| В первый период правления турок-мамлюков, период могущества и процветания этой династии (1250–1390), когда у власти были султаны Бахри, гонения на христиан продолжались. Вина за различные стихийные бедствия возлагалась на христиан, в результате чего происходило массовое истребление коптов, разрушение храмов и монастырей. В 1389 г. большая группа коптов (принявших ранее мусульманство из-за страха перед преследованиями), выйдя на улицы Каира, решила продемонстрировать свое раскаяние и исповедать Христа, чего бы ей это ни стоило. Схваченные были обезглавлены. Во второй период (1390–1517), период упадка и анархии, когда страной правили султаны Бурги, находившиеся под влиянием анархически настроенных солдат, положение христиан становится еще более трагичным. Макризи, живший как раз в те годы (умер в Каире в 1442 г.) описывает мрачную картину данного периода. В 1484 г. два известных монастыря были разграблены бедуинами, а монахи изрублены. В результате в XIV–XV вв. численность коптов уменьшилась настолько, что они составляли двенадцатую часть населения страны. Однако полного упадка все же удалось избежать. Об этом мы можем судить по тому, что Египет (конец XIV и начало XV вв.) не оказался под владычеством монголов (то есть Тимура) 33 . В конце XIII в. на остатках владений турок-сельджуков возникло государство османских турок (1281–1326) во главе с турецким эмиром Османом I (1288–1326), которое затем стало могущественнейшей империей, подчинившей своей власти мусульман всего Востока. При Селиме I (1512–1520) турки вторглись в Египет (1517) и завладели всей страной, повесив последнего султана-мамлюка Туман-Бека. Они правили до прихода Наполеона. Источники данного периода освещают события весьма скудно. Однако, как и прежде, избрание патриархов и епископов утверждалось бератом Высокой Порты, а клир и миряне платили определенный налог. Несмотря на множество скорбей, выпавших на долю коптов в эти страшные годы, христианство все же не угасло. По замечанию одного римско-католического богослова, в день воздаяния на весах Божественного правосудия их честные раны, которые они понесли за Него в кровавом мраке ислама, окажутся тяжелее их богословских заблуждений 34 . |
| Был праздник. У порогов саклей сидели разряженные горянки в пестрых бешметах, сплетничая и переругиваясь между собой, как мне объяснил Хаджи-Магомет. Они с удивлением оглядывались на меня и что-то кричали моему спутнику, на что он отвечал им сдержанно и угрюмо. У крайней сакли, приютившейся под навесом скалы, Хаджи-Магомет соскочил с коня и помог мне сойти на землю. Потом, взяв меня за руку, он ввел в саклю и, приостановившись по обычаю его племени на ее пороге и низко кланяясь, произнес торжественно и важно: — Будь благословенна, госпожа, в доме старого Магомета! Едва я переступила порог сакли, как была буквально оглушена шумом, криками, господствовавшими в ней. Удушливый дым кальяна, любимого курения на Востоке, стоял столбом в воздухе, мешая дышать и видеть в двух шагах от себя. С трудом сквозь этот дым, евший мне глаза, я могла различить находившихся в сакле людей. Они были в праздничных платьях богатых горцев, с хмурыми, гордыми лицами и седыми усами. Но двое из них особенно привлекли мое внимание. Один, очень важный на вид, в затканном серебром и золотом бешмете, поражал своей важной осанкой и роскошью наряда. Так мог выглядеть только знатный бек или богатый уздень. Другой, который стоя что-то особенно громко доказывал, был сморщенный, худой, желтый, отвратительный на вид старикашка в белой чалме и длинной мантии до пят, безо всякого оружия и золота на платье. Позднее я узнала, что это мулла, ревностный хранитель магометанства в своем ауле и закоренелый фанатик в душе. Первый же старик оказался наибом селения, отцом больного бека. Все громко спорили о чем-то, некоторые немилосердно дымя при этом длинными трубками с ароматичным куревом кальяна. А в темном углу сакли на пышных коврах и шкурах горных оленей, среди груды подушек металось и стонало какое-то человеческое существо. Я остановилась нерешительно посреди кунацкой и во все глаза смотрела на говоривших. — Что надо девушке? — произнес голос муллы совершенно чисто по-русски, резкими, неприятными звуками. — Русская девушка, — произнес Хаджи-Магомет, вошедший следом за мною, — пришла помочь моему названному сыну в его болезни. |
| Последний вопрос муллы заставил мое сердце радостно забиться: значит, Бэлла и Израил не настигнуты и продолжают свой путь! Значит, погоня не догнала их и они продвигаются теперь уже к Мцхету! Я смело взглянула в лицо муллы и, будучи не в силах сдержать торжествующей улыбки, отвечала: — Они далеко… И как бы ни была быстра твоя погоня, ага, она их не настигнет уже теперь. Поздно! — Где они? Куда лежит их путь? Отвечай, девушка! — грозно прокричал мулла, рассвирепевший от моего уклончивого ответа и торжествующей улыбки. — Не кричи так, я тебе не унаитка и не служанка, — произнесла я насмешливо, — не кричи! Или ты забыл, что перед тобой подданная великого русского царя?!. — Вот как! — прошипел старик с отвратительной гримасой, исказившей все его лицо. — Вот как! И смела же ты, девушка! Мы, горцы, любим смелость и хвалим за нее… Только ты ошибаешься, думая, что русский царь будет тебе защитой… Теперь ты в нашей власти… Аул Бестуди далеко от столицы русского царя, а горы и бездны умеют свято хранить свои тайны… Поняла ли ты меня, девушка? Он разразился бешеным смехом, потрясшим меня всю с головы до ног и разом напомнившим мне весь ужас моего положения. Я поняла его слишком хорошо, чтобы не задрожать всеми членами от охватившего меня страха! — А-а, наконец-то ты согласна со мной, — словно угадывая мои мысли, продолжал старик, — и теперь-то уж ты, наверное, скажешь нам, куда делись наши беглецы? Выдать Баллу и ее мужа значило бы погубить их. Бог знает, далеко ли успели они отъехать от Бестуди и от преследовавшей их погони! Я молчала. А горцы снова заговорили, шумно споря и крича во весь голос. — Слушай ты, презренная уруска, — внезапно в приливе бешенства вскричал мулла, — слышишь ли ты, что говорят эти знатные уздени и беки? Они говорят, что ты совратила Баллу и Израила бека Меридзе от веры их отцов, ты уговорила их бежать, чтобы не дать исполниться нашему приговору над ними. Они, уздени и беки, требуют немедленно возмездия, потому что ты пришла к нам, в наш тихий аул, как служительница шайтана и смутила души правоверных нечестивыми речами. По закону Аллаха нет тебе прощения! Однако я спасу тебя, если ты скажешь сейчас, где беглецы, где их убежище… |
| С этими словами я вынула из моей аптечки, внесенной в саклю Хаджи-Магомета, лекарства и флягу с крепким вином и приступила к делу. Между тем крики в сакле все усиливались. Наиб и мулла спорили и кричали с хозяином, как бы вовсе позабыв о присутствии здесь больного. Тогда я вышла на середину кунацкой и, обращаясь к наибу, сказала: — Послушай, ага, мир и покой должен царить там, где есть больные. Ты потеряешь сына, если не позаботишься о его спокойствии. — Как может русская девушка, дитя по возрасту, учить старого бека, наиба селения? — сурово и строго произнес старик. — Русская девушка, — продолжала я невозмутимо, — желает блага твоему дому, наиб! Ведь если ты лишишься сына, твой славный род Меридзе прервется… не ты ли сам говорил это? — Ты мудрое дитя, — произнес наиб уже много благосклоннее, — сам Аллах вещает твоими устами! — И он знаком приказал присутствующим смолкнуть. Не надолго, однако, воцарился мир и покой в кунацкой. Увидя, что я прикладываю флягу к губам больного, бек поднялся со своего места и, удерживая мою руку, сказал, сердито нахмурив брови: — Остановись, девушка. Вино запрещено кораном правоверным! — Вино запрещено кораном как удовольствие и лакомство, — отвечала я твердо, — но для больного, нуждающегося в нем для подкрепления сил, оно может быть допущено законом. — Ты судишь как уруска, а не правоверная, — вмешался мулла, покачивая своей крупной в белой чалме головой. — Я, служитель Аллаха и Магомета, пророка Его, запрещаю тебе, девушка, осквернять вином уста правоверного! — И, сказав это, старик выхватил из рук моих флягу и, ударив ею о земляной пол сакли, разбил ее вдребезги. Израил заметался и застонал сильнее на своем ложе. Его тело горело как в огне, дыхание с трудом вылетало из запекшихся губ, расширенные глаза, впившись в одну точку, мрачно горели. Видно было, что молодой горец страдал невыносимо. Мне было бесконечно жаль его. Я поняла мое бессилие в присутствии горцев помочь ему хоть сколько-нибудь, и потому, выйдя на середину сакли, сказала твердо: |
| Так, он от своего имени сносился с Конторой Артиллерии и Фортификации, наряжал военно-судные коммиссии, свидетельствовал увольняемых от службы за болезнью и только по исполнении доносил о всем этом, как бы для сведения, принцу Голштейн-Беку 109 , ревельскому губернатору, который, разумеется, обижался такой самостоятельностью обер-коменданта и, наконец, 15 декабря 1744 г, пожаловался на Ганнибала принцу Гессен-Гомбургскому письмом, с разными подкрепляющими приложениями. Письмо Голштейн-Бека изложено так: «Светлеиши принц, высокопревосходителныи и высокоповелительныи г-дин генерал фелтмаршел и многих ординов ковалер, милостивои мне г-дрь. В коликих беспокоиных мерах бытие мое в Ревеле обстоит, вашей светлости чрез сие мое покорное (письмо), оставя пространство всего мне оскорбления, толко что до высокоповелителнои вашей светлости команды подлежит, в следующем жалобу приношу. – Канцеляри Главной Артилери и фортификаци Кантора, что до здешной ревелскои крепости касаетца о артилериских и инженерных обрядах, указы прямо в здешную гварнизонную канцелярию посылает, по которым обер-комендант Г-дин генерал маэор Ганибал, точно якобы при здешнои крепости шеф, и исполнение чинит, и о том онои канторе репортует, а мне толко для ведома сообщает в таком образе, что я, якобы уже в том и команды никакой иметь не должен. Вашей же светлости довольно известно, что обер-каменданты в губерниях, при губернаторах, полных повеленеи не имеют, но должны, что принадлежит к крепости, обо всем чрез губернатора куды надлежит представлять. Я, милостивый г-дрь, и конторе вины не приписую, потому что обер-камендант из гварнизонной канцеляри, преимусчествуя предо мною, не объявляя мне ничего, прямо в кантору представляет, почему и кантора имеет резон указы в ту канцелярию присылать мимо меня. И хотя я чрез многия к нему, обер- каменданту, ордеры требовал, чтоб со всех тех присылаемых к нему указов, как скоро оныя получаемы будут, комне сообщал (копии), но он, толкуя то, что ему точно, по указу, исполнять приказано, в репортах своих пишет, что исполнение учинит он, не требуя от,меня на то повелений; что подлежит токмо до одной команды, ибо оная, по всем регулам, почтена быть должна, ведая то, что все указы ненарушимо исполняютца, токмо во всех командах оные идут по команде, кроме Ревеля. |
| В 1345 г. один монах проник в большую соборную мечеть в Каире и увещевал султана к обращению в христианство. Речь его была так пламенна и внушительна, что один ренегат возвратился к христианству, но дальнейших плодов от этого никаких не было. В последующие века спор продолжался литературно, противоисламские сочинения появлялись в большом числе и у западных, и у восточных христиан. Нам излишне было бы приводить о них сведения, так как все они не имели ни малейших успехов 179 . Раймундом Луллом XIX столетия был Генри Мартин, из горячего усердия к вере отдавшийся делу обращения в Персии и поплатившийся жизнью за дело это, не добившись никакого успеха. Остались безрезультатными и другие попытки, напр., попытка проповеди Базельского миссионерского общества среди черкесов, конец которой положен был русским указом 1833 года 180 . В 1861 году основалось в Англии «Moslim mission society». Миссионерам этого общества, из числа которых иные снабжены были основательной подготовкой к своему делу, удалось обратить в христианство несколько сот мусульман в Индии и в Южной Африке. Не вполне безуспешно действовали между мусульманами и другие миссионерские общества. Известия из Индии, правда, разноречивы; в Калькутте, Мадрасе, Бомбее считается почти невероятным обращение и одного какого-нибудь мусульманина; зато в Пенджабе и в центральных провинциях некоторые мусульмане обратились в добрых евангелических христиан; обращено между прочим несколько лиц и из среды наиболее почтенных юристов и ученых, каков, напр., образованный Имадэддин, написавший в 1866 году оправдание своего перехода, побудившее и некоторых других мусульман переменить ислам на христианство. Сделался христианином и ученый собрат его Хайреддин и даже начал было сам миссионерствовать между мусульманами, но семь лет спустя внезапно вновь возвратился в ислам. В Северной Индии число обращенных из ислама доходит до трехсот человек. Один из наиболее известных переходов этого столетия был переход в христианство Мирзы Казем-Бека, бывшего шейх-уль-исламом на Кавказе, обращенного в 1823 году в г. Астрахани шотландскими миссионерами, у которых он учился языкам, и до 1870 г. бывшего преподавателем восточных языков в университетах Казанском и Петербургском 181 . |
| В теоретической части царит мертвый схоластический абстрактизм, неспособный дать какие-либо определительные и устойчивые понятия. Отсюда, за невозможностью заимствовать для себя руководящие положения из этой области, Практическое Богословие бросается в другую крайность голого эмпиризма. Оно обращается к пастырскому опыту, старается подметить данное в нем и успело накопить содержание в количественном отношении весьма почтенное. Но легко понять, что такое «опытное» практическое богословие есть вместе совершенно беспринципное. Оно дает правила живые и конкретные, но неизвестно, откуда и как последние логически возникают; оно возводить в общий неизменный закон такие средства, которые оказываются целесообразными только при известных своеобразных условиях, и никто не может ручаться за успех их в будущем. Отсюда, не лучше ли для христианской науки обратиться к основному и первому своему источнику к Священному Писанию . Это твердая и надежная почва. Если говорить о Новом Завете, то Спаситель Сам признал Свое учение непреложным, в котором каждая йота заслуживает внимания. С другой стороны, судя по истории искушения, мы видим, что и Спаситель именно в Св. Писании находил средства изгонять всякие соблазны. Далее, что касается до содержания Св. Писаний, то в них мы встречаем целую массу теоретических правил; что у Бека и доказывается самым делом. С другой стороны, кроме теоретических доказательств Св. Писание дает множество самых разнообразных живых примеров, которые иллюстрируют эти правила. И не нужно давать здесь силу предубеждениям, которые вытекают из того, что в Св. Писании рассказывается о временах прошедших, а теперь времена новые, и что потому мы не найдем в нем того, что соответствовало бы настоящим обстоятельствам. Какое бы сложное отношение мы не придумали бы, оно не превзойдет того, что находится в Евангелии; какое бы высокое положение мы ни представили, во всяком случае оно не может быть таким, которое равнялось бы положению Иисуса Христа и Апостолов. Не нужно соблазняться и тем, что Св. |
| К сожалению, исследование Шика по вопросу о новооткрытых руинах, ограничилось одним пунктом, именно значением древней еврейской стены, вошедшей в состав пропилеев. Заключения Шика о роли «византийской» или «Константиновой» арки сделаны мимоходом и небрежно, равно как ничем не доказано, что арка, непременно, должна была находиться над проходом или дорогою. Напротив того, уверения, будто бы автор, при раскопках, в одном только подвале различил постройки шести различных эпох, мало внушают доверия уже своею излишнею притязательностью. Точно также неудачны в логическом и археологическом отношениях попытки г. Шика отнестись критически к описанию Евсевия. В статье есть прямые несообразности: потолок базилики был будто бы убран драгоценными каменьями, помост украшен разноцветными мраморами (стены были облицованы) и базилики на Востоке получили купола уже в IV веке. Приложенный к анализу Шика план древней базилики допускает возможным опустить большой купол на круг из колонн – задачу, осуществленную впервые по счастью только в плане и избавляющую нас от излишнего труда разбирать основательность плана. По наблюдениям Шика (Записка VII вып., стр. 54–55), оказывалось: 1) Восточная и южная наружные стены базилики Константина совпадают с ныне открытыми остатками. 2) «Западная стена проходила там, где в нынешнем храме Св. Гроба находят много остатков древних стен и где скала выходит на поверхность земли». Но Шик отождествляет трехсторонний атриум Евсевия с ротондою. 3) «Нефы совпадают с нынешними стенами и перегородками». 4) В северо-западном углу Абиссинского двора сохранился остаток самой базилики, составлявший угол, который соединял средний неф с наружным портиком. 5) Местоположение столбов северного нефа совпадает с южною стеною Коптского монастыря и находится далее в подвалах дейр Исаак- Бека. Но собственно исследование Шика (ibid, стр. 39–56) ограничилось вопросом о значении древней еврейской стены, вошедшей в состав пропилей. Что касается заключений его же о роли, которую могла играть в этих руинах «византийская» или даже «Константинова» (как решались ее называть) арка, то эти заключения сделаны мимоходом и крайне неудачно. |
| Смена гуманистической парадигмы на трансгуманистическую также порождает серьезные проблемы для концепта частной личности. В рамках трансгуманизма индивид распадается на случайный набор элементов идентичности, которые конструируются в разных комбинациях (например: выбор " гендерной принадлежности " ). В результате концепт " я " теряет онтологичность, превращается в конструкт, в проект. " Индивидуальность " в этой ситуации сменяется не новой коллективностью, но постиндивидуальностью. Множественность, которая некогда являлась атрибутом надличностного начала (коллектива, общины, нации, народа), становится атрибутом человеческой психики, и это все более напоминает состояние диссоциативного расстройства личности. Таково современное культурно-идеологическое наполнение либерал-модернистской системы. Тем не менее, как уже было сказано, ни социально-экономические, ни идеологические инструменты этой системы уже не позволяют удержать контроль над социальными процессами. В контексте сказанного возникает неизбежный вопрос о возможных сценариях и последствиях дальнейшей трансформации системы. Общество риска как новая тоталитарность Немецкий философ и социолог Ульрих Бек ввел в употребление термин " общество риска " . Риск – это, по его мнению, неотъемлемая черта современного социума, т.е. социума эпохи " второго модерна " (Second modernity – тоже его термин) [Бек 2001]. Переход ко второму модерну означает конец развития промышленных национальных государств и приход общества тотальной информации, глобализации, трансгуманизма. В эпоху второго модерна отмирает идеология, рациональность и ценности – согласно Беку, отмирает сам принцип выбора " то или другое " и заменяется постмодернистским " и то, и другое " . Именно так философ описывает второй разрыв в развитии модернистской культуры и модернистского общества. Изменения, согласно Ульриху Беку и его последователям, влекут за собой резкий скачок уровня общественных угроз (от терроризма и войны до экологии), что, в свою очередь, означает превращение обычного общества в " общество риска " , а всех его членов – в единую " команду мировой опасности " . Борьба идей заменяется новой повесткой – борьбой за определение рисков. Эта смена повестки, вне всякого сомнения, говорит об отмирании самой идеологии. С точки зрения Ульриха Бека, функции универсального определения рискогенности должны быть возложены на социологию (она превращается в своего рода науку наук), а общую научно-теоретическую перспективу ближайшего будущего, в которой социология призвана играть роль метадисциплины, Ульрих Бек предлагает считать " Новым Просвещением " . |
| Вост. Грузия при Теймуразе II и Ираклии II Вост. Грузия продолжала оказывать сопротивление Ирану: в 1732 г. погиб кахетинский царь Константин II. При Теймуразе II (царь Картли в 1744-1762) и Ираклии II (царь Кахети в 1744-1762, царь Картли-Кахети в 1762-1798) борьба еще более активизировалась и даже увенчалась успехом: шах Ирана Надир был вынужден согласиться не только на царствование отца и сына в Картли и Кахети, но и на их помазание по христ. обычаю (1745) - после более чем 100-летнего правления царей-мусульман это было важным событием в истории Г. Правление отца и сына укрепило Вост. Грузию: в условиях осложнившейся внутренней и внешней обстановки в Иране поддержке со стороны правителей Картли-Кахети при шахском дворе придавалось особое значение. Благодаря их осторожной и гибкой политике Вост. Грузия обрела полную независимость от Ирана: еще при жизни Надир-шаха дань была снижена в 8 раз и иран. войско в Картли подчинилось Теймуразу II. Воспользовавшись восстанием (1748) претендента на престол внучатого племянника Вахтанга VI, Теймураз и Ираклий заменили кызылбашские гарнизоны в тбилисских крепостях Метехи и Табори грузинскими. В то же время было упразднено Арагвское эриставство, шахской грамотой в состав Картли-Кахети были включены Казахское и Борчалинское султанства. В 1748 г. в последний раз Ирану была уплачена дань, Картли-Кахети обрела независимость. В 1750-1752 гг. груз. войско нанесло неск. поражений атрпатаканскому, карабахскому, тебризскому и ширванскому ханам, покровительства Картли-Кахети попросили и стали ее данниками Гянджинское, Ереванское и Нахичеванское ханства. Усилившееся гос-во успешно отражало набеги лезгин. В 1754 и 1755 гг. при Мчадиджвари и Кварели было разбито войско аварского правителя Нурсал-бека. В 1758 г. Теймураз и Ираклий заключили военный союз с имеретинским царем Соломоном I, совместно с к-рым разбили вторгшееся в Картли в 1759 г. 8-тысячное войско лезгин. После смерти Теймураза II в России (1762) царем Картли-Кахети стал Ираклий II, к-рый продолжил политику централизации страны. В 1765 г. он расправился с участниками заговора Пааты Батонишвили, незаконного сына Вахтанга VI, подчинил своей власти Баидарское султанство, упразднил Ксанское эриставство (1774), законодательно закрепил крепостную зависимость, что в конечном счете способствовало защите прав крестьян и хозяйственному подъему страны. |
|
|
