| XVI. Речь пред последней беседой миссионера иеромонаха Арсения 17 . О чувствах благодарности к Богу за благоуспешное ведение бесед Беседы достопочтенного иеромонаха о. Арсения мы начали с этого места молитвою к Господу о благословения нашего благого дела. Точно также мы должны и закончить это дело молитвой и благодарением Господа Бога за благоуспешное исполнение оного. Слава Богу! Значительную часть времени св. великого поста, назначенного самой Церковью для занятий благочестивых, вы провели в слушании религиозно-нравственных бесед и размышлений о предметах, в них проповеданных. Семя посеяно доброе; дай Бог, чтобы оно возросло и принесло добрые плоды, чтобы истины, слышанные нами в беседах, навсегда сохранились в наших сердцах и отразились благочестьем в нашей жизни. А надежда и даже уверенность в добрые плоды посеянных истин в умы и сердца слушателей обнаруживались в том, что православные жители г. Риги во множестве, с усердием и любовью, посещали храмы, где произносились беседы, и внимательно слушали оные. То же самое я теперь вижу. При виде такого отрадного явления мне оставалось только радоваться и благодарить Бога. А теперь, пред последней беседой о. Арсения, я нахожу уместным принести вам, братья, мою глубокую благодарность за ваше сочувствие к нашему доброму предприятию. Наипаче же, пред лицом вашим, долгом своим поставляю принести мою искреннюю благодарность виновнику нашего продолжительного духовного торжества – достопочтенному иеромонаху о. Арсению. В последней своей беседе о. Арсений повторил кратко содержание всех сказанных им бесед в разных храмах г. Риги; затем, скажет несколько слов о важности и необходимости миссии вообще и особенно в нашем крае. С глубокой благодарностью благословляю тебя, честный отче, ещё раз взойти на кафедру для проповедования евангельской истины. От всей души желаю, чтобы это твоё прощальное слово было не последнее в сем храме и в сем граде. Читать далее Источник: Собрание слов и речей высокопреосвященного Арсения (Брянцева), архиепископа Харьковского и Ахтырского, говоренных в разных местах его служения : Т. 1-. - Харьков : тип. Губ. правл., 1908-1912./Т. 2. Кн. 1 : 1887-1894 гг. - 1908. - 217, VII с. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| 16. В Неделю о мытаре и фарисее. О гордости Корень и причина всех человеческих страданий и падений есть гордость. Все грехи мерзки пред Богом, говорят св. отцы, но мерзостнее всех – гордость; она выражается тщеславием, самомнением, самонадеянностью и есть доказательство скудости ума. Гордость есть отвержение Бога, бесовское изобретение, матерь осуждения, источник гнева, дверь лицемерия, хранилище грехов, повод к немилосердию, неведение страдания, бесчеловечный судия, корень Хулы. (Иоан. Леств). Поэтому, гордым Бог противится; гордого и добрые люди не терпят. Преподобному Арсению Великому было однажды такое видение: ему представились два человека, которые, сколько не силились пронести бревно в отворенные двери церкви, никак не могли достигнуть своей цели, потому что они несли бревно поперек дверей, не давая друг другу зайти вперед. Ангел объяснил преподобному, что эти люди оба добродетельные, но гордые, не желающие смириться друг пред другом и поэтому остающиеся вне Царства Небесного. Такой страшный порок, как гордость, особенно трудно сознается людьми. Дух фарисейства или дух гордости не допускает поселения в человеческом сердце благодати Божией, а между тем, сколько людей прикрывают свое фарисейство ложным смирением и наружным благочестием. Они уверены, что действительно смирены, братолюбивы, добродетельны и даже благодатны, а между тем в их сердцах кроется тщеславие и пагубное сознание: будто они нечто важное. Возлюбленные, всмотритесь в жизнь и вы увидите, что большинство людей весьма высокого мнения о себе, о своем значении вообще и о влиянии на окружающих. Обыкновенно благодать Божия приводить гордых и самонадеянных, для познания самих себя, к падению в то самое прегрешение, которое казалось им прежде невозможным. Так, отцы семейства теряют состояние, по неумению управлять ими, растрачивают последние средства, а семьи продолжают существовать Божиею помощию и даже кормят несчастных отцов; матери раскаиваются в своих прежних воззрениях на воспитание детей и в своих житейских заботах, видя, что дети их выросли слабыми духом и телом, малодушными и маловерными; начальники делаются виновными в ошибках подчиненных или в беспорядках и убеждаются в своей прежней самонадеянности; высокомнившие о себе государственные и общественные деятели получают, по аттестации их подчиненных, славу неспособных и мало практичных дельцов и т. д. Не трудно нам убедиться, что несчастия, бедствия, скорби и телесные болезни, посылаются нам – людям заблудшим, самонадеянным, гордым, для Того, чтобы мы пришли в самопознание и смирились. Стоит только один день наблюсти за своими Помыслами, словами, делами и поступками, чтобы обличить себя в неправде, в лицемерии, в увлечении и в гордости. Как говорит св. Апостол: «если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Но мы судимся Господом (терпим скорби, болезни, испытания), чтобы не быть осужденными с миром» ( 1Кор. 11:31–32 ), т.е. чтобы не подвергнуться вечному наказанию с теми, которые не очищены покаянием и плачем. |
| Поражает, прежде всего, каким озадачивающим, парадоксальным образом нередко тут обращаются с заповедью любви к ближнему. Литература раннего монашества, начиная с «Апофтегм», полна описаниями случаев, в которых отцы-пустынники проявляют и проповедуют то, что с обычных мирских позиций есть крайний индивидуализм и эгоизм, равнодушие к ближним, порой жестокость. Вот – авва Муций, бывший в обители вместе с восьмилетним сыном своим, видит, как сына держат в лохмотьях, без вины часто бьют, так что тот плачет – однако «не трогали его обиды, ему [сыну] наносимые, но еще и радовался» тому, что сам при этом «усовершался в смирении» . Общие же наставления анахоретов прямо и четко говорят: «Всеми силами старайся разорвать всякий союз мирской» . Из самых известнейших –апофтегмы об авве Арсении, знатном царедворце, затем – великом подвижнике. «И был к нему глас: Арсений! бегай от людей, – и спасешься». Арсений «бегал» и от собратьев-монахов, так что однажды «авва Марк сказал авве Арсению: для чего ты бегаешь от нас? Старец отвечал ему: Бог видит, что я люблю вас, но не могу быть вместе и с Богом, и с людьми» . В последних словах старца – емкая формула, дающая ключ к пониманию этих черт ранней исихастской этики. Создание исихастской практики было духовным творчеством, требующим полнейшей концентрации на собственном внутреннем мире, который надлежало не только наблюдать пристально, но и трансформировать в корне. Для этих целей надо было найти, развить средства и методы, которых не имел прежде ни языческий, ни христианский опыт. Подвигу предстояло стать духовным искусством восхождения к обожению по «райской лествице» из многих ступеней; и строгий канон этого искусства, сложный и изощренный, – органон исихастской практики – вырабатывался в сообществе подвижников в течение тысячелетия, с 4-го по 14-й век. Задание практики постепенно раскрывалось как задание небывалого рода и масштаба, требующее каких-то еще неведомых трансформаций всего себя; и это говорило, что разрыв с миром тут должен быть полнейшим, абсолютным. |
| Не менее же, богохранимый сиятельный князь, обрадовало нас и знаменитое и высокопочитаемое нами письмо Ваше, исполненное утешения, благосклонности и ласковости; ибо из него мы узнали и о многожеланном и драгоценном для нас Богом сохраняемом добром здравии Вашего Сиятельства, и о попечении, которое имеете о нас с благим и самым христианским расположением, милосердно изливая на нас, бедных, милости, так как Вы имеете могущество, сопутствующее Вашим желаниям, по природной склонности Вашего Сиятельства к благородным и славным благотворениям, которые служат ясными доказательствами Ваших знаменитых добродетелей и изящных качеств славной особы Вашей, имеющих основанием и началом божественную ревность. Сие пишем мы, желая исполнить долг наш Вашему знаменитому, милостивейшему и благодетельнейшему для нас Сиятельству и прося Вас усерднейше, чтобы Вы и настоящее письмо наше довели до сведения Его боговенчанного Величества, воспомянув и присоединив к сему все прочее, что Вы, по прозорливой дальновидности, обширным сведениям и великому уму Вашего Сиятельства, почитаете служащим к защищению поклоняемых святынь и к освобождению оных от неверных, поскольку мы непосредственно писать не осмелились, будучи удерживаемы от сего страхом и почитая сие дело превышающим наши силы. Вочеловечившийся же за нас, распятый, погребенный и воскресший Господь наш да сохраняет Вас во всяком благополучии чрез многие лета до самой глубокой старости, для защищения нас, многоразлично озлобляемых. Вашего богохранимого Сиятельства теплый к Богу молитвенник Патриарх Иерусалимский Поликарп P.S. И ныне осмеливаемся донести Вашему Сиятельству, что мы писали к преподобному архимандриту нашему господину Арсению и к преподобной старице госпоже Анастасии, дабы они, какие собирают милостыни и подаяния во имя Пресвятого Гроба, таковые все неопустительно вручали Вашему Сиятельству, касательно коих просим Вас, дабы Вы милостиво приняли оные под Ваше покровительство и в Ваше снисходительное попечение о том, дабы оные, по приказанию Вашему, верно были присылаемы к нам. |
| Дальнейшие академические и научные связи с греческой церковью ограничивались в XVI веке посылкой нескольких молодых русских людей в Константинополь для учения и подготовки в переводческой работе. Только тогда, когда боголюбцы были в тесном контакте с царем Алексеем Михайловичем, были сделаны новые попытки пригласить греческих ученых в Москву. Первые две такие попытки оказались крайне неудачными и привели только к компрометации греческого правоверия. В 1646 году такой, казалось, нужный для России ученый грек был уже найден в лице архимандрита Бенедикта, о котором говорили, что он — доктор богословия одной из церквей Константинополя. Ртищев немедленно связался с Бенедиктом (который не стесняясь хвастался своими обширными познаниями) и хотел его представить Морозову с целью приглашения этого ученого грека на работу как переводчика или даже как профессора. В самую последнюю минуту Посольский приказ узнал, что Бенедикт не только беззастенчивый хвастун, подделавший свои бумаги, но и вор. Принимая это во внимание, этот греческий авантюрист, кандидат в профессора, был немедленно Через три года новая попытка пригласить другого ученого грека даже обернулась крупным церковным скандалом, почти окончательно скомпрометировавшим греческое благочестие в глазах москвичей. Приехавший в 1649 году в Москву за финансовой поддержкой и по политическим делам иерусалимский патриарх Паисий привез с собой действительно очень ученого богослова и переводчика Арсения. Этот ученый-грек (Арсений), хотя и был греческого происхождения, но учился в Италии, где он и приобрел широкое общее и специально-богословское образование. Он отлично владел многими языками, и всем казалось, что он был отличным кандидатом в переводчики и педагоги. Московское правительство с благословения Паисия немедленно решило предложить Арсению службу. Окончив благополучно свои дела в Москве, Паисий уехал, оставив Арсения организовывать переводческое и школьное дело. Но 25 июля того же года, к великому ужасу москвичей, в Москву пришло письмо патриарха Паисия, в котором он писал с дороги, что рекомендованный им Арсений оказался религиозным авантюристом. Во время своих странствований этот ученый грек Арсений сначала перешел в католичество, потом в ислам, позже снова стал православным, а затем снова перешел в В результате строгого допроса Арсения выяснилось, что ловкий грек действительно изменял вере: в Италии он был католиком, в Турции — мусульманином, в Польше — униатом... и три раза возвращался в Как авантюрист и еретик, Арсений немедленно был выслан в Соловки, откуда он вышел лишь в 1652 году. |
| Потом пошел к духовнику Иерониму. Он, увидевши меня, заплакал, и преподав благословение, сказал: «Или, возлюбленное наше чадо, паки возвратился к нам во Святую Гору Афонскую? Или еще захотелось посмотреть нас? Но уже всех нас не увидишь: любимый твой старец Арсений скончался, и покинул нас. Теперь, что будешь делать?» Я упал ему в ноги, и со слезами стал говорить и просить: «Отче святый, аще старец мой Арсений скончался, то вы мне остались старцы: теперь вы имеете надо мною волю; примите меня паки в свою святую обитель; и паки в послушании буду у вас препроводить остальную жизнь свою». Он же мне сказал: «Теперь твое дело, отче Парфений, кончено, запечатано: блаженной памяти старец твой Арсений послал и благословил тебе идти в Россию, и сам помер, – это он своею смертью запечатал. Теперь нам тебя принять никак невозможно, а иди куда послан. А хотя и примем, то ты сам не будешь спокоен, да и мы пострадаем». И я наипаче восплакал, и стал паки ему говорить: «Отче святый! как я пойду в Россию и с чем? Только осталось у меня денег два рубля; а без денег идти невозможно, да и сам я отнюдь не имею желания; что сотворю, не вем». Иероним же сказал: «Про это как сам знаешь. Вот в Иерусалим и без денег сходил, еще остались два рубля; так и в Россию, аще есть воля Божия, то Бог даст и случай, и без денег выедешь; а здесь, в Святой Горе, тебе оставаться опасно». 93. Плач на гробе старца Арсения Потом пошел я к своему старцу Арсению. И пришедши спросил: «Где похоронили возлюбленного моего старца? Где положили тело моего наставника и утешителя? Где положили его многотрудные тленные останки? Покажите мне скорее, да поплачу о возлюбленном моем старце». Ученики же его мне показали. Я пал на гроб его, восплакал и возрыдал горько от великой моей скорби, и возглаголал в болезни сердца моего: «Отче святый! благослови меня, возлюбленное свое чадо, грешного Парфения, исполненного многих скорбей! Паки, отче святый, заехал к тебе из Иерусалима, принять от тебя душеполезное наставление, и получить в великих скорбях моих утешение. |
| Действительно, Господи, жизнь представляется нам в виде белой полосы, на которой черные точки – скорби, от которых хочется отделаться. На самом же деле жизнь есть черная полоса и на ней рассеяны белые точки – утешения. А найти утешение в скорбях мы можем только углубляясь в себя, в свой внутренний мир, так как в нем таится источник утешения. Господи, прости нас, что мы ещё не сумели отыскать в себе этот источник утешения. Именитые для отдыха уезжают за границу, под южное небо Сицилии, а мы углубляемся в свое сердце, в коем заключен целый чудный мир, может быть, многим неизвестный. Но как войти в него? Единственный ключ – Иисусова молитва, которая открывает нам дверь в этот мир. Но, чтобы углубиться во внутренний мир, необходимо уединение. Некоторые святые бежали для этого в глубочайшие пустыни и оставляли всех и вся, чтобы только упражняться в Иисусовой молитве. Известный подвижник Лука Элладский бежал в пустыню для усовершенствования в молитве, так как постоянные толпы народа, приходившего за советом и утешением, мешали ему сосредоточиться. Поступил он подобно Арсению Великому , который был научен Самим Господом: «Бегай людей и спасешься». Углубиться в чудный мир своего сердца мы можем только через уединение. А чтобы войти в него, мы должны иметь ключ – Иисусову молитву, которая открывает нам дверь в этот мир. Господи, прости нас, что не умеем открывать дверь своего сердца Иисусовой молитвой, совершаемой в уединении. Возникает вопрос: правомочно ли поступил Лука, оставив народные массы ради спасения своей собственной души? Вполне! Ученые, чтобы издать какой-нибудь научный труд, удаляются от общества и углубляются в свою работу. Ученик, готовясь к экзамену, уходит в отдельную комнату, а если нет таковой, то часто, закрыв уши, чтобы не слышать чего-либо постороннего, зубрит свои предметы. Не тем ли более святой для приготовления себя к Вечной Жизни имеет право на уединение? И удаляется он от людей не по ненависти к ним, не в силу своего эгоизма – но и там, в пустыни, служит тому же миру молитвой о нас ко Господу. |
| такой же, т.е. временный, выдел клиру киевскому, подольскому и волынскому 400000 рублей от процентного сбора с польских имений в 1867 году, 3. отвод духовенству лесных участков от 12 до 16 десятин, 4. замена натуральных повинностей, отбываемых крестьянами в пользу духовенства, денежным сбором с их земель с 1 января 1868 года в количестве 419 рублей, из коих в киевскую губернию приходятся 127012 рублей; 5. добавочный земельный надел и постройка помещений причтам в 9-ти западных губерниях, и 6. сокращение числа церквей. Шестьдесят тысяч и 127012 рублей, испрошенные киевским генерал-губернатором Александром Безаком, своевременно даны были, не поровну, киевским причтам. По скольку же рублей досталось 3600 попам, диаконам и причетникам? Из второй суммы – по 35 рублей с копейками, при равномерном разделе, а не при равномерном еще менее, а из первой же вдвое менее против второго раздела. Итак, Безак только по губам помазал медком? Да, только по губам! Духовенство покормилось только впрòголодь? Да, впроголодь! Однако и за то оно было признательно Безаку и поднесло ему не бедную икону, величая его своим покровителем, благодетелем. Один я печально качал своей думной головой и колко говаривал киевским попам: ну, что, братия мои? Сладки слезы помещиков и поляков, которыми покормил вас Безак?? 91 Когда сбор с польских имений прекратился, тогда духовенство лишилось и 400000 слез, разумеется, не питательных для него. А не бедная икона осталась у Безака? Осталась у него, но благих и полезных попам чудес не творила. О наделе киевского духовенства лесными участками я вот что писать митрополиту Арсению 13 декабря 1865 года. «Известное Вам дело об отводе духовенству лесных участков от 12 до 16 десятин, по обсуждении его в присутствии под моим председательством, скоро имеет быть сообщено палате государственных имуществ, военно-поселенному ведомству и городским обществам. Если оно будет успешно, то духовенству в северной части киевской губернии будет тепленько, а в прочих местах ему придется дуть в свои пальцы, потому что вместо лесных участков нельзя дать ему ни оброчных статей, обращенных в июле сего года в пользу государственного казначейства, ни ферм, кои предположено продавать великороссийским помещикам. |
| Сими аще бы премного не обогащен был еси добродетельми, не бы сеяти оная возмогл еси. Кто не имеяй даяти может, кто просветити не свет сый, кто согрети хладен сый, убелит ли скверный, обогатит ли убог, защитит ли некрепкий, како глаголати может не словесен, како действовати мертв сый, но иже свет имут, тыи просвещати, иже теплоту имут, тыи согреяти, иже богати суть, тыи обогатити могут. Сице, преосвященство ваше, понеже в сердце человеческое всеваеши добродетели, знамение несумненное есть, яко премного ими обогащен еси! Что убо, преосвященнейший, благоразумия исполнение глаголеши богатому: тыи в добродетелех не прилично ли похваление всячески, речеши з богословия органом: не аз, но благодать Божия со мною: тем же мирския не требуеши славы. Буди нам мног таков в христианех образ смиренномудрия. Обаче кто речет, яко светильник возженный под спудом поставляем бывает? Не вси ли согласуют, яко добродетелем похваление приличествует, тем же прилично теперь, аще и великаго достоин еси, малое похваления приими приношение, да велик будеши славою вечною (и имети будеши вечную славу). Таковаго изображения картина имеется в Ростове печатная, какова учинена и поднесена Преосвященнейшему митрополиту Димитрию при жизни его от учителей московских. Сия же со оныя в достохвальную его память преписана в а ψне (1755) году и всенижайше поднесено ныне богоугодно престол святительский в Ростове управляющему святейшаго правительствующаго Синода члену Великому Господину преосвященнейшему Арсению митрополиту Ростовскому и Ярославскому». Что касается до самого Прибыловича, то сведения наши о нем очень кратки. Уроженец Ярославля-Польского, он прибыл в Киев в 1692 г., учился в Киевской академии, постригся около 1700 года, и на другой год отправился в Москву, где был преподавателем около четырех лет; в 1706 году в сане иеродиакона был сделан префектом московской академии и учителем логики. В 1708 году посвящен в иеромонахи Димитрием Ростовским , которому по этому, вероятно, поводу и преподнес свои конклюзии. |
| П. П. Извольский переслал записку архиепископу Димитрию с тем, чтобы тот, как ревизовавший СПбДА, подтвердил или опроверг приводимые факты 2098 . Архиепископ Димитрий ответил Извольскому обширным письмом от 9 июня, посланным из Киева. Известный властным и независимым характером, он со всей жесткостью заявил, что вмешательство в дела ревизии считает неуместным, неполезным и недопустимым, выступив против поспешности, как в решении судьбы Никольского, так и в отношении «Временных правил». К тому же он обвинил авторов в незнании академий, пользовании извращенными и преувеличенными слухами и, как следствие этого, упрощенном подходе к вопросу о преобразовании духовных академий. «Я считаю, что некоторые весьма важные пункты временных правил должны быть, несомненно, отменены, – писал он Извольскому. – Но должно быть это сделано так, чтобы не дано было ни малейшего повода подозревать неуверенность, нерешительность. В церковном деле великой важности для прочного успеха нужно не хитрое уловление удобного момента, а открытая прямота, твердость, чуждые переговоров и сделок, решительность, неуклонная последовательность без торопливости, закономерность. И молодые и немолодые члены академии сразу почувствуют крепкую силу – и шатанью, смуте конец» 2099 . Ревизия МДА проводилась после летних каникул с 1 сентября по 3 ноября 1908 г. По замечанию высокопреосвященного Димитрия, «дело было трудно», необходимые документы и сведения «с трудом удавалось получать», так как поначалу и ректор епископ Евдоким (Мещерский), и инспектор М. Д. Муретов решили просто игнорировать ревизию, придерживаясь правила: «знать не знаю, ведать не ведаю» 2100 . О ходе ревизии и отношении к ней академической корпорации один из профессоров, И. В. Попов , сообщал архиепископу Арсению (Стадницкому) , бывшему в 1897−1903 гг. инспектором и ректором МДА. Держа его в курсе внутриакадемической жизни, Попов достаточно откровенно делился своими суждениями о положении духовной школы и политике церковной власти. «В ревизии я вижу «молоток» на так называемую «автономию» и желавших о ней, – замечал он, – но ничем не связанный смотрю спокойно в лицо будущему» 2101 . Критические замечания вызваны были, прежде всего, методами: как и многие, Попов полагал, что ревизию следовало проводить открыто. Вследствие болезни владыки Димитрия, о чем сам он не раз докладывал в Синод, и для ускорения ревизии 18 сентября ревизором КазДА вместо него был назначен архиепископ Псковский Арсений (Стадницкий) , доктор церковной истории (1904 г.), в 1906−1907 гг. председатель Учебного комитета при Св. Синоде, – не имевший в академической среде столь одиозной репутации, как архиепископ Антоний (Храповицкий) . |
|
|
