| могло произойти от того, что арестанты, как грабители и убийцы, по лютеранскому понятию, не достойны принадлежать к просвещенной вере лютеранской и пусть де они идут в русскую веру, которая принимает всякое отребье мира; да при том они уже навсегда оставят Остзейский край и не могут увеличить в нем число жителей православных. Когда последовало утверждение приговора о наказании означенных преступников, и они должны были выслушать этот приговор; то я официально приглашен был для сопровождения арестантов из тюрьмы на позорной колеснице к позорному столбу, устроенному за городом. Так как я признавал себя тюремным священником; то и не думал уклоняться от этой прискорбной обязанности сопровождать арестантов к позорному столбу. В суде я узнал, что приговор арестантам будет прочитан у столба по-немецки; я возражал против такого объявления, какого не будут понимать арестанты, которым главным образом и нужно знать содержание приговора; они по-немецки ничего не понимают; не поймет немецкой речи и большинство зрителей, которых по случаю базарного дня будет у позорного столба, конечно, много и это будут, главными образом, латыши. Поэтому я предлагал приговор перевести на латышский язык и по-латышски прочитать его у позорного столба. Мое предложение не было принято, закон, видите, установил в Остзейском крае немецкое судопроизводство, – и отступить от этого закона суд не имеет права. А как вы в суде допрашиваете виновных и свидетелей, не понимающих немецкого языка? спросил я. Конечно, на понятном для них их природном языке, но записываем их показания по-немецки. И эти показания не понятные для показывающих вы прочитываете им и даете подписывать? еще спросил я. Зачем прочитывать? Суд в своей записи не изменит показания и допрашиваемый только подписывает свое показание, неграмотный обычно чертит пером три креста. Мудреные порядки в суде выдумали немцы! Усадили меня с разбойниками на колесницу и чрез весь город провезли до позорного столба, около которого собралась толпа народа, главным образом, латышей. Помнится, я был в епитрахили; был ли у меня крест в |
| Не отрицая вовсе государственного начала в жизни, он вопреки всем этим системам требует, чтобы оно лишь утверждало и ограждало законами нравственные идеалы, уже созданные субъективной жизнью народа, а не выдавливало последних из искусственно изобретенных юридических предначертаний. Идеалы создаются личными гениями и их таинственною внутреннею связью с гением народа; становясь таким образом достоянием быта последнего, они переходят в форму культурного идеала, и наконец бытового обычая или даже государственного закона. Такие мысли наш писатель высказывает в защите своей Пушкинской речи против Градовского. Но так как подобный путь влияния есть путь мучения, креста, путь Христов – медленной и почти незримый, хотя и необходимый в будущем: то деятелю и представляются те три искушения, которым всецело поддалась Европа в своей и религиозной и государственно-культурной истории и даже идеалах. Если истинная жизнь созидается сострадающей любовью, смирением и искренностью, то ложность европейски идеалов, не по содержанию, но по методу состоит в том, что по неверию в самую возможность и в действенность на земле этих трех добродетелей, люди, особенно паписты и социалисты, взяли себе орудием: вместо любви – удовлетворение вещественных потребностей или хлебы, вместо смирения – насилие, вместо искренности – запугивающий обман или ложное чудо, тайну и внешний авторитет; последние у папистов – в виде измышленного заместителя Христа на земле, а у социалистов – в виде несуществующих на самом деле выводов из quasi науки и утопий о будущем общем счастье. Об этом Достоевский писал еще в 1877 году следующее: «…О, я не знаю, не помню, но скоро, очень скоро брызнула первая кровь: они (люди) удивились и ужаснулись, и стали расходиться, разъединяться. Явились союзы, но уже друг против друга. Начались укоры, упреки. Они узнали стыд и стыд возвели в добродетель. Родилось понятие о чести и в каждом союзе поднялось свое знамя. Они стали мучить животных и животные удалились от них в леса и стали им врагами. |
| Русского читателя неприятно поражает в примечаниях автора латинский язык, который почему-то автор употребляет для наименования не только греческих источников византийского гражданского права, но и для наименования сочинений византийских канонистов, – хотя эти труды были под руками у автора в русском переводе и в подлинном греческом тексте, – и наконец даже для выражения своих собственных соображений, высказываемых в примечаниях. Напр. вместо того, чтобы сказать: «находится буквально в книге Василик I, тит. 1, гл. 1», автор говорит: «Est ad verb. Basil. lib. 1, tit. 1, сар. 1». Или вместо: «С малыми изменениями заимствовано из толкований Вальсамона» – автор выражается: «Pauc. mutat. ex comment (или ex interpr.,) Bals». И это – в примечаниях к своему русскому переводу! Общее заключение. Представляя отдельные отзывы об обеих книгах священника Н. И. Ильинск ого, в заключение почитаю возможным выразить о них следующее общее суждение: каждая из сих двух книг представляет весьма почтенный ученый труд в области русской канонической литературы. Автор обнаружил в них замечательную эрудицию, любовь и усердие к труду. И если но долгу рецензента я почел необходимым указать недостатки как в первой, так и во второй из рассмотренных книг: то с другой стороны, принимая во внимание трудность задачи, избранной автором, его замечательное усердие и трудолюбие, почитаю своею обязанностью почтительнейше представить Совету Академии, что отмеченные мною недостатки нимало не колеблют моего убеждения в достоинстве трудов священника Ильинского и в его праве на получение искомой им степени магистра богословия и магистра канонического права». Справка: Кандидат священник Н. Ильинский представил, на основании § 32 Положения об испытаниях на ученые степени, по 50 экземпляров своих – исследования и перевода «Синтагмы Матфея Властаря ». —26— Определили: Допустить кандидата священника Н. Ильинского к защищению его диссертации на степень магистра. 2) Официальными оппонентами при защите диссертации назначить профессора И. Корсунского и доцента Н. Заозерского . 3) Предоставить о. Ректору Академии войти в соглашение с магистрантом относительно дня диспута и пригласить к участию в нём посторонних лиц. 4) Постановление сие благопочтительнейше представить на благоусмотрение и утверждение Его Преосвященства. |
| ли, что бы Он погасил и меня и радость мою и обратил нас в нуль? Если есть Бог, то и я бессмертен… Одна уже всегдашняя мысль о том, что существует нечто безмерно справедливейшее и счастливейшее, чем я, уже наполняет и меня всего безмерным умилением и – славой, – о, кто бы я ни был, что бы ни сделал! Человеку гораздо необходимее собственного счастья – знать и каждое мгновение веровать в то, что есть где-то уже совершенное и спокойное счастье, для всех и для всего… Весь закон бытия человеческого лишь в том, чтобы человек всегда мог преклониться пред безмерно великим» (VII, 608–609). – Любовь сама торжествует и над смертью, как говорит у него другой умирающий: «и пусть забудут, милые, а я вас и из могилки люблю. Слышу, деточки, голоса ваши веселые, слышу шаги ваши на родных отчих могилках в родительский день; живите пока на солнышке, радуйтесь, а я за вас Бога помолю, в сонном видении к вам сойду…, все равно – и по смерти любовь» (VIII, 356). – По сочинениям Достоевского выходит, что любящий и сострадающий, сливаясь в духовное единство с ближним своим, не что-либо сверхъестественное делает, но лишь возвращается к утерянному грехом нашему единству в Боге, которое он описывает в «Сне Смешного человека», изображая жизнь людей невинных и святых, жизнь у всех единую, чуждую современной отъединенности каждого. Только общая гордость, замыкающая человека в себя самого, или эта часто упоминаемая отъединенность делает для нашего помраченного ума непонятным, невероятным эту общность природы нашей, восстанавливаемую любовью святых людей. Теперь ясно, почему по Достоевскому спасительна только смиренная любовь, а горделивая – есть причина мучений: потому именно, что гордость, как сосредоточение всего жизненного содержания около одного «я», мешает слиянию душ и перелитию одной жизни в другую, – для последней нужна именно свобода от такой ограниченности, т. е. смирение: оно то упраздняет незримое средостение, стоящее между человеком и человеком, – и как прививка сладкой яблони в кислой, очищает душу ближнего самым своим прикосновением, как объясняет старец Зосима. |
| Для примера возьмем первый член «правил вероисповедания новообращенного русского братства» и сравним его с учением о том же предмете предания православной церкви. Он гласит так: «Мы веруем и исповедуем, что существует один только истинный и вечный Бог: Отец, Сын и Святый Дух, которые в своем естестве и качестве совершенны, вечны и нераздельны, так что Отец есть истинный, вечный Бог, Сын есть истинный, вечный Бог и Святый Дух есть истинный, вечный Бог. К познанию этого Бога человек может доходить только посредством божественного откровения: Святого Писания и Святого Духа». 1640 Мы положительно недоумеваем, что зловредного для веры православной нашла полиция, конфисковав этот и подобные члены и сокрыв их в архиве: было бы целесообразнее давно издать их в свет ради изобличения самих же учителей штунды в бедности их Богословия. Для такого изобличения, по-видимому, достаточно сопоставить православный символ веры , да пропеть известную стихиру на день пятидесятницы: «приидите вернии, Триипостасному Божеству поклонимся»… Сопоставление ясно покажет богатство и силу предания церковного по сравнению с бедностью предания немецкого, которого держатся штундисты. Ведь и выше означенные члены конфискованы в 1873 году, —192— стало быть, и они – уже двадцатилетнее предание; где же устойчивость штундистов, исповедующих, что к познанию Триипостасного Божества они доходят только Святым Писанием и Святым Духом? Их документы изобличают, что главные учителя их в Богословии – квакерские и баптистские предания. Для успеха миссионерского дела было бы желательно, чтобы в сношениях с гражданским начальством миссионеры охраняли и защищали достоинство православной церкви. Миссионеры должны насколько возможно далее держаться от полицейских чиновников и служителей и всячески остерегаться подавать поводы штундистам к нареканию в побратимстве духовных лиц с полицией. Единственным оружием миссионера должно быть – духовное; прибегать к помощи гражданского начальства миссионер должен только в тех случаях, в каких почитает себя в праве прибегать каждый гражданин, но не более, т. |
| Орднунгсрихтера сделать распоряжение, чтобы мне был свободный вход в тюрьму. Так как закон повелевал записывать изъявляющих желание принять православие в особую шнуровую книгу при полицейском чиновнике, и снабжать их особыми печатными свидетельствами о записи их в означенную книгу, а такого свидетельства у меня с собою не было; то я просил г. Орднунгсрихтера подписать это свидетельство, которое я обещал немедленно прислать в суд и действительно послал. В назначенное время я поспешил в тюрьму, но здесь мне объявили, что арестант, изъявивший желание принять православие, немедленно после полудня был выпущен из тюрьмы. Не утерпел я и в слух некоторых арестантов сказал: вот, какая сильная вера православная! Лишь только арестант изъявил желание принять её, как немедленно же был освобожден из тюрьмы. К вечеру я получил из Орднунгсгерихта отношение с возвращением свидетельства об изъявлении арестантом желания принять православие без подписи его как Орднунгсрихтером, так и арестантом. В отношении прописано, что в свидетельстве нет подписи арестанта и теперь —127— он выпущен из тюрьмы Ландсгерихтом; поэтому де оно и не подписано Орднунгсрихтером. Но свидетельство в суде было получено еще тогда, когда арестант был в тюрьме и когда мог бы подписать его; ему не дали подписать свидетельства. Без всякого сомнения арестанта убеждали оставить намерение присоединиться к православию, а когда он оставался твердым на своем намерении, то удалили его из тюрьмы, чтобы он не оставался под моим надзором. Не мудрено, что арестанта отвели в его деревню под конвоем, чтобы он не зашел ко мне за обещанными ему мною книгами, да сообщили местному пастору иметь особое попечение о колеблющемся в лютеранстве. И присоединение одного арестанта к св. православной церкви и изъявление другим арестантом желания присоединиться усилили тревогу лютеран и заставили лютеранствующее начальство принять следующую меру к удалению арестантов лютеран от соблазнительного для них и по понятию начальства развращающего их православного богослужения. |
| Определили: Поручить библиотекарю Академии Н. Колосову выписать для академической библиотеки означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии. XIII. Отношение Правления Императорского Юрьевского Университета от 31 декабря минувшего года за 2529: «Правление Императорского Юрьевского Университета имеет честь обратиться в Духовную Академию с покорнейшею просьбой, не признано ли будет возможным сделать распоряжение о высылке для библиотеки Университета, бесплатно, по одному экземпляру издаваемых Духовной Академией «Творений Св. Отцов и прибавлений к ним», начиная с 1856 года, а также «Богословского Вестника» с 1892 года. Определили: Выслать в библиотеку Юрьевского Университета академические издания, с просьбой прислать в обмен университетские издания. XIV. Отношение на имя О. Ректора Академии Директора Баллионовской Публичной Библиотеки от 17 января за 36: «В июле месяце прошлого 1892 года в городе Новороссийске открылась публичная библиотека, с отделами по всем отраслям наук, между которыми отдел Богословских наук слабее других. Скудные же средства библиотеки препятствуют пополнить этот отдел посредством покупки книг. Вследствие сего Учредительный Комитет библиотеки постановил: обратиться к лицам, сочувствующим народному просвещению, с просьбою о пожертвовании их изданий. Во исполнение этого постановления —29— имею честь обратиться к Вашему Высокопреподобию с покорнейшею просьбой – пожертвовать в Новороссийскую публичную библиотеку Ваши сочинения, а также издания Академии. Этим пожертвованием Ваше Высокопреподобие оказали бы бедной Новороссийской библиотеке большое благодеяние, за которое Управление библиотеки было бы Вам очень благодарно». Определили: Ограничиться предложением наставникам Академии, не пожелает ли кто из них пожертвовать свои издания для вновь открытой в г. Новороссийске Публичной Библиотеки. XV. Отношение Совета С.-Петербургской Духовной Академии от 21 декабря минувшего года за 2206, с просьбою выслать на двухмесячный срок сочинение: «Daniel. – Des études classiques dans la société chrétienne. Paris. 1853». |
| 1627 Некоторые уверяют меня, что писателю, питающему личную ко мне вражду, помогали составлять пасквиль и писатели, питающие вражду к моим убеждениям. Не знаю, правда ли это; но если правда, то для целой компании писателей наш пасквиль есть литературное произведение очень плохое. 1628 На обертке журнала «Странник», как известно, находится изображение странника христианина, которому ангел указывает путь в небесный Иерусалим. Правда, что странник «Странника» как будто не православный русский, а католик поляк или по крайней мере русский униат (он приклякнул по-католически на одно колено, а не стоит по православному на обоих коленах, и странническая одежда его с принадлежностями весьма похожа на те перегринские или путнические одежды, в которых, по описанию известного Барского, польские католические и русские униатские паломники ходят в Рим, да и у ангела, указующего страннику путь, не говоря об его не совсем православной, слишком широкорукавной, тунике, повешена на шее католическая епитрахиль, с каковою епитрахилью действительно изображаются у католиков ангелы): но и католику или униату не совсем удобно идти в небесный Иерусалим с котомкой за плечами, которая между прочим нагружена пасквилями; имея при себе подобные, своего рода подпольные, произведения, странник подвергается опасности остаться за вратами небесными… Личных счетов у г. Пономарева со мной, которые бы, если не извиняли, то делали понятным его поступок, нет совершенно никаких; мы вовсе не знаем друг друга и вовсе не имели друг к другу никаких отношений, ни дурных ни хороших. 1629 В таком случае, знает-ли аноним, чему, между прочим, пришлось бы нам верить к нашей гражданской истории? Пришлось бы, между прочим, верить, что Батый, – известный Батый, хан монгольский, поработитель России, был родом из Ярославской губернии, из деревни Череможской (sic, см. преосв. Филарета Обзор литературы § 133). 1630 Не догадался я указать в книге на весьма простое, но в то же время и совершенно решительное, доказательство, что речка не создана преп. Сергием, а существовала до основания монастыря. Речка называется Кончурой: название это есть несомненно не русское, а финское название; следовательно… (что из этого с необходимостью следует, о том сейчас ниже). |
| —85— Так как в течении столетий напряженные работы многочисленных гениев науки, подкрепляемых всевозможными открытиями в области вспомогательных наук, ни на один шаг не подошли ближе к выходу из вековых противоречий: то это дает нам возможность думать или предполагать, что мы имеем тут дело не с каким-либо случайным и преходящим явлением, но с чем-то роковым и, по-видимому, неустранимым при помощи одних только естественно-человеческих сил. Суть тут не в недостатке материалов или методы, но в ограниченности человеческого духа, который, как образ Божий, имеет сознание идеалов, а, как ограниченный существо, в данной наличности своей, всегда далек от этих идеалов. В самом деле. Если бы это зависело от объективной разработки научного вещества, то сплоченные силы отрицательной и положительной школ разве бы не смогли в течение столетий доказать те или другие положения так, чтобы уже были невозможны никакие противоположения, – и таким образом эта вековая борьба кончилась бы полным поражением одной из враждебных сторон. Если же этого нет, и не будет, и быть не может, 1596 – если эта борьба, должна продолжаться дотоле, пока настанет «конец, когда Сын Божий предаст царство Богу и Отцу, когда низложит всех врагов под ноги Свои и истребится последний враг – смерть: 1597 то причина этой борьбы должна лежать глубже научных дат и быть подпочвою научного вещества, то есть, повторим, в тех предрасположениях и настроениях духа человеческого, от коих зависят и коими определяются исконные и необходимые направления или школы во всех науках идейного или идеально-духовного характера. Сыны света и исчадия тьмы, христиане и антихристиане, идеалисты и реалисты всегда будут над одним и тем же научным веществом работать во враждебных направлениях, на одни предметы смотреть с противоположных сторон и —86— на основании тожественных дат строить различные выводы. Как при жизни Христа Его слова и дела одним являли, что Он есть Сын Бога живого и имеет глаголы вечной жизни, а другие соблазнялись и дерзали усматривать в них влияние беса и силу сатанинскую: 1598 так это было и после, при апостолах, 1599 мужах апостольских, отцах Церкви; 1600 так это и доднесь, – для одних это – соблазн и безумие, для других – Христос, Божия Сила и Божия Премудрость. |
| Если бы он с большим вниманием и без предубеждения прочитал нашу статью и пожелал вкратце передать её сущность, то вложил бы мне в уста не вышеприведенные, а приблизительно следующие слова: оо. миссионеры! скажите Ратушному, Балабану, Кривошее и проч., что их скудное разумом и чувством христианство и их политические мечтания – слишком устарелое оружие для борьбы с православною Церковью, русским государством и национальностью – не в нём их сила; этим оружием они себе сломают шеи и другим приготовят неисчислимые бедствия. Их сила, которою они производят смуту в бедном южнорусском населении – их практическое уменье, ловкость пользоваться обстоятельствами, мелкая мошенническая политика; но и она настолько лыком шита, что, по крайней мере с высоты профессорской кафедры, сумели ясно рассмотреть и оценить». – Такова истинная сущность нашей статьи. Но г. Дородницын, не вполне выразумел её и, обвиняя нас в не содеянном нами, пустился, якобы вопреки нам, разъяснять вопрос: чем вреден штундизм, между тем как мы пытались разъяснить вопрос: чем силен штундизм? При нашем понимании сущности дела, противосектантская деятельность миссионеров и иерархии должна принять по преимуществу охранительный характер: главная забота должна быть направлена к тому, чтобы не было новых отступлений и совращений. Число храмов должно быть увеличено настолько, чтобы православные не находили никаких затруднений посещать их в воскресные и праздничные дни. Местное епархиальное начальство должно вхо- —190— дить с представлениями к правительству, чтобы для крупных землевладельцев – невзирая на их религиозные убеждения – как скоро по летам у них собираются сотни и даже тысячи рабочих – православных, – было обязательным построение православного храма: пастыри Церкви не только богослужением и словом назидания, но и делом должны быть отцами и матерями своих пасомых, неукоснительно оказывая деятельную помощь безвыходной нужде, беспомощности, сиротам, больным, терпящим притеснение всякого рода. Самое слово назидания – в этих видах – отнюдь не должно замыкаться в исключительный круг догматико-богословских предметов, а всегда включать в себе пламенный призыв к деятельной братско-христианской любви и взаимопомощи. |
|
|
