| Исходя из слов (12, 2–3): «О, сколь запутана мысль Анаксагора! Ибо, придумав, что ум – начало всего 140 , подвешивая качели вселенной на его оси и утверждая, что он – чистый, простой и несмешивающийся, главным образом, на этом основании удаляет его от смешения с душой, но, однако, его же в другом месте объявляет душой. Эту непоследовательность отметил также и Аристотель » – можно предположить, что Тертуллиан воспользовался здесь по своему обыкновению каким-нибудь справочником, а не извлек эту информацию из сочинений Стагирита или самого Анаксагора. Существуют две точки зрения на характер тертуллиановских заимствований у Платона: их считают либо прямыми 141 , либо опосредованными 142 . При этом ученые не отрицают знакомства апологета с трудами греческого философа 143 . Любопытно, что имя Платона встречается в трактате чаще, чем имя Христа. Тертуллиан преимущественно ссылается на диалоги «Федон», «Федр», «Тимей» 144 . Достаточно часто Тертуллиан упоминает и Аристотеля 145 . В частности, в 46 главе (10) он высмеивает этого философа как автора утверждения о том, что Сатурн первым из всех видел сны: «Я посмеюсь, пожалуй, лишь над тем из них, кто вообразил, что он докажет, что первым из всех видел сны Сатурн, разве что Сатурн и жил раньше всех. Аристотель, извини смеющегося». Не исключено, что в данном случае речь идет о сочинении, приписываемом Стагириту во времена Тертуллиана . В трактате «О душе» находим несколько прямых цитат. Кроме Платона, Тертуллиан цитирует Лукреция (О природе вещей, I 304) (5, 6), Эпихарма (18, 1), Сенеку (20, 1 и 42, 2), Эпикура (42, 1). Сделанная по памяти или почерпнутая у Сорана ссылка в 15–й главе на стих «то ли Орфея, то ли Эмпедокла» заставляет предположить, что и другие прямые цитаты могли быть заимствованы Тертуллианом у посредников. Во 2–й главе он цитирует Гераклита, в 24–й – Цицерона, в 32–й – Эмпедокла, в 33–й – Гермеса Трисмегиста. В 51–й главе Тертуллиан ссылается на наблюдения Демокрита. Возможно, автор трактата «О душе» был знаком с текстом платоновского комментатора Альбина 146 . |
| Лосев – горячий приверженец диалектического метода, который в его работах выступает как комбинация диалектики Гегеля (конкретное умозрение) с эйдетическим созерцанием Гуссерля (Wesensschau). Обладая большой эрудицией в области античной философии, и в особенности неоплатонизма, Лосев в своей книге «Античный космос и современная наука» изложил с новой точки зрения историю античной умозрительной философии, истолковывая ее в духе конкретной диалектики видимости. Его главная цель состоит в исследовании «античных доктрин Космоса и создании пространственных форм древней греческой диалектики». С этой целью Лосев подвергает анализу главным образом диалоги Платона «Парменид» и «Тимей», используя, в частности, работы Прокла и обращаясь к различным комментаторам – Симплицию Дамасскому, Филону и другим. Диалектика определяется Лосевым как «логическое конструированиеэйдоса», подразумевая под эйдосом «законченный логический образ вещи», содержащий «слияние противоречивых свойств, органически превращенных в живой, реальный организм вещи». Формальная логика расчленяет и разъединяет все эти элементы, рассматривая каждый элемент как нечто независимое и отдельное от всего остального, откуда и вытекает ее формальный характер, хотя она не менее реальна, чем эйдос. Главный закон формальной логики – закон противоречия – не существует для диалектики, оперирующей прямо противоположным законом совпаденияпротивоположностей. Диалектика объясняет только образы или видимость связей между категориальными определениями вещи; следовательно, она не есть высшая ступень познания; над ней возвышается мифология, т. е. «полное и совершенное познание, которое имеет дело с живыми существами и живым миром, помимо всяких абстракций». В орфических космогониях и в пифагореизме Лосев открывает диалектику «единого» и «множества»; у Платона эта диалектика становится более зрелой. В диалоге Платона «Парменид» исходным пунктом диалектики является «единое». Поскольку «единое» понимается только как одно, оно, не будучи «ни тождественным самому себе, ни единому, и не различно ни с собой, ни с иным», при таких условиях оно «не существует», оно – вне существования, оно есть мысль о немыслимом (53). Это сверхсуществующее «ничто» есть тот принцип, который называется божественным «ничто» и служит объектом отрицательной (апофатической) теологии. |
| 182 В изданиях творений Платона диалоги эти и поныне так располагаются: Тимей за De republica, a Епиномид за Du legibus; тав напр. они расположены в Парижском издании Гиршигия. 183 Стоики; но наш писатель имел пред глазами вероятнее всего подобные же слова Филона из начала 2-й книги его «De vita Moysis» или из «De migratione Abrahami». 184 Намек на производство слова ϑεσμς от ϑεος Божественный и νμος закон. Гезихий тесмы также отождествляет с Божественными законами. Филон в своем сочинении De vita Moysis го ворит: «Итак, цель законов, по Божественнейшему Моисею, есть последование Богу» . Отсюда мысль Климента: «Он (закон Моисеев) именно ведет нас к Богу». Истинная этимология: ϑεσ-μς=τε-ϑ-μ ; от корня ϑε, того же, что в τ-ϑη-μι; тесмы следовательно равны нашему уложения. 185 Прибавка, имеющая в виду еретиков, отрицавших, что закон происходит от Бога благого, так как он грозит наказаниями. 186 Так как писателю нужно было доказать, что Закон благ и подобно как и Евангелие учит любви, что иудеи не достаточно понимали, то приводит он из того и другого завета места, в которых порицается это невежество иудеев. 187 Введением словечка по истине писатель различает тайны Евангелия от Елевзинских мистерий и других светских, которые де многими хотя и были называемы великими, на самом же деле не были такими. 189 Таким образом у Платона содержание диалектики еще не отделено от содержания метафизики. В собственном смысле диалектикой называется не что иное как прикладная логика, словесное обсуждение, доказывание и опровержение различных положений, определений того или другого предмета, но и защита их от возражений противника. Нынешним ученикам эта область остается почти совсем неведомою. 190 Буквально такого изречения нет в свящ. Писании, но многие из отцов усвояют его одни Христу, другие Апостолам. Оно не противоречит Писанию и объясняется достаточно из встречающихся в нем выражений. Чистое серебро (1Пар.29:4), чистое золото ( 2Пар.9:17 ) известны Писанию. А так как безпримесность сих металлов узнается на огне, то отсюда чрез метафору произошли выражения испытанный во Христе ( Рим.16:10 ), дабы открылись между вами искушенные, опытные (1Kop. 11:19); сюда же относятся выражения (2Kop.10:18; 13:7; 2Тим. 2:15 ; Иак. 1:12 ). В связи с понятием меновщика ( Мф.25:27 ) и чрез соображение с ( 1Сол. 5:25 ) составляется даже прямо изречение: «Будьте опытными меновщиками». Наш писатель снова возвращается к сему изречению в Стром. 2:4; 6:10: 7:15. |
| 57,58,59,60,61 Фрасил пишет, что даже диалоги сам Платон издавал тетралогиями по примеру трагических поэтов, которые состязались четырьмя драмами на празднествах Дионисийских, Ленейских, Всеафинских и Хитрийских, четвертая из драм была сатировская, а все четыре назывались тетралогией. Подлинных диалогов Платона, по его словам, имеется 56, если считать, что «Государство» делится на десять, а «Законы» – на двенадцать. (Впрочем, о «Государстве» Фаворин во II книге «Разнообразного повествования» говорит, будто оно почти целиком содержится в «Противоречиях» Протагора.) А тетралогий у Платона девять, если считать «Государство» за одно сочинение и «Законы» тоже за одно. Первая тетралогия у него объединена содержанием: Платон хочет показать, какова должна быть жизнь философа. Каждому сочинению Фрасил дает двойное заглавие – одно по имени, другое по теме. Эту первую тетралогию начинает «Евтифрон, или О благочестии», диалог испытательный; вторым следует «Апология Сократа», этический; третий – «Критон, или О должном», этический; четвертый – «Федон, или О душе», этический. Вторая тетралогия: открывает ее «Кратил, или О правильности имен», логический; «Феэтет, или О знании», испытательный; «Софист, или О сущем», логический; «Политик, или О царской власти», логический. Третью тетралогию открывает «Парменид, или Об идеях», логический; «Филеб, или О наслаждении», этический; «Пир, или О благе», этический; «Федр, или О любви», этический. Четвертую тетралогию открывает «Алкивиад, или О природе человека», повивальный; «Алкивиад Второй, или О молитве», повивальный; «Гиппарх, или Сребролюбец», этический; «Соперники, или О философии», этический. Пятую открывает «Феаг, или О философии», повивальный; «Хармид, или Об умеренности», испытательный; «Лахет, или О мужестве», повивальный; «Лисий, или О дружбе», повивальный. Шестую открывает «Евфидем, или Спорщик», опровергающий; «Протагор, или Софисты», доказующий; «Горгий, или О риторике», опровергающий; «Менон, или О добродетели», испытательный. Седьмую открывают два «Гиппия» – первый «О прекрасном», второй «О должном», опровергающие; «Ион, или об Илиаде», испытательный; «Менексен, или Надгробное слово», этический. Восьмую открывает «Клитофонт, или Вступление», этический; «Государство, или О справедливости», политический; «Тимей, или О природе», физический; «Критий, или Атлантида», этический. Девятую открывает «Минос, или О законе», политический; «Законы, или О законодательстве», политический; «Послезаконие, или Ночной совет, или Философ», политический; и тринадцать «Писем», этические. (Начинает он их словами «Желаю благополучия», как Эпикур свои – «Желаю хорошей жизни» 294 , а Клеон – «Желаю радости».) Из них одно к Аристодему, два к Архиту, четыре к Дионисию, одно к Гермию, Эрасту и Корсику, одно к Леодаманту, одно к Диону, одно к Пердикке, два к друзьям Диона. Вот какое разделение принимают Дион и некоторые другие. |
| В одной из глав III тома вышедшей в нашей стране «Истории Византии» мы читаем: «В противовес Метохиту, увлекавшемуся Платоном, Хумн был сторонником философии Аристотеля ; однако в следующей главе этого же издания мы встречаем фразу: «Нельзя считать Хумна аристотеликом, а его противника Метохита платоником» . Это не недосмотр редакции издания и не расхождение во взглядах между авторами глав . Неясность лежит в самом объективно данном положении вещей. Действительно, в полемике с Хумном Метохит систематически цитирует Платона; однако это не мешает Хумну заявить торжественный протест против отступлений Метохита от космологии Платона и выбранить своего оппонента «врагом» Платона . С другой стороны, в специальном трактате «О том, что ни материя не существует прежде тел, ни эйдосы не существуют обособленно, но то и другое выступает в единстве» сам же Хумн критиковал платоновские диалоги «Тимей» и «Парменид». Кто тут был, кто не был платоником? Недаром выводы, к которым подводит читателя анализ, проделанный Шевченко, несколько разочаровывают; и это не вина исследователя. А ведь Метохит и Хумн как центральные фигуры византийского гуманизма по своему масштабу сопоставимы с такими представителями итальянского гуманизма, как Пико делла Мирандола и Эрмолао Барбаро; но такого стройного, значительного спора, каков был спор между Миран- долой и Барбаро , у них не вышло. Или, может быть, это византинистам все еще недостает информации и понятливости, чтобы уловить сквозную связь в дробной россыпи полемических стычек двух византийских ученых? Что ж, мы обязаны считаться и с этой возможностью. Но если такая связь есть, ее приходится не читать, а исключительно вычитывать — брать на себя, как мы уже сказали выше, риск чтения между строками. Что мы при этом вправду найдем в данности материала, а что нам примерещится от интерпретаторской натуги? Как раз там, где речь идет не об общекультурном контексте литературной теории, как это все еще было в примере с Метохитом и Хумном, а вплотную о самой литературной теории, все эти вопросы научной совести стоят особенно остро. |
| В одной из глав III тома вышедшей в нашей стране «Истории Византии» мы читаем: «В противовес Метохиту, увлекавшемуся Платоном, Хумн был сторонкиком философии Аристотеля» ; однако в следующей главе этого же издания мы встречаем фразу: «Нельзя считать Хумна аристотеликом, а его противника Метохита платоником» . Это не недосмотр редакции издания и не расхождение во взглядах между авторами глав . Неясность лежит в самом объективно данном положении вещей. Действительно, в полемике с Хумном Метохит систематически цитирует Платона; однако это не мешает Хумну заявить торжественный протест против отступлений Метохита от космологии Платона и выбранить своего оппонента «врагом» Платона . С другой стороны, в специальном трактате «О том, что ни материя не существует прежде тел, ни эйдосы не существуют обособленно, но то и другое выступает в единстве» сам же Хумн критиковал платоновские диалоги «Тимей» и «Парменид». Кто тут был, кто не был платоником? Недаром выводы, к которым подводит читателя анализ, проделанный Шевченко, несколько разочаровывают; и это не вина исследователя. А ведь Метохит и Хумн как центральные фигуры византийского гуманизма по своему масштабу сопоставимы с такими представителями итальянскою гуманизма, как Пико делла Мирандола и Эрмолао Барбаро; но такою стройною, значительною спора, каков был спор между Мирандолой и Барбаро , у них не вышло. Или, может быть, это византинистам все еще недостает информации и понятливости, чтобы уловить сквозную связь в дробной россыпи полемических стычек двух византийских ученых? Что ж, мы обязаны считаться и с этой возможностью. Но если такая связь есть, ее приходится не читать, а исключительно вычитывать — брать на себя, как мы уже сказали выше, риск чтения между строками. Что мы при этом вправду найдем в данности материала, а что нам примерещится от интерпретаторской натуги? Как раз там, где речь идет не об общекультурном контексте литературной теории, как это все еще было в примере с Метохитом и Хумном, а вплотную о самой литературной теории, все эти вопросы научной совести стоят особенно остро. |
| В Никополе 1-м был казнен схваченный еще до Е. пресв. А. Его предали смерти за стенами города в безлюдном месте, чтобы лишить законного погребения. Ночью после казни аравракские клирики нашли тело мученика в лесу, голова А. застряла в ветвях дерева и была найдена благодаря крику ворона. Затем были казнены М. и Евг., дерзко отвечавший на суде Лисию. Он был умерщвлен с особой жестокостью: ему вырвали язык, отрубили обе руки и переломали ноги. Казнь мучеников Севастийских. Миниатюра из Минология Василия II. 976-1025 гг. (Vat. gr. 1613. P. 241) Казнь мучеников Севастийских. Миниатюра из Минология Василия II. 976-1025 гг. (Vat. gr. 1613. P. 241) После суда был устроен смотр войск, где Лисий обратил внимание на О., отличавшегося высоким ростом и красотой. О. был христианином и всегда носил под доспехами крест, к-рый был замечен Лисием. О. был арестован и вместе с Е. отправлен для суда в Севастию. Через 5 дней мученики прибыли к Агриколаю, к-рый устроил им допросы. Узнав о многолетней безупречной службе Е., правитель предложил ему хотя бы для проформы поклониться богам, а в душе оставаться христианином, поскольку в противном случае он будет вынужден пойти против своей воли и казнить Е. Тот отказался и, ссылаясь на рим. законы, к-рые он знал в совершенстве, призвал Агриколая выслушать ответные аргументы. Е. было предоставлено слово, и он, цитируя античных философов и поэтов, доказывал, что уже в древние времена наиболее прозорливые мыслители презирали такие божества, как Зевс и Аполлон. В споре мученик приводил мифологические сюжеты, слова Аристотеля, строки из произведений Гомера и Гесиода, цитировал диалоги Платона «Тимей» и «Государство». В конце концов Е. логическими построениями поставил Агриколая в тупик. Судья потребовал, чтобы Е. рассказал подробнее о своей вере. Тогда Евстратий приступил к изложению ветхозаветной и евангельской истории (главы 24-27) и завершил рассказ осуждением идолопоклонства и восхвалением Платона, отказывавшего языческим богам в благости. Решив запугать осужденного, Агриколай приказал подвергнуть пыткам О. Тот покорно принял смерть на раскаленном ложе. Казнь же Е. была отложена на следующий день. |
| Заключение. Первичные принципы обязательны для всякого познания. А первичные принципы бытия являются необходимой предпосылкой для всякого познания бытия. Такие первопринципы неопровержимы или сводятся к неопровержимым принципам. Ибо в самой попытке отрицать их они подтверждаются. С их помощью не только познаётся реальность, но можно доказать и существование Бога. Библиография : Aristotle, On Interpretation. → On Metaphysics. W. Heisenberg, Physics and Philosophy. L. M. Regis, Epistemology. Thomas Aquinas, Commentary on the Metaphysics of Aristotle. → On Interpretation. F. D. Wilhelmsen, Man " s Knowledge of Reality. Платон (PLATO) Жизнь и труды Платона . Платон родился в 428 г. до Р. X., в год смерти Перикла. Он стал учеником Сократа в возрасте шестнадцати лет. Платону было двадцать девять лет, когда умер его наставник. Его жизнь как писателя делится на четыре периода. В первом периоде он написал диалоги «Апология Сократа», «Критон», «Протагор» и «Государство» (книга I). Во втором периоде им созданы «Кратил», «Горгий» и «Лисий». В промежутке между вторым и третьим периодом он основал свою Академию. В третьем периоде появились «Менон», «Федон», «Федр», «Пир» и завершающая часть «Государства». Перед последним периодом его литературной деятельности, когда Платону было сорок три года, родился самый знаменитый из его учеников – °Аристотель. В четвёртом, заключительном периоде писательского творчества Платоном написаны «Парменид», «Теэтет», «Софист», «Политик», «Филеб», «Тимей», «Критий» и «Законы». Александр Македонский родился, когда Платону исполнилось семьдесят два года (356 до Р. X.). Спустя всего восемнадцать лет (338 до Р. X.) Александр начал завоевание мира и распространил в нём греческий язык и греческую культуру, которая с тех пор оказывала столь сильное влияние на мышление. Гносеология Платона . Платон верил во врождённые идеи. Действительно, он считал, что существуют идеи, которые разум созерцал в мире чистых Форм ещё до рождения человека. Такие идеи представляют собой ни к чему уже не сводимые, простые и вечные формы (eidos), которые происходят от одной абсолютной Формы, Блага (Aghatos). Поскольку душа созерцала их в состоянии до воплощения, то всё, что от неё требуется, – их вспомнить. Осуществляется это при помощи диалектического метода диалога, который в Меноне проиллюстрирован примером, когда даже мальчик-раб сумел разобраться в евклидовой геометрии благодаря правильно задаваемым ему вопросам. Разумеется, если кто-то не сможет прийти к истине в этой жизни, его ждёт ещё одно воплощение. |
| не была вмещена в качестве необходимой пропедевтики к философии Платона. А именно, А. ограничивает философское рассмотрение сферой бытия, представленного разного рода сущностями: от неподвижного вечно деятельного (актуального) ума, первой целевой причины всех изменений в мире, до преходящих индивидуальных вещей. Между ними - сверху вниз - надлунная область: вечно движущаяся первым естественным движением, состоящая из эфира сфера неподвижных звезд и система сфер, обеспечивающая движение планет; подлунная область, в к-рой высшую иерархическую ступень занимают одушевленные чувствующие разумные существа, низшую - неодушевленные предметы, состоящие из 4 элементов и находящиеся в одном из естественных движений или покоящиеся в своем естественном месте; промежуточные ступени заняты растениями и животными, имеющими от одного (осязание) до 5 чувств. Аристотелевский иерархически упорядоченный сферический космос вечен, его строй неизменен, при этом космос конечен. Телеологизм А. проявляется не только в том, что первый двигатель движет как предмет стремления, но и в том, что одной из причин наряду со специфической для данной вещи материей оказывается и лишенность всякий раз определенного качества. Впервые у А. приобретает значение понятие природы, «которая ничего не делает напрасно» (De An. III 9. 432b; Cael. I 4. 271a, etc.). Разные уровни бытия изучаются разными науками, составляющими определенную иерархию: от первой философии, или мудрости, до практической философии, базирующейся на наблюдении за реальными фактами социальной жизни и не претендующей на всеобщность, свойственную теоретическим наукам. Логика и творческие науки заняты областью искусно (технически) построенной речи, при этом 1-я вырабатывает правила ведения диспута и построения доказательства, а 2-е ориентированы на наблюдение за реальной практикой составления политических и судебных речей и поэтических произведений, хотя и предполагают пользование силлогизмами (риторика) и понимание общего (поэтика). У А. нет платоновских блага-единого, превосходящего бытие, неизбежной двойственности предела-беспредельного в качестве границы между благом и бытием; и не досягающей бытия материи: его универсум целиком помещается в пределах иерархически устроенного бытия, вопрос о границах к-рого А. не рассматривает. Поэтому перед А. не стоит проблема возникновения мира и отсутствует стремление генетически объяснить его совр. состояние (ср. писавшиеся при А. диалоги Платона «Тимей» и «Политик», а также его концепцию злой души в «Законах»). Вместе с тем А. имеет возможность сосредоточиться на описании внешнего мира, и его занятия биологией, или описания гос. устройств, или изучение и сводка мнений предшественников по разным вопросам не только задали парадигму научного описания и изложения материала в разных сферах, но и остались свидетельством его интеллектуальной открытости и восприимчивости к реальному многообразию данных чувственного опыта. |
| Само собой разумеется, что все эти верования, как не освященные Божественным Откровением, искажены; но уже одно существование этих верований у народов показывает, что бытие злых духов не противоречит началам здравого разума, как и существование добрых. В самом деле, во-первых, если в видимом нами мире есть много разнообразных предметов, то почему бы не допустить, что и разумно-нравственные существа не ограничиваются одним родом человеческим? Во-вторых, если мы замечаем постепенность в созданиях, идущую от низших форм к высшим, то предполагается подобная постепенность и в созданиях нравственных – в отношении к Богу. Потому-то и Платон философ учил, что «есть духи средние между человеком и Богом, которые удаляются от злых людей и помогают добрым; они не могут быть зримы, хотя присутствуют при нас» (Диалоги Платона: «Тимей»). Действия духов возможны сами по себе подобно тому, как существуют действия одного человека на другого, действия души человека на его тело. Поэтому только люди испорченные отрицают добрых духов, потому что далеко от них находятся, и злых – так как, сами того не замечая, состоят их рабами. Живую уверенность древнего мира в бытии злых духов подтверждает и тот факт, что древняя философия часто соединялась с магией ( Исх.7:11 ), как видим на мудрецах фараона, противодействовавших Моисею, на Киприане – впоследствии мученике и епископе Антиохийском. Для получения очного понятия о духах злобы у нас есть одно средство – христианское учение, содержащееся в Священном Писании, раскрытом и утвержденном творениями святых отцов и учителей Церкви. Что такое дьявол, каковы его действия, – узнаем из Священного Писания , которое указывает нам и средства для борьбы с дьяволом; а как принять эти средства на деле – узнаем из творений святых отцов и жизни святых подвижников, всю жизнь посвятивших на борьбу с духом злобы. Познание духов злобы святыми подвижниками есть особый дар Божий; оно – «рассуждение духовом» ( 1Кор.12:10 ); с ним сопряжена победа над греховными помыслами, мечтаниями и ощущениями. Открыл Господь этот дар царю-пророку – Давиду, и он от лица всего человечества воззвал: «изведи из темницы душу мою» ( Пс.141:8 ). Правда, вследствие плотского состояния своего, мы не способны зреть духов, но мы «имамы известное пророческое слово: ему же внимающе, яко светилу сияющу в темнем месте» ( 2Пет.1:19 ), можем познать своих врагов настолько, чтобы быть в состоянии противостоять им. |
|
|
