| Никакой исторической осмысленности и идейности, без всякой вескости. Ученым мужем Н. И. среди студентов не считался: такого впечатления не производили ни его лекции, ни его журнально-газетные публицистические статейки, – а может быть этому содействовали и домашние внушения студентам со стороны недругов С – ча, коих у него было немало в профессорской корпорации, особенно П. И. Горский, С. К. Смирнов и др. Наука Н. И-ча близила его ко многим, власть имущим и высокопоставленным лицам, и его подозревали в несвойственных ученому и профессору деяниях. Недавно изданная переписка Н. И-ча с К. П. Победоносцевым вполне оправдывает эти подозрения. Но, вероятно, найдутся и другие оправдательные документы для этих подозрений. По безмездной и часто самоотверженной работе на пользу общеакадемическаского дела Н. И. принадлежать к отлынивающим профессорами. Припоминаю только один случай его участия в докторстве Е. Е. Голубинского . Но его возражения отличались не научностью, а литературным краснобайством. Особенно сильному падению ученый фонд Н. И-ча подвергся от его докторской. диссертации на его докторском диспуте. История Белокриницкой иерархии хотя и носить у автора название «исторического исследования», но есть литературно-беллетристическое произведете, а не ученая работа, – притом о предмете, по своей близости к настоящему времени и не подлежащем научному исследованию, – и, наконец, по случайным материалам, найденным не самим докторантом, а доставленным ему самоучастником этой истории – Павлом Прусским . Все это выяснилось на диспуте. Говорили, что присутствовавшие на нем Павел Прусский и Мельников – Печерский более бы заслуживали степени доктора, чем Н. И-ч. Для обязательных ученых работ – кандидатских диссертаций – к Н. И-чу отбирались самые научно малосильные студенты, в языкознании не уходившие далее российского и не мечтавших ни о чем более казенной кандидатки. За двадцать четыре года (с 1870 по 19 окт. 1894 г.) профессуры в преобразованной академии Н. И-ч по своей дисциплине не даль, если не ошибаюсь, ни одного магистра. |
| Только уже спустя долгое время потом мне пришлось вполне постигнуть, как умело относился Михаил к авторству своих учеников и как благотворно было отсутствие у него всякой бесплодной формалистики. Когда я надумал печатать свою работу в Прибавлениях к творениям св. отцов, я понес ее к В. Д. Кудрявцеву, и как будущему читателю моей диссертации и как к одному из редакторов академического журнала. При виде обширных выдержек из Филона и на русском и на греческом языках, он сильно поморщился и сказал: «Для журнала обременительно, а для диссертации и не благовидно – маленькая голова на огромном туловище, – и бесполезно – каждый читатель, если захочет, сам прочтет по подлиннику». «А если, говорю, он не знает греческого языка?» – «Таким незачем и читать вашей диссертации, а если и прочтут, то не пожелают проверки, – разве охотники проверяют, как делают на заводах сталь ружья?» – Образ толстопузатого ваньки-встаньки явился у меня так ярко, что я без всяких рассуждений поддался совету. Но это стоило мне больших хлопот. Пришлось над каждой выдержкой обдумывать: привести ли ее глухо, или дословно, или сокращенно, или в перифразе, по-гречески или по-русски или и так и сяк, в тексте или под чертой. Работа, конечно, сократилась вчетверо или пятеро. Но я жалею теперь об этих опущениях: для чего же в таком случае делаются переводы? Разве во множестве случаев они не могут заменять подлинников или наводить на мысль о справках в оригинале? – Впрочем В. Д-ч мог упразднить эти выдержки и в силу редакторских полномочий даже против моей воли. Ведь у меня ни копейки не было на издание диссертации, а казенный срок дан невелик, следовало торопиться. Формальные затруднения я избежал сам, без указаний В. Д-ча так: идею Логоса в Ветхом Завете напечатал отдельно в Православном Обозрении, – первую часть с введением и вторую без двух последних глав – в Прибавлениях к творениям св. Отцов, – а третью часть, соединив с последними двумя главами второй, обработал в pro venia legendi и напечатал отдельно в Прав. Обозрении, за что и получил магистерство. |
| С таким, сказать, противоисторическим и философско-богословским настроением являлись и в академии наиболее развитые и даровитые семинаристы-перворазрядники. На историческое и практическое отделение поступали или те, кто не имел уже никакого расположения и способности к богословию и философии, или же те немногие счастливцы, у кого были более умные и даровитые преподаватели по историям и литературе или гомилетике. В нашей семинарии таких не было, исключая одного преподавателя гомилетики, литургики и руководства для пастырей – Глебова. Вслед за семинарскими авторитетами я и сам считал себя богословом и не любил истории, поэтому записался на богословское отделении, – а мой товарищ, И. Ф. Перов, избрал практическое, тоже, кажется, по совету Глебова. Правда, очень скоро постиг я глубокую разницу между богословским и историческим отделениями, но моя слабохарактерность и настойчивость Папаши закрепили меня за богословским отделением. Впрочем, вышел ли бы какой толк из моего перехода на историческое отделение, сомневаюсь, – пожалуй, изменились бы только семестряки и экзамены, а кандидатское и магистерское остались бы те же. Но если бы вот теперь пришлось избирать отделение, я предпочел бы практическое, с его литургикой и гомилетикой. Да, transeunt anni, gustus mustantur! Сообщу, что знаю лично и от других о профессорах исторического и практического отделений. П. С. Казанский , помощник ректора (почему-то назывались у нас деканами) на историческом отделении (на нашем помощником ректора был В. Д. Кудрявцев) и ординарный профессор древней гражданской истории. Сухой, изможденный, чахоточный, высокий старик. Старый, так сказать заржавленный холостяк, он жил в своем доме на Вифанке (дом этот потом перешел к женатому на его племяннице проф. Однофамильцу П. И. Казанскому ) вдвоем со служителем, в стиле старинных преданных барских слуг, таким же суровым, как барин, постоянно набивавшим барину трубку табаком и подававший зажженную спичку. П. С. Представляется мне сейчас сидящим за большим письменным столом, беспорядочно заваленным множеством карандашей, гусиных перьев, чернильниц, тетрадей, фолиантов книжных и рукописей, – в сером старом халате с колпаком на голове и трубкой, набитой тогдашним модным табаком Жукова, с длиннейшим, аршина в 2 ½ – 3, чубуком. |
| Затем указал на то, что и на богословском отделении все дисциплины строятся на историческом основании: догматика на истории догматов, патристика – на историческом изучении церковной литературы, также и сравнительное богословие и нравственное… Глубокий вздох! Этот вздох, догадываюсь теперь, выражал или сопровождал затаенную мысль А. В-ча о том, как плохо поставлены были в то время эти дисциплины на богословском отделении 7 . Наконец А. В-ч как бы дал мне намек на то, что я свободно могу ходить на лекции историков, даже во время специальных лекций богословского отделения. Надо заметить, что таковых лекций на первом курсе было только четыре, по патристике, но преподаватель являлся редко, и А. В-ч конечно знал это. Таким образом для посещения лекций исторического отделения не было препятствий. Я уже поколебался. Но окончательно я отказался от своего намерения тогда, когда папаша, убеленный сединами старец, стал говорить, что он был обрадован моим предпочтением богословского отделения перед другими, что он постарается дать мне интересную тему для кандидатского сочинения по догматике, – что он, наконец, упрашивает меня остаться богословом… Последнего я не мог выдержать, – мне стало стыдно, что я заставляю папашу говорить это и я остался на богословском отделении. Всё, что говорил папаша о богословии и истории, было, конечно, сущая правда. Верно и то, что мое увлечение лекторами исторического отделения было поверхностно и легкомысленно: вскоре я охладел к их лекциям и перестал их посещать. Но все же доселе тужу, что не перешел тогда с богословского отделения на историческое: папаша умер в начале того года, когда я должен был писать кандидатское сочинение, и работать под руководством папаши не пришлось, а из других преподавателей отделения писать было некому, да я и не желал. Пришлось работать по предмету общеобязательному, без всякого руководства и на собственную тему. Между тем на отделении историческом были очень почтенные профессора и специалисты: Е. Е. Голубинский , А. П. Лебедев , В. О. Ключевский . |
| На другие темы я писал почти экспромптом и прямо набело. По основному богословию Петропавловскому. «Справедливо ли утверждает пантеизм, что личная форма бытия не может принадлежать Богу, как существу абсолютному?» – Писал не более двух дней, чтобы только отделаться формально. К своему удивлению получил отличную отметку и похвалу за способность к глубокому философскому мышлению и еще что-то о высоте метафизического созерцания – в довольно напыщенной рецензии. Сочинение потом, в минуту приват-доцентства трудную, было напечатано мной в «Православном Обозрении» под заглавием: «Личность и абсолютность», с подписью М. Еще небрежнее отнесся я к сочинению по сравнительному богословию: «Справедливо ли мнение А. С. Хомякова, что протестантское отношение к Библии отзывается фетишизмом?» За буквальную точность не ручаюсь. Так как при объявлении этой темы в аудитории И-в еще раз заявил себя приверженцем Хомякова и славянофилом, то я избрал эту тему, чтобы как можно легче и скорее сбыть сочинение с рук: ведь критиковать не требовалось, а изложить мысли Хомякова было слишком легко и недолго. После обеда до ужина написал два листа, а Хомякова читал уже ранее, и теперь только подчитал утром до обеда. Изложив в некоей системе мысли Хомякова, я закончил так: «По моему убеждению (хотел прибавить «крайнему», но побоялся) Хомяков безусловно справедлив и оспаривать его невозможно. Ни о каком приличном балле я и не мечтал, подумывал даже о неудовлетворительной отметке и написании другого сочинения. Каково же было мое удивление, когда Н. М-ч через посещавших его по вечерам земляков позвал меня к себе и спросил, доволен ли я буду баллом 4. По-видимому Н. М-ч думал, что я напишу другое и обстоятельное сочинение, на какую-либо другую тему, – и, кажется, он и давал мне понять это. Но, теперь уже к удивлению Н. М-ча, я был чрезвычайно доволен отметкой и благодарил за снисходительность, заявив, что занят работой по истории философии и не хочу от нее отрываться. Впрочем замечу, что при преданной И-м справедливости воззрений Хомякова, я решительно не находил возможным, и теперь не нахожу, написать еще что, кроме систематического изложения мыслей Хомякова об этом предмете его же собственными словами. |
| Статья посвящена разбору драмы Д. Д. Кишенского «Пить до дна не видать добра», опубликованной в «Гражданине» (1873 4 июня. С. 663–669; 11 июня С. 683–687, 18 июня С. 707–716). Дмитрий Дмитриевич Кишенский — драматург и публицист. Некоторые данные о Кишенском содержатся в сохранившихся письмах его к Достоевскому. Он был автором комедии из крестьянской жизни «Кормильцы Саврасушки», шедшей на сцене народного театра в Москве. Для этого же театра написана и драма «Пить до дна — не видать добра», которая получила премию на конкурсе, но была тем не менее запрещена цензурой к постановке на сцене. Об этом Кишенский рассказывает Достоевскому в письме от 23 июня 1873 г. После сотрудничества в «Гражданине» Кишенский издавал «Журнал для всех» (1875, 1878) Как сообщает И. Л. Щеглов, по слухам, Кишенский спился и покончил жизнь самоубийством. Драма «Пить до дна — не видать добра» привлекла Достоевского как опыт народной драмы, посвященной проблеме пореформенной деревни, ее нравственному распаду, росту пьянства и разврата в народной жизни. Темы эти многократно поднимались на страницах «Гражданина» начиная с 1872 г. В 1873 г. в (от 15 января) опубликована статья «Общество для противодействия чрезмерному распространению пьянства», подписанная «Н»; в (от 16 апреля) в разделе «Областное обозрение» помещен ряд материалов из губернских газет о пьянстве в деревне; в (от 14 мая) — статья «Что может спасти Россию от повального пьянства?», подписанная в (от 20 августа) — заметка-размышление «Утешительно или не утешительно? (По поводу изменений в питейном уставе)», принадлежащая, видимо, тому же автору; в (от 18 июня) — заметка Достоевского «Пожар в селе Измайлове» (см. выше, С. 166–169); в (от 2 июля) в разделе «Письма вольнодумца» — сообщено о росте числа кабаков после отмены крепостного права. Другая тема драмы — изображение разлагающейся крестьянской общины, обнаружение того, что крестьянская сходка, «мир», фактически не играет никакой роли в деревне, ибо в условиях имущественного расслоения и морального вырождения она потеряла нравственный авторитет и утратила реальную власть. В отличие от Герцена и народников 1870-х годов Достоевский не видел в крестьянской общине готовой экономической основы для трудового социалистического землеустройства. Он с болью писал о надвигающейся гибели старых устоев, но верил, подобно многим народникам, что экономические и социальные изменения в деревне не повлияют на целостность народного характера и на его способность к нравственному возрождению (ср. статью «Влас» С. 48–49). В статье «По поводу новой драмы» писатель сосредоточился на анализе темных сторон народной жизни. Изображением их его привлекла драма Кишенского. |
| 365 У Канта находят даже некоторые места, по которым можно предполагать, что он приписывал идее Божества гораздо больше значения для нравственности, чем, сколько следует из его теории об автономии нравственного закона. См. Drobisch, Religionsphilosophie, 159 – 161. 367 Так, по учению Климента Александрийского , никакое положительное знание о Боге невозможно; мы знаем только то, что Бог не есть. Бог не имеет ни образа, ни имени, хотя, конечно, мы имеем право приписывать Ему самые прекрасные наименования, чтобы обозначить Его высочайшее совершенство. Он бесконечен; он не есть ни род, ни вид, ни индивидуум, ни различие, ни число, ни свойство, ни что – либо такое, чему нечто приличествует. Только одного Сына, который есть Сила и Мудрость Отца, мы можем познавать положительно (Strom. V, 1, 11, 12). Тоже учение о непознаваемости Божества находим в сочинениях, приписываемых Дионису Ареопагиту. Бог есть сам по себе, в своем действительном существе, непостижим и невыразим. Он не есть ни сущность, ни жизнь, ни свет, ни чувство, ни ум, ни мудрость, ни благость, но нечто такое, что превосходнее и превыше всего этого. Никакая монада или триада, никакое число, никакое единство, никакое рождение, ничто сущее или то, что мы познаем о сущем, не изъясняют для нашего разума превосходящую всякий разум таинственность пресущественного и все превосходящего Превышебожества (Superdeitatis). Для него нет никакого имени; оно не определимо никаким понятием, но пребывает в недоступности превыше всего этого. Даже лучшее из божественных имен, – имя Блага, не потому мы приписываем Ему, что оно более других Ему приличествует; но, в сильном желании усмотреть что – либо в оной невыразимой природе и сказать что – либо о ней, мы посвящаем ей самые святые и досточтимые имена, следуя в этом примеру Священного Писания; но несмотря на это, остаемся далеко ниже истины предмета. Посему в деле богопознания положительному пути мы должны предпочесть отрицательный, – познание через устранение от Бога всего познаваемого, познание через неведение (Ueberweg, Gesch. d. Philios. d. patrist. und school. Zeit. 1873, р. 100, 101). |
| 328 Разбор этих возражений сделан нами в статье: «О Промысле», Приб. к Творен. Св. Отцов за 1871 г. 329 Мы имеем здесь в виду преимущественно первоначальную философию Шеллинга, так называемую философию природы или тожества. В позднейших фил. сочинениях (особенно в философии Откровения) Шеллинг старается сблизиться с теизмом, хотя это сближение часто состоит только в изменении терминологии. А не во внутреннем смысле учения. 333 Юбервенг перечисляет в своей истории философия несколько сочинений, специально направленных к защите учений Спинозы от обвинений в пантеизме (См. Grundriss d. Gesch. d. Philos. 1875. T. III, p. 63, 64). Возможность самих попыток примирить пантеизм Спинозы с теизмом заключалась для его почитателей в некоторой непоследовательности Спинозы и противоречиях самому себе, причем некоторые его выражения могли быть истолкованы в теистическом смысле. См. A. Peip, Religionslehre. 1879, p, 131 – 136. 334 Encyk. § 573. Изд. Киркхана, 1870. Vories. ub. d. Philosophie d. Religion. 113, 55, 56, 1832. 337 Свод мнений Спинозы о цели и целесообразности см. у Janet в его: Causes finales. 1876, p. 297 et sq. 339 О Гартмане, см. Каринского, Критич. обозрение послед. периода Герм. философии, 1873, 313, 321, 322. 340 Пантеизм, отрицая волю в абсолютном, не дорожит и этим термином при определении свойств Божества; выражения: воля, свобода, он любит заменять словом: имманентная необходимость. Исключение составляют Шопенгауер и Гартман; у них наравне с представлением (разумом) приписывается абсолютному, как второй существенный предикат, воля. Но эта мнимая воля совершенно противоречит понятию об абсолютно совершенной воле уже потому, что она есть слепое , бессознательное стремление к бытию. До какой степени она не совершенна, видно из того, что представление или разум должен исправлять увлечение воли, бедственное желание бытия, процессом мирового бытия доводя ее до убеждения в неразумии этого увлечения. Эта ли воля высочайше совершенного Существа? 342 Правда, подобное воззрение для объяснения личности Божества предполагает вечное творение или существование мира, потому что в противном случае Бог не мог бы быть лицом до явления мира. Но наш аргумент имеет значение только для опровержения пантеизма. В действительности, личность Божества и сознание условливается существованием в нем самом некоторых различий, которые делают возможным противоположение в нем я и не – я, при абсолютном единстве и тождестве его природы. Но развитие этой мысли, необходимо состоящей в связи с учением христианской религии о Троичности Лиц в Боге, выходит за пределы настоящего исследования. |
| Данная работа была напечатана в виде отдельных статей в «Православном обозрении» в 1870–1871 годах и защищена Виктором Дмитриевичем в 1873 году в качестве докторской диссертации. Разбирая в этой работе современные ему теории происхождения религиозных идей, Кудрявцев последовательно отвергает версии их искусственного происхождения из корыстолюбивых побуждений жречества (ибо это противоречит историческим и психологическим данным), чувства страха (так как им не исчерпывается содержание религиозных чувств) и стремления идеализации человеческого ego (поскольку антропоморфизм в духе Фейербаха не может составлять сущности религии). Критика философских построений в этой области предваряется Кудрявцевым общим замечанием о том, что религия не может быть результатом автономной рефлексивной деятельности. Именно поэтому ограничение области религии только ее регулятивным гносеологическим значением в кантианстве критикуется им как не следующее из анализа доказательств бытия Божия в «Критике чистого разума». У Канта, считает автор, «происхождение религии, при невозможности видеть в его нравственном доказательстве бытия Божия действительный путь возникновения религиозных истин в нашем уме, остается необъясненным, а значение религиозной веры, при автономии нравственного закона, оказывается совершенно ничтожным». Последующие построения в области философии религии неудовлетворительны в силу принципиальной сепарации рассудка и разума и умаления тем самым значения рефлексии в религиозной сфере (Якоби), и, соответственно, из-за преувеличения роли чувства в поисках первоначального источника религиозных представлений (Шлейермахер). В свою очередь гегелевская диалектика игнорирует оппозицию Бесконечного Существа и человеческого ego, что ведет к ложному представлению о религии как всего лишь низшей форме познания Абсолюта. Преодолеть эти недостатки возможно лишь на теистической почве, способствующей пониманию религии как такой формы Богообщения, при которой сохраняется субъект-объектное различие. Это, в свою очередь, заставляет мыслить промысл Божий не только о мире в целом, но и о человеческой личности в особенности. Такой промысл выражает себя в постоянном воздействии на человеческий дух, имеющий ум специальным органом непосредственного восприятия такого сверхчувственного знания. Отсюда особое значение приобретает рефлексивное начало в религиозной сфере, что специально подчеркивается Кудрявцевым. |
| Тамбовская губерния Сергей Кононович Бочаров , крестьянин Тамбовского уез. Родился в 1874 г., окончил земское уч., занимается земледелием и служит волостным писарем. Среди крестьян пользуется популярностью; довольно начитанный и хорошо знающий быт крестьян. Внепартийный. Иван Терентьевич Лосев, крестьянин Шацского уез. Родился в 1871 г., грамоте научился дома, занимается земледелием и плотничеством. Принадлежит к парламентской трудовой группе. Как оратор производит в Думе сильное впечатление. В речи по поводу адреса сравнивает положение народа с положением Самсона, над которым издеваются филистимляне (правительство). Все трудовое крестьянство находится в критическом положении. Его берут, как игрушку, но я должен, сказать, друзья, что не ручаюсь, выдержит ли этот несчастный Самсон. Он скажет: «Умри, душа моя, вместе с филистимлянами». Антип Петрович Матыкин , крестьянин Шацкого уез. Родился в 1873 г. Грамоте обучился дома. Занимается сельским хозяйством и производством кирпича. Был смотрителем хлебозапасного магазина и сельским старостой. Страстно ждет разрешения аграрного вопроса. Ни к какой партии не принадлежит. Василий Савельевич Миронов , мещанин г. Козлова. Родился в 1867 г., грамоте обучался дома, служил модельщиком в литейной мастерской. Незадолго до начала заседаний Думы участвовал в московском съезде союза русских людей, в Думе же примкнул к трудовой группе и настолько полевел, что был одним из 14 депутатов, подписавшихся под известным манифестом депутатов-рабочих. Василий Тимофеевич Окунев , крестьянин Кирсановского уез. Родился в 1880 г., кончил начальное училище, с 19 лет служил волостным писарем. С 1904 г. служит счетоводом губ. зем. упр. Связи с крестьянами никогда не утрачивал и в члены Госуд. Думы избран крестьянской курией. Причисляет себя к «особой» крестьянской группе. Евдоким Дмитриевич Попов , крестьянин Усманского уез. Родился в 1866 г., грамоте обучался дома. Занимается сельским хозяйством и служит управляющим частного местного имения. Состоит поверенным своего сел. общества. Внепартийный. Егор Ермолаевич Уткин , крестьянин с. Яблоковец, Шихманской вол., 37 лет; грамотный, занимается сельским хозяйством, служил волостным старшиной. Внепартийный. Тихон Яковлевич Учуватов , крестьянин Темниковскаго уез. Родился в 1877 г., грамоте обучался дома, занимается земледелием. Внепартийный. Читать далее Источник: Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. - Москва : Возрождение, 1906. - 110, с.: портр. Поделиться ссылкой на выделенное |
|
|
