| Известия о заведении типографии в Киеве можно почерпать из предисловия к Часослову 1617 года, из панегирика в честь Елисея Плетенецкого, написанного в 1618 году и носящего заглавие «Везерунк цнот», Анфологиона 1619 года, Казанья на честном погребе Елисея Плетенецкого 1625 и Триоди 1627 года. На основании данных, которые можно заимствовать из исчисленных сейчас печатных источников, устанавливается, 452 . Таково именно то место «в казании на честный погреб Е[лисея] Плетенецкого», где трактуется о заведении в Киево-Печерской обители типографии, как о венце многоплодной деятельности почившего архимандрита, именно говорится, что он «выставил» оную в глубокой старости, в то время, когда уже и «на очи ослабел». Подобные выражения едва ли могли иметь место в казании Копыстенского, современника и ближайшего сподвижника Плетенецкого, если бы покупка последним Стрятинской типографии состоялась в 1606 или ближайших к оному годах, когда Елисей Плетенецкий был еще не стар. Таково другое в «Везерунке цнот» место, именно то, где говорится, что Плетенецкий «воскресил друкарню Балабана, припалую пылом» т.е. покрытую пылью, что дает понять, что принадлежности в той типографии долгое время оставались без употребления прежде, чем были приобретены Плетенецким, и если до 1616 г. не начиналось книгопечатание, то причиной этому была неисправность стрятинских типографских орудий. таково и то место в Анфологионе, где говорится о совещании архимандрита с братиею относительно издания книг. Наконец – и это самое главное – в начальных Киево-Печерских изданиях мы видим не только стрятинский шрифт, стрятинские гравюры, но даже мелкие заставки, фигурки и украшения те же, что и в стрятинских изданиях, а в некоторых книгах, напр., в Служебнике 1620 года, стрятинский и набор. Думаем, что немалым подтверждением нашего мнения о приобретении лаврой стрятинской типографии не вскоре после смерти Ф[еодора] Балабана, а незадолго до выхода в свет Часослова 1617 года (именно в конце 1615 или начале 1616 г.), служит и следующий факт. Обзаводясь типографией, Плетенецкий одновременно с тем стал заботиться о привлечении в Киев людей сведущих как в «друкарском художестве», так и в приготовлении к печати самых книг. Между тем мы видим, что появление в Киеве таковых лиц падает именно на означенные нами годы. Так, переход из Львова в Киев Тарасия Земки, много потрудившегося в переводе и исправлении первопечатных киевских изданий, относится к 1615 году; вызов в Киево-Печерскую лавру (тоже из Львова) ученого инока Памва Берынды, «справщика книг и типографии печерской директора», состоялся в конце 1616 года. По всей вероятности, к этому же времени должно быть приурочено приглашение плетенецким в лавру и других сотрудников по изданию книг (разумеем Захарию Копыстенского и Гавриила Дорофеича); по крайней мере первоначальные известия о пребывании их в Киеве не восходят раньше 1616 года. |
| Перейдем к книгам, напечатанным в пределах южной нашей митрополии. В послесловии к Апостолу 1573 г. львовского издания говорится: «нам же непотребным, начинания дерзнутым, прощение и грехом простыню да просят, да и сами того же благословения и простыни грехом сподобитеся: и аще что погрешено будет, Бога ради исправляйте, благословите, а не кленете; понеже не писа Дух святый, ни ангел, но рука грешна и брена, якоже и прочии ненаказаннии». В послесловии к анфологиону 1643 г. львовского же издания, о котором сами издатели заметили: «напечатана бысть, третицею уже, всеконечне изследованна, распространенна и исправленна, с еллинскими истинными изводы, сия богодухновенная и святыми отци преданна книга», читаем: «молим со умилением, аще кая неблагоискусна словеса и неблагостройна или поползновенна некая согрешения в книзе сей обрящутся, не посуждати, ни поносити, люботруждешимся, слабостию скудоумия, грех ради тех обдержимых бываемо. Понеже бо, превышши всех, самыя токмо источныя премудрости Божия, пресущественныя, совершенство сие без преткновения быти; человеческого же брения тине, не мощно сущей, невозможно есть». В послесловии к октоиху 1582 г. виленского издания: «молю вы, братие, именем Господа нашего Ис. Христа: аще кому прилучится прочитати или преписовати сию душеполезную книгу, аще будет в некоем погрешено, моего ради небрежения или малоуметелства ума моего, милостиви и незазорливи ми бывайте, молюся вам, чтите, а не кляните; понеже не писа Дух Святый, а ни ангел, но рука грешна и брена». В послесловии к следованной псалтыри 1598 г. острожского издания: «тем же прилежно молю всякого христолюбца, прочитающего книгу сию, отпущения многим моим грехом просити..., аще ли в чем где погрешено обрящется (понеже не ангел писа, но рука брена и грешна), вы же христолюбцы, духом кротости исправляйте, не злоречите, молю». В послесловии к служебнику 1604 г. стрятинского издания: «тем же, аще в чем погрешил есть исправитель священныя сея книги, или и типограф не преблюде коего места, молимся, прощению сподобляйте, братие: обыче бо нечто сицево бывати в таковех, паче же в начале, неуразсмотрившим се, якоже подобает». В послесловии к Евангелию учительному 1606 г., изданному в Крилосе (под Галичем): «молим всех, четущих или приписующих книгу сию: аще что обрящете в ней безместно и неблагоугодно, вы, таковая духом кротости исправляюще, нас труждавшихся в типарском сем художестве, простете, благословете, а не кленете». |
| Послесловие к третьему изданию Анфологиона 1643 года говорить, «напечатана бысть третицею уже, всеконечно изследована, распространена и исправлена с еллинскими истинными изводы». В заключении: «молим со умилением, аще кая неблагоискусна словеса и неблогопристойна или поползновенна некая погрешения в сей книге обрящутся, не похуждати, ни поносити люботруждшимся» 454 . Братство Могилевское также заботилось об исправлении богослужебных книг, как показывают послесловия, помещавшиеся в изданных его типографиею книгах. В конце книги, после краткого славословия св. Троице, помещалось обыкновенно следующее обращение к читателям: «аще кая обрящутся погрешения, всяко молим покрыти скудоумие и невежество наше исправити, и прощению нас труждающихся сподобати: да и сами тожде прощение от Христа Бога получите, в день последнего воздаяния» 455 . Братство Киевское не отставало от других в ревности об исправлении и чистоте богослужебных книг. Особенно много заботился о том митрополит Петр Могила (1641–1647). Он строго запретил вольным типографам печатать книги без его рассмотрения, а ученым членам Братства поручал поверять славянские книги по греческому тексту и по древним славянским спискам 456 . Замечательнее других в этом отношении Служебник 1639 года и Евхологион 1616 года. Они пересмотрены были с особенным вниманием, издатели говорят, что они выбирали древнее греческое; впрочем в их Требнике много молитв и песней патриархов Филофея и Каллиста, т.е. сочинений поздних 457 . Наконец и Братство Виленское; по всей вероятности, трудилось над исправлением книг, потому что типография его, после Львовской, занимала одно из почетных мест в юго-западной России. Притом же, по делу издания книг, оно находилось почти в постоянных сношениях с Братством Львовским 458 . Заботясь об исправлении богослужебных книг от погрешностей и заблуждений, вкравшихся в оные с течением времени, Братства в тоже время стремились и к недержанию чистоты церковно-славянского наречия. К этому сильно способствовали особенно два обстоятельства. |
| Покончив со всеми разноглагольствованиями проф. Титова и всеми, предъявленными им ко мне обвинениями, подведем итог сказанному. 1) Мнение проф. Титова о двойных Львовских изданиях, т. е. что известные в библиографии книги, как вышедшие в те или иные годы во Львове из типографий Слёзки, Желиборского и базилиан (при Кафедре), выходили или (как поправляется проф. Титов) могли выйти в те же годы из типографии Львовского братства, потому что в описях, бывших под руками у проф. Титова, они значатся книгами печати Львовской, – есть мнение совершенно несостоятельное, произвольное, многими данными и соображениями опровергаемое, – есть мнение, вымученное приемами, ничего общего с наукой не имеющими. Мнение это, воплощаемое в реальную оболочку, привело бы (неизбежный логический вывод) к таким красотам в библиографических трудах: «Ключ разумения издан – как значится на заглавном его листе – в 1665 году, во Львове, в типографии Михаила Слёзки; впрочем, в «Описях» значится, что Ключ Разумения 1665 года Львовской печати, а проф. Титов понимает выражение Львовской печати в смысле Львовской братской типографии; следовательно, в означенном году было два издания сей книги 15 и т. д., и т. д, все та же галиматья. 2) Те издания, которые в описях значатся книгами печати Львовской в библиографии же неизвестны, тоже не выходили из Братской типографии (а уповательно и ни из каких других Львовских, что для знакомых с деятельностью сих типографий явственно). В данном случае мы имеем дело с ошибками в датах описей, для иллюстрации каковых ошибок приведенный пример (об Анфологионе, якобы вышедшем в свет в 1691-м году) может служить достаточно вразумительным доказательством. 3) Утверждение проф. Титова, что я, проф. Голубев, при составлении своих «Объяснительных параграфов» в основу их положил «Описание славяно-русских книг» Каратаева и устаревшие труды Зубрицкого и Вишневского, которыми пользовался, по крайней мере в иных случаях, без критики, – есть утверждение недобросовестное, рассчитанное на малое знакомство читателей с вопросами библиографическими. Статья проф. Голубева обнаруживает самое близкое знакомство его с старопечатными книгами, о которых в ней ведутся речи. К Каратаеву он отсылает за справками своих читателей только в тех случаях, когда не имеет нужды приводить длиннейшие заглавия старопечатных книг, полностью сообщаемые в Описании сих книг Каратаева. Труды Зубрицкого и Вишневского, в известных частях устаревшие, выводятся проф. Голубевым на сцену потому, что вкравшиеся в них ошибочные мнения доселе продолжают смущать исследователей и потому не могли быть оставлены (где это по ходу его библиографической работы требовалось) без разъяснений (исправлений), для чего нужна была критика, критика и критика 16 . |
| Что касается повествовательных, исторических и критических талантов, какие обнаружены проф. Титовым при освещении означенного материала, то они поистине грандиозны и ставят сего профессора на пьедестал для обыкновенных смертных недосягаемый. Познания исторические дают возможность проф. Титову вразумить проф. Голубева, что а) «фамилия Балабанов дала из своей среды не одного епископа Гедеона Балабана, но несколько более или менее замечательных деятелей в истории западнорусской церкви», – о чем проф. Голубев мог бы узнать из сочинения Д. Зубрицкого Historyczne badadia о drukarniach и проч. (sic!), Harbarza Несецкого (sic!), Лексикона славяно-российского 1627 г. и многих других произведений. б) Он, проф. Голубев, мог бы узнать, что приобретенная Е. Плетенецким типография была основана не епископом Гедеоном Балабаном, но Федором Юрьевичем Балабаном, после смерти которого была припалая пылом. Обо всем этом он мог узнать из Везерунка цнот 1618 г. и предисловия к Анфологиону 1619 г., в доказательство чего приводятся довольно обширные выдержки из сих произведений, хотя и не столь обширные, какие приводятся из них, в трактации по данному вопросу, самим профессором Голубевым в его исследовании о митрополите Петре Могиле (см. т. I, стр. 387–389; срав. в статье о. Титова стр. 300:302). Наконец, обо всем этом проф. Голубев мог бы уразуметь из своих же сочинений, изданных ранее его «Объяснительных параграфов», но им теперь забытых, в доказательство чего приводятся выдержки из сих сочинений в сопоставлении их с означенными «Параграфами». Разумеется, если бы проф. Титов имел дело не с такой, сравнительно небольшой статьей проф. Голубева, каковы его «Объяснительные параграфы», но с таким его обширным, в 140 печатных листов, произведением, каково исследование о Петре Могиле , то, без сомнения, всяких недосмотров в сем исследовании он, проф. Титов, нашел бы гораздо более, и для его повествовательного и исторического талантов открылось бы попроще более обширное. В самом деле, здесь, например, проф. Голубев пишет (П. Могила, т. I, стр. 288), что «первым крупным фактом, свидетельствующим о религиозном движении, возникшем в Киеве, было образование в конце XVI столетия церковного братства»; а между тем в статьях, перед сим и после сего писанных, сей же проф. Голубев вооружается именно против этого мнения, усиливается доказать, что означенное (Богоявленское) братство возникло в 1616 году и срывает празднование трехсотлетия Киевской Академии в 1888 году, на чем особенно сильно настаивал местный ученый кафедральный протоиерей П. Г. Лебединцев. Какое обширное поле, благодаря этому lapsus’y calami открылось бы проф. Титову для обнаружения своих повествовательных и исторических талантов!.. В особенности сколькими любопытными сведениями он мог бы поделиться, опровергая описку проф. Голубева, что Киев лежит при Днестре! Ведь для опровержения этого мнения можно бы начать речи с летописных сводов по спискам Лаврентьевскому и Ипатьевскому! |
| В конце каждой книги Месячной Минеи печатаются Богородичны, поемые за молитвословиями Минеи (кроме дней предпразднства и попразднства), именно: 1) После стихир: а) Богородичны воскресные (догматики), поемые после стихир на «Господи воззвах» в праздники святых, имущих славословие, полиелей, бдение; Богородичны воскресные, поемые после стихир на стиховне в праздники святых, имущих полиелей, бдение; б) Богородичны восьми гласов, поемые «егда есть «Слава» святому в Минее, «И ныне» по гласу сия». Они поются в те дни, в которые нет святого со славословием, полиелеем, бдением. 2) После тропарей: а) отпустительные Богородичны воскресные восьми гласов, поемые в праздники святых, имущих славословие, полиелей, бдение; б) Богородичны отпустительные по тропарех святых, поемые во все лето на вечерне и на утрени на «Бог Господь», и в конце утрени – в те дни, в которые нет праздника святому со славословием, полиелеем, бдением. Молитвословия Минеи обозначаются в богослужебных книгах, большей частью, словами: «святаго», «праздника»; например: «стихиры святаго», «стихиры праздника»; так что в месяцеслове Типикона подобные выражения указывают на праздники, имеющие для себя молитвословия в Минее, a не в других богослужебных книгах. Песнопения праздника воскресения, содержащиеся в Октоихе, называются в месяцеслове Типикона иными словами, например: «дневными» (дне), «воскресными», «гласа» и т. п. Праздничная Минея (Анфологион) В книге, известной под названием: Анфологион, Анфологий, Трефологион, Трефологий, Цветослов, Цветная Минея, Праздничная Минея, содержатся выбранные из Месячной Минеи последования на праздники Господни, Богородичны и святых, особенно чтимых Православною Церковью , и главным образом те, которые отмечены в месяцеслове Типикона знаками, отличающими праздники великие, средние и малые. Но должно заметить, во первых, что в Анфологионе находятся последования не всем вообще святым, имеющим знак в месяцеслове, a только некоторым из них, именно тем, в последованиях которых молитвословия, песнопения, их напев, или вообще все содержание имеют какие либо особенности, которых нет в последованиях общих 19 ; между последованиями Анфологиона находятся такие, которые принадлежат святым, не имеющим в месяцеслове праздничного знака, но тем святым, которым служба правится в одни числа с предпразднствами и попразднствами неподвижных праздников. Печатается также последование святому, воспоминаемому и не в дни предпразднества, именно святому и праведному Иову (6 мая). |
| Ирмологий Петра Пелопонесского с нотацией нового метода (К-поль, 1825) Ирмологий Петра Пелопонесского с нотацией нового метода (К-поль, 1825) Основная задача «трех учителей» заключалась не в создании новой формы нотации, а в том, чтобы сделать традиц. форму более рациональной и простой для обучения, облегчающей каждому пение с листа, поэтому мн. знаки древней традиции были исключены как избыточные. Певч. книги стали выпускаться печатным способом. Первые издания вышли в 1820 г. в Бухаресте (Анастасиматарий и Доксастарий - оба Петра Пелопоннесского) и в 1821 г. в Париже (часть Доксастария Петра Пелопоннесского и «Введение в теорию и практику церковной музыки» Хрисанфа). В 1824 г. в К-поле Хурмузием была издана в 2 томах «Ταμεον Ανθολογας» (Анфология пападического пения), через год опубликовали в одном томе 2 Ирмология - Петра Пелопоннесского и Петра Византийского. После 1850 г. певч. книги стали издавать в Афинах. Тем не менее число древних песнопений (т. е. составленных до 1750) в опубликованных книгах было невелико и остается таким до наст. времени; это объясняется не только тем, что издатели предпочитают новый репертуар, но и тем, что все транскрипции древних песнопений в нотации нового метода следуют традиции экзегезиса. Поэтому древние мелодии оказываются слишком пространными и едва ли приемлемы для литургического использования, за исключением монастырских бдений. Неск. позднее «трех учителей» жил Феодор Папапарасху Фокейский , мелург и муз. издатель, песнопения к-рого до сих пор широко используются. Его смерть в 1851 г. ознаменовала конец «классического» периода неовизант. пения. Херувимская песнь И. Сакелларидиса. 1952 г. Херувимская песнь И. Сакелларидиса. 1952 г. Во 2-й пол. XIX - 1-й пол. XX в. попытки нововведений предпринимались в 2 противоположных направлениях. Первое обусловлено вост. влиянием и выражалось в использовании арабо-тур. макамов (либо явно - с оригинальными названиями, либо скрытно - под видом обычных церковных гласов) и в развитии виртуозного, чрезвычайно украшенного вокального стиля, особенно в мелизматических песнопениях. Др. направление связано с введением зап. полифонии в греч. церковную музыку. В 1844 г. греч. общины в Вене начали использовать в службах (гл. обр. на литургии) 4-голосные композиции, основанные отчасти на традиц. мелодиях, адаптированных к зап. тональной системе и ритмическим стандартам этого времени. Впосл. др. греч. церкви за пределами Г. также восприняли эту практику. В 1870 г. рус. вел. кнж. Ольга, супруга кор. Георга I, организовала хор для королевской часовни, к-рый исполнял полифоническую музыку в рус. стиле. Это было началом активного рус. влияния на греч. музыкантов, особенно в Афинах и др. больших городах. Наиболее известным композитором этого направления был Ф. Поликратис, чьи сочинения стали популярными среди сторонников полифонии. |
| Четыре дня по нескольку часов кряду Иоаким велел читать «кет и поправки в Крестовой палате перед собою и властями, обсуждая, что следует внести в окончательный вариант. К столь конкретной мыслительной деятельности высшее духовенство не привыкло: в итоге решено было «посоветовать об этом деле с царем и «поговорить с бояры». Ясно, что царь Федор Алексеевич и Дума сделали пас назад: 29 июня патриарх объявил архиереям, что им посоветовали «то исправление рассуждать» самостоятельно, в соответствии с точными переводами. Заседания в Крестовой продолжились, причем обсуждению были подвергнуты и «речения», представленные справщиками в отдельной выписке: из них лишь несколько «малых» были одобрены, а прочие отставлены. «Апостол» позволено было печатать, однако Иоаким учел, что премудрые справщики не сочли возможным утомлять власти мельчайшими разночтениями да описками, и разрешил оные самостоятельно исправить. При сем патриарх велел поправить по своим указаниям святцы, в коих обнаружил повторявшиеся службы одному святому: «и по тому указу те святцы справлены». Полученный текст; хотя и не был сверен с греческим, оказался весьма близок к ныне употребляемому (установленному св. Синодом в 1751 г.). Другим примером является издание в 1682 г. «Типикона» (церковного устава), история которого разъяснена в предисловии. Иоаким обнаружил, несмотря на наличие Устава патриарха Филарета (1634), «во всех Великороссийской церкви чинах и типиках церковных и празднованиях святых в псалмопениях, и прочитаниях стихир, канонов, тропарей, кондаков, и во всех священнодействиях многие разности и несогласия. И от того, — замечено было патриархом, — смущение и молва в храмах Господних, зане всюду настало самочиние и своеволие, ибо в типиках разных времен рукописных и печатных… от переписчиков, также и от самомненных чинов, в указаниях великие обрелись несходства». Заручившись «изволением» государя, Иоаким с освященным собором «совещался синодально» о ликвидации такого «нелепотства», чтобы во вверенной ему Церкви «крамола и спона места не имела… но единством всей Церкви ума и благочинным типикоположением божественные песнопения, и чтения, и празднования совершались благолепно». Для этого «в дому святейшего патриарха» была собрана группа сведущих священно–монахов. Они долго трудились, пока сравнивали рукописные и печатные греческие и славянские типики, а также Львовский «Анфологион», и писали новый экземпляр Устава. Текст с основными вариантами был прочтен в Крестовой палате. Только тогда утвержденный вариант (мало отличный от современного нам) был направлен в печать. |
| Порядок изменяемых богослужений, изложенных в Октоихе, следующий: воскресная служба первого гласа, служба понедельника первого гласа, вторника, среды, четвертка, пятка и субботы, затем воскресная служба второго гласа, служба понедельника второго гласа, вторника и так до субботы, затем воскресная служба третьего гласа, служба понедельника третьего гласа… и т. д. в такой же последовательности все седмичные службы на все восемь гласов. Пение всех восьми гласов в продолжение восьми недель называется в церковном Уставе «столпом». Таких столпов поется в церковном богослужебном году шесть. Начинается пение Октоиха в будничные дни с недели Всех Святых после Пятидесятницы и оканчивается пред Субботой недели мясопустной. В период Великого поста, примыкающих к нему в начале Сырной седмицы и в конце Страстной седмицы, а также в период от Пасхи до Пятидесятницы Октоих в будничные дни не поется. По воскресным же дням Октоих не поется, начиная от недели Ваий и кончая неделею Всех Святых. Кроме того, если в какойлибо воскресный или будничный день случится двунадесятый Господский праздник, пение Октоиха также оставляется. Оставляется пение Октоиха в будничный день, в который случится какойлибо праздник Богодичный или святого. Минея месячная, праздничная и общая Минея месячная от μηναιον месяц содержит в себе изменяемые молитвословия на все дни года по числам каждого месяца для неподвижных праздников (то есть таких, которые приходятся всегда в определенные числа определенного месяца). Поэтому, в соответствии с числом месяцев в году, Месячная Минея состоит из 12-ти книг. В конце каждой книги печатаются особые песнопения Богородичны воскресные, или так наз. «догматики», Богородичные воскресные, поемые после стихир на стиховне, Богородичны, поемые, «егда есть «Слава» святому в Минее»; затем Отпустительны Богородичны, поемые после тропарей в воскресные и праздничные дни, и Богородичны отпустительные, поемые в будничные дни после тропарей. Кроме Месячной Минеи, есть еще так называемая Минея праздничная, или «Анфологион», или «Трефологион», «Цветослов», в которой содержатся выбранные из Минеи Месячной службы Господских, Богородичных и особо чтимых праздников в честь некоторых Святых. |
| Выпили по чарке иродовки (о водке) Страсть к игре в переименования распространяется на географические и топографические реалии. Антонин придумывает названия иерусалимским кварталам: Жидополь (о строящемся еврейском квартале Мишкенот Шеананим) Хождение с компанией на Сион, в Армянь-город (об Армянском квартале Старого города) При первом же чтении бросается в глаза обилие используемых в дневнике иноязычных, преимущественно греческих, слов и фраз. Когда заходит речь о сюжетах, связанных с монастырскими библиотеками, в записях Антонина буквально гимзят (его, пермское, словечко, значащее примерно ‘кишат’) такие, иногда даже необязательные грецизмы, как калогиры (‘честные старцы’), геронды (‘старцы новопостриженных иноков’), филлады (‘книжки, брошюры’), не говоря уже об известных и в самой Греции лишь книжникам-археографам аколуфиях (‘службах’), анфологиях (‘цветниках’), панигириках (‘торжественниках’) или кириакодромах (‘сборниках воскресных поучений’) 1424 . Перефразируя самого Антонина, мы слышим в дневнике «поминутно менявшуюся речь русскую, греческую и арабскую, русскую на греческий лад, русскую на арабский лад и, наконец, какую-то смешанную из всех трех речей» 1425 . По справедливости следовало бы добавить речь латинскую, немецкую и французскую, русскую на латинский лад, русскую на французский лад и т. п. Любопытно, что некоторые из употребляемых Антонином греческих слов, фразеологизмов, поговорок не известны сегодня ни носителям языка, ни словарям. Похоже, в ряде случаев Антонин и на греческом материале не мог воздержаться от излюбленного своего словотворчества. Современники, видимо, сознавали и ценили недюжинные филологические способности и пристрастия Антонина, проявлявшиеся не только в полушутливых контекстах дневника, но и в собственно научных публикациях. 9 июля 1870 г. Антонин получает письмо от своего предшественника на посту начальника РДМ, архимандрита Леонида (Кавелина) , тогда уже «Новоиерусалимского», «зовущего меня на покой в Москву в сотрудники Капитону Ивановичу » – знаменитому соавтору «Описания славянских рукописей Синодального собрания». |
|
|
