| Наряду с проблемами библеистики, будучи в Копенгагене, отец Стефан старательно изучал исландский язык и исландские письменные источники о русской истории. В этом направлении он работает и в дальнейшем. Один русский путешественник писал в 1845 году: «На обратном пути в Берлин я пробыл день в Веймаре, где познакомился с русским протоиереем Степаном Карповичем Сабининым. Он весьма усердно занимается филологическими исследованиями относительно русского языка Он занимается теперь сравнением русского языка с исландским и находит, что ударения русских слов совершенно те же, как и в исландском языке» 1660 . Плодом занятий исландским языком явилась грамматика, а исландскими источниками и исследованиями – публикации в издании Общества истории и древностей Российских при Московском университете. В предисловии к исландской грамматике он писал: «Желающим обучаться ему (то есть языку) предлагается здесь Исландская Грамматика, составленная мною по Грамматике покойного датского профессора Эразма Христиана Раска. Она составлена мною первоначально только для себя самого, но так как Королевское общество северных антиквариев (древностей – Ред.) в Копенгагене начало теперь печатать Antiquités russes et orientales в исландском оригинале собственно для ученых России, и так как некоторые из моих знакомых в Москве и С.-Петербурге желают видеть ее в печати, чтоб иметь возможность обучиться по ней исландскому языку, то я передаю ее высокоученой имп. Академии Наук с всепокорнейшею просьбою рассмотреть и напечатать на ее иждивение, если она окажется достойною печати» 1661 . Являясь знатоком древних и новых языков, протоиерей Стефан проявляет интерес к сравнительному языкознанию. В письме М. Погодину, в свое время давшему высокую оценку культурным интересам всей семьи, он высказывает интересную мысль: «Кажется мне, что мы, изучив все языки земного шара и сравнив их между собою, докажем наконец почти математически, что некогда бе вся земля устне едине, и глас един всем ( Быт.11:1 ), во что теперь только веруем, и что Всемогущий Господь сотворил есть от единыя крове весь язык человечь, жити по всему лицу земному ( Деян.17:26 )» 1662 . |
| Последнее замечание весьма справедливо. А. Родосский о нем говорит: «Протоиерей Сабинин был выдающимся по уму и познаниям личностью» 1677 . «По сохранившимся печатным трудам и некоторым рукописным о. Сабинин представляется ученым богословом-филологом, археологом и языковедом» 1678 . Протоиерей Георгий Флоровский отмечает, что «у него филологический интерес был преобладающим» 1679 . Архимандрит Киприан (Керн) писал о нем: «На Сабинине, как редко на ком другом, сказались: одаренность нашего духовного сословия, расцветшего в наследственной благодатной атмосфере, и исключительно высокий уровень нашей духовной школы, путем долголетней селекции отбиравшей из своей среды таких высоко образованных ученых и разносторонних писателей» 1680 . Судьба ученого наследия протоиерея Стефана Сабинина сложилась неудачно. «Мы не имеем и ничего не знаем о судьбе их, как не знаем, что сталось, куда девались или где хранятся другие его рукописные труды, как-то: библейский лексикон, сирская грамматика, перевод книги Иова – в прозе и стихах, перевод из Гердера – разговор о духе еврейской поэзии, перевод проповедей знаменитаго французскаго проповедника Булоня. Упомянутый «Библейский лексикон» прот. Сабинина своим достоинством сделал бы честь и теперешнему времени: в нем, по отзыву биографа, на каждое слово делается по нескольку объяснений, с показанием всех соответствующих мест в Свящ. Писании. Не менее важен его перевод книги Иова – в прозе и стихах» 1681 . Согласно воспоминаниям последний был послан Московскому митрополиту Филарету 1682 , а остальные рукописи сгорели под Ялтой, куда позднее переселилась семья Сабининых 1683 . Из воспоминаний Марфы мы узнаем также об одном событии, повлиявшем на направленность научной деятельности отца Стефана. «Переведя книгу Иова на русский язык и приложив много примечаний, он обратился к обер-прокурору Протасову с предложением перевода Библии на русский язык. Ему отвечали, что в настоящее время Россия не нуждается в Библии на русском языке. После этого ответа, отец мой оставил любимое занятие, которому посвятил 14 лет своей жизни, и с тех пор занимался больше исследованиями исторических древностей» 1684 . |
| Архимандрит Иннокентий (Просвирнин) – В первую очередь, я был с архимандритом Иннокентием (тогда он был еще Анатолием, Анатолий Иванович Просвирнин). Мы с ним очень подружились, человек он был очень интересный. Он воспитывался сибирскими архиереями – Тобольским, Иркутским, Новосибирским. Школа у него была прекрасная. – Ну, отец Иннокентий (Просвирнин), даже не будучи еще монахом, как-то внешне даже определился сразу – примерно, как будущий архимандрит Кирилл (Павлов), который пришел из армии только, а уже было понятно, что это – человек не от мира! – А нас и в армии уже считали «не от мира». Мне в армии в спину кричали: «Вон, поп пошел!» Я поворачивался и говорил в ответ: «Я не поп, я еще только учусь!» – Кто еще был вместе с Вами иподиаконами владыки? – Были еще братья Веретенниковы и Киселевы, так что команда у нас была хорошая. Владыка вообще тщательно отбирал ребят, он смотрел, кто они, что они из себя представляют. Но первым все-таки был Анатолий (будущий отец Иннокентий). – Старший иподиакон? – Да, старший иподиакон . Первый иподиакон. Ну, потом я за ним в хвосте тащился… – А в чем состояли обязанности иподиакона? – У нас был довольно обширный круг обязанностей. Во-первых, службу готовить: следить, чтобы все было в порядке – трикирий, дикирий, кадило, – чтобы угли были, чтобы ладан был хороший. Чтобы облачение архиерейское было в полном порядке, да и наше облачение тоже – стихарь с орарем. А еще – ведь мы непременно с магнитофонами были… – Я проработал только месяц в Издательстве Московской Патриархии, но за этот месяц узнал настолько много нового, а главное, почувствовал себя в огромной семье. Мы готовили тогда праздник Тысячелетия Крещения Руси, засиживались глубоко за полночь, делали видеокассеты (тогда это была техническое новшество), переписывали. И помню, к нам ночью заходил владыка Питирим, проверял: накормлены ли, как работается, нет ли каких-то пожеланий… – Насчет того, чтобы накормить, это да. Это было одной из первейших его забот: он обязательно помнил о том, что человека нужно еще и накормить. Будь то Волоколамск или любой волоколамский приход, или Москва, или еще где-то… Владыка очень много бывал за границей, мы вместе были в Швеции, в Швейцарии, в Германии. В остальных странах – порознь. А там встречали его всегда с такой помпой, с таким ликованием! Одна борода чего стоила, понимаете? Ведь католики и протестанты бород не носят, а тут вдруг такая борода появилась! |
| От частого дождя, Живет – с сохою возится, А смерть придет Якимушке — Как ком земли отвалится, Что на сохе присох… С ним случай был: картиночек Он сыну накупил, Развешал их по стеночкам И сам не меньше мальчика Любил на них глядеть. Пришла немилость божия, Деревня загорелася — А было у Якимушки За целый век накоплено Целковых тридцать пять. Скорей бы взять целковые, А он сперва картиночки Стал со стены срывать; Жена его тем временем С иконами возилася, А тут изба и рухнула — Так оплошал Яким! Слились в комок целковики, За тот комок дают ему Одиннадцать рублей… «Ой брат Яким! недешево Картинки обошлись! Зато и в избу новую Повесил их небось?» – Повесил – есть и новые, — Сказал Яким – и смолк. Вгляделся барин в пахаря: Грудь впалая; как вдавленный Живот; у глаз, у рта Излучины, как трещины На высохшей земле; И сам на землю-матушку Похож он: шея бурая, Как пласт, сохой отрезанный, Кирпичное лицо, Рука – кора древесная, А волосы – песок. Крестьяне, как заметили, Что не обидны барину Якимовы слова, И сами согласилися С Якимом: – Слово верное: Нам подобает пить! Пьем – значит, силу чувствуем! Придет печаль великая, Как перестанем пить!.. Работа не свалила бы, Беда не одолела бы, Нас хмель не одолит! Не так ли? «Да, бог милостив!» – Ну, выпей с нами чарочку! Достали водки, выпили. Якиму Веретенников Два шкалика поднес. – Ай барин! не прогневался, Разумная головушка! (Сказал ему Яким.) Разумной-то головушке Как не понять крестьянина? А свиньи ходят по земи — Не видят неба век!.. Вдруг песня хором грянула Удалая, согласная: Десятка три молодчиков, Хмельненьки, а не валятся, Идут рядком, поют, Поют про Волгу-матушку, Про удаль молодецкую, Про девичью красу. Притихла вся дороженька, Одна та песня складная Широко, вольно катится, Как рожь под ветром стелется, По сердцу по крестьянскому Идет огнем-тоской!.. Под песню ту удалую Раздумалась, расплакалась Молодушка одна: «Мой век – что день без солнышка, Мой век – что ночь без месяца, А я, млада-младешенька, Что борзый конь на привязи, |
| Плати, не то проваливай!» — Сказал ему купец. – А ты постой! – Любуется Старик ботинкой крохотной, Такую держит речь: – Мне зять – плевать, и дочь смолчит, Жена – плевать, пускай ворчит! А внучку жаль! Повесилась На шею, егоза: «Купи гостинчик, дедушка. Купи!» – Головкой шелковой Лицо щекочет, ластится, Целует старика. Постой, ползунья босая! Постой, юла! Козловые Ботиночки куплю… Расхвастался Вавилушка, И старому и малому Подарков насулил, А пропился до грошика! Как я глаза бесстыжие Домашним покажу?.. Мне зять – плевать, и дочь смолчит, Жена – плевать, пускай ворчит! А внучку жаль!.. – Пошел опять Про внучку! Убивается!.. Народ собрался, слушает, Не смеючись, жалеючи; Случись, работой, хлебушком Ему бы помогли, А вынуть два двугривенных — Так сам ни с чем останешься. Да был тут человек, Павлуша Веретенников (Какого роду, звания, Не знали мужики, Однако звали «барином». Горазд он был балясничать, Носил рубаху красную, Поддевочку суконную, Смазные сапоги; Пел складно песни русские И слушать их любил. Его видали многие На постоялых двориках, В харчевнях, в кабаках.) Так он Вавилу выручил — Купил ему ботиночки. Вавило их схватил И был таков! – На радости Спасибо даже барину Забыл сказать старик, Зато крестьяне прочие Так были разутешены, Так рады, словно каждого Он подарил рублем! Была тут также лавочка С картинами и книгами, Офени запасалися Своим товаром в ней. «А генералов надобно?» — Спросил их купчик-выжига. «И генералов дай! Да только ты по совести, Чтоб были настоящие — Потолще, погрозней». «Чудные! как вы смотрите! — Сказал купец с усмешкою, — Тут дело не в комплекции…» – А в чем же? шутишь, друг! Дрянь, что ли, сбыть желательно? А мы куда с ней денемся? Шалишь! Перед крестьянином Все генералы равные, Как шишки на ели: Чтобы продать плюгавого, Попасть на доку надобно, А толстого да грозного Я всякому всучу… Давай больших, осанистых, Грудь с гору, глаз навыкате, Да чтобы больше звезд! «А статских не желаете?» – Ну, вот еще со статскими! — (Однако взяли – дешево! — |
| Там не было ни справедливости, ни правды, так как вооруженные люди великого князя и государя всех русских с такой непримиримостью враждебно действовали. А мы об этом подлинно узнали, так как некоторые знатные новгородцы говорят об этом, это было очевидно, так как произошло днем. Наша всеподданнейшая просьба такова, чтобы Вы ради Божественной правды помогли восторжествовать справедливости и возмещение ущерба сделало бы вам честь; сумма причиненного убытка равна 675 московским рублям. И нужно, чтобы они (новгородцы) никогда больше такого вреда не причиняли и чтобы никто не мог пострадать в будущем, и чтобы не страдали невиновные люди. Там был один молодой отрок тех людей, которые были во время новгородского пожара и нужно, чтоб ему простили убийство новгородского купца. Над ним был совершен суд и в последние минуты жизни перед своей смертью он сказал, что хотел бы еще больше русских убить, так как в Новгороде нет возможности добиться правды, каждый делает то, что он захочет и если что-то затягивается слишком долго, к чему о стремился, чтобы получить свое, он действовал так как отрок хотел. Досточтимый господин в Бозе отец! О таком насилия и таком ущербе, которые были причинены, редко услышишь и очень легко мог бы случиться еще больший конфликт и раздор если бы не стремление наших людей употреблять сдержанные выражения и быть миролюбивыми. И если бы мы не просили сами, то те, которые пострадали при этом, обратились бы к великому князю, государю всех русских, который является по праву их господином. А мы полагаемся во всем на его величество, чтобы вопрос был справедливо разрешен, и чтобы справедливость восторжествовала. Большая вина лежит на новгородцах и им нужно указать, чтобы они возместили причиненный убыток. И теперь мы передаем это дело по справедливости великому князю и государю всех русских, чтобы по его велению они прекратили подобные нападения. Досточтимый господин в Бозе отец! Мы до сих пор медлили в этом вопросе по разным причинам, чтобы послужить к лучшему, но теперь уже мы не можем больше медлить и поэтому послали нашего согражданина Якова Штайнвика к великому князю и государю всех русских и Вашей чести с письмом. |
| И яз его пожаловал, дал ему лготы на пять лет: и который поп учнет у него у той церкви пети, и не надобе тому попу в ту пять лет моя дань, ни данской корм, ни данския пошлины, ни сборное, ни Петровское, ни к старосте поповскому в ту пять лет с тяглыми попы не тянет, а десятинницы мои того попа не судят, а кому будет до того попа каково дело, и яз Макарей, Митрополит всеа Росии, сам его сужю. Такжее и десятинницы мои и их тиуни и довотчики у того попа в ту пять лет пошлин своих: взъезжего, ни явленые куницы, ни осеннего проезда, ни иных никоторых не емлют же, а заезщики мои у того попа заезда своего не емлют же. А как отойдет лгота пять лет, и томлу попу ся наша грамота явити у нас на Москве нашему казначею, и мы тогда, посмотря по приходу, и данью обложим. А нечто тот поп сие найме грамоты после тех урочных лет сие нашие грамоты у нас на Москве не явит, и нам велеть на том попе и на те урочные лета взяти дань... ся. А дана грамота на Москве, лета 7070 апреля в 22 день. Подлинник писан столбцем, на одном листе. В конце скрепа: Дьяк Никита Парфеньев (Акты, относящиеся до юридического быта Древней России. СПб., 1857. T.I. С. 119–120). 63. Грамота Виленского бискупа Валериана и Виленского воеводы Н. Радзивила к Всероссийскому Митрополиту Макарию и др. (1562, октября 30) Великого государя Жигимонта Августа, Божьею милостью короля Полского и великого князя Литовского (полный титул), от панов рад его королевской милости великого князства Литовского, от князя Валерияна, з ласки Божьи бискупа Виленского, от Миколая Яновича Радивила, княжати на Олыце и Несвижу, воеводы Виленского, старосты Берестийского и Ковенского, великого государя Ивана Васильевича, Божьею милостию государя всеа Русии и великого князя (полньй титул), братье нашей, пресвященному архиепископу Митрополиту Московскому Макарию , а бояром, воеводе навышшему наместнику Володимерскому князю Ивану Дмитреевичю Белскому, а намеснику Тверскому Данилу Романовичю Юрьевича Захарьина и иншим бояром ближней раде государя вашего, братьи нашей. |
| Это ж хиротония архиерейская, не шутка: это ж надо и тут принимать, и в Ростове принимать. Правда, Ростов дал очень много денег. Меня там посвящали, в Ростове. И я пошел к матушке за благословением на архиерейство. Она меня уже знала. Я у нее бывал с молитвой. Она: «Девочки, девочки, дайте торбу с грошми». Ей подали мешочек такой. И там что-то звенит. Оказывается, у нее там деньги были старые, царские. Это было в тридцать втором году. Она лежала уже лет восемь или пять. Она там рылась, рылась, рылась. Рылась, рылась, копалась, копалась: «Вот тебе. И поедешь, и приедешь, и останутся». Вижу одна монетка что-то такая легкая... «И печален я бысть», когда стал уходить из ее кельи. А тут меня сейчас же встретили ее послушницы, которых было около нее человек десять, вероятно, не меньше, как в Михайловке, в Караганде. И они, каждая, стали мне давать: десять рублей, пять рублей, десять рублей, пять рублей. Я уже горсть набрал, да не держится, в подрясник, покуда до калитки дошли. Ну, и они меня проводили, калитку открыли. Все совершилось как совершилось... Когда немцы отступали, я к ней пришел: «Что делать?» Она говорит: «Деточка, немцы уйдуть, русские победят». – А мне что делать? – Коли останешься с русскими, то изобьют – прямо вот так в рай. Коли немцы останутся – забьют. В рай! А когда немцы уйдут и большевики придут и не забьют – цэ Марья уже нэ зная, Марья нэ брэша, но будешь большевицкий Митрополит, коли не забьют. Иди, деточка, я уже устала. Вот какие вещи. Потом я ее хоронил в последние дни немецкой оккупации. Из собора Никольского нес ее до самого кладбища. На кладбище речь говорил о матушке Марии. Она умерла 16 июня, в день Тихона Амафунтского. Однажды в дни Рождественские до Обрезания нагрубил один диакон, у которого баритон был такой художественный. Он стал возглашать своему настоятелю: «И сотвори ему м-но-о-о-гая ле-е-ета». Хор: «Ве-е-е... Многа-я... В-е-е... Многа-я...» С протоиереем же – а-а!! И протоиерея «на руках возьмут» и в придел на руках унесли. Ох, и капризный протоиерей был Балакирев. |
| Я подал. Он открыл, прослезился и сказал: «Та голова, которая спасла архиерейскую, голова имеет право венчаться этим венцом». Ардонская семинария находилась в семи километрах от станции Даркох и от столичного города Владикавказа, или теперь Орджоникидзе, в 18 километрах. Почему оказалась в глуши там между станицей казачьей и между аулом семинария? Потому что один миллионер имел там большое имение, которое подарил все для просвещения. Там огромная была, хорошо устроенная семинария с палатами для учащих и учащихся. Вот. Значит, Владыку назначили сюда ректором. Семинария миссионерская, без классических языков. Там все эти разнородности юга были: и грузины, и осетины, и магометане, ставшие христианами. Очень беспокойная была эта семинария. Там нужен был ректор очень культурный, чтобы умел все сдерживать. Вот все это учли, и Владыку поставили ректором в очень беспокойное место, где, может быть, пули не грозили, но надо было быть очень корректным, выдержанным и чтоб полюбили. Вот. Но такое время было, что «ректорское ГеПеУ» донесли, что вот завтра будет вечером резня, вот там ножи. Это было в седьмом году. В пятом в Киеве была, а тут в седьмом году. И вот Владыка там устроил, как-то обманул семинаристов этих всех фальшивой телеграммой, что уже и каникулы, уже и перевели и что хотите. Он послал человека своего на станцию Даркох, а там полячок был начальник полустанка, и фальшивую телеграмму послал: Государю императору было угодно то-то-то-то-то-то-то... ввиду неспокойствия в школах назначить о первой недели поста каникулы с механическим переводом всех на следующий курс. Когда эта телеграмма была получена и архимандрит прочел, так там запели: «Боже, царя храни». И портреты, и молебны, и многолетия. Что переживало сердце архимандрита, который один тайну эту знал? Только знал Бог и он. А потом семинаристы немножко перепились, некоторые быстро уехали, быстро и искусственно субсидированные ректором, чтоб уехать и билеты получить. Все, что можно было сделать, сделал юридический Владыка с точки зрения – разрядить, разрядить. |
| «Конечно, наиболее величественным памятником навсегда останутся Четии-Минеи, скорейшее издание которых является одною из насущных задач нашей исторической науки» 132 , – писал исследователь Степенной Книги П. Г. Васенко. В наши дни в газете «Советская Россия» один из историков высказал следующую мысль: «Ничего сопоставимого по размаху с этим сводом в нашей культуре не предпринималось ни до, ни спустя три сотни лет. Археографическая комиссия, начавшая в конце прошлого века публикацию этого уникального памятника, до конца работу так и не довела. С благоговением берёшь в руки ценнейшие тома. Но, прикасаясь к ним, как историк научных знаний, я всякий раз испытываю боль: совсем не обязательно мне было тревожить подлинник, достаточно обратиться к печатной копии. А её нет. Неужели при современном научном потенциале и типографской технике нельзя завершить предприятие, оказавшееся не под силу старой дореволюционной археографии?» 133 . И ещё один вопрос, который стоит в тесной связи с Великими Четьими-Минеями. Это вопрос о библиотеке митрополита Макария. Выше было отмечено, что при создании Миней святитель Макарий использовал книжные сокровища Новгородской кафедры и, прежде всего, рукописи, связанные с именем архиепископа Геннадия, а также библиотеки новгородских монастырей. Но он должен был иметь и свою библиотеку и мог её также использовать при создании Миней. Н. П. Попов связывает с именем митрополита Макария создание Московской митрополичьей (позднее Патриаршей, а затем Синодальной) библиотеки. Анализируя вкладную минейную запись, он обращает внимание на её слова о «душевной пользе» Миней для всех читающих их и говорит: «Мысль о собрании в центре тогдашней церковной и политической жизни – Москве митрополичьей библиотеки, которая могла бы обслуживать всю Русь со всем её чиноначалием, нигде не выражена с такой яркостью, краткостью и вместе простотой, как в процитированной вкладной» 134 . В последнее время Б. М. Клосс, изучавший книгописную деятельность митрополита Даниила, показал, что библиотека могла существовать и раньше 135 . |
|
|
