| Поэтому, приговор должен был побудить многих отказаться от общения с Фотием (как об этом и говорит Анастасий). К этому присоединялись опасения родителей, дети которых учились у Фотия и давали подписку во всём следовать ему: Что, если патриарх станет еретиком? Наконец, преследования Игнатия должны были вызывать тем большее огорчение, что Фотий, их причина, признан теперь псевдопатриархом. Пока была надежда, что папа утвердит Фотия, можно было успокаивать совесть, упрекавшую за общение с ним. Теперь эта надежда исчезла, и оправдываться стало нечем. – Так комбинирует Г-р имеющиеся у него данные, чтобы доказать нужный ему тезис. Посмотрим, насколько прочна его комбинация. Положительное свидетельство извлекается им из Анастасия Библиотекаря (Mansi XVI. 4 Е). Но у Анастасия можно предполагать естественное желание приписать римским анафемам грозную силу, даже если бы римские громы на востоке отдавались бессильным эхом. Его показание – свидетельство заинтересованной стороны, которое имело бы полную силу лишь тогда, когда находило бы подтверждение в других источниках. Последнего, однако, нет. Приговор папы мог произвести впечатление лишь в кругу игнатиан, но укрепить слабевшую с каждым годом партию (ослабление признаёт и Г-р, S. 528) он всё же был бессилен. Восстановить народ против Фотия, как узурпатора, он тоже не мог; узурпатором Фотий не был, и народ не мог его считать таковым, так как Фотий всегда мог поставить широкие круги общества в известность о подлинном ходе его избрания. Папский авторитет стоял на востоке высоко; всё же Восток следовал ему лишь тогда, когда мнения и цели пап совпадали с мнениями и целями восточного церковного общества и иерархии. Даже Игнатий не считался с волей Рима, когда не был с нею согласен, и это доказал как в первое свое правление, в деле Асбесты, так и во второе, по болгарскому вопросу. Следовательно, сам по себе папский авторитет на востоке значил в описываемое время не так много. Идея первенства папы еще жива на востоке, но уже формируется, не без влияния Феодора Студита , теория пяти патриархатов. |
| Но венский двор, знаменитый в истории выгодными брачными союзами, не изменил своему характеру и относительно презираемой России. В феврале 1702 года Голицын доносил государю: «Король шведский здесь ищет и много, кому надлежит, обещал дать денег, а ныне его посланник всех министров и других имеющих силу, а больше иезуитов подкупает, чтобы цесарь выдал за него дочь свою, и обещает принять закон римский, а сестру свою хочет выдать за эрцгерцога; только здесь еще не позволяют. Беспрестанно меня просят, чтобы вы приказали прислать персоны (портреты) сестры вашей, царевны Натальи Алексеевны, и брата вашего, царя Иоанна Алексеевич а, дочерей. Здесь при дворе этого усердно желают, и не раз сама императрица говорила мне, что хочет как можно скорее видеть портреты; больше склоняются к царевне Наталье Алексеевне. По указу цесарскому говорил мне граф Кауниц, чтобы вы сына своего прислали в Вену для науки; до цесаря дошел слух, что вы обещали послать царевича к королю прусскому и в другие места, что очень огорчило цесаря. Кауниц требовал у меня ответа; я отвечал, что без воли вашей отповеди дать не умею; Кауниц прибавил: если б царевичу понравилась какая-нибудь эрцгерцогиня, то цесарь с радостию выдал бы ее за него, только б была ваша воля». В то же время Голицын доносил: «Отдал мне визит нунций папский и говорил, что готов служить вам в деле повышения вашего маестата (титула). Говорил также, чтобы вы позволили при своем дворе быть послам римским не для каких-нибудь дел, а только для повышения вашего маестата, и послы уже готовы в Риме к отправлению, только не смеют ехать без вашей воли. Если вы им прикажете приехать, то они не будут ничего требовать, станут жить на своем корму, по здешнему европейскому обычаю; папа это делает только для чести вашей и для любви с вами». Головину Голицын писал, что виновником прежней холодности был Кауниц, задаренный шведским королем, но теперь и Кауниц стал гораздо мягче; теперь на стороне царского величества папа, и нунций папский имеет великую силу при дворе, может сделать все, что захочет. Нунций, осыпая Голицына любезностями, объявил ему, что шведский король чрезвычайно опасается союза Австрии с Россиею и изо всех сил ему препятствует, хочет принять римский закон и просит за себя дочь цесарскую, подкупает министров, а императрицу обольщает королевством Польским: предлагает нынешнего польского короля низвергнуть, а на его место возвести императрицына брата, курфирста пфальцкого; впрочем, нунций сказал, что они до этого не допустят. Голицыну дано было знать, что папа готов признавать царя восточным императором (за цесаря ариантальского). |
| Епископ Фессалоники уже в IV в. пользовался высоким положением экзарха всего македонского диоцеза. В конце IV в., Фессалоника делается резиденцией иллирийского префекта, т. е. центром гражданского управления всего Иллирика. Дакийский (северно-иллирийский) диоцез, – при отсутствии здесь какой-нибудь выдающейся апостольской кафедры или важного по гражданскому значению города, – естественно должен был вскоре примкнуть тоже к Фессалонике. Таким образом, здесь должна была завершиться централизация церковного управления почти всего восточного Иллирика. Епископу этого то города всего естественнее и было поручить надзор за иллирийскими церквами в качестве наместника ап. престола. Так возникает в Фессалонике папский викариат, формально учрежденный папой Иннокентием I 17 июня 415 г. Почва для признания римской юрисдикции в Фессалонике в это время была готова, фессалоникскому епископу, получившему права иллирийского экзарха благодаря гражданскому значению города, естественно, желательно было иметь для них и церковную санкцию. Между тем, ни одним собором эти права не были утверждены. Признание их со стороны ап. престола, притом высоком авторитете, каким он в то время пользовался во всем христианском мире, а тем более в Иллирике и могло, до известной степени, заменять санкцию соборную. Однако, это был мотив лишь второстепенный. Был другой, гораздо более серьезный мотив. Очутившись после 381 г. в промежуточном положении между старым и Новым Римом, экзарх Иллирика отлично понимал, что своей самостоятельности ему все равно долго не сохранить. Совершившийся на его глазах пример того, как экзарх соседнего Константинополю округа может занять скромное положение подчиненного епископу столицы, наглядно показывал, что то же самое в любое время может случиться и с ним. Думать, следовательно, приходилось лишь о том, куда лучше примкнуть, – к Риму или к столице Востока. Но разумеется, стоять в номинальной зависимости от далекого Рима было несравненно выгоднее, чем в действительном подчинении близкому Константинополю, – и папский викариат в Фессалонике был признан с полной готовностью. |
| Феодору занимали ее собственные взгляды. Очевидно, она считала, что мысль Юстиниана о построении идеального, универсального государства не отличается особой прозорливостью. Жертвовать преданностью и покорностью Востока ради проблематичной рассудочной верности Запада – это политика, к которой она не ощущала душевного расположения. В этом ее поддерживали многие византийские государственные мужи, имена которых составляют почтенный список. Никогда не следует валить лестницу, по которой ты поднимаешься. Вот основной вопрос, занимавший умы константинопольских политических мыслителей: по какой лестнице они поднимаются? Заключается ли их сила в традициях универсального римского государства-мира, как думал Юстиниан, или в объединении всех восточных земель, как полагал Анастасий? Цель, которую поставила перед собой Феодора, была весьма дерзкой; императрица решила сама наложить руку на папство – сердце и средоточие христианского мира. Средство, с помощью которого она намеревалась добиться этой цели, было рядом – папский нунций в Константинополе дьякон Вигилий. Казалось, предпринятые действия вели к успеху. Между Феодорой и Вигилием установились доверительные отношения, полные взаимопонимания. Когда папа Агапет умер, дьякон, щедро финансируемый Феодорой, спешно бросился в Италию. Идея заключалась в том, чтобы Вигилий, заняв папский престол, обеспечил Феодоре поддержку для достижения ее целей. Условия соглашения, вероятно, были еще не до конца сформулированы. Вигилий прибыл в Рим слишком поздно: на святейший престол был избран Сильверий. Когда Феодоре не удалось получить от Сильверия помощь и поддержку, на которую она рассчитывала, императрица решила, что его должен заменить ее протеже Вигилий. Однако сместить римского папу – не такая простая задача. Именно об этом писала Антонине Феодора в ту осень, когда готы осаждали Рим. Письмо (как мы видели) пришло вскоре после отъезда Прокопия. Для того чтобы Велизарий не проявлял излишнего любопытства, ему тоже послали письма, в которых были обещаны подкрепления. Занятый этими проблемами, он не стал утруждать себя выяснением содержания писем к Антонине. V |
| Это и был папа Лев, прозванный современниками Великим. Заслуживает или нет он название Великого, к каковому названию между прочим относится отрицательно Пертель, рассуждать об этом в данном случае излишне; на это может ответить вообще деятельность и заслуга Льва для Церкви, которая почитает его святым. Во всяком случае, это был человек выдающийся среди римских первосвященников, с чем соглашается и сам Пертель, и история, как известно, не очень щедро награждает людей званием Великого, особенно не имея к тому достаточных оснований. Известно, что св. Лев выдвинулся как личность необыкновенная еще до вступления на папский престол и пользовался уважением от таких мужей, как Кирилл Александрийский , который, имея в виду его влияние и авторитет перед папами, сносился с ним по делам церковным. А что Лев пользовался особенным влиянием и авторитетом перед папами, об этом очень ясно говорит такой факт из его жизни, как назначение его в 439г. папой Сикстом примирителем двух ссорящихся между собой полководцев империи: Аэция и Альбина. Об его уме, твердости характера и несокрушимой энергии свидетельствует слишком ясно, чтобы их отрицать, вся его деятельность в продолжении 20 лет папства (440–461). Можно сказать, что он был истинный представитель своей нации, в лучшем смысле этого слова, чистый тип римлянина древних времен. Время, когда Лев Великий вступил на папский престол, было, насколько известно из истории, очень смутное не только для римской церкви, но и для восточной, и с этими смутами, как церковными, опасными для чистоты веры Христовой, так и гражданскими, опасными для римской империи, Льву пришлось бороться в продолжение всей своей жизни. Описывать подробно деятельность Льва Великого было бы очень долго, а в данном случае для нас она важна только настолько, насколько служит проявлением и отражением лежащих в основе ее тех убеждений и принципов, которыми руководился Лев Великий в жизни. В общем его деятельность выразилась в следующем: 1)в борьбе с ересями в пределах церкви западной, ересями: пелагиан прискиллиан и манихеев; 2)в стремлении: подчинить своей юрисдикции митрополитов, старавшихся быть самостоятельными; распространить влияние и авторитет папского престола в церквах Иллирии, Галлии, Африки, Сицилии, Испании и др. |
| – Посмотрим далее на другие стороны положения тех же духовных особ в Турции. В среде греко-восточной церкви здесь, ответственность за весьма многое в ходе дел греко-восточной общины несет пред турецким правительством православный патриарх. По-видимому, римско-католическая община на турецком Востоке поставлена тоже под контроль. Таким контролером (или генеральным прокурором), по назначению турецкого правительства, в этой общине служит особое лицо – векиль. Но это только по-видимому… На самом же деле векиль, которому со стороны турецкой власти поручена гражданская юрисдикция над латинской райей, занимает второстепенное значение по сравнению с т.н. апостолическим викарием в турецкой столице, высшим представителем папских полномочий по духовному управлению латинской церковью в пределах Турции. Векиль – непременно римско-католик по своему вероисповеданию, и это естественно делает его лицом, подчиненным власти апостолического викария в Константинополе. Одним словом, этот папский викарий в силу своего положения есть не только высший представитель панской власти в Турции, не только руководитель папской политики на Востоке, но представляет в своем лице решающую инстанцию во всех важнейших светских делах, касающихся латинской райи. В результате того устройства, какое получила римско-католическая община в Турции, находим следующее: если папская система – говорят нам канонисты – всюду и всегда стремится к тому, чтобы поставить церковное управление в известной стране по возможности вне всякого влияния светского правительства, то нигде эта система не доведена до такого совершенства, как в Турции. Благодаря этой системе не только церковные учреждения, существующие здесь для иностранцев – латинян, подлежат покровительству иностранных дер- —360— жав, но и все вообще католические учреждения в Турции, несмотря на то, что их появление вызвано потребностями здешних коренных жителей латинского исповедания, так или иначе примыкают к системе иностранного покровительства, в обход всякого вмешательства местной государственной власти. |
| В 1622 году Григорий XV создал знаменитую «Конгрегацию для распространения веры, Collegium de propaganda Fide, или, говоря просто, Пропаганду. В нее были включены все дела Конгрегации для дел веры и религии католической». «Посадивши на папский престол своего питомца Григория XV, иезуиты основывают в Риме, в силу папского разрешения 1622 года, Cangregatio de propaganda Fide, которую обыкновенно кратко называют Пропаганд». Пропаганда самостоятельная власть в Риме, – раздраженно замечает исследователь истории Православной Церкви в Австро-Венгрии, – из каких-то 80 членов, которые заведуют всеми делами, касающимися присоединения разных народов, крещеных и не крещеных, во всех пяти частях света, к Римской церкви. Это орган, при помощи которого папа расширяет свою власть по свету в духе учения иезуитов. Власть Пропаганды велика. Распоряжения, которые издает председатель и секретарь Пропаганды, должны уважать и исполнять все власти римской церкви, наравне с папскими. Велика власть, но еще больше богатство» 152 . Более двухсот лет Пропаганда нераздельно владела делами обращения, однако дела Востока все разрастались, и в 1862 г. Пий IX создал вторую Пропаганду, но с добавлением «pro Negotiis Ritus Orientalis» – то есть «по делам восточного обряда». Обе Пропаганды помещались в одном и том же здании и имели общего префекта, которым долгое время был поляк кардинал Меч. Ледоховский. Получалась, некоторым образом, неловкость – униаты «восточного обряда» как будто на одну доску ставились с язычниками. На это, впрочем, мало обращали внимания. Революция в России все изменила. Язычники для Рима потеряли всякий интерес, на первом плане оказался русский православный народ. 1 мая 1917 года Бенедикт XV декретом «Dei Providentis» (в Риме прекрасные стилисты) создает новую Конгрегацию Congregatio pro Ecclesia Orientalis, «для восточной церкви», которая совершенно отделяется от Пропаганды и начинает действовать с 1 декабря 1917 года. Префектом становится сам папа и его наследники. Думая о России, нельзя думать о распространении веры. Вера в России распространена, и, по мнению самого д’Эрбиньи, гораздо больше, чем в Европе, несмотря на все гонения. Идет вопрос не столько о миссионерстве, сколько о политике, о подчинении России, которая обладает всей полнотой церковного быта, признаваемого и одобряемого Римом. В силу этого в восточной Конгрегации были сосредоточены все административные дела католиков «восточного обряда». Дела, касающиеся «чистоты веры», по общему порядку отнесены к SW. Officium, а с 1931 года были изъяты дела по организации и управлению высшими богословскими учебными заведениями. |
| Переписка между германокоролевским и византийским двором в 1150 и 1151 гг. представляет капитальный исторический интерес. Уже в феврале 1150 г. в Германию было отправлено посольство с Михаилом Вардалием во главе. Конрад отвечал на предложения Мануила ответным посланием, в котором уверял, что хорошо помнит о данных обязательствах и что исполнение их только замедлено вследствие нездоровья и смут в Германии. Вместе с тем в письме выражалась благодарность за радушный прием, оказанный в Константинополе в самую тяжелую для него минуту после потери войска и во время болезни, и за то внимание, с каким сам царь ухаживал за больным и подавал ему лекарство. Летом того же года Конрад отправил своего посла в Константинополь с письмами, рисующими политическое положение. Сицилийский тиран подкупил деньгами Вельфа – «это служило препятствием к исполнению проекта похода в Италию. Теперь же, – продолжал король, – пришла новая весть, что весь французский народ со своим королем, по наущению тирана сицилийского, вошел в заговор против нашего превосходнейшего брата и готовится поднять оружие. Мы, во всяком случае, решились поставить себя и нашу империю за нашего брата и его безопасность». Эта настойчивость Конрада сильно смущала в особенности Римского Папу, с которым германский король не желал порывать добрых отношений и который с своей стороны всеми мерами пытался отвлечь Конрада от союза с Восточной империей. В указанной выше переписке аббата Вибальда есть несколько пикантных мест. Кардинал Гвидо, папский легат при крестоносном отряде, писал к Вибальду, что святой отец и курия приведены в большое смущение слухами о союзе короля с императором греков; это могло привести к сильному ущербу и поражению Римской Церкви. И сам Вибальд, столь близкий к Конраду человек, писал, что его государь действительно несколько изменился под влиянием знакомства с воззрениями греческого общества, с которым он ознакомился. Эту мысль он выразил в знаменитом выражении, что Конрад возвратился из Константинополя «немножко тронутым греческим непослушанием и гордостью». Вибальд успокаивал, однако, папу и его приверженцев, что долгим сожительством и убеждениями он надеется привить Конраду смирение и благое послушание. С другой стороны, он уведомлял царя Мануила, что затеянному Рожером союзу против Восточной империи он весьма не сочувствует и, напротив, уверен в том, что такое значительное государство, как Византия, – государство, где господствует божественная религия, законы и гражданский порядок, – не может быть разрушено нечестивыми людьми. |
| Папа Лев IX происходил из семьи эльзасских графов и принес в Рим дух лотарингских реформ. Из его лотарингского окружения вышел генеральный штаб будущей григорианской церкви. Папа Лев ликвидировал локальный характер Римской курии. Он собрал вокруг себя духовных руководителей движения за церковную реформу в Европе и использовал их в коллегии кардиналов как противовес местной аристократии. Так, в частности, он сделал кардиналом Фридриха Лотарингского, бывшего прежде каноником в Лувене (он стал преемником папы под именем Стефана IX); монах Гильдебранд стал кардиналом; будучи секретарем изгнанного Григория VI, он в Кельне познакомился с лотарингской идеей. Впоследствии Гильдебранд был избран папой под именем Григория VII. Одним из главных теоретиков церковной реформы, правой рукой папы Льва был кардинал Гумберт де Сильва Кандида; и, наконец, Удо, начальник папской канцелярии, также попал в Рим, будучи членом лотарингского окружения. Лев IX окончательно включил в состав Папского государства герцогство Беневенто, а затем его преемник Виктор II (1055-1057) присоединил к Церковному государству и герцогство Сполето. Во время понтификата Льва IX произошел окончательный разрыв Рима с восточногреческой церковью. Предшествующие события, непосредственно связанные с расколом, развивались следующим образом: с целью изучения причин некоторых взаимных обид по поручению папы в Византию направился Гумберт де Сильва Кандида для ведения переговоров с патриархом Кируларием. Однако они не смогли достичь соглашения по формальным спорным вопросам, поэтому 16 июля 1054 года папский легат кардинал Гумберт положил на главный алтарь Айя Софии декрет, содержащий анафему византийцам. Патриарх в ответ на это на соборе отлучил папу от церкви. Церковно-политической причиной окончательного разрыва являлось то, что патриарх считал себя вселенским патриархом и не признавал верховенства папы над греческой церковью. За окончательным отделением кроются более глубокие исторические причины: различие путей феодального развития Византии и Западной Европы, их отдаление друг от друга. Со времен раскола пограничная линия между римско-католической и восточногреческой церквами протянулась в Европе по восточным окраинам Польши и Венгрии. |
| «Историческое значение Собора в Ле-Эстине состоит в выработке принципиально нового подхода к вопросу о реституции церковного имущества. Принятое на Соборе 742 года радикальное решение о полном возвращении Церкви отчужденного имущества оказалось невыполнимым» 150 . Это решение Германского Собора, поспешно принятое на волне борьбы за очищение Церкви, натолкнулось на мощное сопротивление франкско-австразийской аристократии, в руках которой оказались принадлежавшие ранее Церкви значительные земельные угодья. Но дело в том, что аристократы получили эти богатые земельные наделы именно благодаря Каролингам, в ходе борьбы за власть в империи стремившимся тем самым привлечь их на свою сторону. И если бы Карломан и Пипин захотели бы теперь одним ударом пресечь этот процесс секуляризации, зашедший уже очень далеко, они настроили бы против себя тот слой общества, который составлял основную движущую силу империи. «Историческая конъюнктура была сильнее, чем требования церковного права, и реформаторский пыл Бонифация должен был охладиться принятием компромиссного решения, провозглашенного Карломаном в Ле-Эстине» 151 , – считает Шифер. Эта вынужденная уступка, на которую Карломан должен был пойти под давлением крупноземельной аристократии, показывает еще высокую степень зависимости правителей Франкской империи от своих подданных. Также и на Соборе в Суассане, проводимым Пипином в восточной части Франкской империи, постановления Собора 742 года были оставлены без значительных изменений. Но форма проведения этого Собора показывала еще большую независимость. Все соборные постановление были подписаны исключительно Пипином и его приближенными – то есть светскими лицами. Принимая за основу постановления Германского Собора, проведенного его братом, Пипин также начал процесс реформирования Церкви в своей части империи. Это привело к тому, что постепенно франкский епископат стал пополняться епископами «новой формации». Для того чтобы обеспечить новым силам перевес и быстрейшее продвижение, Пипин решил усилить централизацию власти путем воссоздания старой системы митрополичьих округов. Он привлек к этому делу Бонифация, который хоть и не встал во главе всей иерархии восточной части Франкской империи, но как папский легат принимал самое деятельное участие в процессе централизации власти. |
|
|
