| Нападки либеральных критиков " Нового мира " на общественную позицию " Молодой гвардии " заставили ряд авторов последней (М. Алексеев, С. Викулов, С. Воронин, Ан. Иванов, В. Чивилихин и др.) выступить в защиту журнала и патриотических ценностей. Письмо " Против чего выступает " Новый мир " было опубликовано в " Огоньке " (тогда возглавлявшемся А. Софроновым), в N 30 за 1969 год. Авторы письма отмечают, что " Новый мир " " не упускает случая поиздеваться надо всем, что связано с любовью к отчим местам, к родной земле... и почему-то особенно к русской старине " ; " авторы " Нового мира " направляют весь свой критический запал против тех произведений, которые отстаивают традиции русской и других национальных культур, идей преемственности поколений, народно-революционной борьбы, советского патриотизма " . Но у Кремля в фаворитах ходили другие авторы. Организационное оформление Русской партии можно отнести к 1966 году, году основания Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры. Его ядром был так называемый " Русский клуб " , у истоков которого стояли О. Волков, П. Палиевский, В. Кожинов, А. Ланщиков, С. Семанов, Д. Жуков. Председателем ВООПИК был избран Игорь Васильевич Петрянов - академик отделения химических наук. Общество получило помещение в одном из домов Высокопетровского монастыря в Москве. Об атмосфере, царившей в обществе, вспоминает С. Семанов: " Вот Святослав Котенко рассуждает о кино и вдрызг разносит сверхпартийный фильм Габриловича и Райзмана " Коммунист " , увенчанный всеми премиальными погремушками: " В этой картине коммунист реквизует жену у русского крестьянина! " Таких слов в ту пору нигде нельзя было больше услышать. Марк Любомудров, говоря о русском театре вчера и сегодня, начинает прямо с таких вот слов: " Русского театра больше нет, его убили " . Через некоторое время Любомудров был отчислен из ленинградского института за " профнепригодность " , меж тем как множество его коллег откочевали в сторону " земли обетованной " . И далее: " Летом 1970-го съехались мы в Смоленск на конференцию. По завершении собрались в ресторане. После первого тоста за хозяев грянули дружным хором свою любимую, что не раз певали: " Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам " , а во время исполнения припева: " Так за Царя, за Родину, за Веру... " - все " наши " вскочили, держа рюмки на согнутой руке у груди. Сидевший рядом с Петряновым секретарь обкома по идеологии осторожно шепнул ему: " Но ведь это, кажется, белогвардейская песня? " Академик благодушно улыбнулся: " Ну что вы, это же Пушкин " . |
| Соревнователи вносили ежегодный взнос от 1 до 3 р. За все время существования в ОЛДП состояли 812 действительных членов, 127 почетных членов и 4 пожизненных члена (см., в частности: Извеков. 1913. С. 236-250). Наряду с представителями духовенства членами ОЛДП были известные ученые и общественные деятели, в т. ч. О. М. Бодянский , С. А. Белокуров , И. Д. Беляев, В. А. Грингмут, Н. А. Заозерский, Н. Ф. Каптерев , И. И. Срезневский , И. Ф. Токмаков , кн. С. Н. Трубецкой, В. Д. Фартусов , барон Д. О. Шеппинг, П. В. Щапов и др. ОЛДП размещалось сначала в Высокопетровском мон-ре, а с 1902 г.- в Епархиальном доме (Лихов пер., 6). В ОЛДП в разное время действовало 11 структурных подразделений. Реальная деятельность некоторых из них началась раньше времени ее документального оформления. Епархиальная библиотека созданная во многом трудами буд. членов ОЛДП, стала подразделением об-ва с момента его создания. Она вмещала в себя б-ки отделов ОЛДП, образуя единое целое; с появлением в об-ве новых отделов создавались и новые отделы б-ки. Особый ее отдел составляла «Иванцевская библиотека» (пожертвования прот. А. М. Иванцова-Платонова (700 названий книг) и прот. Г. П. Смирнова-Платонова (4 тыс. названий)). В 10-х гг. XX в. в Епархиальной б-ке находилось 1264 рукописи (данные на 1913 г.), свыше 23 тыс. наименований книг в 32 тыс. томов и выпусков (на 1915 г.), 489 наименований периодических изданий (на 1916 г.). Издания в б-ку поступали от жертвователей, их покупали, выписывали, обменивали (на дуплеты; на свои издания с др. об-вами, братствами, орг-циями). Последние известные покупки периодики в б-ку датируются окт. 1918 г. Б-ка включала: издания Свящ. Писания на русском и иностранных языках; собрания апокрифов НЗ; толкования и комментарии на Свящ. Писание; издания богословской тематики; издания актов Вселенских и Поместных Соборов; Талмуд; симфонии; конкордации; статистические издания; отчеты духовных учебных заведений и об-в; древнюю и совр. проповедническую лит-ру; писания св. отцов и учителей Церкви; издания по патрологии; религиозно-нравственные книги; труды греческих и латинских классиков; издания по русской, всемирной и церковной истории, философии, географии, праву (гражданскому и церковному), иконописанию, церковной живописи, архитектуре, археологии, по всемирной и русской лит-ре, педагогике; словари и лексиконы и др. |
| За неприличное и оскорбительное письмо я сделал священнику Алхимовичу строгое замечание, внушив ему, чтобы он впредь воздерживался от подобных письменных сношений с помещиком Барщевским. Тем дело и кончилось. 17-го июля я уведомлял преосвященного Можайского Игнатия о своей решимости ехать в Москву на юбилейное —736— 1867 г. торжество Владыки-Митрополита и просил у Его Преосвященства пристанища в Высокопетровской обители, на время пребывания моего в Столице. «Недалеко и 5-е августа, писал я преосвященному. Вопрос о путешествии моём в Москву к этому достопамятному дню, занимавший меня в течение всего лета, наконец, решён положительно. И собственное моё чувство, и общий голос Витебска, принуждают меня предпринять путь в Москву для личного приветствия великого Святителя с имеющим совершиться столь важным событием в Его жизни. В последних числах текущего месяца располагают выехать из Витебска чрез Петербург, где думаю остановиться на самое короткое время, и рассчитываю прибыть в Москву, если Бог благословит, 3-го или 4-го августа. По уверенности в Вашей ко мне любви позволяю себе надеяться, что вы не откажите мне в помещении на время пребывания моего в Москве. Без сомнения, я уверен, что другие не отказали бы мне в странноприимстве, но для меня Высокопетровская обитель имеет преимущественную приятность во многих отношениях. Не пишу Вам более ничего, в надежде переговорить с вами обо всём при личном свидании. Желательно бы предварительно знать, где Владыка будет проводить 5-е августа – в Москве или в Лавре. Просил бы я вас покорнейше написать мне о сём: знать об этом мне нужно для некоторых моих соображений. О намерении моём отправиться в Москву я пишу к Его Высокопреосвященству», Добрый друг и собрат мой не замедлил дать мне ответ на моё письмо. Вот что писал он от 22-го ч.: «Высокопетровская обитель очень рада будет дорогому гостю. Святитель будет свой праздник в Лавре. Будет отправлен адрес; а из Викариев, сколько предполагаем, один в Лавру поедет, а другой в Москве останется для торжественного на сей день священнослужения. |
| С ним было у меня и нередкое письменное общение. Узнав об изданной Вами книжке воспоминаний о сём архипастыре, я крепко желал приобрести её тогда же, и даже собирался написать к Вам о сём моем желании, но не успел собраться, как Ваше Преосвященство угадали духом своим это желание и благоволили мне прислать сию книжку, с прочими приложениями. Прошу принять мою живейшую благодарность за сей дар братолюбия Вашего. Простите только, что замедлил своей благодарностью. Причиной служит тяжкая болезнь, постигшая меня, Божиим гневом и милостью, в конце июня и начале июля и приблизившая меня даже до врат смертных, ради чего я и приготовился, как подобало, по долгу христианскому и пастырскому. Но верно предстательство угодников Божиих Казанских и тёплые молитвы о мне паствы —751— 1878 г. похитили меня из рук ангела смерти на более или менее продолжительное время. Приемлю сие Божие посещение как послание себе от Пастыреначальника – Христа Иисуса, в роде, напр., посланий Его же к ангелу Ефесской, или Лаодикийской, или других из семи Церквей 3137 ... Теперь поправляюсь от злой огневицы, бывшей у меня, но ещё продолжаю принимать от ней врачество и нахожусь в руках врача. От того, как видите, и пишу ещё не довольно твёрдой рукой. Между тем – вот что: к почившему Архипастырю я писал, незадолго до перевода его из Москвы, одно длинное и серьёзного содержания письмо. Да и между другими моими письмами были о предметах более или менее относящихся к церковным делам. Желал бы знать, сохранил ли он у себя сии корреспонденции, и если сохранил, кому они достались? Но я утомил и Вас и себя своим многописанием. Простите на сей раз. Прошу Ваших молитв о моей немощи, и с истинным почтением, преданностью, и яже во Христе любовью есмь Вашего Преосвященства усерднейший слуга“... 5-го ч. писал я в Москву Высокопетровскому архимандриту Григорию: „С любопытством ожидаю июньской книжки Чтений в Общ. Люб. Д. Просв., в которой Вы сделали вклад материалов для биографии покойного Владыки. Да, пора учёному Московскому духовенству серьёзно приняться за приготовление достойной биографии своего великого и незабвенного Святителя. Скажите мне, о. Архимандрит, у кого в руках остаются 39 томов записок покойного Никодима 3138 , Еп. Енисейского, о которых упоминается в январской Кн. Правосл. Обозр. за текущий год, в подстрочном примечании на стр. 111, и какое из них думают сделать употребление. И не из этих ли записок извлечена Вами статья Преосв. Никодима, напечатанная в Чтен. Общ. Ист. и Др. Р. под заглавием: „О Филарете митр. моск. моя память“ 3139 . —752— 1878 г. С возлюбленным о Господе братом и моим преемником по кафедре Можайской начинаю входить, кроме молитвенного, и в письменное общение. От него недавно получил прелюбезное письмо, на которое и сам не замедлил ответом. Получил также от Его Преосвященства в дар книгу о церковном суде. Книга преинтересная и преполезная для нашей братии. |
| «Благодарю, говорил окончившим в 1860 г. курс учения, за внимание к наукам богословским; будьте также внимательны к своей пастве, когда поступите на места. «Какая глупость! отец, священник коломенской Вознесенской церкви, не хотел назвать сыновей своих по-русски Вознесенскими, а назвал по латыни Асценсовыми». 37 На публичном экзамене в Высокопетровском училище владыка заставил (1832 г.) ученика 4-го класса Аничкова Ивана, не пропевшего херувимской песни по обиходу, перевести ее на латинский, потом и на греческий язык; довольный переводом его написал в разрядном списке: canim (поёт). 38 + Похваляя (это было после экзамена, в 30 годах) ответы учеников того же училища, по закону Божию, присовокупил: аще ciя весте, блажени есте. аще творите я ( Иоан. 13, 17 ). Протоиерей В. Е. С-в рассказал мне следующее: а) в 4-м (высшем) классе Высокопетровского училища был я вторым в общем списке, а первый ученик, Николай Соловьев, заболел к концу учебного года (1827–1828) и мне на публичном экзамене довелось много отвечать по разным предметам, в присутствии м. Филарета, который в каждом классе обращал особенное внимание на первого ученика. В списке, поданном ему, значились успехи учеников по всем предметам. Я был перворазрядный по всем предметам, а в графе нотного обихода поставлено было на мне «3». Он сказал мне: «что же ты, по всем прочим предметам, успел, а единого не докончал» ( Мар. 10, 21 )? На другой день он прислал в училище две книги в богатых переплетах, одну: «Нотный обиход» мне, а другую: «Consolamio» Цицерона первому ученику 3 класса. б) На публичном экзамене в московской семинарии, отвечая по предмету словесности, на латинском языке, я, вместо creaturis, сказал: creaturabus. Владыка сказал: «постой, не спеши. Ты Световидов, а грамматики не видишь»! в) Раз он заехал в семинарию из московской Синодальной конторы и ходил по классам. В нашем риторическом классе занимались в то время греческим языком. Преподавал лектор-ученик богословия. «Αληθευειν что значит»? спросил владыка. – Любите истину. – «Как сказать по-русски одним словом»? На этот вопрос никто не мог ответить. Владыка сказал : «истинствовать» ( Прит. 21, 3 ), и пошел из класса. |
| Принимая Красовицкого на епархиальную службу, я хотел, с одной стороны, вывесть его из затруднительного положения, в каком он находился, а с другой, рассчитывал на его содействие и помощь мне в делах епархиального управления. Но мои расчеты на него, так же как и на Квятковского, далеко не оправдались; вместо помощи и содействия я скоро встретил с его стороны упорство и противодействие. Характер Красовицкого обнаружился тотчас же после его возведения в священный сан. Посвятившись во иерея 25-го декабря, он испросил у меня дозволение сказать поучение в день нового (1869) года. Я охотно согласился на его просьбу, ожидая от него назидательного поучения, но поучение написано было таким резким, обличительным и высокомерным тоном, что я никак не мог дозволить произнесть его. О дальнейших немирных и неприязненных ко мне отношениях со стороны свящ. Красовицкого будет говорено в своем месте. 18-го декабря получено мной из Москвы от Высокопетровского казначея иеромонаха Иосифа письмо следующего содержания: «Спешу сообщить о смерти духовника Вашего отца Стефана. Преступнику – злодею послушнику его угодно было лишить его жизни одним ударом топора 8-го декабря после служения им литургии. Думать надобно, он напал на сонного; преступник повинился. Помолитесь, Владыко святый, за такого доброго старца, вечное ему блаженство! Что же касается того жертвователя, о котором Вы писали – предлагал ему о всем, но решительного еще ничего не получил, а что после окажется, предварительно уведомлю Вас». О. Стефан 225 , об ужасной кончине коего упоминается в письме, был эконом кафедрального Чудова монастыря, из вдовых сельских священников. Это был образец кротости и нравственной доброты. В продолжении многих лет, пока я оставался на службе в Москве, он был моим духовным отцом. Он же был и духовником Преосвящ. Игнатия, а также и Преосвящ. Леонида в последние годы его пребывания в Москве. Сын убиенного старца, бывший послушник Николо-Перервинского монастыря, избран был мною в 1856 г. в помощника мне по должности Синодального Ризничего и пострижен в монашество с именем Иосифа 226 . Этот последний, в письме от 27-го декабря (1868. г.), описывал мне обстоятельства неожиданной и ужасной кончины своего родителя в следующих чертах: |
| Леониду, – что так поздно отвечаю на ваше дорогое, приветственное послание от 28-го сентября. Каждое утро, как вам известно по собственному опыту, официальные дела и просители, а по вечерам с некоторого времени я начал заниматься, и не без увлечения, делом, о котором давно думал и мечтал и которому когда-то старался расположить и вас. Я разумею мемуары. Одобрите ли вы мое предприятие, или нет? Прошу вас изъяснить мне об этом предмете ваши искренние мысли. К занятию этим делом меня поощряют многочисленные примеры не только светских, но и духовный лиц, и даже святых мужей. Между прочим, имел я при этом ввиду некоторых из ваших предшественников на ярославской кафедре, начиная со святителя Димитрия. Следует теперь и вашему высокопреосвященству приняться за перо, чтобы начертить если не подробную автобиографию, то, по крайней мере, воспоминания о ваших многолетних и столь близких отношениях к приснопамятному святителю Филарету. Вы были на днях в Москве. Воображаю, как для вас было отрадно снова взглянуть на священный град после вашей, хотя еще и не очень продолжительной, с ним разлуки. С радостью, без сомнения, увидали вас и многочисленные ваши почитатели. Жаль, что мне не дано никакого поручения, чтобы иметь повод почаще бывать в незабвенной Москве. Правда, Москва начинает для меня более и более пустеть: многих, очень многих добрых знакомых я уже не досчитываюсь там. Вот и еще одною, и – очень крупною цифрою сократилось для меня число московских благоприятелей и благодетелей. Я говорю о В. М. Бостанджогло. В нем я лишился одного из самых благорасположенных ко мне людей. Вечная ему память!.. Скажите мне, владыка святый, как вы привыкаете к новому месту служения, как идут ваши консисторские дела, имеете ли какое-нибудь, хотя небольшое, но приятное для вас общество между ярославской интеллигенцией и проч.» На эти вопросы я ожидал, без сомнения, рано или поздно от моего доброго друга удовлетворительных ответов: но – увы! Вместо его ответов получаю 16-го того же декабря, в 8 часов утра, из Москвы, от высокопетровского о. |
| Указом 15 июля 1744 года все вотчины предоставлены были в ведение и управление тех, кому они прежде принадлежали. Таким образом и синодальные вотчины возвратились Синоду. Кроме того, духовные власти с заопределенных вотчин должны были по-прежнему вносить известные оброки, а Коллегии Экономии для взимания, хранения и употребления этих доходов, а также и для управления синодальными вотчинами уже не существовало, Синоду же невозможно было взять это на себя. Повторилось то же, что было и в 1721 году, когда, тотчас по своем учреждении, получив в свое ведение церковные имения, Синод вынужден был учредить вновь недавно упраздненный Монастырский Приказ. Теперь на место Коллегии Экономии, по определению Синода от 23 июля 1744 г., явилась Канцелярия Синодального Экономического Правления, в которую Коллегия Экономии была переименована 411 , но при этом состав членов присутствия и канцелярии был сделан совсем иным, и предметы ведомства значительно изменены и ограничены. В Канцелярию С. Э. Правления были назначены всего трое – Пахомий, архимандрит Высокопетровского монастыря; Пахомий, келарь Троице-Сергиева монастыря (на место которого затем был назначен Товия, игумен Данилова монастыря), да за советника – секретарь Св. Синода Павел Протопопов. Им велено было вступив в исполнение обязанностей, принять по описи дела и казну, хлеб и прочее имущество 412 , составить и подать Синоду штат канцелярии и впредь до особенного указа, действовать по прежним указам, в сомнениях же обращаться к Св. Синоду. Дела Канцелярии С. Э. Правления были распределены на 3 экспедиции: 1) дела бывшего Монастырского Приказа; 2) дела бывшего Дворцового и 3) дела бывшего Казенного Приказа. Для делопроизводства были определены 4 секретаря и 8 канцеляристов, но потом (26 ноября 1744 г.) в виду учреждения должности экономов «для наблюдения за умножением хлебной пашни и оброчных сборов», Синодом велено было трем и даже двум секретарям с семью канцеляристами. Кроме того – избрать способных людей на должности комиссаров и к ним помощников из монахов. Из числа членов Канцелярии Пахомий, архимандрит Высокопетровский, был сделан первенствующим, а Товия и Протопопов – советниками. Духовные от богослужебной чреды были уволены 413 . |
| И когда получен будет на сие удовлетворительный отзыв, в то время возыметь сношение с г. министром финансов, дабы показанные причитающиеся Иерусалимскому патриарху деньги отпущены были в Святейший Синод из Главного казначейства, которые, по получении их и по записке в приход, а потом в расход, для доставления их к патриарху теми способами, какие найдет г. вице-канцлер удобными, отослать при указе в Государственную Коллегию иностранных дел вместе с теми сведениями 15 . 2 . Святейший Синод предоставляет г. синодальному обер-прокурору доложить государю императору: не благоугодно ли будет Его Величеству означенное состоящее в Москве Иерусалимское подворье, из снисхождения к бедствующему положению Иерусалимского патриарха, освободить от повинности исправлять мостовую при оном подворье, отнеся содержание оной на городские доходы». 3 . Синодальному члену, преосвященному Филарету, митрополиту Московскому, предписать указом, дабы он, преосвященный, обратя пастырское внимание на состояние московского Иерусалимского подворья, дал настоятелю оного надлежащее направление, чтобы приходно-расходные книги ведены были должным порядком и наблюдались бы хозяйственные выгоды. Причем настоятелю того подворья поставить в непременную обязанность в управлении подворьем неуклонно держаться тех распоряжений, какие, вследствие сего предписания, для пользы подворья сделаны будут, до открытия свободного сношения (прекратившегося по случаю войны с Турцией) с Иерусалимским патриархом». В силу указанного постановления Синода московский митрополит предписал настоятелю Иерусалимского подворья архимандриту Венедикту и благочинному московских монастырей высокопетровскому архимандриту Гавриилу: а)впредь по Иерусалимскому подворью приход и расход денежных сумм вписывать каждомесячно; б) каждомесячно же благочинному монастырей оный приход и расход поверять и под книгами расписываться; в) суммы выдавать с расписками получателей; г) если благочинный усмотрит опущение в хозяйстве, то, объясняя архимандриту, делать в то же время надлежащее исправление опущенному, а в потребном случае представлять ему, преосвященному; д) приходно-расходные книги присылать каждогодно в январе месяце в консисторию для засвидетельствования, а ему, преосвященному, представлять краткую ведомость. |
| Из Киева все четверо поехали в Москву. Гавриил остановился в Высокопетровском монастыре у архимандрита Григория. Конечно, Гавриил рассказал про свое житье в Оптиной, про скорби, про обход в пострижении, про свои думы. О.Григорий и раньше звал его к себе, а теперь в особенности убеждал переходить к нему. Он глубоко сочувствовал его горю и обещал со своей стороны сделать все для скорого его пострига. И дело сделано: брат Гавриил подал прошение о переводе митрополиту Иннокентию, знаменитому просветителю Аляски – когда-то она была нашей, – и перевод состоялся. Но по прибытии в Оптину Гавриил опять никому не сказал, что он, собственно, теперь уже отрезанный от них ломоть. Он распродавал свои вещи – и молчал. Получив за них деньги, пока оставлял их у себя. Так что наружно все было по-прежнему. Откуда такая осторожность и предусмотрительность у молодого монаха с простой душой? Но пример этот очень и очень поучителен. Хочется сказать много, но лучше умолчать. Однако резолюция митрополита – одно, а исполнение решения – другое. Мы часто наблюдаем теперь в миру: как будто свобода, каждый формально не закрепощен, как у помещика на барщине, а попробуй уйти с места и натолкнешься на сопротивление начальника. Иногда и высшая инстанция ничего не имеет против твоего ухода, но непосредственное начальство «бузит» и «не пущает», как прежний городовой. Этого-то и боялся брат Гавриил. Как бы не «забузили» в обители заинтересованные лица. Пошел к письмоводителю. (Я везде имена второстепенных лиц опускаю. Конечно, упоминание их создает атмосферу большей документальности, достоверности и даже убедительности, наглядности, но думаю все-таки, это ни к чему здесь.) Письмоводитель успокоительно заверил, что нет, дескать, основания задерживать одного человека при братстве в 300 человек (скатертью, мол, дорога). До сих пор брату Гавриилу удавалось скрывать свое намерение и раньше времени не давать таковому выхода, чтобы оно невзначай не повредило ему. Но канцелярской дверью нельзя было прищемить хвост слухам, и эта весть пошла гулять по монастырю. Игумен и его старший послушник, друг Гавриила, первые узнали о ней. |
|
|
