| «Недоросле» роль Еремеевны. Вероятно, именно в Остафьеве читал он хозяину «Горе от ума» и, как вспоминает Вяземский, сделал по его замечанию одно незначительное исправление в тексте комедии. В 1827 году гостем Остафьева был Адам Мицкевич. О дружбе его с Пушкиным известно достаточно. Можно припомнить только, что именно князь Вяземский рассказал позднее эпизод, характеризующий взаимоотношения Пушкина и Мицкевича: «Пушкин, встретясь где-то на улице с Мицкевичем, посторонился и сказал: «С дороги, двойка, туз идет». На что Мицкевич тут же ответил: «Козырная двойка туза бьет»55. Бывал гостем Остафьева и Н. В. Гоголь. В дневнике М. П. Погодина читаем запись за 5 июня 1849 года: «К Вяземскому в Остафьево, по Серпуховской дороге, по которой ездил с таким бьющимся сердцем. С Гоголем о Европе, о России, о правительстве... Вяземский очень рад»56. П. А. Вяземский, будучи в молодости человеком передовых, свободолюбивых взглядов, так что прочно пристало к нему меткое определение «декабрист без декабря» (над ним одно время был установлен даже негласный надзор полиции), постепенно все более изменял прежние убеждения, переходя на консервативные позиции. Как отмечают биографы Вяземского, окончательный поворот в его мировоззрении произошел под влиянием европейских потрясений 1848 года. Служебная карьера Вяземского, впрочем, стала складываться удачно: он был назначен товарищем (по-нашему, заместителем) министра просвещения, позднее — сенатором. Во время министерской службы Вяземского под его управлением находилась цензура, что, разумеется, не могло вызывать к нему приязнь революционно-демократического лагеря, у многих представителей которого он пользовался незавидной репутацией. «Князь Вяземский, — писал о нем А. И. Герцен, — так гнусно управляющий министерством народного просвещения...»57. Поэт-сатирик В. С. Курочкин пародировал известные строки Пушкина: «Судьба весь юмор свой явить желала в нем, Забавно совместив ничтожество с чинами, Морщины старика с младенческим умом И спесь боярскую с холопскими стихами»58. |
| В самой эпиграмме виден явный перехлест неприязни, но она отражает определенную политическую позицию Вяземского. К концу жизни Вяземский все более терял связь с обществом. Его сверстники и друзья давно умерли. С новыми поколениями у него не было общего языка. Вяземский начал подолгу жить за границей, где и умер в 1878 году, в возрасте восьмидесяти шести лет. - Сам Вяземский с горечью сознавал свое положение — положение реликта давней исторической эпохи. «Забытый каторжник на каторге земной», «запоздалый гость другого поколенья» — именует он себя в своих стихах. С тоской и горечью пишет: «Так мы, развалинам подобны, И на распутий живых Стоим как памятник надгробный Среди обителей людских»59. Горькое признание. - Привлекательной чертой князя Вяземского было отсутствие самомнения — он не выставлял напоказ своих поэтических заслуг: «Талантов нет во мне излишка, Не корчу важного лица; Я просто записная книжка, Где жизнь играет роль писца»60. Князь несправедлив к себе, но само сравнение метко: жизнь оставила много интересных записей в его судьбе. Истории Остафьева не устаешь удивляться. Прослеживая судьбы многих людей, связанных с Остафьевом, можно заметить, что уже сама причастность к остафьевской жизни непременно вовлекала их, каждого по- разному, в сферу литературной жизни своей эпохи. Сама атмосфера Остафьева была насыщена литературными интересами, идеями, стремлениями, и даже те, кто не имел прямого отношения к литературе, все-таки были как-то косвенно связаны с нею и тем интересны. Постоянно наблюдаются пересечения судеб, связей, имен. Само понимание и ощущение этой эпохи становится полнее всякий раз, когда мы узнаем дотоле неизвестные нам характеры, судьбы, образы. Весьма любопытным человеком была теща князя П. А. Вяземского, Прасковья Юрьевна Гагарина, урожденная княжна Трубецкая. Ее непременно должен был знать Пушкин, если не лично, то по разговорам и рассказам о ней. Она была правнучкой известного государственного деятеля эпохи царя Алексея Михайловича боярина Артамона Матвеева и |
| Главной темой, разработка которой выделяет Вяземского среди других консерваторов, В.Н. Шульгин считает проблему органического взаимодействия власти и общества. Привлечение свободных консерваторов к управлению Россией, учёт их мнения по вопросам внутренней и внешней политики, отмена цензуры для благонамеренной мысли - эти предложения Вяземского лежат в той же плоскости, что и аналогичные программы Карамзина, Тютчева, славянофилов (с. 410-412, 432-434, 440-457). Как видим, лозунг современных консерваторов «не власть, но влияние на власть» был провозглашён, по сути, ещё в первой половине XIX века... Помимо пяти классиков русской литературы и свободного консерватизма, которым посвящены отдельные главы, на страницах монографии В.Н. Шульгина присутствует много интересных экскурсов, относящихся к другим консервативным мыслителям. Можно понять принципиальную ограниченность объёма книги, но думается, она только бы выиграла, если бы автор посвятил особые главы, например, Н.В. Гоголю и П.Я. Чаадаеву. Ведь В.Н. Шульгин не раз вспоминает Гоголя в связи с его консервативным кругом общения (Жуковский, А.О. Смирнова, Н.Н. Шереметева - список можно продолжить), рассматривает мнения Чаадаева и Вяземского о «Выбранных местах из переписки с друзьями» (с. 117, 270-272, 275-280, 378-379, 409-410, 413-415, 422-423). Историография о Гоголе как консервативном мыслителе достаточно обширна (мы и сами внесли в неё свой скромный вклад ), и В.Н. Шульгин мог бы не колеблясь дополнить свою замечательную монографию как минимум ещё одной главой. А может быть, и второй: частые замечания автора о Чаадаеве заслуживают того, чтобы быть оформленными в отдельный сюжет. Отвергая преобладающие в историографии стереотипы о либерализме «басманного философа», В.Н. Шульгин доказывает его принадлежность консервативному лагерю как минимум с 1830 года (с. 27, 29, 36-38, 117, 150-152, 247, 251, 275-280). В этой связи, конечно, возникает необходимость более детальной оценки наследия загадочного мыслителя, и хотелось бы надеяться, что В.Н. Шульгин всё же порадует читателей статьёй о Чаадаеве-консерваторе. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 В 1873 г. при строительстве Сызрано-Вяземской железной дороги возникла станция Хрущево - узел трех направлений на Тулу , Ряжск и Елец . С 1877 г. станция стала называться Узловой. Вокруг нее образовался поселок с тем же названием. По мере увеличения грузооборота на Сызрано-Вяземской железной дороге рос и пристанционный поселок, постепенно приобретая статус местного экономического центра. Здесь появились мастерские, веерное депо, дополнительная ветка на Венев . В 1924 г. вокруг Узловой был образован Узловский район. В 1930-х гг. на базе открытых угольных месторождений началось строительство шахт, шахтерских поселков и Бобриковского (Сталиногорского) химкомбината. К этому же периоду относится создание магистрали Москва — Донбасс для усиления связи центральных районов страны с Донецким угольным бассейном. Главный ход дороги от Каширы до Валуек пролег через Узловую — Елец — Старый Оскол. Станция Узловая была полностью реконструирована. В 1938 г. поселок Узловая получил статус города. В 1942 г. Узловский район вошел в состав Московской области, в 1957 г. вновь возвращен в Тульскую. Ныне Узловая - один из крупнейших железнодорожных узлов федерального значения, город химиков, шахтеров, машиностроителей. Религия В основном распространено Православие , город является административным центром Узловского благочиния Тульской епархии . Храмы города Храмы благочиния Также на территории городе действуют общины пресвитериан, баптистов, адвентистов седьмого дня и адептов секты Свидетели Иеговы. Использованные материалы Редакция текста от: 22.02.2013 18:06:08 Дорогой читатель, если ты видишь, что эта статья недостаточна или плохо написана, значит ты знаешь хоть немного больше, - помоги нам, поделись своим знанием. Или же, если ты не удовлетворишься представленной здесь информацией и пойдешь искать дальше, пожалуйста, вернись потом сюда и поделись найденным, и пришедшие после тебя будут тебе благодарны. |
| Выступление епископа Смоленского и Вяземского Пантелеимона на VI Съезде уполномоченных по правам ребенка в субъектах Российской Федерации 4 октября 2012 г. 11:55 1-3 октября 2012 года в Казани состоялся VI Съезд уполномоченных по правам ребенка в субъектах Российской Федерации. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в съезде принял участие председатель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон . Уважаемый Павел Алексеевич (уполномоченный по правам ребенка при Президенте РФ П.А. Астахов — ред.), уважаемый Камиль хазрат (представитель Духовного управления мусульман Республики Татарстан Камиль хазрат Самигуллин — ред.), уважаемые участники Съезда уполномоченных по правам ребенка в субъектах Российской Федерации! Я действительно встречаюсь с вами как ваш старый знакомый, и мне очень приятно хоть какую-то небольшую, малую лепту внести в вашу трудную, но очень важную для детей, для всей нашей страны работу. Мне выпала честь передать вам поздравление с этим собранием от Святейшего Патриарха Кирилла, передать его пожелание успешной работы. Святейший Патриарх не только официально участвует в вашей работе, передавая вам свое благословение, — ведется и техническая работа по помощи семьям, которые оказались в трудных жизненных ситуациях. Это важный знак нашего взаимодействия. Павел Алексеевич говорил о тех причинах, по которым дети оказываются вне семьи. Конечно, сложно нормально воспитать ребенка, оставшегося вне семьи. Как бы ни был хорош детский дом, без семейного устройства ребенок лишен самого главного — примера жизни в семье, примера любви. Конечно, очень важны причины, о которых говорил Павел Алексеевич: причины материальные, но кроме этих причин, есть причины и духовные. Причины эти в том, что, к сожалению, мы живем в мире, где пропагандируется забота о себе, где говорится только о материальном и не говорится о духовном, где мало говорится о радости любви, где мало говорится о подвиге, о самоотвержении. А воспитать ребенка без этих добродетелей, без этих добрых качеств очень трудно. Сами отношения супругов, которые сначала были созданы Богом для рождения детей, называются другими словами. Эти отношения становятся предметом удовольствия для супругов, но они не готовы нести за эти отношения ответственность. |
| Другой вопрос кажется более сложным: какова цель этих интерпретаций? Подлинник всегда лучше перевода, а интерпретация не заменит внимательной работы с текстом. В этом смысле все литературные интерпретации Евангелия находятся под угрозой превращения в адаптированный с той или иной целью текст. С одной стороны, такие интерпретации нужны и даже необходимы, потому что каждая новая эпоха позволяет высветить по-новому и особо выделить какие-то детали евангельского текста, а другие, напротив, требует объяснить и попытаться заново истолковать. С другой стороны, прямые евангельские заимствования в литературной интерпретации всегда вызывают некоторое недоумение. Читатель, для которого Евангелие не литературный памятник, а часть его личного духовного опыта, не нуждается в этих заимствованиях, они, скорее, не помогают, а мешают ему анализировать проблему современного прочтения Евангелия. Напротив, для читателя, знакомого с Евангелием лишь поверхностно, тонкие аллюзии на евангельский текст — просто непонятны. Роман Юрия Вяземского «Сладкие весенние баккуроты» в этом смысле не исключение. Жанр этого произведения особенный — «роман-искушение», и автор сразу об этом заявляет. Уже в этом видна его позиция, которая выделяет евангельскую тему как уникальную. Действительно, Евангелие — это вызов, на который приходится отвечать буквально каждому человеку, и ответ, данный автором, — это «искушение», то есть испытание самого себя на прочность, которое вынесено на всеобщий суд. Безусловное уважение вызывает как отношение к евангельскому тексту, который автор ни в коем случае не собирается «переписывать», так и к читателю, которого он не собирается ни эпатировать, ни учить. Напротив, читатель невольно становится судьей, призванным решить, выдержал ли автор испытание, «искус», на который сам себя обрек. Также обращает на себя внимание тщательная проработка темы, исторических деталей, контекста — труд, который, как иногда кажется, современные литераторы считают совершенно излишним, демонстрируя свое полное пренебрежение к читателям — мол, все равно не заметят. В этом смысле роман Юрия Вяземского выгодным образом отличается от всего, что появлялось в последнее время. |
| Парсуна номера: « Парсуна» - так называется портрет в иконописном стиле, а также авторская программа Владимира Легойды на телеканале «Спас» , в которой он говорит с человеком о самом главном. В этом номере «Фомы» - фрагменты «парсуны» писателя, профессора МГИМО, автора и ведущего программы «Умницы и умники» Юрия Вяземского. Юрий Вяземский . « Я не верю в существование атеистов ». Вместо предисловия: Первый вопрос ведущего «Парсуны» (Легойда : Юрий Павлович, могу я попросить Вас самого представиться нашим телезрителям? Вяземский : Я Ваш учитель). [ Основные мотивы беседы в заголовках коротких глав: Для меня никакой человек не может быть атеистом; Ученые начинают фиксировать историю человека тогда, когда появляются кладбища и капища; Поиск Бога — человек без этого просто жить не может; Молодежь — это, по большому счету, наша единственная надежда; У молодых сейчас желание стать успешным, несмотря ни на что; По моей теории, общественное — это второй этаж твоих потребностей; Я никогда не переставал писать; Я вообще считаю, что человек живет для собственного удовольствия; Прощать трудно потому, что ты наступаешь на себя; Даже любовь между мужчиной и женщиной, по моей теории, должна быть «трехэтажной»]. Вместо послесловия: Последний вопрос ведущего «Парсуны» (Легойда: Сегодня очень много говорят о том, что нельзя сохранять в названиях наших улиц и городов имена тех, кого мы по справедливости должны называть убийцами. Речь идет об истории ХХ века и о том, что именами пламенных революционеров названы улицы, города, районы. Где Вы поставите знак препинания в фразе: «Сохранить нельзя стереть»?; Вяземский: «Сохранить нельзя - стереть»). Ил.: Юрий Вяземский. Фото Владимира Ештокина; В. Легойда и Ю. Вяземский в студии телеканала «Спас». Фото Владимира Ештокина; На встрече со студентами в Вологде. Фото Сергея Юрова/krassever.ru; Зарядка на даче. Фото Натальи Лопатиной/PhotoXPress; «Умницы и умники». Фото из архива Юрия Вяземского; Кадры из «Парсуны», посвященной Юрию Вяземскому//Фома. - — ноябрь 2020. - С.8-13. - (рубрика « Парсуна номера »). В конце публикации (С.13): Смотрите полный выпуск «Парсуны» с участием Юрия Вяземского по этой ссылке (QR-koд — ссылка на передачу). |
| Затем следует краткое предисловие, посвященное памяти, из-за «немощи памятной» и предлагается запоминать 5 частей риторики, словно заключенные в «крепчайшей» риторической руке. Определение риторики записано на запястье, названия частей науки – на пальцах. Пять частей «Риторической руки» последовательно представлены в главах: изобретение (описаны общие места – внутренние и внешние), расположение (кратко – о малых и больших словах, и виды хрии), витийство или краснословие (развернутое описание видов тропов и фигур с присовокуплением «аффектов» или учения о страстях – поскольку средний перст «должае» остальных, то и эта часть самая продолжительная – она занимает более половины текста всего сочинения), память и произношение с краткими наставлениями. После текста следует краткий конспект с основными определениями и перечислением терминов. Мы публикуем текст «Риторической руки» по списку РГБ, собр. Вяземского, X, воспроизведенному в Изданиях Общества любителей древней письменности, 1878, XX. Текст сопоставлен со списком РГБ, собр. Вяземского, О. 28. Для публикации избраны: посвящение И. А. Мусину-Пушкину, предисловие, глава 1, глава 2 (начало), глава 3 (начало, фигуры, приложения), главы 4, 5. Тишайшаго и непобедимейшаго царскаго пресветлаго величества сенатору и советнику разумнейшему, велъможнейшему боярину господину Иоанну Алексиевичу Мусину и Пушкину, долголетнаго пребывания и всегдашняго благополучая. Аще бы ону, юже Бог преблагий и превеликий природе твоей вдаде остроумия высоту и еже ведети рачителство от мягких ноктей художество украсило (художество бо природу навершает), имела бы (ничим сомнюся) Москва своего Димосфена или Аристотеля, прочим народом к смотрению. Но увы сиротства сея страны, никогда доволно оплакуемаго, ея же между толикими величии, ими же прочим царствам или равна есть, или превосходит – и сие едино, но и лучшее отсутствует. Сиречь заматерелое грубости чудо, всех ужасных видов ужасное убивати сие свойственно есть Геркулесу, всех веков устнами хваления достойному. |
| Многие его критиковали за то, что он пишет разговорным языком, а другие его за это-то именно и хвалили. Мне все эти три истории очень нравились, и Дмитрий Александрович их весьма одобрял. Когда Карамзин задумал писать «Русскую историю», многие над ним трунили и говорили: ну где же какому-нибудь Карамзину тягаться с Татищевым и Щербатовым? На деле вышло, однако, иначе: он всех перещеголял, и Дмитрий Александрович, читая его исторические статьи, оставался всегда ими доволен и не раз говаривал мне: — Ну, матушка, этот, пожалуй, и твоего прадеда Никитича за пояс заткнет; мастерски и бойко он пишет, и очень легко его читать. Мать Карамзина умерла, когда он был еще ребенком, и отец его женился на другой, на Дмитриевой, и, кажется, она была добрая женщина, а не злая мачеха. У нее был племянник Иван Иванович, с которым Карамзин был очень дружен и через него он стал известен тогдашнему куратору московского университета Муравьеву. Этот имел доступ к государю, был человек благонамеренный и, узнав, что молодой Карамзин вызывается писать «Русскую историю», довел об этом до сведения государя, который это милостиво принял, назначил жалованье и приказал дозволить Карамзину пользоваться всеми архивами и библиотеками. Это было приблизительно в 1802 или 1804 году, когда мы жили в тамбовской деревне и узнали об этом из журнала «Вестник», который тогда получали. На ком был женат Карамзин в первом браке, я не знаю; овдовев, он женился на дочери князя Вяземского, дальнего родственника наших Вяземских — Екатерине Андреевне. Через Вяземского и через своего приятеля Дмитриева он сделался лично известен великой княгине Екатерине Павловне, жившей в Твери. Его туда выписали, и там он представился государю, по крайней мере так я слышала. Он читал государю отрывки из своей «Истории»; государь остался очень доволен, и тут он пошел в гору; обе императрицы к нему расположились, потому что он был весьма хороший человек и приятный в беседе. Государь к нему благоволил, находил удовольствие с ним разговаривать и, будучи весьма прост в обращении, для того, чтобы иметь приятного и умного человека поближе, назначил ему для летнего житья один из домиков в царскосельском саду. |
| Но не только улыбался и добродушно что-то вспоминал князь. В его прозе есть и очень откровенные, глубокие размышления. Ему, пережившему и многое, и многих, было чем поделиться. «Декабрист без декабря», он писал: Безбожие опустошает небо и будущую жизнь. Историческое вольнодумство и неверие опустошает землю и жизнь настоящего, отрицанием событий минувшего и отрешением народных личностей («Воспоминания о 1812»). Человек мировой культуры, считавший себя «частью общего семейства человеческого», он говорил, что заблуждения (то есть грехи? – А.Ш.), в которых можно каяться духовному отцу, не подлежат расправе светской власти. Для тяжёлого шага николаевской эпохи, давившей старообрядцев, закручивавшей цензурные тиски, Вяземский высказывал смелые суждения в своей, без сомнения, перелюстрированной корреспонденции и заметках: Религиозная совесть имеет свои тайны, которые легко и необдуманно оценивать и, в особенности, порочить нельзя. Во всяком случае, не дело христианско-евангельское закидывать каменьями и отпадших, и блуждающих братьев. Молитесь за них, если вам их жаль, но не поносите их. Остроумия и перунов ваших не расточайте на них («Воспоминания»). В 1928 году Л.Я. Гинзбург отмечала «обыкновение» Вяземского «затушёвывать тёмные и смешные» стороны «описываемого мира», избегать «разоблачительного материала» и связывала этот деликатный подход Петра Андреевича с его представлениями о сокровенной важности «литературных приличий» и «общественной благопристойности». Одна из последних статей Вяземского, «Московское семейство старого быта» (1877), была посвящена важности «семейного начала», которое необходимо всячески защищать, поскольку общество без него, собственно, и не существует, а женщина, супруга и мать, по мнению автора, единственная, кто этим серьёзно занята. (Сам П.А. прожил в счастливом браке с княжной Верой Фёдоровной 67 лет; у них было 7 детей, но до преклонных лет дожил только Павел Петрович.) Советские литературоведы были вынуждены писать о Вяземском, поскольку он был «другом Пушкина» и входил в число «романтиков золотого века». |
|
|
