| 292. Стихи христианина — стихотворный ответ митрополита Филарета на стихотворение Пушкина «Дар напрасный, дар случайный…». 293. «Получил письмо…» — письмо Бенкендорфа от 17 января 1830 г., с отказом в разрешении на поездку за границу (ср. письмо 290). «вдова генерала Раевского…» (Н. Н.-старшего, ум. в 1829 г.) — С. А. Раевская, внучка Ломоносова. «Половина … в изгнании» — сын А. Н. в Полтаве (см. примеч. 263); дочь М. Н. в Сибири с мужем, декабристом С. Г. Волконским; дочь Е. Н. — после вынужденной отставки мужа (М. Ф. Орлова) — в его имении. Другие дочери С. А. Раевской — Елена Н. и С. Н. Ходатайство Пушкина имело успех. 294. Село Очкино — Новгород-Северского уезда. Долгорукий — кн. В. А. (1804–1868). 295. Орест — О. М. Сомов. Пушкин временно редактировал с ним «Литературную Газету», в связи с отъездом Дельвига. Твоя проза — статьи о московских журналах для «Лит. Газ.». Милославский — роман М. Н. Загоскина «Юрий Милославский». «я его похвалил…» — ср. письмо 291. Булгарин написал романы «Иван Выжигин» и «Дмитрий Самозванец». История Н. А. Полевого — «История Русского народа», вызвавшая резкую оценку М. П. Погодина («Московский Вестник», 1830 г., ч. I и ч. VI). Муравьев — Н. Н.; в 1828 г. издал собрание своих сочинений. Моя Гончарова — Наталья Николаевна. Мещерский — кн. П. А. (1805–1889). Ушакова — Елизавета Н. (см. примеч. 285). «К ним» — стихотворение Вяземского, написанное в ответ на клевету и доносы (см. примеч. 273). Критик Павлуша — сын Вяземского (см. примеч. 263). «Галатея» — журнал С. Е. Раича, ведший ожесточенную полемику с «Московским Телеграфом». «Павлуша, медный лоб…» — стих из басни А. Е. Измайлова «Лгун», направленной против П. П. Свиньина. 296. Увлечение Пушкина Собаньской относится к 1821 — 23 гг. 298. Давыдов — Д. В.; послание его — «Зайцевскому, поэту и моряку». 300. Письмо — приписка к письму Вяземского и Е. А. Карамзиной. Павлуша — сын Вяземских (см. при-м?ч, 263). 301. Гончарова — Наталья Николаевна. Княгиня Вера — жена Вяземского. Братья Полевые — Н. А. и К. А. Арестованные — в связи с шумным скандалом, происшедшим в частном театре С. В. Карцовой из-за пощечины, данной актрисе Альфред. Волков — А. А., жандармский генерал. Шульгин — Д. И., московский обер-полицеймейстер. Потемкина — жена С. П. Потемкина, одного из арестованных. «Княгиня Вера ... говорила» — по поводу обвинения Вяземского в развратном поведении (см. примеч. 273). Меморий — «Исповедь» Вяземского. Сибелев — один из участников театрального скандала; вероятно, Е. И. Киселев — С. Д. Лизавета и Катерина Ушаковы — см. примеч. 285. Жихарев — С. П., литератор, автор известных «Записок». Дмитриев — И. И., мог быть недоволен статьями Полевого в «Московском Телеграфе», цензурованном С. Н. Глинкой. «затащить его в полемику…» — по поводу «Истории» Полевого (см. примеч. 295). Катерина Андреевна — вдова Карамзина. Гагарин — кн. С. С., в 1829–1833 гг. был директором императорских театров. Коп — содержатель московской гостиницы. |
| 253. Письмо Бенкендорфа — от 5 марта 1829 г. Снисходительное одобрение — VI главы «Евгения Онегина» Николаем I. Будущее назначение — в действующую армию (на Кавказ), куда безуспешно хотел попасть Пушкин (ср. письма 256, 257). 254. «Три последние песни» — IV, V и VI главы «Евгения Онегина»; вышли в 1828 г. М-ль Евпраксия — Е. Н. Вульф. Зуево — местное название Михайловского. 255. Ваши стансы — стихотворение «Узнал я тотчас по замашке…». Моя шутка — «Послание к В., сочинителю сатиры на игроков». 256. Назначение — см. примеч. 253. 257. Желания Пушкина — см. примеч. 253. Просьбу о разрешении на поездку в Париж Бенкендорф царю не передал. Вновь издать — «Кавказского пленника» и «Руслана и Людмилу» (обе поэмы вышли вторым изданием в 1828 г.). 258. Приписка на письме П. А. Вяземского. Его сиятельство — Вяземский. В Саратовской степи — в с. Мещерском. Его сиятельство Павел — восьмилетний сын Вяземских. 260. Одобрение Гёте — письмо его (на имя собирателя автографов Н. И. Борхарда) с одобрительным отзывом о русской литературе и, в частности, о разборе С. П. Шевыревым «Фауста». Вы... напечатали — в «Московском Вестнике», 1827, XXI. Федоров — Б. М., бездарный литератор. «Мысль» — стихотворение Шевырева, раскритикованное Булгариным в «Северной Пчеле» (1828, и 58). Телеграф — издатель «Московского Телеграфа» Н. А. Полевой. Ксенофонт — брат Н. А., К. А. Полевой. Калибан — прозвище Соболевского (ср. примеч. 252). «Славянин» — журнал, издававшийся А. Ф. Воейковым. Шишков — А. С. Стихи Языкова — «Послание о журналистах». 262. Письмо, вероятно, не было отослано. Подписка, затребованная у Пушкина — о ненаписании им впредь богохульных сочинений (III отделением было начато дело о «Гавриилиаде»). Ср. Деловые бумаги 6 и 7. 263. Письмо Вяземского — от 26 июня 1828 г. Твои запросы — в письме от 26 июля 1828 г. (Вяземский спрашивал, откуда стих «Быть может некогда…»). Танкред — трагедия Вольтера. Пушкин цитирует не совсем точно. Киселев — Н. Д., генерал. Полторацкие — см. примеч. 44. Младший — А. А. Оленин, сын А. Н. Оленина. Голицын — С. Г. (1806–1868), принимал участие в делах композитора М. И. Глинки. Медная Венера — А. Ф. Закревская. «Я ей пишу стихи» — стихотворение «Портрет». «намеренье благое…» — острота поэта М. В. Милонова по поводу журнала «Благонамеренный». «Прямо, прямо на восток» — из стихотворения Жуковского «Путешественник». Пушкин намекает на возможность репрессий в связи с делом о «Гавриилиаде» (см. примеч. 262); приписывает поэму Д. П. Горчакову (ум. 1824) в ожидании, что письмо его будет вскрыто. Критика — «Евгения Онегина» восьмилетним сыном Вяземского, сообщенная Вяземским в указанном письме. Портрет Пелагеи Николаевны — стихотворение Вяземского «Простоволосая головка», посвященное П. Н. Всеволожской. Княгиня Вера — жена Вяземского. Происшествия в Одессе. А. Н. Раевский по доносу М. С. Воронцова, ревновавшего его к своей жене, был выслан в Полтаву с обвинением в «дурных отзывах» о правительстве. |
| – Вели кричать бирюч, – сказал он. – А кто поудалее тебя найдется! А не выйдет никто, Морозов будет чист, а тебя отдадут палачам! Вяземского отвели под руки, и вскоре, по приказанию его, глашатаи стали ходить вдоль цепи и кричать громким голосом: – Кто хочет из слободских, или московских, или иных людей выйти на боярина Морозова? Кто хочет биться за князя Вяземского? Выходите, бойцы, выходите стоять за Вяземского! Но площадь оставалась безмолвна, и ни одни охотник не являлся. – Выходите, охотники, добрые бойцы! – кричали бирючи. – Выходите! Кто побьет Морозова, тому князь все свои вотчины отдаст, а буде побьет простой человек, тому князь пожалует всю казну, какая есть у него! Никто не откликался; все знали, что дело Морозова свято, и царь, несмотря на ненависть свою к Дружине Андреевичу, уже готовился объявить его правым, как вдруг послышались крики: – Идет охотник! Идет! – И внутри оцепленного места явился Матвей Хомяк. – Гойда! – сказал он, свистнув саблею по воздуху. – Подходи, боярин, я за Вяземского! При виде Хомяка Морозов, дожидавшийся доселе с голым тесаком, обратился с негодованием к приставам поединка. – Не стану биться с наймитом! – произнес он гордо. – Невместно боярину Морозову меряться со стремянным Гришки Скуратова. – И, опустив тесак в ножны, он подошел к месту, где сидел царь. – Государь, – сказал он, – ты дозволил ворогу моему поставить бойца вместо себя; дозволь же и мне найти наймита против наймита, не то вели отставить поле до другого раза. Как ни желал Иван Васильевич погубить Морозова, но просьба его была слишком справедлива. Царю не захотелось в Божьем суде прослыть пристрастным. – Кричи бирюч! – сказал он гневно. – А если не найдешь охотника, бейся сам или сознайся в своей кривде и ступай на плаху! Между тем Хомяк прохаживался вдоль цепи, махая саблей и посмеиваясь над зрителями. – Вишь, – говорил он, – много вас, ворон, собралось, а нет ни одного ясного сокола промеж вас! Что бы хоть одному выйти, мою саблю обновить, государя потешить! Молотимши, видно, руки отмахали! На печи лежа, бока отлежали! |
| Г. Скрынников) полагали, что эти советники царя не поверили в существование новгородского заговора и возражали против царского похода на Новгород. Следует, однако, иметь в виду, что это лишь логическое допущение, которое не подкреплено какими-либо серьезными доказательствами. Как и во многих других случаях, хотелось бы знать гораздо больше об этом важном моменте в биографии царя и в истории опричного режима. В действительности, кроме упоминания в записи о новгородском следственном деле, нам неизвестно ничего о причинах опалы, постигшей Алексея Басманова и его сына. Несколько больше мы знаем о причинах опалы Афанасия Вяземского. По сообщению Шлихтинга, один из опричников, царский ловчий Григорий Ловчиков, донес царю на Вяземского, «якобы тот выдавал вверенные ему тайны и открыл принятое решение о разрушении Новгорода». По мнению Р. Г. Скрынникова, Вяземский известил о решении царя архиепископа Пимена, однако из текста Шлихтинга этого вовсе не следует, к тому же сам Шлихтинг утверждал, что донос был ложным. Сообщение Шлихтинга бросает определенный свет на обстановку, в которой произошел разрыв царя с его наиболее близкими доверенными людьми. Лишь в представлении Ивана опричное братство было объединением единомышленников для совместной борьбы с носителями зла. В действительности, братство было прежде всего собранием честолюбцев, рассчитывавших благодаря службе в опричнине достичь влияния, власти и богатства. Первоначально, пока новый режим в стране лишь утверждался, члены братства, по-видимому, испытывали потребность держаться друг за друга, но когда эта цель была успешно достигнута, а возможная оппозиция раздавлена, в верхах опричного двора началась обычная борьба за власть и влияние. Не было ничего удивительного в том, что и в этой среде главным орудием борьбы стали обвинения в измене с фатальными для обвиняемых последствиями. О судьбе Афанасия Вяземского сведения сохранились лишь в записках иностранцев — Шлихтинга и Штадена. По рассказу Шлихтинга, царь отстранил князя от участия в новгородском походе, приказав ждать в Москве его возвращения. А потом, подобно новгородским священникам, Афанасий Вяземский по приказу царя был поставлен на правеж как несостоятельный должник. Князя постоянно били палками, требуя уплаты все новых и новых денежных сумм. Утратив все имущество, избиваемый, чтобы избавиться от наказаний, указывал на московских купцов, которые якобы были должны ему много денег. Покинувший Россию в сентябре 1570 года Шлихтинг записал, что «несчастный до сих пор подвергается непрерывному избиению». Поскольку имени Вяземского в «Синодике опальных» нет, можно отнестись с доверием к сообщению Штадена, что князь умер в тюрьме «в железных оковах». |
| Работая во 2-м отд-нии Синодальной б-ки, Б. описал 315 старопечатных церковных книг, 18 из к-рых ввел в научный оборот, в 1871 г. издал «Список книг церковной печати, хранящихся в б-ке Святейшего Правительствующего Синода» (СПб., 1871). Составил и опубликовал описание собрания Археографической комиссии («Рукописи Археографической комиссии». СПб., 1882), к к-рому приложил именной и предметный указатели, а также перечень мест хранения др. списков. Особое место в научном наследии Б. занимает труд «Источники русской агиографии» (СПб., 1882. Lpz., 1970r), к-рый, несмотря на недостатки (неполнота, устаревшая источниковедческая база), по сей день является лучшим обобщающим справочником по данной теме. Исследование включает в себя алфавитный перечень рус. святых (в т. ч. местночтимых), преимущественно до XVIII в., с краткими сведениями о времени их канонизации, праздновании памяти, с указанием списков житий и служб, выдержками из иконописных подлинников. Б. является автором жизнеописаний П. М. Строева и В. Г. Григоровича-Барского , очерков, посвященных И. П. Сахарову , О. М. Бодянскому , др. видным деятелям рус. науки и культуры (в кн. «Русские палеологи сороковых годов»). В 22-томной незавершенной работе Б. «Жизнь и труды М. П. Погодина» собран огромный фактический материал по истории рус. общества и культуры 1-й пол. XIX в. Арх.: ОР РНБ. Ф. 47; ОР РГБ. Ф. 18; РГАЛИ. Ф. 87. Соч.: Жизнь и труды П. М. Строева. СПб., 1878; Русские палеологи сороковых годов. СПб., 1880; Жизнь и труды В. Г. Барского. СПб., 1885; Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1888-1910. 22 т. Изд.: Письма Карамзина к кн. Вяземскому. СПб., 1897; Письма И. И. Дмитриева к кн. Вяземскому. СПб., 1898; Письма Филарета, еп. Черниговского, к Н. Н. Шереметевой. СПб., 1900; Письма Погодина, Шевырева и Максимовича к кн. Вяземскому. СПб., 1901; Письма Пушкина, Дельвига, Баратынского и Плетнева к кн. Вяземскому. СПб., 1902; Из писем А. Хр. Бенкендорфа к имп. Николаю I о Пушкине. СПб., 1903; Кн. Вяземский и Пушкин. М., 1904; Из писем И. С. Мальцева к С. А. Соболевскому. СПб., 1904. |
| старого московского допожарного общества. (...) Она кипятилась и негодовала и в то же время заливалась своим заразительным хохотом, следя за всем и живя в постоянном и разнообразном общении с множеством лиц... и всех очаровывала блеском свежего и нестареющего ума»68. Вяземская и Пушкин были большими друзьями. «Любила она вспоминать о Пушкине, с которым была в тесной дружбе, чуждой всяких церемоний»68. Вместе с мужем княгиня неотлучно находилась у постели умирающего поэта. Нельзя не вспомнить в Остафьеве и еще об одном человеке, о сыне П. А. Вяземского — Павле Петровиче, который стал хозяином усадьбы после смерти отца. Облик П. П. Вяземского хорошо охарактеризовал один из современников его: «По внешности он был геркулес силы и роста, с лицом необыкновенно выразительным и оригинальным по богатству физиономии и игры ее оттенков, с седою, точно львиными кудрями украшенною головою, он никого не имел себе подобного, и та же оригинальность, та же типичность отличали от других его изящную и даровитую нравственную личность»69. Деятельность П. П. Вяземского имела разносторонний характер, но для нас из его многочисленных титулов и должностей (вот некоторые из них: «Гофмейстер Двора Его Величества, сенатор князь Павел Петрович Вяземский, основатель и почетный президент Императорского общества любителей древней письменности»70) особый интерес представляют те, что имеют непосредственное отношение к литературе. Автор многих исторических и филологических трудов, Вяземский особый интерес проявлял к русской старине, к древнему искусству и литературе. Одним из первых в России начал собирать он иконы, старинные рукописи, изделия прикладного искусства и т. п. Ему принадлежат научные труды, посвященные «Слову о полку Игореве» и другим памятникам древнерусской литературы. По инициативе Вяземского, наконец, было создано Общество любителей древней письменности, цель которого состояла в том, чтобы «издавать славяно-русские рукописные памятники, замечательные в научном, литературном, художественном или бытовом |
| 69. «ты продал всё издание…» — «Бахчисарайского фонтана», печатавшегося под наблюдением Вяземского. Новая поэма — «Цыганы». Жизнь Дмитриева — статья Вяземского «Известия о жизни и стихотворениях И. И. Дмитриева» (в издании стихотворений Дмитриева, 1823). Нарышкин — Л. А., двоюродный брат М. С. Воронцова. Волконский — С. Г., декабрист. 71. «Благонамеренный» — журнал А. Е. Измайлова. Хвостов — Д. И., сам скупавший свои нерасходившиеся произведения. Булгарин напечатал в «Литературных листках» (1824 г., ч. I, III) отрывок из письма Пушкина к А. А. Бестужеву от 8 февр. 1824 г. Синявин — И. Г., впоследствии товарищ министра внутренних дел. 72. «Бахчисарай» — «Бахчисарайский фонтан», изд. 1824 г. Разговор — предисловие Вяземского к «Бахчисарайскому фонтану» («Разговор между издателем и классиком…»). Жизнь Дмитриева — см. примеч. 69. «От столкновения мнений…» — шутливая переделка французской пословицы («От столкновения мнений рождается истина»). Мордвинов — Н. С., граф, адмирал. Слёнин — книгопродавец. Матюшкин — Ф. Ф., лицейский товарищ Пушкина. Каков Булгарин — ср. письмо 71. 73. Выписка, сделанная полицией из перехваченного письма. Это письмо послужило причиной высылки поэта из Одессы в Михайловское. Ср. письмо 197. 74. Предписание — о поездке Пушкина на места, пораженные саранчей. В черновике письма было: «Я не хочу служить, никогда ничего по службе не искал…». 76. Жена твоя — кн. В. Ф. Вяземская. Василий Львович — Пушкин. «после своей эпиграммы…» — на М. А. Дмитриева, по поводу его критики предисловия Вяземского к «Бахчисарайскому фонтану». Эпиграмма Грибоедова — рукописная, на М. А. Дмитриева и А. И. Писарева. Милонов — М. В., поэт-сатирик. Пушкин цитирует его эпиграмму на М. Т. Каченовского. Перемена министерства — назначение А. С. Шишкова министром народного просвещения. 77. Булгаринское вранье — заметка Булгарина о высокой цене на издания сочинений Пушкина («Литературные Листки», 1824, JSfb VII). «Северные Цветы» — альманах Дельвига. Хлопоты, неприятности — столкновение с Воронцовым (см. письмо 74). «Жуковского я получил…» «Стихотворения» Жуковского, изд. 1824 г. «Славный был покойник…» Жуковский в последние годы почти не писал. |
| Стряпчий Вяземского поднес ему также щит, вороненый, с золотою насечкой и золотою бахромой. Но Афанасий Иванович не имел силы вздеть его на руку. Ноги под ним подкосились, и он упал бы вторично, если б его не подхватили. – Что с тобой, князь? – сказали в один голос стряпчий и поручник, с удивлением глядя ему в очи. – Оправься, князь! У поля не стоять, все равно, что побиту быть! – Сымите с меня бронь! – проговорил Вяземский, задыхаясь. – Сымите бронь! Корень душит меня! Он сбросил с себя ерихонку, разорвал ожерелье кольчуги и сдернул с шеи гайтан, на котором висела шелковая ладанка с болотным голубцом. – Анафема тебе, колдун! – вскричал он, бросая гайтан далеко от себя. – Анафема, что обманул меня! Дружина Андреевич подошел к Вяземскому с голым тесаком. – Сдавайся, пес, – сказал он, замахнувшись, – сознайся в своем окаянстве! Поручники и стряпчие бросились между князя и Морозова. – Нет! – сказал Вяземский, и отуманенный взор его вспыхнул прежнею злобою. – Рано мне сдаваться! Ты, старый ворон, испортил меня! Ты свой тесак в святую воду окунул! Я поставлю за себя бойца, и тогда увидим, чья будет правда! Между стряпчими обеих сторон зачался спор. Один утверждал, что суд окончен в пользу Морозова, другой, что суда вовсе не было, потому что не было боя. Царь между тем заметил движение Вяземского и велел подать себе брошенную им ладанку. Осмотрев ее с любопытством и недоверчивостью, он подозвал Малюту. – Схорони это, – шепнул он, – пока не спрошу! А теперь, – произнес он громко, – подвести ко мне Вяземского! Что, Афоня? – сказал он, усмехаясь двусмысленно, когда подошел к нему Вяземский. – Видно, Морозов тебе не под силу? – Государь, – ответил князь, которого лицо было покрыто смертельною бледностью, – ворог мой испортил меня! Да к тому ж я с тех пор, как оправился, ни разу брони не надевал. Раны мои открылись; видишь, как кровь из-под кольчуги бежит! Дозволь, государь, бирюч кликнуть, охотника вызвать, чтобы заместо меня у поля стал! Домогательство Вяземского было противно правилам. Кто не хотел биться сам, должен был объявить о том заране. Вышедши раз на поединок, нельзя было поставить вместо себя другого. Но царь имел в виду погибель Морозова и согласился. |
| Художественное вероисповедание князя Петра Вяземского. Часть 3 Петр Андреевич Вяземский. Художник К. Рейхель. 1817 г. В 1812 году ополченец-Вяземский участвует в Бородинской битве, где под ним были убиты две лошади и тем самым ему приоткрылось таинственное попечение Промысла. В потрясенном и растерянном состоянии поэт пишет послание «К моим друзьям Ж , Б и С » (октябрь 1812; Вологда): Давно ль, с любовью пополам, Плели нам резвые хариты Венки, из свежих роз увиты, И пели юные пииты Гимн благодарности богам? Давно ль? – и сладкий сон исчез! И гимны наши – голос муки… И все-таки «мечта» оказывается единственным утешением и прибежищем в страшном внешнем мире: А вы, товарищи-друзья, Явитесь мне хоть в сновиденье И, оживя в воображенье Часов протекших наслажденье, Обманом счастлив буду я! То же настроение и в послании «Жуковскому» (1812), где говорится о старике, у которого погибла дочь: «Пускай мечты его обманут муку…» Вскоре Вяземский находит подтверждение своей вере в магию поэтического воображения. Помог ему в этом приятель-поэт, бывший осенью 1812 года в Вологде губернским прокурором, – Н.Ф. Остолопов, который заключил одно свое стихотворение словами: «Нам зарево Москвы осветит путь к Парижу». Спустя многие годы в статье о Ю.А. Нелединском-Мелецком (1848) Вяземский вспомнил об этом так: «Недаром говорят, что поэт есть вещий. Мог ли Наполеон вообразить, что он имел в Остолопове своего злого вещего и что отречение, подписанное им в Фонтенебло в 1814 году, было еще в 1812 году дело уже порешенное губернским прокурором в Вологде?» Очевидно, что в статье 1848 года Вяземский передает одно из настроений своего сознания в 1813–1814 годах: поэт не предсказывает Промысл Божий, а сам властно предопределяет ход событий. В 1813 году поэт вновь уверенно исповедует свое мечтательное язычество: «Молю богов всещедрых я…» . Однако переживания 1812–1813 годов были, конечно, слишком сильными, чтобы не нарушить сон поэтического воображения. В 1813–1814 годах временами творчество Вяземского сближается с воинственной и православно-державной лирикой Жуковского, написавшего «Певца во стане русских воинов» (1812), «Молитву детей» (1813), «Молитву русского народа» («Боже! Царя храни!..») (1814). Вяземский пишет обращенное к Жуковскому и посвященное смерти полководца М.И. Кутузова послание «К Тиртею славян» (1813), где сказано, что для Жуковского усопший военачальник «будет щит и вдохновенья гений». |
| Вообще близкая раннему Вяземскому просветительская веротерпимость, получившая особенную поддержку масонства, уравнивала в правах все вероисповедания, большие и малые, включая и еретические. Подобное уравнивание в правах приводило к взаимному ослаблению различных по содержанию верований, так что в итоге от них оставалось некое невнятное всебожие, возвышающее над всем сущим все «терпящего» человека. Как не без удовольствия заметил близкий масонству И.-В. Гете, признание «одинаковых прав за всеми положительными религиями» ведет к тому, что каждая из них кажется «одинаково безразличной и ненадежной» (Из моей жизни, поэзии и правды. 1810–1831) . Веротерпимость была прямо связана с деятельностью сомневающегося рассудка (который, впрочем, не сомневался в собственных способностях все судить) и, соответственно, со свободомыслием, вольнодумством, которое в полном своем проявлении не могло сдерживаться никакими ограничениями, в том числе и нравственными. Первые плоды такого воспитания отец Вяземский пожал к началу 1807 года, когда был вынужден прервать петербургскую учебу сына, поскольку отрок предавался разгульной жизни. А впоследствии, уже после смерти отца, юный Вяземский, по собственному выражению, «прокипятил на картах около полумиллиона» – львиную долю огромного наследственного состояния (письмо к А.И. Тургеневу от 21 октября 1823 года) . Просветительское вольнодумство легко переходило в кощунство и богоборчество, и это временами случалось в творчестве Вяземского. Через всю жизнь он пронес любовь к Д.И. Фонвизину, причем, можно заметить, что самый глубокий след в его сознании оставило раннее, богоборческое по содержанию, стихотворение Фонвизина «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке» (середина 1760-х). В 1830–1832 годах Вяземский написал книгу-исследование «Фонвизин», в которой, что знаменательно, почти не обратил внимания на духовные переживания своего героя, в частности на его обращение от рассудочности и неверия к масонскому магизму. Вместе с тем, просветительский скепсис, рассудочность и бездуховность составляли лишь один из «профилей» (причем далеко не самый видный) в творческом облике Вяземского. |
|
|
