| Главный город Морейского деспотата – Мистра, средневековая Спарта, резиденция деспота, в XIV и начале XV веков являлся политическим и духовным центром возрождавшегося эллинства. 917 Там находились гробницы морейских деспотов, там умер в глубокой старости и был погребен Иоанн Кантакузен. В то время как население области, по свидетельству современника той эпохи, Мазариса, заставляло последнего бояться превратиться в варвара, 918 при дворе самого деспота, в его замке Мистре, образовался культурный очаг, около которого группировались образованные греки, ученые, софисты, придворные. Есть сведения, что в XIV веке в Спарте существовала школа переписчиков древних рукописей. Грегоровиус справедливо сравнивает двор Мистры с некоторыми итальянскими княжескими дворами эпохи Возрождения. 919 При дворе морейского деспота во времена Мануила творил знаменитый византийский ученый гуманист, философ Гемист Плифон. В 1415 году Мануил лично посетил Пелопоннес, где деспотом был тогда второй его сын Феодор. Первой мерой императора для защиты полуострова от будущих нападений была постройка им стены с многочисленными башнями на Коринфском перешейке. Стена была возведена на месте укреплений V в. до н. э., которые пелопоннесцы возвели при приближении Ксеркса. Эта стена была восстановлена в III в. н. э. императором Валерианом, который укреплял Грецию от возможных набегов готов. Наконец, эти укрепления были реконструированы при Юстиниане Великом , когда Греции угрожали гунны и славяне. 920 В связи же с турецкой опасностью предшественник деспота Феодора поселил в пустынных местностях Пелопоннеса многочисленные колонии албанцев. За это ему воздает хвалу Мануил II в своей дошедшей до нас надгробной речи в память умершего деспота. 921 Проекты реформ Гемиста Плифона Относительно пелопоннесских дел до нас дошли два интересных современных источника совершенно разного характера. С одной стороны, это византийский ученый и гуманист Гемист Плифон, 922 филэллин, увлеченный всецело идеей о том, что пелопоннесское население представляет собою наиболее чистый и древний тип эллинской нации, что именно из Пелопоннеса “вышли самые знатные и знаменитые роды эллинов,” совершившие “величайшие и славнейшие деяния.” 923 С другой стороны, это – Мазарис, автор “Путешествия Мазариса в Ад,” сочинения, являющегося, по словам К. |
| Великий покров, или воздух, имел изображение снятого с креста тела Христова. Размеры аера по стороне варьировались от полутора метров до двух с половиной. Существовала тенденция к увеличению размера и без того великого покрова с усложнением изображений на нем, которые представляли собой сцены из погребения Христова. 755 Из-за больших размеров аер несли несколько человек или иначе он набрасывался на голову диакона и ниспадал вниз или фиксировался на плечах с помощью двух лент, как происходит в греческой Церкви и сегодня. 756 Отсюда, несомненно, происходит действо, все еще совершаемое на пресвитерской хиротонии, когда диакон, поставляемый в иереи, несет аер на голове, вместо того, чтобы нести дискос на голове и аер, прикрепленный к левому плечу, что является обычной практикой во время литургии. Отсюда ведет начало и погребальный чин Страстной Пятницы в византийском обряде, когда на великой вечерне плащаница с изображением Христа во гробе переносится словно балдахин над головой предстоятеля другими сослужащими священниками. 757 Сегодня аер – единственный покров, переносимый отдельно. Меньшие покровцы в ходе шествия находятся на дискосе и потире. Максим Исповедник в духе иконографических свидетельств говорит: «Заметьте, что не только священный хлеб был прежде представлен покрытый, но также и святая чаша, которая ныне не покрывается». 758 Порядок Великого входа Симеон Солунский дает подробное описание порядка следования священнослужителей на архиерейской литургии XIV в. В Великом входе участвуют все чтецы, диаконы и священники за исключением епископа. 759 Ход возглавляет диакон, несущий трикирий и омофор. За ним следуют диаконы со свечами и копиями, затем дискос и потир, которые переносят, вероятно, пресвитеры. Далее следуют остальные клирики, некоторые из которых несут пустые сосуды. И, наконец, служители, несущие на главах аер с изображением Христа во гробе. Более подробное описание Великого входа по патриаршему чину Великой Церкви находится в архиератиконе Димитрия Гемиста. 760 Гемист был нотарием при Филофее и позже стал протонотарием Великой Церкви. Вступление Филофея на патриарший престол привело к повышению значения его диатаксиса, который распространился всюду по православному миру. Архиератикон Гемиста, написанный приблизительно в 1380 г., стал первым свидетелем влияния обычаев Филофея вне Святой Горы, где Филофей подвизался монахом и создал диатаксис для использования в обиходе. 761 За исключением некоторых молитвословий, происходящих от Филофея, в чине архиерейского Великого входа Гемист искренне следует традициям Софийского собора: 762 |
| Последовали за моим мнением протекдик и главные из игуменов. 39. Мнение большинства все же возобладало, и император определил: «Пусть будут избраны те, кто сделает изложение [эктесис] на основании этих цитат. Пусть это будут [митрополиты] Росии, Никеи, великий хартофилак, Гемист и Схоларий». Поскольку время не было подходящим, все отправились трапезничать, а после трапезы, собравшись, сели отдельно писать эктесис. Пока один представлял другому честь начать, Схоларий сказал: «Недавно я, поразмыслив, составил нечто. Если хотите, выслушайте это. И если понравится, пусть это будет представлено императору и собранию. А если нет, то пусть будет написано иное». Итак, Схоларий прочел. [Митрополиты] Росийский и Никейский приняли это, похвалили и одобрили. Гемист же и великий хартофилак не одобрили. Тем не менее, это принесли и прочитали перед лицом императора и всех нас. Текст был буквально следующим 201 : 40. «Поскольку мы, греки, предполагали раньше, будто латиняне говорят, что Дух Святой от Отца и Сына исходит как от двух источников и двух дуновений, а еще, что они не считают Отца началом и источником всего Божества, т. е. Сына и Святого Духа, то мы сторонились их прибавления, или разъяснения, к Символу, так же как и от общения с ними. Ныне же, собравшись по благодати Божией на этот священный и Вселенский собор ради святого единства, после многих споров и собеседований и предоставления цитат из Св. Писания и святых учителей Церкви, мы, латиняне, утверждаем, что когда мы говорим, что Дух Святой от Отца и Сына исходит, мы говорим это не в том смысле, будто мы отвергаем, что Отец является началом и источником всего Божества, т. е. Сына и Святого Духа, или то, что Дух Святой [только] от Сына исходит, а Сын будто бы не имеет [начала] от Отца, или что мы обнаруживаем два начала или двух изводителей Святого Духа. Но мы исповедуем, что Дух Святой превечно исходит от Отца и Сына как от одного источника и единого изведения. Мы же, греки, исповедуем и верим, что Дух Святой от Отца исходит. Мы утверждаем и верим, что Он свойственен Сыну и из Него исходит (ναβλζειν), и сущностно – от обоих, т. е. от Отца через Сына, изливается (προχεσθαι). И вот, с этого времени мы объединяемся друг с другом и боголюбиво сочетаемся, и более не считаем никого отстраненным от единства и общения с другими, но вновь соединяемся друг с другом, пребываем в единомыслии и, по благодати Божией, все восстанавливаемся в единую Церковь ». |
| Потом я попросил дать какой-либо ответ Патриарху. Император же сказал: «Я сам пойду и отвечу ему». На этом мы разошлись. 16. Через день император пришел и говорил с Патриархом один на один достаточное время. Не было больше и воспоминания о состоявшемся совете, но император еще больше и сам, и через некоторых людей старался убедить архиереев перейти к обсуждению учения. Узнав об этом, мудрый Гемист обратился к императору и к Патриарху и всем нам сказал: «Не подобает просто так и как попало переходить к обсуждению учения. Нашим нужно встретиться отдельно, рассмотреть и обсудить то, что будет сказано латинянами. Ведь некоторые из нас знают, что те скажут, и могут это выразить и обосновать 182 лучше их самих. Так пусть они дадут услышать сильные аргументы латинян и [затем] перейдут к их опровержению. Если наши смогут сказать сильнее и согласно решат, что отвергнут аргументы тех, то пусть, таким образом, переходят к собеседованиям. Но если они решат, что латиняне в таких делах имеют силу, то пусть не переходят к собеседованиям, но подумают, как иным способом достичь пользы». 17. Патриарх же призвал отдельно Гемиста, притворился, что сомневается в отношении того, что латиняне и наши говорят об исхождении Святого Духа, и сказал ему: «Ты являешься учителем и мудрецом и имеешь точное знание в таких вещах как от многолетнего опыта, так и от трудов, коими ты сам потрудился в этом. К тому же ты старец и добрый человек и истину ценишь больше всего. Поэтому мне показалось правильным призвать тебя отдельно, чтобы ты убедил меня в том, в чем я сомневаюсь. Итак, скажи мне ясно, во имя твоего спасения, что из этого тебе кажется более истинным?» Гемист ответил на это, что «не должно никому из нас сомневаться в том, что говорят наши. Ведь вот, мы имеем учение, первым делом, от Самого Господа нашего Иисуса Христа, затем и от апостолов, и это является основанием нашей веры, на котором стоят все наши учителя. Поскольку наши учителя причастны основаниям веры и ни в чем не отклоняются, тогда как основания – самые достоверные, то не нужно нисколько сомневаться в том, что они об этом говорят. Если же кто сомневается в этом, то не знаю, в чем он являет веру. Ведь и те, кто отличаются от нас, не сомневаются в том, что содержит и возвещает наша Церковь . Ведь и они соглашаются, что то, что говорим мы, хорошо и наиболее истинно, и стараются показать, что их [мнения] согласны с нашими. Так что не нужно никому из нашей Церкви сомневаться в нашем учении, когда и с теми, кто отличается от нас, этого не происходит. А в отношении их учения совсем не стыдно сомневаться, и именно оно подлежит исследованию и доказательству, ведь оно совершенно несогласно с нашим» 183 . Эти [доказательства] и еще большие и сильнейшие он изложил Патриарху, утверждая, что никто не должен сомневаться в том учении, которое преподает наша Церковь об исхождении Святого Духа. |
| Иоанн Итал, такой же горячий приверженец Платона, как и Пселл, настолько отошел от здравого христианского мышления, что был осужден Церковью. Последним неоплатоником в Византии был Гемист Плифон, который, по скорбному заключению Св. Георгия Схолария, был язычником. Он учил (см. его сочинение «Законы») о том, что наступит новая эра для человечества, когда общая для всех «философская религия» сменит Христианство ; этого радикального неоплатоника Флоренция с гордостью почтила как «основателя гуманизма» 51 . Итак, мы видим, не без основания Церковь боялась неоплатоников. Как мы выше говорили, Пселл был вызван на заседание патриаршей комиссии, дабы его верования и воззрения были подвергнуты испытанию. На заседании присутствовал и царь Константин IX Мономах. Пселл блестяще доказал свою преданность Православной Вере и здравое понимание православных догматов, и комиссия нашла, что нет никаких оснований подозревать его в уклонении в ересь. Царь принес Пселлу поздравление. Нет никакого сомнения в том, что Пселл был истинно православным мыслителем и при этом ученым философом-богословом, и в этом он ни в малейшей мере не был двуличен. В отношении же между Богом и миром Пселл говорит о Боге не только как о Творце, но и как о Промыслителе, Который управляет миром. Пселл часто говорит о Промысле Божием, который, однако, не идет вопреки законам, которые Бог вложил в природу. Некоторые философы учили, что мир не имеет начала и не имеет конца; другие же философы учили, что мир имел начало, но не будет иметь конца; Пселл считает, что, согласно Священному Писанию – которому только и следует верить, – мир имел свое начало и будет иметь свой конец; при этом Пселл имеет в виду, конечно, не духовный, а материальный мир. Затем Пселл говорит, что некоторые философы считали, что в космосе имеются и иные планеты, кроме Земли, на которых обитают разумные человеческие существа. Но он отрицает такую возможность – правда, на очень бедном богословском основании, – полагая, что это не может быть так, потому что Божие внимание и Божия деятельность ограничены как направленные только на один предмет и не могут распространяться на многие, т. |
| На 5-м заседании, 16-го октября, св. Марк Ефесский привел данные в подкрепление своего утверждения, что прибавление “Filioque” было непозволительно латинянам вносить в Символ Веры . Он привел то определение о запрещении изменять Символ Веры, которое было вынесено Отцами Третьяго Вселенского Собора. Что же. касается того, что Второй Вселенский Собор дополнил Символ Веры Первого Вселенского Собора (на что ссылались латиняне в оправдание внесенного ими прибавления), то, во-первых, это произошло до вынесения запрещения вносить какое-либо изменение в Символ, ибо сие запрещение было вынесено только на Третьем Вселенском Соборе, по причине того, что после Второго Вселенского Собора стали появляться Символы Веры искаженные, добавленные и убавленные еретиками; а, во-вторых, Второй Вселенский Собор, дополнивший Никейский Символ Веры, был вселенским собором и имел особые полномочия. Св. Марк сослался затем на Четвертый Вселенский Собор и на Послание св. папы Агафона. Латиняне, в ответ на это, представили рукопись, содержащую деяния Седьмого Вселенского Собора, в которой Символ Веры имел “Filioque”, говоря, что это прибавление было внесено в Символ Веры Отцами Седьмого Вселенского Собора. Но на этот подложный документ (подложность которого не оспаривают римо-католические ученые), Гемист Плифон возразил, что если бы это, действительно, было так, латинские богословы, и особенно Фома Аквинат, давно бы сослались на сие, а не тратили “океана словъ” в оправдание “Filioque”. Об этом инциденте вспоминает св. Марк Ефесский в своем “Исповедании Веры”, говоря: “Что касается изречений Западных Отцев... я замечаю, что они испорчены и имеют много вставок, как повсюду во многих иных книгах, так и в той, которая была представлена латинянами вчера и третьяго дня – в книге Деяний Седьмого Вселенского Собора, в которой Символ Веры, находящийся в Соборном Определении, имел в себе прибавление (“Filioque”), который когда читался, какой стыд объял тех (т. е. латинян), знают присутствовавшие тогда” 313 . |
| Из других философских сочинений Влеммида известны трактаты «О душе – Περ ψυχς» и «О теле – Περ σματος». Сочинение «О душе» было написано Влеммидом в марте 1263 г., представляет переложение в простой и ясной форме аналогичного труда Аристотеля и предназначено для учеников его школы. Вслед за Аристотелем, Влеммид дает в своем труде научное обоснование психологии, – разъясняет термин ψυχ, дает определение самой души и различает душу животных и человека, рассматривает силы души и говорит о бессмертии души человека и о воскресении. В некоторых пунктах (например, об индивидуальном бессмертии души человека) Влеммид расходится с учением своего руководителя Аристотеля. Сочинение «О теле» было написано Влеммидом в апреле 1267 г. в дополнение к «Физике» и также предназначено было для учеников. Задачей сочинения служит рассмотрение вопроса «о телесных началах и элементах», их определение и подробное указание их соединений. Но это сочинение, как и труд Влеммида «О душе», не имело в Византии большого распространения и было известно преимущественно среди его учеников. Таким образом, Никифор Влеммид в своих философских трудах примыкал к той византийской философской школе, которая утверждалась на философии Аристотеля и вращалась преимущественно в сфере его научных проблем. Но Влеммид был знаком и с философией Платона, которая вдохновила на научные труды таких представителей философского мышления в Византии, как Михаил Пселл , Иоанн Итал, Феодор Метохит, Гемист Плифон. В деле популяризации философского учения Аристотеля Влеммид оказал большую услугу византийскому обществу (С. 299–322). Третью группу сочинений Влеммида светского характера составляют его письма. В настоящее время издано в печати 33 письма Никифора – к императору Феодору Ласкарису (31), деспоту Михаилу (1) и патриарху Михаилу (1); известны еще 49 писем к Никифору Влеммиду – от императора Феодора (48) и некого Саввы (1). Эта обширная переписка имеет важное научное значение. Г. Барвинок определяет в своем труде хронологию писем, излагает их содержание, характеризует взаимные отношения Влеммида и императора Феодора по их письмам, а равно и личность обоих корреспондентов и определяет историческое значение всей переписки (С. 322–345). |
| Авторитетные голоса от старых славянофилов до А. Ф. Лосева настаивали на том, что аристотелианская ориентация – исключительная принадлежность католической теологии в отличие от платонизма теологии православной. Их необходимо принять во внимание, но едва ли существует возможность вполне с ними согласиться. Иоанн Дамаскин , самый нормативный из восточных отцов, – арис- тотелик; в XI в. еретичество Иоанна Итала имеет платоническую окраску (не говоря уже о платонизирующем вольнодумстве его учителя Михаила Пселла , укоряемого со стороны патриарха Кируллярия именно за привязанность к Платону- «твой Платон!»); в XII в. православный Николай Мефонский в полемике с еретиком Сотирихом громит платоновскую теорию идей, опираясь на Аристотеля; даже терминологический инструментарий исихастской теории, разработанный в XIV в. Григорием Паламой (прежде всего оппозиция «усия – энергия»), восходит к Аристотелю (о логике которого юный Палама, еще не успевший вступить на аскетический путь, недаром делал реферат в присутствии константинопольского двора); наконец, в XIVXV вв. последний и самый решительный противник православия, явившийся на византийской почве, Гемист-Плифон, выступает как рьяный платоник, а его оппонент Геннадий Схолярий, реставратор православия после гибели Византии, – как аристотелик. Все эти факты едва ли случайны. Платонизм не был до конца благонадежным для христианства, потому что наряду с работой над понятиями предлагал свою собственную мистику; но мистика у христианства была своя собственная, и более чистый вариант дедуктивного рационализма, предложенный Аристотелем, подходил ему в конечном счете больше, ибо допускал более четкое размежевание ролей: откровение -I- догматика дают сумму недоказуемых аксиом, логика и метафизика в аристотелиан- ской традиции – доказательную разработку выводов из этих аксиом. (Конечно, это упрощенная схема; реальные обстоятельства средневековой рецепции дедуктивного рационализма осложнялись не только авторизацией толщи платонического материала патристикой, но и наличием чрезвычайно влиятельной неоплатонической традиции толкования Аристотеля.). |
| Главнейшим стремлением Плифона и его друзей было воспламенить охладевшую любовь к Платону; вместе с тем поклонники Плифона враждебно относились к Аристотелю, на стороне которого были в то время представители греческой богословской науки. От Плифона осталось несколько сочинений, написанных в подобном роде. Одно из них озаглавливалось: «О различии Платоновой и Аристотелевой философии», другое – «О законах». Познакомимся хоть немного с воззрениями, выраженными Плифоном в его сочинениях. Здесь он высказывает всего себя со своим платоническим идеалом. Он с воодушевлением отстаивает платоническое учение об идеях, а об Аристотеле говорит с великим порицанием. Плифон считает Аристотеля безбожником, не признающим ни абсолютного существа Божия, ни всесовершеннейшей Его природы, ни бессмертия души 922 . В особенности сильно вооружается он на Аристотеля за его учение, отвергающее творческую деятельность Божества. Мир, по учению Аристотеля, говорит Плифон, вечен, он не имеет никакой причины своего бытия, следовательно, по Аристотелю, Бог не Причина и не Творец его. Что должно думать о том человеке, восклицает Плифон, который «отнимает этот прекраснейший догмат не только у философии, но и у каждого разумного человека!». По Аристотелю, Бог – не Творец вещей, а только движитель их. Плифон ставит в упрек Аристотелю непризнание им промысла Божия. О Провидении, говорит полемист, и речи быть не может у Аристотеля, так как, по его рассуждению, миром управляет случай. Плифон нападает на нравственное учение Аристотеля. Этот последний, по мнению полемиста, в своем учении о высшем благе рассуждает об удовольствии как составной части счастья; но это значит допускать эпикурейское учение; и в самом деле, прибавляет Плифон, Эпикур, основал свое учение на Аристотеле 923 . Как глубоко проникнут был Плифон учением Платона, это прекрасно доказывает его сочинение «О законах», в котором дается место всем существенным воззрениям древнего философа, причем эти воззрения нисколько не очищаются от эллинского политеизма; так, например, здесь говорится о Зевсе и других низших богах в таком роде, как будто это не мифы, а действительная религиозная истина 924 . |
| Через одного из своих учеников (Гермонима) Плифон был учителем Рейхлина и Меланхтона. По случаю успехов Мануила и его сыновей в борьбе с Кентурионом Цаккариа Ахейским и с наваррскими баронами Плифон представил императору записку об устроении Пелопонниса и другую, по тому же предмету, деспоту Феодору Младшему 72 . В этих записках Плифон является просвещенным, любящим свой Пелопоннис патриотом, но предлагает для уврачевания всех бед такие радикальные, отчасти даже и утопические меры, которых не могло бы осуществить даже более сильное византийское правительство, чем двор Мануила, существовавший только благодаря разгрому османов татарами. Идеи Плифона и программа салоникских зилотов освещают политическое и реформаторское движение в умах греческой интеллигенции накануне турецкого завоевания. Тогда как зилоты осуществляли попытку якобинского переворота в грозные годы обороны Салоник, Плифон спокойно обсуждает проект реформ сверху, по своему радикализму мертворожденный, несмотря на форму практических советов на основании реальных недостатков существующего строя. Общество и государство, в частности в прославленном в истории и столь дорогом для Палеологов Пелопоннисе, основаны: 1) на работе, 2) на капитале и 3) на обороне и управлении. Не подобает рабочему классу нести воинскую повинность, а воинам, так как чужеземные наемники недопустимы, – заниматься чем-либо, кроме обороны. Общество должно сообразно этому делиться, в духе Платоновой философии, на три обособленных класса: 1) на землепашцев, пастухов и прочих рабочих, для них Плифон предлагает имя илотов; 2) на капиталистов, доставляющих рабочий скот, инвентарь, капиталы для торговли и промышленности, и 3) на воинов, правителей, духовенство, совершающее для народа требы; этот класс возглавляется монархом, так как Плифон считает монархию, при участии совета немногих мудрецов, лучшей формой правления. Рабочим классом являются одни илоты, и они должны кормить все общество, отдавая 2/3 продуктов (или 1/3, если они сами располагают инвентарем), но не неся никаких натуральных или денежных повинностей, которые вообще вредны; кормя страну, илоты имеют право распахать любой не занятый другими илотами участок, так как вся территория является собственностью государства и, следовательно, частная и церковная собственность подлежит отмене; тогда наша страна вся будет обработана и достигнет процветания. |
|
|
