| экзегетов, в к-рых он ищет опору для своего толкования. При этом Л. К. старается не высказываться открыто по животрепещущим теологическим вопросам, поднятым Реформацией (оправдание верой, авторитет Свящ. Писания и церковного Предания), предпочитая раскрывать темы, представленные в святоотеческой традиции. Как и все теологи его времени, Л. К. преимущественно использует букв. метод толкования, но в силу интереса к раннехрист. и средневек. экзегезе обращается и к аллегорическому, анагогическому и тропологическому методам, наиболее наглядно представленным в комментарии на Песнь Песней. Особую живость его комментариям придает обращение к мистическим размышлениям над библейским текстом. Тем не менее в его сочинениях проповедник нередко берет вверх над ученым-экзегетом. Именно практическая направленность комментариев Л. К. сделала их довольно популярным чтением среди клира и благочестивых мирян католич. Церкви, так что они многократно переиздавались целиком и по частям в XVII - 1-й пол. XIX в. Комментарии Л. К. широко использовались восточнослав. писателями кон. XVII - нач. XVIII в., его сочинения встречаются в б-ках Антония (Радивиловского), Стефана (Яворского), Иоанна (Максимовича), еп. Тобольского. В б-ке свт. Димитрия Ростовского числилось 10 комментариев Л. К.; ссылки на них встречаются во всех значимых сочинениях Ростовского митрополита: в проповедях, «Розыске о раскольнической брынской вере», особенно много их в «Келейном летописце». Следует отметить, что к комментариям Л. К. большинство проповедников обращались прежде всего в прикладных целях, используя их в качестве собрания цитат из творений отцов Церкви. Впервые частичный перевод «Комментария на Книгу пророка Даниила» Л. К. на рус. язык был выполнен, вероятно, в 1754 г. Григорием Кондаковым (РГАДА. Ф. 196. 1656). С практическими целями делались переводы отдельных пассажей произведений Л. К. в экзегетических сборниках (тезаурусах). Подобный тезаурус в 4 томах был выпущен Ж. А. Барбьером в Париже в 1856 г., в заглавии указано, что он предназначается как для проповедников общин, так и для благочестивых мирян. |
| «Белорусский» текст «З. П.» мог быть как белорус., так и укр. происхождения. Из предисловия следует, что создатель «белорусского» текста был христианином визант. обряда, православным или униатом. Автор предисловия рассматривает «З. П.» как свою книгу, ничего не пишет о происхождении отдельных рассказов. Главный вывод из предисловия: «З. П.» не перевод какого-то зап. сборника (на лат. или польск. языке), но оригинальное произведение (при этом несомненно, что большинство чудес в «З. П.» заимствовано из каких-то зап. произведений). Название сборника - один из образов, к-рыми описывается Дева Мария в «З. П.» (Дева Мария - «утро светлейшее», «звезда незаходимая, звезда пресветлая, заря таинственнаго дне будущего покоя и веселия», «всех цветов прекраснейшая, всех доброт предобрейшая, всех светов всесветлейшая, всея твари святейшая», «заря пресветлая, честная голубице, нескверная агнице» и т. п.). Проведенное Поклонской сопоставление «З. П.» с др. переводными сборниками того же времени, содержащими посвященные Пресв. Богородице сюжеты ( «Великое зерцало» , «Небо новое» и «Ключ разумения» архим. Иоанникия (Галятовского) , «Огородок Марии Богородицы» игум. Антония (Радивиловского) , «Богородице Дево» еп. Тобольского и всея Сибири свт. Иоанна (Максимовича) , «Руно орошенное» свт. Димитрия (Савича (Туптало)) , «Грешных спасение»), показало, что близость к «З. П.» обнаруживают лишь «Великое зерцало» и «Небо новое» ( Поклонская. 1997. С. 14). Однако эти сборники не могут считаться непосредственными источниками «З. П.», поскольку не содержат сюжетов, посвященных розарию. Невозможно согласиться с выводом Поклонской о том, что сборник «З. П.» «был создан на Руси и использовал легенды о чудесах Богоматери, как включенные в другие переводные сборники, так и разработанные составителем сборника самостоятельно» (Там же. С. 20), поскольку почитание розария было неизвестно в правосл. Церкви. Т. о., вопрос об источниках «З. П.» следует считать открытым. Полностью сб. «З. П.» не опубликован. |
| Ректором Коллегии был и Лазарь Баранович († 1693 г.), с 1657 г. архиепископ Черниговский. Знаменит он, как проповедник. Он составил два собрания слов: «Меч Духовный» и «Трубы Словес». Кроме русских сочинений он писал на польском языке стихи и жития Святых. Данные для поучений он преимущественно брал из слова Божия. Его полемическое сочинение «Новая мера старой веры» направлено против книги иезуита Боймы о главенстве папы и об исхождении Святого Духа. Архиеп. Филарет так определяет его труды: «Общее свойство всех сочинений Лазаря – обилие острот и игры словами, краткость в выражении мысли, закутывающейся в непрямые слова; от того иногда не легко бывает уловить точную мысль сочинителя». В проповеднических сборниках его вкрадывались католические мысли. Выше (стр. 461) отмечалось осуждение московским Собором 1690 г. за это его сборников «Меч» и «Трубы словес», как и некоторых творений митр. Петра Могилы , Голятовского, Радивиловского и др. Преемник Гизеля и Лазаря Барановича, ректор Коллегии Иоанникий Голятовский († 1688), с 1669 г. архимандрит черниговского Елецкого мон., был даровитым и многосведущим. Известны его проповеди. Большой сборник их назван им «Ключ разумения» – поучения на все праздники. Им написана повесть: «Небо новое, с новыми звездами сотворенное» – во славу Богоматери. Описаны многочисленные чудеса, связанные с именем Владычицы. Из его полемических сочинений самым неприятным для иезуитов была – «Беседа Белоцерковская». Она излагает его беседу в м. Белой Церкви с иезуитом Пекарским о церковном священноначалии. Выступал он в своих трудах и как христианский апологет. Писал он о магометанах и евреях. В то же время известен был воспитанник Коллегии Иоанн Максимович , будущий архиепископ черниговский, открывший в Чернигове первую семинарию, потом митрополит тобольский, прославленный в 1916 г. Был он проповедником в Киево- Печерской Лавре. Сочинения его – нравственного содержания и большая часть их писана стихами. Самое обширное его сочинение «Богородице Дево». |
| Кроме сказок характера светского, у Радивиловского встречаем, множество сказок характера религиозного, или легенд. Католики обладают огромным запасом таких легенд и не стесняются выдумывать их для подтверждения своих мыслей, считая ложь ни сколько не противною закону Божию, если только она измышлена с благочестивою целью. Таких легенд были целые сборники на Западе и в Польше, а потом появились и в южной России. Потому нудивительно, что Радивиловский, состоявший более других под влиянием латино-польских проповедников, в своих проповедях пользуется также и легендами. Напр., в доказательство того, что имя Пресвятой Богородицы было известно задолго до Рождества Христова, он приводит следующую легенду: «Однажды каменщики, говорит он, по приказу Сибиллы, царицы венгерской и с дозволения Солдана, царя Вавилонского, начали делать глубокую раскопку в долине Иосафатовой. Находят из кирпича сделанный гроб, отворяют и в нем видят огромной величины труп, еще целый, с длинною бородою и длинными волосами, покрытый овечьею шкурой. При голове трупа находят большую таблицу, на которой еврейскими буквами были выбиты слова: «Я — Сиф, третий сын Адама; верую в Иисуса Христа, сына Божия и В Марию, Матерь Его, которые из моих чресл имеют родиться». А вот пример анекдотов, заимствованных в классической древности. «Аристипп философ ходатайствовал однажды пред царем Дионисием тираном за одного человека, чтобы царь оказал ему милость. Видя, что никакими просьбами и другими словами не убедить царя, он падает ему в ноги и, обняв оные, не встает до тех пор, пока царь не согласился на его просьбу. Увидя это другой философ, сотоварищ, начинает укорять Аристиппа, говоря: неприлично философу падать в ноги царю. На это Аристипп отвечает ему: я не виноват, что тиран Дионисий имеет уши в ногах. Так, продолжает проповедник, и евангельский лукавый раб, который сам быв прощен Господом, не захотел простить своему товарищу». В другом месте он приводит анекдот про того же Аристиппа, как он однажды на пиру у богатого купца, не нашедши нигде приличного места, где бы мог плюнуть, плюнул в бороду самому купцу. |
| «Еще Спасов образ Нерукотворенный написан на Вятке, во граде Хлынове. Многи чудеса и исцеления быша от него». «Еще образ Спасов Нерукотворенный, написан, в Андроньеве монастыре. Принесен из Царяграда Св. Алексеем Митрополитом». «Еще Спасов образ Нерукотворенный написан у Соли Вычегодския, чудотворный же». «Еще образ Пресвятыя Троицы, чудотворный же, в обители Антония Сийского в области Колмогорской. Сам преподобный у моря писал его в лето 7131. Многа чудеса и явления быша человеком, и гласы от образа Христова, не повелевая и запрещая, еже бы православны християне табаку проклятого отнюдь не пили». Затем идет краткое «Сказание, от коих образов явныя чуда» – именно от икон Богородичных. Например, «От Пессидийския: из руки лилея выросла». – «От Знамения Богородицы: слезы шли, плакала». – «От Германовския: яблоко приняла Богородица. Екатерине перстень дал Иисус младенец». – «От Максимовския: амфор дала Богородица Св. Максиму митрополиту Московскому». – «От Печерския: дала образ и мощи Святых и деньги иконником и каменьщиком». – «От Онуфриевской: хлеб принимал младенец Иисус и Богородица» – и т. п. Замечу мимоходом, что последнее известие основано на превосходном сказании об Онуфрии, которое приведено уже мною в другом месте 380 . Сверх того, в обоих Сборных Подлинниках графа Строганова довольно подробно изложены сказания об иконах Богородичных (числом 137), с иконописными замечаниями о их подобиях. При некоторых сказаниях указаны источники, а именно: подписи на самых иконах, Патерики – Синайский, Скитский, Афонский, Минеи и Пролога, Летописец Греческий, история Афонская, жития Святых, полные сказания о некоторых иконах, книга Соборник, Степенная книга, Царственная книга, Русский Летописец, Киевский, Польский, История Новгородская, Книга Барония, Звезда Пресветлая, Киевские печатные листы; некоторые из старопечатных книг, каковы: Кириллова книга (1644 г.), Огородок Антония Радивиловского (1676 г.), Руно Орошенное Димитрия Ростовского (1683 г.) и особенно – Небо Новое Иоанникия Галятовского (1665 г.). |
| Следующая за сим собственноручная заметка С. Полоцкого гласит следующее: «Anno 1661 miesic marzec nasta febr. 19 (по старому стилю) a dnia dwudziestego szostego tego misica s poludnia pokaza si wposrzad nieba nad zwyczay, y dosyc iasny; dla czego na zaiutrz spiewalismy moleben soborem z samem Iego M. o. Episcopom w Sophii .». О Московском периоде жизни С. Полоцкого новые данные находятся в рукописном сборнике Московской Синодальной Типографской Библиотеки под 390 (прежние 442, 3792). Здесь помещено несколько писем Полонского к разным лицам, преимущественно к представителям киевского духовенства, с которыми у Симеона были оживленные сношения. Следовательно бльшая часть этих писем, оставшихся неизвестными г. Эйнгорну, имеет непосредственное значение и для предмета его исследования, так как С. Полоцкий , в качестве посредника, играл очень видную роль при сношениях малороссийского духовенства с московским правительством. В сборнике находятся письма (копии) к следующим представителям малороссийской церкви: к ректору киево-могилянской коллегии Варлааму Ясинскому (шесть писем), к наместнику киево-печерской Лавры Антонию Радивиловскому (два), игумену киево-кирилловского монастыря Мелетию Дзику, блюстителю киевской митрополии Мефодию Филимоновичу и черниговскому епископу Лазарю Барановичу (всем последним по одному). Не подлежит сомнению, что знакомство и более или менее близкие связи Полоцкого с большинством поименованных лиц относятся ко времени его пребывания в Киеве. Лазарь Баранович был наставником Симеона. При окончании Полоцким курса в киево-могилянской коллегии Мелетий Дзик виден здесь, как «Pater congregationis» (см. актовую книгу Киев. Центр. Архива, 1019, лл. 673 об.–674). Варлаам же Ясинский, надо полагать, был товарищем Симеона по школе в означенное время. С ним у Полоцкого первее всех и возобновились письменные сношения. Начало их падает на время, еще предшествующее переезду Симеона на жительство в Москву, хотя первое его письмо и послано было из этого города, куда он прибыл накануне великого поста 1664 г. |
| В 2013 г. над вратами помещен мозаичный образ Спаса Нерукотворного. Сведения о сооружении колодца зафиксированы в рукописи неизвестного монаха в 50-х гг. XVIII в.: «Божиим поспешеством создася студенец сей року Божого 1715 месяца июля 11 тщанием всечестнаго отца нашего игумена Лаврентия Горки» ( Перетц В. Н. К биографии о. Игнатия Оксеновича Старишича, киевского проповедника пол. XVII в. Пг., 1914. С. 4). В 1775 г. колодец был облицован кованым железом, в 1785 г. возле него выкопали другую «саженку» - для наполнения колодца водой. В 1791 г. был устроен водопровод в кухню мон-ря по керамическим трубам, а над самим колодцем соорудили шатровый навес, покрыв его гонтом и увенчав главкой с крестом. В 1869 г. архим. Арсений приказал снять это громоздкое сооружение и сделать легкий навес по примеру постройки в Голосеевской пуст. В 1889 г. новый дубовый сруб колодца обложили кирпичами на цементе и по железным трубам провели водопровод в братский корпус, баню и кухню. В 1890 г. соорудили железный навес со шпилем и с железным крестом. Для стока подземных вод были проведены трубы-выводы к склону Днепра. В 1900 г. был выкопан новый колодец, соединенный со старым (для большего водозабора). Однако из-за отсутствия должного ухода колодец в 20-х гг. XX в. перестал функционировать. Реконструкцию его старинного вида осуществили в 1978 г. с использованием гравюры подобного колодца XVIII в. (проект П. Г. Юрченко). Библиотека, архив, ризница В 1765 г. был составлен общий обзор и начата регистрация б-ки. В ней было 83 наименования печатных кириллических изданий. Это гл. обр. церковно-служебные книги, Библии, жития святых, толкования Свящ. Писания, катехизисы, сборники проповедей, сочинения Иоанникия (Галятовского), Лазаря (Барановича), Феофана (Прокоповича), Антония (Радивиловского) и др., а также лексиконы. 30 рукописных книг имели тот же состав по тематике. Из числа аскетических сочинений, традиционных для монашеского чтения, в наличии имелась только «Лествица» прп. Иоанна Лествичника. Лат. |
| Окончательная обработка Подлинника, относящаяся уже к началу XVIII в., определилась историей иконописи в связи с историей церкви, так же как его первые начатки и постепенное развитие. Сколько ни была удовлетворительна русская иконописная система в отношении религиозном, она, по самым принципам своим, не допускавшим художественного совершенствования, носила в себе такие элементы, которые тотчас же должны были обнаружить ее недостатки и слабые стороны, в отношении художественном, как скоро древнерусская жизнь, оказавшись несостоятельной в своем одностороннем, исключительно-национальном развитии, стала пользоваться плодами чужой, западной цивилизации. Это совершилось во второй половине XVII в., и в истории искусства совпало с религиозным переворотом отпадения от господствующей церкви секты староверов или старообрядцев. Царь Алексей Михайлович, любивший иноземные потехи, не удовольствовался русскими иконописцами, и вызвал для украшения своих палат иностранных мастеров, которые расписывали их ландшафтами и перспективами и снимали портреты 45 . Иконопись не могла удержаться в тесных пределах своей бедной техники, и, вместе с ее усовершенствованием, стала терять оригинальность и в композиции, подновляя древние переводы заимствованиями из западных печатных листов, из иностранных лицевых изданий и с гравюр. Колорит стал цветистее и сочнее, кисть размашистее, свободнее. Этот новый стиль в нашей иконописи известен под именем фряжского, в который перешли позднейшие школы Строгановская и Царская. Во главе этого нового направления школы Царской явился замечательный по своему времени художник, Симон Ушаков, который писал не только иконы, но уже и мифологические сюжеты, как например, изображения богини Мира и бога Войны для заглавного листа Московского издания Истории о Варлааме и Иоасафе царевиче 1681 г. Как тогдашняя Русская литература наводнялась западными легендами и повестями, в сочинениях Иоанникия Галятовского, Антония Радивиловского, Симеона Полоцкого , даже самого Димитрия Ростовского ; так и Русские мастера с жадностью новизны бросились на иностранные гравюры, переделывая их на свой лад, и видимо усовершенствуясь в технике и образуя свой вкус: как, например, это можно видеть в гравированных листах Страстей Господних, икон Богородичных и проч. |
| Яворский сочинил в этом году панегирик Ясинскому – Hercules post Atlantem infracto virtutum robore honorarium pondus sustinens (т. е. Ясинский после Гизеля) 208 . В Лавре Димитрий по-видимому сделался официальным проповедником: сам Варлаам называет Димитрия в 1689 году искусным и благоразумным проповедником слова Божия 209 ; в собственноручном списке проповеди, произнесенной 24 февраля 1683 года в Лавре в годовую память погребения 210 Иннокентия Гизеля, он замечает, что пирамис этот сооружен трудом грешного иеромонаха Димитрия Савича, на он час казнодеи печерского 211 . Эта первая из проповедей Димитрия, дошедшая до нас, была произнесена в присутствии киевского воеводы Шереметева, Гордона и всех иностранных офицеров 212 . Построенная по строго схоластическому образцу, эта речь по своей искусственности стоит наравне с произведениями Галятовского и Радивиловского. Проповедник строит столп или пирамиду, уподобляя самого Гизеля, столпа церкви Божией – столпу церкви Соломоновой. Столп Соломоновой церкви был из меди и золота. Медь и золото – символы терпения и постоянства в добрых делах, а этими качествами отличался и покойный архимандрит, которому пришлось за тридцать лет своего настоятельства видеть Украину, истощенную войнами, Лавру, окруженную неприятелями, блистание басурманских мечей и нападение мысленных волков на его духовное стадо. Затем проповедник сравнивает усопшего архимандрита со столпом Даниила, отличавшимся неизменною новизной и служившим местом погребения для царей. Этой неизменной новизне соответствовало неизменное великодушие усопшего, а погребавшимся царям Мидов, Парфов и Персов – грехи от мира, плоти и диавола, умерщевляемые благочестием. Ноздри твои яко столп, шея твоя яко столп, сосца твоя яко столп, сказано в Песни Песней: это сказано людям тщеславным, горделивым и сребролюбивым, но покойный не таковой был человек, дабы созидать ноздри своя яко столп, ради славы людской и пр.; он отличался верой, надеждой и любовью, как видно из его сочинений, набожной жизни и благодеяний к ближним. |
| В 1-й пол. XIII в. на Руси были переведены с древнеевр. талмудические мидраши, посвященные ряду ветхозаветных сюжетов (в первую очередь царю Соломону), к-рые, очевидно, тогда же были включены в Толковую Палею (старший список новгородского происхождения - ГИМ. Барс. 619, 10-е гг. XV в.). Помимо книжного существовал устный путь распространения А.: их рассказывали паломники, возвращаясь из путешествий по святым местам. Следы таких рассказов, напр. о Мелхиседеке, встречаются в «Хождении в Святую землю Даниила, Русской земли игумена» (нач. XII в.) и особенно в «Хождении» Арсения Солунского (XIV-XV вв.). Во 2-й пол. XV - 1-й четв. XVI в. ряд А. переводится западнорус. книжниками с лат., польск. и чеш. языков: «О умучении пана нашего Есуса Криста», «Слово о житьи и хоженьи трех королей персидских» (т. е. волхвов), западнорус. «Сказание о Сивилле», укр. перевод «Евангелия Фомы» («Евангелия детства») и др. В XVII в. источником новых апокрифических сюжетов в рус. книжности (и новых вариантов уже известных) все в большей степени становятся переводы с латыни и с польск. (в значительной мере через посредство сочинений украинско-белорус. проповедников - Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого) , Иоанникия (Галятовского) , Антония (Радивиловского) и др., использовавших в своем творчестве сюжеты средневек. лат. Exempla). Особенностью апокрифической традиции сер. XVII-XVIII вв. является распространение переводных пророчеств о грядущей победе христиан над мусульманами (турками), получивших широкое хождение в западноевроп. «летучих листках» и порожденных реальными политическими событиями того времени (Кандийская война, войны Священной лиги с Османской империей). Для России актуальность этой темы усиливалась пророчеством о «русом (на)роде» (отождествлявшемся с русскими), к-рый будет господствовать в К-поле (одним из ранних примеров такого пророчества в XVII в. является выполненный Гавриилом , митр. Назаретским (до 1658), перевод и истолкование надписи на надгробном камне имп. Константина Великого). |
|
|
