| Сделанный нами анализ беседы „О богаче и Лазаре» показывает, что мы имеем здесь идеальный тип святоотеческой беседы. Русский переводчик этой беседы проф. М. И. Муретов замечает, что „всесторонняя обдуманность, стройная последовательность и сосредоточенность плана, строгий и проницательный анализ священного текста и нравственной жизни человека, коими обилуют все поучения св. Астерия, преизбыточествуют в настоящей беседе и делают ее во всех отношениях образцовым и замечательным в древнецерковной литературе творением». Что касается остальных трех бесед св. Астерия, то они уже не дают нам такого строго выдержанного типа святоотеческой беседы. Они походят больше на слова. Анализ уступает место синтезу, предмет раскрывается не по частям, а живописуется в целом, и Астерий выступает христианским учителем в тоге классического оратора. Вообще по своей форме беседы св. Астерия относятся уже к искусственному роду. Хотя они и следуют точно тексту, но имеют в виду одну определенную тему, однако не высказывая ее в одном предложении, а раскрывая в заключении 388 . Особенно характерна в этом отношении беседа о Неправедном Домоправителе. От беседы здесь осталось только одно имя и тщетное стремление привязать содержание беседы к тексту притчи. Вообще беседы как-то не удаются св. Астерию. Его стихия, его излюбленный род проповеди – слово, и притом высокохудожественное, ораторское слово. Это преимущественный род проповедей Астерия. Мы насчитываем у него пятнадцать слов, более двух третей всех несомненно подлинных, дошедших до нас, его проповедей. Слова св. Астерия не все одинаковы по своему характеру, логическому построению, ораторскому совершенству. Последнее место во всех отношениях занимают пять слов на пятый псалом. Здесь нет ни законченности, ни отделки, ни выдержанности и строгости в самом построении, ни единообразия и искусства в его приемах. Здесь сохраняется только общий контур слова, бледная его тень. Именно – единство мысли, проникающей вою проповедь, и синтетический метод построения. |
| Доселе муж да подвергается (в беседе) многим обвинениям, и вины неблагодарности да поражают его чаще снежин. Если же кто выставит на вид вину прелюбодеяния и на нее сошлется в оправдание развода, то я тотчас приму защиту потерпевшего неправду и, приготовив обвинительную речь против любодейцы, выступлю вместо противника мужу добрым защитником его, похваляя бегущего от коварной и разрывающего узы, которыми связан он с аспидом или ехидной. Таковому первый дает разрешение Творец всего, как действительно оскорбленному и вполне законно прогоняющему язву от своего дома и очага. Ведь брак заключается по двум основаниям, – ради любви и чадородия, – из коих ни одно не сохраняется с прелюбодеянием: любви нет, если благорасположение склоняется к другому; уничтожается и благо деторождения, когда происходит смешение детей. Но относительно этого греха сказано довольно в ином наставлении. Итак, по-моему, пусть обе стороны тщательно блюдут целомудрие, неразрывный союз брака: где оно чтится, там необходимо быть миру и любви, так как никакое низкое и незаконное вожделение не волнует души и не изгоняет законной и праведной любви. Этот закон целомудрия определен Богом не для жен только, но и для мужей. Между тем эти последние, опираясь на мирских законодателей, предоставляют мужчинам неограниченную свободу блуда и только в отношении к женскому целомудрию являются строгими судьями и учителями; а сами, с величайшим безстыдством развратничая, эти врачи других, по пословице, покрыты безчисленными язвами. И если кто упрекает их за такое зазорное поведение, они защищаются смешно и забавно. Мужья, – говорят они, – ведь если сближаются и с очень многими женщинами, не наносят дому никакого вреда; а жены, когда грешат, вводят чуждых наследников в дома и семейства. Но хитроумные изобретатели такого глупого мнения пусть выслушают, что и сами они разрушают чужие дома и семейства, так как женщины, с которыми они вступают в связь, конечно – или дочери, или супруги чьи-нибудь. И во всяком случае окажется, что или брак бесчестится, или наносится обида отцу, который родил и воспитал (свою дочь) и надеялся ввести ее девой в брачный чертог, но этими похитителями целомудрия лишен всей доброй надежды. Если распутник – сам есть отец, то пусть познает скорбь несчастнаго отца; если супруг, пусть вообразит себя (таким же образом) оскорбленным: ведь тогда только дело обстоит хорошо, когда каждый судит о чужом так, как желал бы, чтобы и другой о нем судил. |
| Если капли оросят землю, он начинает тайно плакать; а если пойдет дождь, достаточный для прекращения засухи, дело – уж совсем грусть. А затем он всюду расхаживает, наведываясь вместе со всеми о хлебе, как будто бы подвергался опасности его сын, – нет ли какого средства, нет ли какого способа; чтобы его хватило на долгое время, чтобы он уцелел от порчи червями. И если почувствует —465— дуновение знойного ветра, то, – подобно тому, как врачи расслабленных 387 , – разложив его, разминает и просушивает, терпеливо сидит при нем, придумывает покров на время полуденное, а ночью снимает покрывала, чтобы его продувало ночными ветерками. В то время, как он мучится над этим, приступает бедняк, выпрашивая хлеба, которому грозит опасность (испортиться), – и он не дает; а если и дает, то скупо и с замиранием сердечным уделяет, сильно дорожа хлебом. Но не мучь себя и не отягощай себя чрезмерно, ты (корыстолюбец), – умоляю тебя. Ведь жалости достоин даже и тот роскошествующий корыстолюбец, который ограничивает жизнь чревом и прочими удовольствиями, в этом полагая цель человечности (человеческого достоинства); но мелочный и скряга, и меры не имеет своему несчастью, потому что захватывает принадлежащее многим и не дает себе самому, обращая таким образом в ничто плоды своих усилий. Кто ведь не знает, что ничто из бывающего, кроме добродетелей, не существует само для себя, но мы делаем одно с целью достигнуть другого. Ни один пловец не пускается в море ради только самого плавания, и ни один земледелец не предается трудам из-за самого земледелия; но очевидно оба переносят неудобства, – один с целью добыть приплод от земли, другой – богатство от морской торговли. Ты же скажи, какая твоя цель? чтобы собирать? и что же это за цель – смотреть, собрав груды ненужного (для тебя) богатства? Веселит, говоришь, меня и самое зрелище. Но в таком —466— случае иначе помоги своей болезни; так как можно и на чужом имуществе успокоить свое желание. Если радует тебя блеск серебра, то присевши к среброплавильщикам, любуйся на яркий и сверкающий блеск его: или, обходя рынки, услаждайся разнообразными сосудами, блюдами и кувшинами: это даровое и невозбранное для тебя зрелище. |
| Будем подражать пастырству Господа; приникнем к Евангелиям и, как в зеркале, изучим образец попечительности и благости. Вижу я там в притчах и прикровенных речах человека, пастыря ста овец ( Лк.15:4 и след.). Он, когда одна овца отделилась от стада и заблудилась, не остался с теми, которые паслись в порядке и не отделяясь; но устремившись в поиски, много исходил долин и ущелий, через много и скал высоких переправился, потрудился сильно и в пустынных местах, пока не нашел. А нашедши, не ударил и даже не погнал очень быстро к стаду; но, возложив на шею и принесши бережно, снова присоединил ее к стаду, радуясь о ней более, чем о множестве прочих. Размыслим же о предмете сокрытом в этих загадках: овца ведь не есть на самом деле овца, и пастырь – без сомнения есть иное нечто, а не пастух безсловесных. Но это – образцы, поучительные для иереев, дабы мы, с одной стороны, опрометчиво не лишали людей надежды и, с другой – не относились беспечно к находящимся в опасности. Будем же отыскивать увлеченнаго страстью, будем возвращать его к (доброму) порядку, будем радоваться об обращающихся и будем присоединять (их) к сонму право живущих. Иерею следует настолько проявлять человеколюбие вместо отвержения, что если бы и Сам Господь повелевал посечь кого-либо, как бесполезное растение, он, как садовник, должен просить о пощаде и отсрочке. Такую ведь именно мысль дает нам повествование о бесплодной смоковнице ( Лк.13:6 и след.). Когда господин хотел порубить ее за бесплодие, земледелец умоляет и просит об окопе и обкладке, возбуждая в нем добрые надежды своим уходом. Не посекай же легкомысленно (и ты), обязанный предотвращать назначаемое от Господа посечение, не определяй поспешно негодности. Но приложи труд заботливости: вскапывай обличениями, согревай, как навозом, увещанияими, поливай притоком учений, огораживай, как валом, оградами заповедей. Твое дело ходатайствовать, а судить – Судии. Будем стараться усвоить себе тоже наименование, которое прилагается и к Господу: Он ведь называется Ходатаем за род человеческий, умилостивляющим Отца; подобным образом и Дух истины получил имя за попечение о нас, ибо и Он называется Ходатаем. |
| Не должно оставить без исследования и видение Стефана. Бог всяческих, всегда наперед заботясь об имеющих быть впоследствии человеческих прегрешениях, предуготовляет предохранительные средства, что и теперь сделал (в видении Стефана). Ведь если бы для пользы подвижника только совершалось богоявление, то достаточно было бы и (одного) голоса с неба, как и при крещении прежде ( Матф.3,17 ; Марк.1,11 ; Лук.3,22 ), или впоследствии времени при преображении ( Матф.17,5 ; Марк.9,7 ; Лук.9,35 ), или даже и с Павлом этим, когда он совершал путь к Дамаску ( Деян.9:4;22:7;26:14 ). Теперь же (было такое явление Стефану) как по другим причинам, так и потому, что имело произрости из Ливии для церквей Божиих зло – (именно) Савеллий и ввести в мир худославное смешение Ипостасей. Ради этого Бог , наперед как бы пресекая имеющее быть (зло) и предохраняя (от него) души последующих поколений, показывает Себя Стефану в собственной некоей и самосовершенной славе, – показывает и Сына в совершенно полном лице, – поставляет Его одесную Себя, дабы ясным различением лиц ( τν προσπων) изъяснить ипостаси ( τς ποστσεις) 24 . Но быть может скажет кто: так любомудрствуется тебе об Отце и Сыне; а где же Дух Святой? Ведь если ради утверждения веры являлся с неба Отец с Сыном, то надлежало соприсутствовать и Духу Святому, дабы чрез видение дать 25 людям некое действенное тайноводство. Посему противопоставляющему нам такое возражение мы должны сказать вот что: «Мудрейший! Исследователю чтений 26 надо иметь как здравый рассудок так при этом и сильную память, дабы таким образом он мог обнимать вместе все написанное. Посему, если ты ищешь присутствие Духа, то обратись к сказанному немного прежде камней и человекоубийства, и найдешь, что до видения говорит Дух и соприсутствует Стефану и предуготовляет мученика; ибо тотчас же в начале повествования провозгласил нам такие слова: Стефан, исполненный благодати и истины и силы, совершал знамения и чудеса великие в народе. Восстали же некоторые из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев и Александрийцев и из Киликии и Асии, вступив в спор со Стефаном. Но не могли противостоять мудрости и Духу, Коим 27 он говорил ( Деян.6,8–10 ). |
| Удели что-нибудь и душе, не все телу: первую питает воздержание от пищи, последнее – сытость. Но так как душа и тело находятся в сочетании друг с другом и, при большом различии по природе, связаны вместе промышлением и художеством Устроителя, то позаботимся, чтобы та и другое существовали, не лишаясь удовлетворения соответственных потребностей. Из двух частей состоишь ты, человек, – не говорю пока о том, что душа гораздо предпочтительнее тела, и ей следует уделять больше благорасположения. Рассуди же между обеими по разуму и справедливости. Подожди, впрочем, немного – и, если хочешь, я поведу речь в пользу души, как бы в защиту жены верной против того, в чем – по ее словам – она терпит несправедливость и обиду. Итак, душа священна и бестелесна, бессмертна и не разрушима; не с землею и земным, а с Богом имеет она сродство. Будучи же чистою, она и наслаждается чистым, и имея нематериальное происхождение, избегает материи. Но поскольку ей назначено управлять сосудом, образованным из земли, то, как послушная раба господина, она находится неотлучно при этой (земной) персти, оберегает ее и заботится о ней до тех пор, пока не последует повеление о разлучении. Итак ее, оживляющую тело, радует воздержание от пищи, тогда как земному орудию необходимо вкушение хлеба. Ничего больше и не требует она, как высшая: удели мне, говорит, известное время года, дай шесть месяцев управляемому, остальные – правителю. Справедливая просьба – и нет столь плотолюбивого и пристрастного судьи, который бы не согласился со сказанным. Я допущу даже преувеличение, не настаиваю на равномерности. Снисхожу к немощи плоти; предоставляю десять месяцев телу и еще несколько (дней). Но пусть оно оставит Четыредесятницу не оскверненною, чтобы я хоть немножко освободился от нечистоты, пока грязь просушивается воздержанием. Это, христиане, справедливо и беспрекословно и по Божескому и по человеческому суду. И ты, судья (благо ты вовремя пришел), рассуди меня, душу, в споре с телом. Отними от меня, христианин, сладострастие, как нечто ребяческое. |
| Не видишь ли в словах сих, как в портрете, изображения сердца и душевного расположения Давида, как он боязлив, как смотрит на будущее время, ожидает суда и с любопытством желает узнать определенный день, в который должна последовать его кончина, как опасается, чтобы день сей не застиг его и не унес из мира сего тогда, как он не будет готов, как, наконец, он старается узнать, какие у него находятся недостатки, чтобы тщательно н точно восполнить оные по своим обязанностям прежде, нежели придет Тот, кто должен будет вывести его из сего мира? Чтобы увериться нам, что смерть каждого из нас подобна отчету управителя, рассмотрим и то и другое в частности, сличим между собою состояние умирающего и управителя, дающего отчет в управлении, и отрешаемого от должности. Умирающий управление вещами своими передает другим точно также, как управитель передает другому ключи свои. Управитель удаляется из того селения, в котором жил прежде, и умирающий выходит вон из мира, как из селения. Управитель с прискорбием и неохотно оставляет труды свои, то есть, виноградники, сады и домы, и умирающий с каким расположением духа оставляет мир сей? Не жалеет ли он о своем имении? Не с прискорбием ли он смотрит на все в доме своем, который так любезен ему, из которого он невольно удаляется? Он оставляет в нем сокровища и труды свои, и идет в назначенное ему место, где сказано будет ему: Отдай отчет в управлении твоем, покажи, как ты исполнял данные тебе приказания, как обращался с рабами своими, оказывал ли им милость, кротость и снисхождение, или напротив был к ним жесток и бесчеловечен, бил и сек их, как мучитель, и не давал им милостыни. Если человек удостоится милости от Господа и покажет Ему, что он был верным рабом Его, то награжден будет. Если же напротив, то не лозы и не бичи, не мрачная темница, не железные оковы приготовлены для него, но приготовлен огонь, никогда не гаснущий, мрак вечный, непроницаемый ни одним лучом света, и скрежетание зубов, о котором давно сказано нам в Евангелии. Если ты уверен, что никогда не разлучат тебя с земными предметами, как с чужими для тебя, то наслаждайся миром, и с полною свободою предавайся всем удовольствиям чувств своих, но если все сие должно некогда прекратиться, если удовольствия продолжатся только короткое время, то будем страшиться, братия, дня переселения нашего из мира сего, и будем проводить время жизни нашей сообразно с повелениями Господними. |
| Сии условия, кажется, не могут относиться к тому, кто сам над собою господин, и кто, не опасаясь наказания, может делать, что угодно, напротив, множество приказаний, данных человеку, ясно показывает, что он находится под властию и под законами Господина, так что отчет в жизни его требуется от него, как долг. Несмотря на сие, как глупо и безумно мы проводим жизнь свою! Презираем бедных и нищих и оставляем их в бедности, между тем как употребляем великие издержки на предметы ничтожные, имеем при себе множество ласкателей, которые разоряют нас, окружаем себя множеством тунеядцев, которые умножают только наши несчастия. Сверх сего, не обращая никакого внимания на издержки, мы расточаем имение свое на покупку и содержание лошадей и зверей, и на то, чтобы иметь у себя бойцов, сражающихся между собою мечами. Наконец, мы расточаем свое богатство на шутов, обманщиков, которые увеселяют нас мнимым волшебством, и на других совершенно бесполезных для нас людей. Таким образом, не глупо ли мы поступаем, и не впадаем ли в некоторый род безумия? Где издержки обещают нам неоцененную награду и вечное спасение, там деньги мы крепко сжимаем в руках, так чтобы и полушка (овол) не выпала, напротив, где потребны такие издержки, которые сопровождаются грехами, и за которыми следует вечное наказание и огненное мучение, там мы весьма охотно сыплем деньги. Мы часто бываем чрезмерно щедры и делаем излишние подарки, когда совершенно не требуют их от нас, отворяем двери и позволяем богатству свободно выходить без нужды. Все сие сообразно ли с чувствами и расположением рабов, ожидающих прибытия Господа своего? Не прилична ли напротив такая жизнь распутным юношам, которые провождают время в пирах, и преданы роскоши и удовольствиям? Если ты хочешь знать, слушатель, как осторожно и боязливо благоразумный управитель располагает всем, что ему вверено, то раскрой книгу Давида, и сыщи мне то место, где сей святой муж, желая узнать определенный день кончины своея, так говорит Богу: Скажи мне, Господи, кончину мою, и число дней моих кое есть, да разумею, что лишаюся аз (чего недостает мне)? ( Пс.38:5 ). |
| Кто ведь не знает, что ничто из бывающего, кроме добродетелей, не существует само для себя, но мы делаем одно с целью достигнуть другого. Ни один пловец не пускается в море ради только самого плавания, и ни один земледелец не предается трудам из-за самого земледелия; но очевидно оба переносят неудобства, – один с целью добыть приплод от земли, другой – богатство от морской торговли. Ты же скажи, какая твоя цель? чтобы собирать? и что же это за цель – смотреть, собрав груды не нужного (для тебя) богатства? Веселит, говоришь, меня и самое зрелище. Но в таком случае иначе помоги своей болезни; так как можно и на чужом имуществе успокоить свое желание. Если радует тебя блеск серебра, то присевши к сереброплавильщикам, любуйся на яркий и сверкающий блеск его; или, обходя рынки, услаждайся разнообразными сосудами, блюдами и кувшинами: это даровое и невозбранное для тебя зрелище. Посмотри и на менял, которые беспрестанно пошевеливают на столах и считают монеты. А лучше всего, убедившись добрым советом, перемени свое мнение. Ведь исправление легко, так как корыстолюбие не есть необходимость природы, а стремление свободной воли, которое не трудно изменить тем, кто размышляет о полезном. Виссон сгнил, царство передано другому, роскошества миновали, а грех от них отправился вместе, как тень, следующая за идущим телом. И потому, после пышных попоек и роскошного стола, (богач) домогается капли воды, каплющей с покрытого проказой пальца, и призывает в целители мучения бедняка, который – быть может – и рук не имел, когда валялся у ворот, ибо иначе он отогнал бы собак, лизавших (его) раны. Сильно желает (богач) соединиться с Лазарем, которого видит на противоположной стороне, но посередине он отделен ямой или пропастью, – не так, чтобы на самом деле было выкопано какое-нибудь углубление и сделан был ров, как в военных лагерях можно видеть промежуточные боевые сооружения, но – по моему мнению – речь идет здесь о препятствии греховном, которое заграждает для осужденного переход к праведнику. |
| Что касается языка проповедей св. Астерия, то он заключает в себя все особенности языка греческого вообще. Язык древнего грека разнообразный и фигуральный. Он богат красками слова, которые обыкновенно называют „цветами красноречия». Вследствие богатства слов и гибкости форм греческий язык отличается живостью и стремительностью, наклонен к преувеличениям предметов, фигуральным оборотам, восклицаниям, вопрошениям, олицетворению. В греческой речи употребляется образность или картинность для пояснения духовного мира чертами вещественными 440 . Всеми этими особенностями и достоинствами языка блещут и проповеди св. Астерия. Их форма изящна и красива, – но без пестроты. Оболочка мыслей богата и роскошна, – но без обилия и чрезмерности. Художественная простота, отчетливость и краткость – вот характерные черты изложения св. Астерия. В немногих словах он умеет изобразить всю жизнь, деятельность и судьбу мученика. „Сказал, убедил, пострадал и с отрубленной главою принесен Богу в жертву благоугодную» 441 , – так описывает св. Астерий судьбу мученика Фоки. Non multa, sed omnia! Часто св. Астерий в немногих, по превосходных словах умеет выразить сильно и блестяще то или другое увещание. Таково, напр., место из пятой беседы на псалом V-й: „Если его (Иосифа), раба, собственная госпожа [не] ввергла в рабство греха, то и тебя, о вновь просвещенный, да не сделает блудница рабом; пусть не будет у тебя, свободного, рабыня-блудница наложницей. Домашняя служанка, когда она наложница, свободного обращает, как бы, в рабство. О противоречие! Госпожа не поработила греху раба Иосифа, а свободный господин делается рабом служанки, по причине болезни души. По истине, в день Суда Иосиф будет спорить с мужем такого рода и скажет: хотя я в чужую землю был продан, но я не сделался оброком греха, я не удалил себя от Бога. Хотя я не получил закона, не знал пророков, не читал Евангелия, но я, не имея тех Писаний, сам, по жизни своей, есмь книга о целомудрии. Ты же, недавно крещенный, зная закон, зная пророков, зная Евангелие, зная нравственное и догматическое учение, после Миропомазания, после белых одежд, порабощенный страстью сделался рабом греха. Бежи же греховного рабства и прими наследство усыновления» 442 . |
|
|
