| Варлаам и Ефрем Евнух, ходившие, с его старческого благословения, на восток к св. местам 61 . И вот во второй половине XI века, спустя только семь лет после кончины препод. Антония, мы видим уже русское иночество на св. горе, с самостоятельностью и правами. На месте нынешнего скита болгарского Богородицы Ксилургу или древоделя, существовал уже монастырь Руссов, который велено было отдать собственно во владение русским инокам, по указу царя Алексея Комнина, в 1080 г. 62 Даже ранее этого, именно в 1052 (6600) г., основан и поныне видный в живописных развалинах, перевитых пустынным плющем, старый собственно русский Пантелеймонов монастырь. Ктиторами его поставляют великих князей русских, Владимира и Ярослава 63 . Наш пешеходец Барский даже видел и прочел на некоторых местах соборной церкви славянские надписи. Монастырь основан при игумене иеромонахе Арсении, с приписью на церковной двери: Христу Богу во иноцех последний, Антоний таха 64 . Справедливо или нет приписывают основание старого Русика великим русским князьям Владимиру и Ярославу, трудно доказать исторически. Тем более это может затруднить, что мы видим из фактов переход русских иноков из монастыря Ксилургу, со своим игуменом Лаврентием, на основании грамоты Алексея Палеолога (в 1168 году) 65 , не в этот Русик-старый, будто бы основанный нашими в. Князьями, а в солунский монастырь св. Пантелеймона на взморье. Тем разве можно пояснить такую несообразность, что не мог Русик, как монастырь довольно обширный в своих размерах, возникнуть вдруг, без затруднений в отношении к средствам, которых надобно было ожидать только от России: тогда как там, по смерти св. Владимира и впоследствии, возникали смуты, конечно имевшие влияние и на заграничные судьбы русских Святогорцев. – Впрочем, как бы то ни было, верно только то, что в XI веке русское иночество на св. горе было очень значительно, и имело самостоятельный быт, оставаясь в рассуждении аскетических прав, наравне с прочими афонскими иноками, под ведением прота. Жаль только, что, – если первого строителя русского монастыря, игумена Арсения и таху Антония, нельзя принять за чисто русских, и – история не сохранила для нас драгоценных сведений о наших соотечественниках, иноках на св. |
| Византийская церковь , видевшая в борьбе Геннадия за Аристотеля защиту своих собственных богословских интересов, смотрела на него с великим уважением; о нем говорили, что он разоблачил новейшего политеиста и сделал его сочинение безоружным 71 . И здесь, как и везде, мы отметим лишь небольшие штрихи и отдельные этюды из той массы исторических фактов, наблюдений и характеристик, какие рассеяны на пространстве двух томов, посвященных истории Византийской церкви и византийского общества от IX до XV вв. и обнимающих эти предметы со всех сторон, заслуживающих внимание науки. И, тем не менее, мы не можем воздержаться, чтобы не указать еще на некоторые экскурсы А.П. Лебедева , способные привлечь к себе особый интерес любознательного читателя. Таков, например, его небольшой отдел (Т. VII. С. 180–184), обсуждающий вопрос о соединении архиерейства и монашества в одном лице на основании исторических фактов и соборных определений. Богословская наука и вообще религиозно-нравственная жизнь Византии раскрыта во всех ее частностях, в великих и малых чертах. Автор, видимо, симпатизирует всякому научному начинанию, определяет главные направления богословской мысли с IX по XI в. (строго-ортодоксальное, консервативно-ритуальное, консервативно-спиритуальное и либерально-спиритуальное), отражавшие на себе умственные движения эпохи 72 , и делает оценку даже по успехам в области отдельных наук, как экзегетика, догматико-полемические сочинения, история Церкви 73 ; значительную часть страниц он уделяет характеристике партий, возникших в последнюю эпоху среди византийского духовенства: политиков и зилотов, их политических и религиозных идеалов и взаимному отношению 74 . Глава о религиозно-нравственном характере 75 Византийской империи принадлежит к одним из самых занимательных и блестящих отделов рассматриваемой группы сочинений А.П. Лебедева . Здесь перед нами целый калейдоскоп лиц, и прежде всего – из императорской фамилии, то пытающихся подняться до высоты нравственного идеала, как Алексей и Иоанн Комнины, то ниспускающихся до глубины скотских наслаждений разврата и опьянения, как, например, Андроник Комнин, который, по замечанию его современников, «любил выбирать для своих любовных похождений поэтические природные пещеры в горах и прохладные рощи и водил с собой своих любовниц, как петух кур или как козел коз на пастбища...», негу и роскошь любил, подобно Сарданапалу. |
| Владимир торжественно въехал в Киев 20 апреля 1113 года. Его благоразумная политика сдерживала ссоры удельных князей, которые хотя и вынужденно, но все же примирились между собой. По замечанию Берлинского, «чужестранные государи его почитали, половцы не смели и подумать о том, чтобы беспокоить российские пределы, усмиренные волжские булгары соглашались на всякие предписания. Даже император греческий Алексей Комнин искал у великого князя защиты от крестоносцев и турков». Подробного жизнеописания Владимира не существует, но некоторые факты его биографии отражены в преданиях. В одном из них рассказано о походе в Тавриду, где князь убил в поединке генуэзского князя, за что получил прозвище Мономах, то есть «единоборец». К полулегендарным сведениям относится история его венчания на царство, устроенного византийским императором. Константинопольский посланец митрополит Неофит привез Владимиру бармы и шапку деда Константина Мономаха, вручив князю царские регалии во время торжества в Софийском соборе. Впоследствии все московские государи при венчании на царство покрывали голову шапкой Мономаха. Княжение Владимира стало эпохой расцвета русской культуры. При нем в Киеве строились каменные палаты, церкви с прекрасной живописью и фресками. Именно тогда на Руси появился первый фундаментальный мост, соединивший берега Днепра. Мономах щедро одаривал духовенство, помня о том, что священники помогли ему занять киевский престол. Последние годы жизни князь провел «у милой своему сердцу церкви, на реке Альте». К старости он стал слезлив и богобоязнен. Жалкий, постоянно молившийся старец мало напоминал отважного красавца, воина, каким Владимир был в молодости. Незадолго до его смерти в Киеве случилось землетрясение. В древности это бедствие не являлось чем-то исключительным, и его последствия были не так страшны, как случившийся вскоре пожар, погубивший весь Подол и большую часть города. На фоне великих несчастий смерть князя уже не выглядела трагедией. «Украшенного достоинствами, славного победами, известного во всех землях» владыку помянули добрым словом и с почестями похоронили в Софийском соборе. |
| Вполне объяснимые просчеты и недостатки императоров компенсировали Церковь, народ, аристократия, сама государственно-правовая традиция Византии, наконец. Зато выдающийся царь становился мощнейшим катализатором общественных процессов, мог сотворить невероятное, невозможное для другого правителя в иной политической формации. Сделать, к примеру, христианство государственным законом Римской империи, как св. Константин Великий, или вытащить Империю из пропасти погибели, как императоры Македонской династии, Комнины, Ласкариды или Палеологи. И вот 29 мая 1453 г. царя не стало... В истории человеческой цивилизации известно немало случаев гибели великих государств и даже империй. Задолго до рождения первого Византийского императора возникли и пали Ассирийское и Вавилонское царства, Египетская и Персидская империи, держава Александра Македонского, а затем империя гуннов, готская цивилизация, гуннское государство и Арабский халифат. Но ни один из известных прецедентов не сопоставим по своим последствиям для истории человечества с падением Константинополя в 1453 г. С гибелью Римской империи христианский мир стал качественно иным, другим. Он перестал быть единым, вселенским, римским, мир стал рассыпаться. В соответствии с особенностями германского духа, мало обращавшего внимания на идеальную, нравственную составляющую имперской идеи, не понимавшего византийскую « translation confessions » («трансляцию веры»), жаждавшего лишь « translation imperia » («трансляцию власти»), национальные интересы отдельных европейских государств начали превалировать над общехристианскими ценностями. И конечно, германский дух не был готов принять образ Византийского царя, возвышавшегося над остальными – германцам был нужен контролируемый свободными людьми «первый среди равных». Разница двух цивилизационных типов стала особенно заметна чуть позднее на фоне разлагающейся Германской империи, «конфедеративной федерации» с выборным и бессильным императором. Этот процесс разложения проявлялся и до 1453 г. Но тогда рядом с Германской империей существовала империя римская, невольно заставляя германцев стремиться к идеальным конструкциям, вольно или невольно подражать им. А после того, как она пала, «германская модель» заняла безальтернативное положение – себе же на погибель, о чем еще германцы не догадывались. |
| Двусмысленность и неточность присланного Нерсесом изложения и на этот раз не укрылись от внимания греческих богословов. Патриарх Михаил в своем ответном письме от имени императора указал Нерсесу ва эту особенность, как на совершенно неуместную в догматических документах, особенно в документах, писанных в стране, на которой тяготеет подозрение в наклонности к двусмысленному выражению и изложению вопросов этого рода 210 . Но Мануил захотел приобресть славу, какой напрасно домогались его предместники, хлопотавшие об установлении унии армянской церкви с православной. В 1170 году из Константинополя были посланы к Нерсесу ученый грек Феориан и настоятель армян. филиппопольского монастыря Иоанн Утман для того, чтобы склонить Нерсеса заключить церковную унию с греками. При этом император послал католикосу письмо, в котором приглашал его приступить к самому делу соглашения. «Когда же совершится это благо, – писал в заключение Мануил, – то во первых сподобитесь вы благодати Божественной, соделавшись виною спасения всего вообще народа, чрез соединение членов церкви, а затем и мы удостоим вас великих милостей наших, согласно желанию в требованиям вашим» 211 . Еще раньше, вероятно вскоре после переговоров с Сембатом, Нерсес писал патриарху сирских яковитов Михаилу, прося совета, что ему отвечать грекам. Михаил отвечал: «то, чего от нас требуют, за исключением относящегося к двум естествам, четвертому собору и формуле «распятый за нас», есть учение, которое мы исповедуем. Но если ты изменишь веру твоих отцов на этих капитальных пунктах или на других меньшей важности, то покажешь, что до настоящего времени вы не владели полной истиной, что ваше учение несовершенно. Неприлично в единонадесятый час и в чаянии воздаяния изменить веру из угождения людям. Мы с своей стороны уверены, что вы совершенны во всем, что касается основных пунктов, утвержденных апостолами, и в частности ты находишься вполне на высоте своего положения». Вместе с этим ответом Михаил прислал к Нерсесу своего ученого монаха для участия в предполагаемых рассуждениях с греками. |
| Делать же новые приобретения, а также увеличивать число монахов таким монастырям не дозволялось. Вместе с умножением монастырей при Василии Болгаробойце умножался, конечно, и монашеский чин. Греческий историк Папарригопул говорит, что одно только войско тогда лишалось бесчисленного множества людей ( αi πολλα μυριδες), которые безвозвратно убегали в монастыри. 550 Росту монашества этого времени немало содействовал св. Симеон, Новый Богослов, один из великих подвижников рассматриваемой эпохи. Он родился в пафлагонском селении Галате от знатных и богатых родителей. По окончании образования в Константинополе он был представлен царям Василию II и Константину VIII и включен ими в чин царедворцев. Но Симеона мало занимало то, что он стал одним из царского синклита. Его искренним желанием, лелеянным с детства, было поскорее посвятить себя монашеской жизни. В продолжение шести лет он приготовлял себя к иноческому званию под руководством опытного старца Симеона, а потом был включен в число братии Студийского, а после св. Маманта монастыря в Константинополе. Через два года сделан был игуменом. Одним из дел, прославивших Симеона в этом звании, было возобновление монастыря св. Маманта. Он обновил монастырские постройки, постлал мраморный пол, украсил новыми иконами и утварью. Но более всего он был славен высоконравственными подвигами. Они приобрели ему всеобщую известность. К нему толпами приходили ревнители иноческой жизни, и многие не возвращались в мир. Через некоторое время Симеон вынужден был оставить монастырь, который он привел в самое цветущее состояние, и удалиться из столицы. Он поселился близ Константинополя, во владении архонта Христофора Фагуры. Последний был очень обрадован, услышав о пришельце. Он поспешил доставить ему удобное помещение близ церкви св. Марины и обеспечил его содержанием. Мало того – он подарил ему часть своего поместья для основания здесь монастыря. И монастырь, действительно, скоро был построен при содействии Фагуры и многочисленных столичных друзей преп. Симеона. Собрав в нем братство и вполне благоустроив его, Симеон удалился в уединение и скончался около 1020 г. 551 |
| Дошедшие до нас иконы алтарных перегородок XI-XII вв. весьма ограниченны по своей тематике. На иконах, хранящихся в Эрмитаже, изображены апостол Филипп, святой Димитрий, Феодора, два Великих праздника. Иконы святых и праздников относятся к разным алтарным преградам. В Ватопедском монастыре находится икона Христа, с двух сторон от Него – Божья Матерь, Иоанн Креститель и другие святые, а на медальонах между арками изображены ангелы. По краям расположены иконы, на которых изображены две сцены из детства Божией Матери и шести двунадесятых праздников. Часть этого длинного ряда (изначально 4,5 метра) утрачена. На иконах монастыря Святой Екатерины также представлен Деисус, святые и двунадесятые праздники. Но в одном случае по бокам Деисуса расположены сцены из жизни св. Евстратия. Также следует упомянуть ряд изображений шести двунадесятых праздников, богато украшенный драгоценными каменьями и в настоящее время вставленный в алтаре Пала д " Оро в соборе Сан-Марко в Венеции [xliv] . Эти изображения выполнены эмалью, и некоторые из них представляют собой образцы византийского искусства, привезенные сюда венецианцами в качестве трофеев после захвата Константинополя. Через два столетия, прибыв по случаю Флорентийского Собора, Иоанн Сиропул увидел эти изображения в соборе Сан-Марко; он заявил, что изначально они находились в Пантократоре, монастыре Комнинов в Константинополе. Они находились там на алтарной преграде одной из трех церквей, построенных императором Иоанном II Комнином (1118-1143 гг.) и императрицей Ириной. К темам изображений, связанным с алтарной преградой, я бы добавил Благовещение, часто изображаемое на дверях [xlv] . Эта тема, обычно раскрываемая в алтаре, часто прослеживается на изображениях по обеим сторонам триумфальной арки перед апсидой. Однако другие темы – Большой Деисус и двунадесятые праздники – не являются преимущественно алтарными. Как же они попали на алтарную преграду? Они находили свое выражение на иконах, являвшихся предметами личного и общего почитания. Икона двунадесятого праздника, известная как proskynesis, выставлялась на подставке, чтобы верующие могли поклониться ей по случаю соответствующего праздника. Рискну предположить, что составляя иконы, являющиеся предметом почитания, в одну композицию, и располагая их на алтарной преграде, священнослужители стремились объединить личное почитание в общее поклонение всей Церкви. Выставляемые иконы изображали тех святых, к которым возносились моления во время Евхаристии. Таким образом, мы видим, что композиция алтарной преграды приводится в соответствие с композицией алтаря, так как это было то самое время, когда в украшения апсиды развивались мотивы, связывающие Евхаристию с Причащением Апостолов и Небесной литургией, и при этом общем богослужении упоминались канонизированные епископы Византийской Церкви [xlvi] . |
| Другие были заняты латинскими орденами, как, например, Дафни близ Афин, который в течение двух веков принадлежал монахам-цистерцианцам. Те монастыри, которые были оставлены грекам, лишились своих владений. Афонские монастыри потеряли большую часть своих земельных угодий, которые, впрочем, были им вскоре возвращены, когда никейские императоры восстановили контроль над Македонией. Двор в Никее был слишком экономным, чтобы основывать монастыри. Единственная важная обитель, появившаяся в это время, был монастырь Св. Чудотворца Георгия в Ефесе, основанный ученым монахом Никифором Влеммидом, который организовал там замечательную школу. Несколько монастырей основал деспот Эпирский; монашеская жизнь в Трапезундской империи не потерпела ущерба. Большой монастырь Сумела, основанный в V в., который постоянно получал пожертвования от Великих Комнинов, в позднее Средневековье был одним из богатейших монастырей Востока. 58 Когда Михаил VIII вновь отвоевал Константинополь, он нашел монастыри города обедневшими и пришедшими в упадок. Некоторые из них уже не существовали, другие потеряли свои имения. С одобрения церковной власти он повелел небольшим и бедным обителям объединиться в более дееспособные. Ни он, ни его преемники не основывали новых монастырей, предпочитая восстанавливать и жертвовать на старые обители. Сам Михаил перестроил и дал новое имя монастырю Св. Димитрия. Его дочь Мария, вдова монгола Ильхана Абаги, восстановила монастырь Богородицы Монгольской. Знатный вельможа Феодор М_етохит восстановил монастырь Хора, и благодаря ему там появились мозаики и фрески, которые до сих пор представляют собой одни из лучших сохранившихся произведений византийского искусства. 59 Новые обители создавались только в провинции, – в Мистре, столице деспотата Морей, в Мегаспилеоне на Пелопоннесе и в далеких северных городах, таких как Кастория. 60 На удивительных скалах Метеора в Фессалии, с давних пор служивших местом жительства отшельников, в начале XIV в. было построено несколько монастырей, главным образом благодаря благочестивым дарениям сербских кралей. |
| Если в литании принимают участие два патриарха, то второе воздвижение св. Креста на Голгофе совершает второй патриарх. В отсутствии патриарха отправляют эту парусию одни синодалы–архиереи. В этом случае старейший из наличных архиепископов воздвизает крест в пещере обретения креста Господня, а следующий за ним по старшинству – уже на Голгофе. После второго воздвижения св. Креста, литания направляется через придел католиков Разделения риз; спустясь по лестнице, ведущей с Голгофы, процессия возвращается в православный храм Воскресения. Здесь священнослужители разоблачаются и торжественно провожают патриарха в патриархию, где получают обычное на Востоке угощение – воду с вареньем и кофе. Русские благочестивые поклонники не ограничивают, однако, своего паломнического подвига в этот день только пребыванием в храме Воскресения за богослужением и созерцанием торжественной литании и умилительного обряда воздвижения Креста Господня патриархом в пещере его обретения и на Голгофе, но считают для себя непременным долгом побывать и в Крестном монастыре, основанном грузинским царем Марианом в XIII в. Монастырь этот отстоит от Иерусалима на час пути. Здесь в алтаре под престолом они лобызают то место, где, по преданию, росло то дерево, из которого был сделан Животворящий Крест Господень. Паломничество в Крестный монастырь совершается в этот день богомольцами с раннего утра до позднего вечера. VIII. Праздник в честь св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова на острове Патмосе Дни 26 сентября и 8 мая, посвященные памяти возлюбленного ученика Господа нашего Иисуса Христа и Его наперсника, св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, торжественно празднуются на острове Патмосе и в монастыре его имени, построенном игуменом Христодулом, при помощи щедрых пожертвований на него византийского императора Алексея Комнина (1081–1118) в 1088 году. Монастырь этот стоит на месте древне-языческого храма в честь Артемиды. По ходатайству первого игумена св. Христодула (†1093 г.) 102 , монастырь Иоанна Богослова был возведен на степень патриаршего ставропигиального монастыря константинопольским патриархом Иоанном IX (1111–1134) в 1132 году. |
| Если многие византийские феодалы встроились в структуру управления завоевателей, а народные массы, внутренне не смирившись, оставались на своей родине, то немалое число византийских вельмож покинуло свои занятые латинянами области и бежало в местности, оставшиеся свободными от завоевателей. При поддержке местного населения эти беглецы создали новую государственную структуру, которая спасла византийский мир от гибели. В Малой Азии при Феодоре Ласкаре, зяте Алексея III Ангела, возникла Никейская империя, а в Эпире утвердился Михаил Ангел, двоюродный брат императоров Исаака II и Алексея III. Незадолго перед этим, без непосредственной связи с завоеванием Константинополя, на юго-восточном побережье Черного моря возникла Трапезундская империя под властью Великих Комнинов Алексея и Давида, внуков Андроника I 991 . По-видимому, уже после свержения Андроника I мальчики Алексей и Давид были отправлены ко двору родственного им грузинского правящего дома. При деятельной поддержке великой царицы Тамары (1184–1212) в апреле 1204 г. они завладели Трапезундом 992 . Оттуда младший брат, храбрый и любящий войну Давид, совершил прорыв вдоль побережья на запад, занял Синоп, приведя под свою власть Пафлагонию и понтийскую Ираклию. Впрочем, его дальнейшее продвижение было остановлено Феодором Ласкарем. Недооценка значения Малой Азии оказалась роковой для Латинской империи. Поскольку Бонифаций Монферратский ушел в Фесса-лонику, махнув рукой на Малую Азию, там вокруг Феодора Ласкаря начали собираться силы государственного возрождения Византии. Первые шаги были чрезвычайно трудны. Старая государственная структура распалась, полным ходом шло создание удельных владений. В Филадельфии в качестве независимого владетеля утвердился Феодор Манкафа, в долине Меандра – Мануил Маврозом, в Сампсо-не у Ми лета – Савва Асидин 993 . С востока вдоль побережья надвигался Давид Комнин. Но самое главное – латиняне стремились теперь наверстать упущенное. Брат Балдуина Генрих Фландрский и вассалы Людовика, графа Блуа, которому согласно разделу предназначалась Никея, в конце 1204 г. |
|
|
