Богу, то сие чувство не только делает его безответным пред Ним, но подавляет совершенно безнадежностию. Следовательно, для сближения грешника с Богом и Бога с грешником необходимо раззорить такое средостение, – необходимо, чтоб между Богом и человеком восстало иное некое посредство, которое от очей правды Божией скрывало бы грех человека, а от очей грешника – правду Божию, – посредство, ради которого Бог видел бы грешника обезвиненным и достойным помилования пред лицом самой правды, а человек воззревал на Бога, как на умилостивленного уже и готового миловать грешника, – необходима жертва умилостивления, которая, удовлетворяя правде Божией и умиротворяя душу грешника, примиряла бы Бога с человеком и человека с Богом. Какая же это жертва? В чем она? И как может явиться с такою безмерною силою умилостивление? Жертва сие есть смерть – и смерть человека. Она вначале определена правдою Божиею в казнь за грех; ее предлагает Богу и кающийся грешник, вопия: возьми жизнь, только помилуй и спаси, – хотя тут же чувствует, что его смерть не сильна спасти его. Чья же это будет смерть? 1) Очевидно, что такою умилостивительною жертвою не может быть смерь моя, другого, третьего, и вообще кого-либо из рода человеческого: ибо моя, и другого, и третьего и всякого вообще из людей смерть есть кара за грех и ничего умилостиляющего не представляет. К тому же мы, люди, все без изъятия имеем нужду сами в своей жертве, и ею еще живые ищем помилования и оправдания, чтоб улучить спасение, еще живые должны быть ради нее оправданы и помилованы. |
| Благодарю Господа, удивившего на мне чудеса Своего милосердия и силы пред литургией и во время оной, избавив меня от тесноты и скорби и смерти духовной по причине разногласия с женою, в которой я был уверен, что она сердится на меня, хотя всуе (ибо я справедливо обличил, укорил и назвал воровкой – чего, впрочем, я не должен был говорить). Но Господь призрел на мое покаяние и на то, что я простил ей от души и не злопамятствовал более, призрел на стенание мое и помиловал меня. Я дал обещание впредь держаться мира и любви. Даруй сие, Господи! Благодарю Господа, сподобившего меня причаститься Божественных Таин в мир душевных моих сил и во обновление чудное! Слава милосердию Его! Жена, слава Богу, приклонилась к миру со мною. Пришедши от обедни, я громко трижды крикнул ей: «Здравствуй, любезная жена!» А она едва тихо сказала небрежно: «Здравствуй». Потом обошлась порядочно; [на вопрос о моющихся] наволочках ответила, когда деньги подавал ей (кружку), она руку поцеловала по обычаю. Господа, соделавшего сие по молитве моей усердной, – благодарю (то есть за примирение). О, сколь велики ко мне милости Господни! Ибо всех я грешнее и ежедневно мне Господь больше всех людей прощает. Как же мне не возлюбить Его всем сердцем? От каких бедствий, от каких глубин адовых Он избавлял меня! Да памятую милости Божии вечно и да живу достойно любящего и милующего без числа Господа! Я не для того пришел, чтобы бояться кого-либо здесь, – сказал один образованный человек среди начальства медицинского. Тем более я служу в церкви и домах не для того, чтобы кого-либо бояться, тем более что дело, которое я делаю, есть дело Божие, святое. Аминь. Познал ли ты чрез столько лет Бога, а познав, нашел ли Его достойным полной и совершенной любви, а нашедши, достиг ли любви совершенной, возлюбил ли Его всем сердцем; возлюбивши же всем сердцем Бога, прибегаешь ли к Нему во всех обстоятельствах жизни, печальных и радостных, предаешься ли Ему совершенно, терпишь ли для Него беды, напасти, скорби? Познал ли ты чрез столько лет грех и всю пагубу его, обманчивость, прелесть, безумство, нелепость, мерзость, тьму? Познав, нашел ли его достойным всякой ненависти и отвращения, а нашедши достойным ненависти, возненавидел ли его всем сердцем, всею силою, терпишь ли для избежания его все скорби, беды, напасти, болезни, изволяешь ли для избежания его и самую смерть претерпеть? |
| Сам Сын Божий, создавший человека несмотря на предвиденный грех, – должен в Своем Лице исполнить волю Божию о человеке, и таким образом осудить и изгладить грех . Такова воля Бога Отца от века!·– И сия воля также от века принимается волею Бога Сына. Как вечное слово Отца, Он от века изглаголал: жертвы то есть иной жертвы не восхотел еси, тело же свершил Ми еси; се иду, еже сотворити волю Твою, Боже ( Евр.10:5–7 ). Сего ради любит Его Отец и Духом Своей любви почивает в Нем, а чрез Него и в человеке, ради которого совершается все, это и который таким образом от века искуплен от греха. Такова тайна примирения во внутренней троической жизни. Первее – вечно совершается примирение в самой жизни Божией, явившееся потом во времени. Что может быть праведнее, Богодостойнее, целесообразнее сего крестного примирения? Изнутри Божией жизни идет спасение человека. Простремся теперь далее в познании сего пути нашего, спасения. Божий совет о нашем искуплении вечен; но как же устраняется им зло греха? Воля Бога о человеке неизменна. Но как может быть изменено противное ей действие греха человеческого? Всемогуществом ли прощающей, милующей любви? Но Божия любовь прощает и милует не по произволу; она действует согласно Своему существу, а существо её – святость, правда или иначе – правосудие. Оно требует, чтобы грех нёс за собою следствия своей природы. Эти следствия мы и чувствуем на себе в тысяче образов в нас и вокруг нас: всяческие бедствия и наконец, смерть. Так, согласно правосудию, грех есть саморазрушение. Но этим же самым он становится как бы разрушением дела Божия, будучи орудием погибели человечества. А человечество усыновлено Богом и тем воспринято в жизнь Божию: значит грех, сокрушая человека как бы пытается внести свое зло даже внутрь самой жизни Божией, доказывая своею злобою аки бы тщету творческой мысли о человеке и творческой любви к человеку. Как же могло быть изменено такое противное Богу действие греха, – изменено так однако, чтоб сие изменение было достойно святой, праведной любви? – Божественная любовь знает такое средство, которое ни единому сотворенному уму не может прийти на мысль. |
| Что происходит с грехом в момент Исповеди? Он уничтожается, перестает быть частью нашего душевного внутреннего содержания и относится к тому прошлому, которое перечеркнуто, уничтожено. Впрочем, это не значит, что все совершенные нами прежде греховные поступки, в которых мы исповедались перед священником, не оказывают на нас уже никакого влияния. Оказывают. Но уже не как вина, а как наша память, наши переживания, следы, шрамы, которые остались у нас в душе. Кроме того, здесь следует различать те наши грехи, о которых можно уже не вспоминать, и те, за которые мы по-прежнему несем ответственность и перед Богом, и перед людьми – как имеющие далеко идущие последствия, отразившиеся на судьбах наших ближних; грехи, печальные плоды которых нам еще надлежит уврачевать. Например, человек до прихода на Исповедь имел какую-то незаконную внебрачную связь, и у него родился ребенок. Теперь представим себе, что он исповедался в своем грехе и после этого вдруг говорит: «Все. Моя прежняя жизнь перечеркнута. Я теперь святой, я теперь очистился в православном Таинстве, никакого греха на мне уже нет, и потому никаких своих прежних детей я не знаю и знать не хочу …». Понятно, что это абсолютно нехристианский подход, нехристианская позиция. Многое из того, что было с человеком до Покаяния (так же как и до Крещения), навсегда налагает на него определенную ответственность за совершенные им прежде поступки. И вместе с тем (повторюсь еще раз) после Исповеди его вины перед Богом за эти совершенные прежде и прощенные в Таинстве Покаяния грехи уже нет. То есть с духовным настоящим человека прежний – исповеданный – грех уже не имеет ничего общего. Кроме того, следует помнить и о том, что не существует такого греха, который не смог бы, не сумел бы простить нам всемогущий, милующий и любящий нас Господь, – лишь бы наше покаяние было искренним и полным. По слову святителя Кирилла Александрийского , «нет непрощенного греха перед Богом для тех, кто искренне и достойно кается». 127 Пребывание в рабстве греху для всякого человека – это не просто некая «духовная» спячка; это постоянная внутренняя мука, которую он испытывает. |
| Кто сотворил сие? – Мудрость, благоразумие и мужество военачальников наших достойны бессмертной хвалы и вечной признательности. Но, Господи Вседержителю! Твой совет и утверждение, Твой разум и Твоя крепость: Тобою цари царствуют и властители держат землю 121 . Тебе единому восписуем всё, еже прияхом. В благоговейном смирении, в восторгах благодарности исповедуем, что все победы, вся слава наша, суть дар божественной Твоей к нам любви и милосердия. Сия измена десницы Вышнего! Те самые племена, которые, не доброхотствуя нам, при постигших нас злоключениях, восклицали: где есть Бог их 122 ?, се ныне те самые племена уразумели, яко с нами Бог 123 . Они в глубоком раскаянии с душевным умилением, в восторгах удивления исповедуют чудеса, какие неизречённая благость Божия явила над нами; они сердцем и устнами вопиют: блажени людие, имже Господь Бог их 124 . Первопрестольная столица России! отри слезы, отряси прах и пепел, покрывающий тебя; – утешься! – Востани, востани, Сионе, облецыся в крепость твою, Сионе, и ты облецыся в славу твою, Иерусалиме, граде святый: к тому не приложит пройти сквозе тя необрезанный и нечистый 125 ! – Москва! твоё опустошение уничтожило лукавые советы врага всей земли. Твои развалины сокрушили медяные мышцы неутомимого ратоборца, стремившегося железному скипетру своему покорить Россию. Туча пепла, носившаяся над стогнами твоими, помрачила на веки славу жестокого повелителя Галлов. – Москва! ты во пламени. – Великая, бесценная жертва! – Но гори, – гори, святая жертва, за спасение России, за спасение всей Европы! Всевышний благоухание туков твоих приемлет, яко воню жертвы Авелевой. Простите меня, почтенные обитатели Москвы; – восторг мой, может быть, оскорбил вас. Ещё не совсем закрылись глубокие язвы ваши; ещё воздыхаете вы об истреблении великолепных жилишь; ещё оплакиваете расхищение достояния вашего. Так, велики потери ваши, жестоки страдания. Но утешьтесь. – Неужели великий дух русских не одушевляет вас? Воскресите в себе тех бессмертных героев, которые славой поставляли жертвовать достоянием своим для спасения отечества. Не уныние и скорбь должны омрачать взоры ваши; но паче да сияет в них благородное сознание, что потерей стяжания своего вы искупили отечество; что из пепла домов ваших возрождается свобода Европы и воскресают царства, погребенные под развалинами благоденствия их. – Явите ту же благочестивую покорность к судьбам Вышнего, с какой благоговели пред Ним отцы наши. Они наказующую десницу Его лобызали с той же любовью и признательностью, с какой милующую. Они счастье почитали даром единой благости и милосердия Божия, а несчастие праведным наказанием за грехи. |
| Вы справедливо опасаетесь дерзновения. Отцы велят в отношении и к людям, и к месту, где человек пребывает, сохранять бездерзновенность. Тем более - к Богу и небесам. Не знаете ли Вы, что чадо Николай отошел с верой, с детской любовью к Божественному, что таковых есть царствие Божие (Мф.19:14)? Не довольно ли сего, чтобы Вы вспоминали его с миром и упованием? Надобно ли еще докучать небесам, чтобы от времени до времени посылали Вам оттуда вестника сказать, что там делает чадо Николай? Перестаньте, по крайней мере, теперь; отдайте на волю Отцу Небесному и милосердное извещение, и священную безвестность. Отец Алексий написал ко мне прошение о билете в больницу, и больше ничего. Я велел дать билет, и трудно было сделать что-нибудь еще, - как ломиться в дверь сердца к ближнему, когда ее не отворяют? Однако я поручил одному из духовных постараться войти с о.Алексием в искреннее сношение. Вы спрашиваете, как враг смеет коснуться служителя алтаря? Так же, как дождь сквозь худую кровлю проходит в алтарь и в комнату, как ветер сквозь скважину задувает свечу в алтаре и в комнате. Алтарь и служение остается святым, а не радеющий о целости своей храмины обличается последствиями сего небрежения, малого или великого, и побуждается поправить кровлю, заградить скважину, чтобы предупредить больший вред. За сим благословение, мир и радость вашей пустыне от Родившегося в яслях и Прославленного пред пастырями. 20 декабря 1832 г. 24. Мир Вам и пустыне Вашей! Благословим Бога, тайнодействующего и дарующего испытать и ощутить, что Его тайнодействия приносят Его силу и жизнь, Его свет и мир. И если Он милостив к незаслужившим, будем верны милующему. Кто чувствует внутренне, что Господь близ него, тот должен тихо, но бодренно стать у двери своего сердца и не допускать в него молву земных помыслов, не совместимых с присутствием Гостя Небесного. Да живет потаенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что пред Богом многоценно (1Пет.3:4), как говорит апостол, следовательно, очень достойно бдительного хранения от человека. Мир Божий да соблюдает сердце, и разумение, и житие Ваше. |
|
|
