| Розинская М. М. " Русские пути сербского богословия " В конце 2017 г. в Белграде вышла давно ожидаемая исследователями истории Сербской Православной Церкви и сербской богословской мысли XIX–XX вв. книга преподавателя Православного богословского факультета Белградского университета Владислава Пузовича «Русские пути сербского богословия: Обучение сербов в русских духовных академиях с 1849 по 1917 гг.». История обучения в русских духовных школах юношей православного вероисповедания из Османской империи, прежде всего сербов, болгар и греков, и ранее привлекала многочисленных исследователей, как из России, так и других стран. Интерес к этой теме в основном был вызван тем, что многие из этих молодых людей, вернувшись на родину после обучения в России, становились частью местной научной и культурной элиты, занимали видные церковные должности, вплоть до патриарших престолов, и оказывали заметное влияние на историю своих Церквей и государств. Их деятельность на родине была крайне многогранной и способствовала укреплению российского влияния на самых разных уровнях — от политического, до церковно-обиходного. Они служили проводниками различных российских идей и традиций, иногда выполняли дипломатические миссии, распространяли российские книги, предметы церковной утвари и искусства, переводили с русского на местные языки произведения как церковной, так и художественной литературы, направляли семинаристов на обучение в Россию и проч. Влияние русских духовных школ на православный мир в XIX в., по сути, имело вселенский характер, так как в них получали высшее духовное образование православные самых разных национальностей. Оценить масштаб и уровень этого влияния пытались многие исследователи, но, как правило, их попытки ограничивались отдельными персоналиями, прежде всего видными церковными иерархами, и основывались на общей оценке их биографий и деятельности. В обширной (более 800 страниц) монографии В. Пузович представил результаты своих многолетних изысканий, проведенных в архивах России, Украины, Сербии и других стран бывшей Югославии относительно обучения в русских духовных школах сербских юношей. Он изучил личные дела всех студентов-сербов духовных академий (Киевской, Московской и Санкт-Петербургской), обучавшихся в период с 1849 г. — года официального направления на обучение в Киевскую духовную академию двух сербов (хотя сербы учились в России и ранее, но в основном это была их частная инициатива, а не направление от Церкви), до 1917 г., когда после Октябрьской революции духовным школам пришлось приостановить свою деятельность, а студентам-сербам вернуться на родину. Таким образом, сформировался «Азбучник» — алфавитный список из 234 имен. Каждое имя сопровождает справка с указанием места и периода обучения, с информацией об архивных данных личного досье, предыдущем образовании, теме, рецензентах и месте публикации кандидатского сочинения, краткой заметкой о последующей судьбе студента. |
| профессор Михаил Измайлович Богословский (09.11.1807–16.01.1884) профессор Михаил Измайлович Богословский Профессор богословия, духовный писатель; Главный священник армии и флота; протопресвитер большого Успенского собора. Биография Родился в семье пономаря владимирской Богословской церкви. При поступлении во Владимирское духовное училище получил фамилию Богословский. В 1822—1827 годах учился во Владимирской духовной семинарии и в 1827 году был направлен в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил со степенью магистра богословия в 1831 года лучшим по успеваемости студентом на курсе. Оставлен в академии бакалавром греческого языка и преподавал до 1840 года. В это же время он начал литературную деятельность: его переводы с греческого без подписи помещались в «Христианском чтении». В 1833 году женился на Вещезоровой Софии Тимофеевне — дочери петербургского кафедрального протоиерея (имел двух сыновей и четырёх дочерей). В этом же году был определён митрополитом Серафимом священником к Благовещенской Василеостровской церкви. В 1835 году при основании училища правоведения, попечитель училища принц Пётр Георгиевич Ольденбургский пригласил Богословского руководить религиозным и нравственным направлением, поручив ему, кроме обязанностей священника в училищной Екатерининской церкви и преподавания Закона Божия, с 1836 года — чтение лекций по логике и психологии. В своих воспоминаниях выпускники училища К. К Арсеньев и И. А. Тютчев дали высокую оценку личности Богословского: Это был человек большого ума и твердого характера, импонировавший не только нам, но и начальству училища. Его влияние на нас было велико уже потому, что ничем не уравновешивалось и не перевешивалось; он был (1849—1855) единственный их всех наставников и воспитателей, старавшийся узнать каждого из нас и до известной степени в этом успевавший. В его преподавании было много схоластического: он любил, чтобы ему отвечали буквально по его запискам, не вдавался в подробные объяснения — но все-таки заставлял нас думать, будил наше сознание и совесть. Его не столько любили, сколько боялись; но эта боязнь была смешана с искренним уважением, чего нельзя сказать о страхе, который мы чувствовали пред многими другими. У него были и крупные недостатки, напр. властолюбие, вспыльчивость… |
| У Московской духовной академии, прямой преемницы и продолжательницы Славяно-греко-латинской академии, основанной в конце XVII века братьями Лихудами, только середине XIX века появился свой периодический печатный орган. С 1843 года силами академической корпорации начали издаваться «Творения святых отцов в русском переводе» (ТСО) с «Прибавлениями». В «Творениях» публиковались русские переводы по-преимуществу греческих отцов, тогда как в «Прибавлениях» (а с 1892 года в «Богословском вестнике») – статьи, посвященные различным областям церковно-богословской науки. Научная богословская работа считалась высоким и ответственным служением, которое возлагали на себя преподаватели академии наряду с учительством. Недаром в одном из первых академических отчетов, которые стали публиковаться в журнале академии, было сказано: «Многие из наставников заявили свое участие в интересах духовной литературы печатным словом; частию в издаваемом при академии журнале «Творения святых отцов с Прибавлениями», частию в других периодических изданиях» 1 . Впоследствии писали: «Многие наставники заявили свое участие в интересах науки посредством печати» 2 или проще – «занимались (...) учено-литературными трудами» 3 . Под наставниками имелись в виду профессора и преподаватели академии, которым принадлежала большая часть публикаций. Епископ Евсевий (Орлинский) в письме А.В. Горскому от 1849 года назвал редакцию ТСО с «Прибавлениями» «Обществом трудящихся» 4 . В данной главе будут рассмотрены наиболее значимые 5 периодические издания: 1. «Творения»; 2. «Прибавления»; 3. «Богословский вестник». 1. Творения святых отцов в русском переводе 6 «Творения святых отцов в русском переводе» (далее ТСО или «Творения») – это не только первое периодическое издание академии, но и первая патрологическая серия, пока что никем не превзойденная. Так была названа серия святоотеческих переводов, издававшаяся при Московской духовной академии, начиная с 1843 года вплоть до революции. Первоначально переводы имели большее значение для богословской науки нежели исследования, однако постепенно исследования составили перевес, что отразилось и в переименовании журнала – из «Прибавлений» к «Творениям» в самостоятельный «Богословский вестник». |
| з) Образ Товии имел значение в глазах древних христиан не столько сам по себе, сколько благодаря рыбе, в греческом названии которой они, как видели мы, находили начальные буквы имени Христова, и которая вследствие этого была символом Иисуса Христа вообще. История Товии известна. Юный Товия, по повелению ангела, поймал в водах Тигра рыбу, печень которой освободила Сару от злого духа, а желчь возвратила зрение старому Товиту. Древнехристианская богословская мысль, так склонная к, разного рода, сближениям и аллегорическим толкованиям библейских событий, естественно поставила и это чудо в символическое соотношение с главным предметом своих верований, с личностью Спасителя и делом совершенного Им спасения. Как рыба избавила Сару от злого духа и возвратила зрение Товиту, так Иисус Христос освободил человечество от власти диавола и рассеял мрак, в котором оно блуждало, просветив омраченный дух светом Своего учения 772 . Раз сделано такое сближение в области богословской мысли, оно перешло и в область монументально-художественной деятельности, которая ни в одну эпоху не стояла в такой живой непосредственной связи с богословским учением, как в эпоху древнехристианскую. История Товии сделалась одним из сюжетов древнехристианского искусства. Хотя памятников с воспроизведением истории Товия сравнительно немного, тем не менее, взятые вместе, они представляют главные фазы этой истории в порядке библейского рассказа. На одной стенной живописной картине римских катакомб, предположительно II века, мы видим юного Товию, отправляющегося в путь под руководством ангела 773 . Другая картина представляет Товию тотчас после улова рыбы: Товия, почти в совершенно обнаженном виде, держит в правой руке удочку, с висящей на крючке рыбой, а в левой – дорожный посох 774 . Этот же момент несколько иначе представляет картина, открытая в 1849 г. в цеметерие свв. Фрасона и Сатурнина: Товия, еще нагой, только с повязкой пониже пояса; рыба лежит около ангела, одетого в длинную тунику. На стекле в собрании Buonarrotti 775 и на совершенно похожем стекле, снятом археологом Перрэ 776 и на трех, почти похожих, изданных Гарруччи 777 , Товия изображен одетым в короткую, опоясанную тунику, он держит рыбу, вложив руку в ее пасть. Товия изображен также, на бронзовой патере, изданной ученым иезуитом Marchi в 1844 г., относительно которой он думает, что она употреблялась в первые века для совершения крещения через обливание. С этим мнением едва ли можно согласиться. Не вернее ли предположить, что она употреблялась при агапах, так как рыба была не только символом крещения, но и евхаристии? |
| – Упоминаемый здесь Мюнхенский кодекс 62 был в 1891 году издан Питрой в Analecta Sacra et classica spicilegio Solesmensi. По этому изданию мы и представляем свой перевод трёх упомянутых бракоразводных решений Архиепископа Димитрия Хоматена. 1843 Подлинный титул: Δεσποτιη ϑεα μεγαλειτης – Владычнее священное Величество – мы переводим обычным архиепископским титулом. 1849 Не отказывая в помещении ответов на разные недоуменные вопросы читателей по тем или иным пунктам богословского ведения, редакция предупреждает, что анонимность запросов, вообще говоря, нежелательна. Редакции, во всяком случае, имя и адрес спрашивающего должны быть известны; в печати же их, по желанию, можно будет и не называть. Ред. 1851 По вашему убеждению, следовало бы ещё слово оставлять без перевода и передавать просто „Иегова“, а не „Господь“. Основания для этого см. в нашей книге: „Пророк Малахия“, стр. 153–154. Но так как это касается словоупотребления вообще всей русской Библии, а не перевода только рассматриваемого места Пс.14:4 , то мы и не считаем нужным именно здесь настаивать на переводе „боящихся Иеговы“. 1852 Возьмём для примера педагога – начальника, который при шестерых детях и неизбежных двух прислугах, получает в год, при готовой квартире и отоплении, содержания полторы тысячи рублей. При таком жаловании на содержание каждого члена семьи, включая сюда и прислугу, будет приходиться по 150 рублей в год. Кажется, ясно, что такие и подобные им семейные педагоги не могут жить даже в том довольстве, в каком живёт большинство их учеников. А материальное обеспечение в полторы тысячи рублей, при готовой квартире и отоплении, – одно из редких и лучших обеспечений в духовно-учебном ведомстве. Как жить и учить детей при таком скудном материальном обеспечении, над этим вопросом всякому семейному педагогу приходится тяжело задуматься. 1858 По делу народного образования не только духовенство, но и лица, служащие в духовных учебных заведениях немало принесли с своей стороны на алтарь отечества бескорыстного труда путём безмездного прохождения должностей председателей, членов и делопроизводителей в епархиальных училищных советах и их уездных отделениях, где лицам духовной учебно-воспитательной службы, несомненно, de jure и de facto большей частью принадлежит руководящая роль в направлении всего обширного дела народного образования в духе Правосл. Церкви, а также и путём безмездного производства испытаний имущим звания учителей церковно-приходских школ. Духовенство за свои большие труды удостоилось и великой Монаршей милости, в форме постепенного назначения жалованья и дарования пенсий. Это Монаршее благоволение к духовенству подаёт надежду, что, при благоприятных обстоятельствах, и труды лиц духовной учебно-воспитательной службы по народному образованию не останутся без возможного вознаграждения. |
| О нем здесь заявлялось, что «по учености богословской, по объёму, это замечательный труд в духовной нашей литературе, и в истории её, конечно он займет важное место. За достоинство сочинения не мало говорит и имя автора, известного по историческим трудам; и мы видим в настоящем сочинении приложение его исторических сведений к науке богословия, что дает его труду великую цену» 368 . «Ваши глубоко-ученые труды, напутствующие нас в христианском православии», – писал 21 ноября 1849 г. архим. Макарию И.Д. Беляев , редактор Московского «Временника», по получении от него первого тома догматики, «составляют истинное и лучшее украшение отечественной литературы. Вы правильно сказали, что они как бы проникнуты историей; а я прошу и молю Бога, чтобы наша история была проникнута теми истинами, которые вы излагаете в трудах своих; чтобы она была историей православия; чтобы трудолюбивые деятели её руководились божественными истинами, а не гонялись за мудрованиями человеческими, особенно увлекательными и пагубными в деле истории» 369 . Но рядом с похвальными отзывами почти с самого же начала появления в печати догматического труда Макария стали распространяться о нем и недоброжелательные толки. Толки эти, происходившие из самых различных, но одинаково нечистых источников, доходили до слуха Макария, от которого, поэтому, требовалось истинно-христианское терпение для спокойного перенесения всех обидных разговоров на счет его. Что это были за толки и к чему собственно они относились, – мы не знаем; но думаем, что они проистекали из ложной боязни за православие и касались главным образом двух обстоятельств: 1) зависимости Макария от своего учителя Димитрия и 2) отношений Макария к светскому духовно-учебному начальству, по поручению которого он собственно и начал свой труд. Несомненно, что в начале недоброжелательные толки не мало смущали и волновали Макария, но в конце концов он примирился и по обыкновению возложил всю свою надежду на Бога и Его помощь. «Что до меня», – писал он 17 октября 1850 года своему товарищу С.А. |
| Заседание комитета о дух.-уч. заведениях 180 будет в —118— понедельник 4 числа. По приезде о. инспектора 181 еще не было ни одного заседания. Отец инспектор говорит, что будет писать Вашему Высокопреподобию уже после заседания. Между прочим он говорит, что председателя —119— и членов комитета, которых видел, нашел весьма любезными по отношению к нему. Письмо мое должно быть в посаде в день нашего праздника 182 . Поэтому покорно прошу принять мое почтительнейшее поздравление с праздником. Постараюсь быть в этот день на Троицком подворье. Прося себе благословения Вашего Высокопреподобия, с глубокой преданностью имею честь быть Вашего Высокопреподобия всепокорнейшим слугой экстра-орд. профессор Александр Лавров. Петербург 3 июля 1866 г. 2 Ваше Высокопреподобие, Высокопреподобнейший Отец Ректор! Прибыв благополучно в Петербург, долгом поставляю благодарить Вас за данное мне дозволение отправиться сюда. Поместился я, как и предполагал, в Академии, в квартире Π. Ф. Комарова 183 , который еще прежде моего приезда отправился на родину. Занятия начал только еще в Архиве Св. Синода, двери которого для меня всегда и самым любезным образом открыты. В Академии обещают скоро выдать мне каталоги, находящиеся теперь у обозревавшего Академию Преосвящ. Палладия 184 . – Немногих еще видел я и потому не многое узнал о здешних делах; надеюсь, что Вы извините меня за скудость моих известий. О Владычнем юбилее 185 был первый вопрос мне со стороны здешних академических о. ректора 186 и инспек- —120— тора 187 . Со стороны Петербургской Академии готовится, как мне говорил о. инспектор, адрес, который будет представлен самим о. ректором. Что имеет быть от Св. Синода, еще не знаю, потому что не видал И.А. Ненарокомова, а от других не мог добиться никакого толку. – В члены Учебного Комитета, по словам о. инспектора, назначены доселе – он о. Хрисанф, протоиерей Горного Корпуса Рудаков (Петер. Акад., 1849 г.), протоиерей Самуил Михайловский (кажется, зять Мих. Изм. Богословского), Чистович 188 , профессор Университета Благовещенский 189 и инспектор Мариинского Института Кедров 190 . Последние двое – как специалисты по Латинскому и Греческому языкам. Странствующий член 191 доселе еще один – И.А. Ненарокомов 192 . Говорят о Шаврове 193 , но, кажется, это еще не решено. Прочие ревизоры desiderantur. Предлагали было эту честь здешнему профессору Л., но он выставил такие условия, на которые не согласились, именно, он желал, чтобы к ревизорскому жалованью присоединена была еще академическая пенсия (а служит только еще 20 лет). Председатель комитета еще не приехал. Он получит квартиру Сухотина в доме Дух. ведомства. Но ни о каких других должностях его не говорят. Штат комитета в Государ. Совете еще не утвержден – по причине позднего внесения, пред каникулами Совета. Будет рассматриваться в сентябре. – Петербургская Академия действительно представила проект, по которому предполагается |
| Но, несмотря на всевластие иезуитов, имя Мелера все более возвышается в сознании лучших сынов христианского мира и оно дорого всем, кто истину церкви ставит выше всяких внешних соображений и веяний мира сего 38 . Прямым преемником Меллера в области богословского мышления и церковной истории был знаменитый мюнхенский профессор Игнатий Деллингер. Его первое значительное сочинение (1826 г.) вышло под заглавием: «Учение о евхаристии в первые три века». Затем он по преимуществу занялся изучением церковной истории и предпринял большой курс истории христианской церкви, которой, впрочем, вышло только два тома; затем в 1836 г. он издал учебник церковной истории, и опять только до реформации. Затем большую известность получило его сочинение: «Реформация, ее развитие и ее влияние в области лютеранских исповеданий» (3 тома, 2-е изд. 1852 и сл. г.), в котором он старался собрать все, что было неблагоприятного для реформации, и которым он приобрел себе славу человека необычайной учености и образцового римско-католического правоверия. Между прочим, в 1838 г. он принимал участие в спорах о смешанных браках, и в 1843 г. в вопросе о коленопреклонении. В первые годы своей деятельности он был ревностным поборником римско-католической церкви, ее стремлений и методов, и быстро повышался в своей службе, получив в 1849 году профессуру в Мюнхене. Но чем далее он углублялся в науку и присматривался к окружающей жизни, тем более в нем начало зарождаться сомнение в истине римского католицизма в его наличных формах. Большое смущение возбудил он у своих ультрамонтанских почитателей впервые в Пасху 1861 года, когда он, в ряде публичных лекций, прочел также и лекцию о находившемся тогда в опасности церковном государстве, причем доказывал, что светская власть папы (в злоупотреблениях которой он лично убедился в 1857 г. вовремя своего путешествия в Рим) отнюдь не безусловно необходима для католической церкви, и даже скорее служит ко вреду ей. Присутствовавший на лекции папский нунций демонстративно оставил залу собрания: все ультрамонтаны были вне себя от изумления, ужаса и гнева. |
| Заседание комитета о духовно-учебных заведениях 17 будет в понедельник 4 числа. По приезде о. инспектора 18 еще не было ни одного заседания. Отец инспектор говорит, что будет писать Вашему Высокопреподобию уже после заседания. Между прочим он говорит, что председателя и членов комитета, которых видел, нашел весьма любезными по отношению к нему. Письмо мое должно быть в посаде в день нашего праздника 19 . Поэтому покорно прошу принять мое почтительнейшее поздравление с праздником. Постараюсь быть в этот день на Троицком подворье. Прося себе благословения Вашего Высокопреподобия, с глубокою преданностию имею честь быть Вашего Высокопреподобия всепокорнейшим слугою экстра-орд. профессор Александр Лавров. Петербург 3 июля 1866 г. Письмо 2. Ваше Высокопреподобие, Высокопреподобнейший Отец Ректор! Прибыв благополучно в Петербург, долгом поставляю благодарить Вас за данное мне дозволение отправиться сюда. Поместился я, как и предполагал, в Академии, в квартире П.Ф. Комарова 20 , который еще прежде моего приезда отправился на родину. Занятия начал только еще в Архиве Св. Синода, двери которого для меня всегда и самым любезным образом открыты. В Академии обещают скоро выдать мне каталоги, находящиеся теперь у обозревавшего Академию Преосвященного Палладия 21 . – Немногих еще видел я и потому не многое узнал о здешних делах; надеюсь, что Вы извините меня за скудость моих известий. О Владычнем юбилее 22 был первый вопрос мне со стороны здешних академических о. ректора 23 и инспектора 24 . Со стороны Петербургской Академии готовится, как мне говорил о. инспектор, адрес, который будет представлен самим о. ректором. Что имеет быть от Св. Синода, еще не знаю, потому что не видал И.А. Ненарокомова, а от других не мог добиться никакого толку. – В члены Учебного Комитета, по словам о. инспектора, назначены доселе – он о. Хрисанф, протоиерей Горного Корпуса Рудаков (Петерб. Акад., 1849 г.), протоиерей Самуил Михайловский (кажется, зять Мих. Изм. Богословского), Чистович 25 , профессор Университета Благовещенский 26 и инспектор Мариинского Института Кедров 27 . |
| Так моя судьба снова привела меня в Петербург, но предварительно провела через строгую Филаретовскую школу, через полную ученых традиций высокочтимую Московскую академию, поставив под ближайшее руководство великого ученого, незаменимого научного руководителя и в особенном смысле «отца» ректора, протоиерея А. В. Горского. Московская академия была поистине второй моей матерью, довершившей мое образование как академического преподавателя. Она направляла и укрепляла мои первые, еще нетвердые шаги на ученом поприще. Проведенные в ней годы были для меня важнее, чем всякое заграничное путешествие. И если впоследствии мне удалось совершить нечто, не совершенно бесполезное для богословской науки, то этим, бесспорно, во многом обязан тому закалу и направлению, которое я получил в русском Оксфорде. Считаю себя крайне счастливым, что удалось дожить до 100-летнего юбилея (1 октября 1914 г.) дорогой Московской академии, которой и посвящаю этот очерк (IV гл.) своих «Воспоминаний» в знак глубоко почтительной и сердечно благодарной о ней памяти. Vivat Academia, vivant professores! 245 Исключая переход из СПб. академии ее воспитанника, Н. А. Сергиевского (2-й маг. XVIII к., 1849), бак. математики, москвича родом и родственника митр. Филарета. Сергиевский, согласно его прошению, переведен в 1850 г. на ту же кафедру в Моск. акад. и занимал ее до 1854 г., † прот. проф. Моск. университета, основатель и редактор-издатель «Правосл. обозрения». 246 Можно было бы подождать окончания XXIV к. Моск. акад., в 1864 г., для замещения обеих кафедр, или по крайней мере одной, собственными ее воспитанниками. Через полгода после моего приезда в Посад это и случилось. Из означенного курса был назначен на кафедру патристики 1-й его магистр, А. А. Смирнов , родной брат прот. П. А. Смирнова, бывшего также бак. в этой академии, по церк. археологии († председ. Учеб. комитета при Св. Синоде). А потом, в следующем 1865 г., на кафедру философии избран был 2-й маг. того же курса, однофамилец первого, А. П. Смирнов . |
|
|
