| Сочинение Галятовского изложено в форме разговора христианина с иудеем – форма старая. Образцом русскому ученому послужило, вероятно, «Состязание христианина с иудеем», написанное писателем II века Юстином Философом. Христианин Галятовского доказывает, опираясь на Священное Писание Ветхого и Нового Завета, на сочинения отцов церкви, на разных историков церкви, что истинный Мессия не мог быть никто иной, как только Иисус Христос, опровергает те возражения, какие обыкновенно делали против христианства ветхозаконники, защищает против иудейских нападок христианские догматы и обряды, наконец, в свою очередь обличает иудейские заблуждения и суеверия. Такая книга, как «Мессия Правдивый» имела живой современный интерес. При возрастающей силе иудейства, читающему русскому человеку надобно было приобресть понятие о том, что такое иудейство в его столкновении с христианством; надобно было знать, что говорят и как говорят против христиан иудеи, и как должны отвечать им христиане. Современное значение этих вопросов подтверждается известием Галятовского о том, что в его время иудеи отвращали христиан от христианства. «Мессия Правдивый» посвящен царю Алексею Михайловичу, и это обстоятельство не лишено современного смысла. В XVII веке, несмотря на неизменную неохоту великоруссов допускать в свою землю иудеев, последние, для разных целей, проникали в Москву, обыкновенно выдавая себя за людей другого племени, и книга Галятовского имела задачею познакомить царя и московских книжников с иудейским вопросом, чтобы принять надлежащие меры против иудейских козней. Для нас, в историческом значении, важна в особенности последняя часть этого сочинения, где автор пересчитывает разные преступления, совершенные, по его мнению, иудеями против христиан и служившие тогда оправданием ненависти к иудеям. На основании этих данных, Галятовский, в духе своего века, проповедует жестокое, можно сказать, бесчеловечное гонение на иудеев. Все его обвинения, расточаемые против них, сводятся к тому, что иудеи заклятые враги христиан и делают им величайшее зло. |
| Еще большее разнообразие переводам Подлинника было придано гравированными изображенями в старопечатных книгах и в особенных Лицевых Сборниках. Сборные Подлинники графа Строганова выказывают явственно свою позднейшую редакцию довольно частыми ссылками на Киевские печатные листы, и таким образом узаконивают печатные на них изображения 385 . Между тем тут уже помещены и постоянные противоречие этих последних изображений древнейшим, прежде принятым нашими иконописцами. Но еще гораздо важнейшее противоречие и разномыслие вносилось в наши Подлинники из старопечатных книг. Не только львовские, но и киевские старопечатные издания половины XVII века отличаются замечательным изяществом приложенных при них гравюр на дереве. Неровность в художественном достоинстве рисунков в одной и той же старопечатной книге происходила от того, что иные рисунки печатаны были старыми досками, неискусной домашней работы, другие же – или целиком были из иностранных, немецких и итальянских гравюр, переделанных польскими мастерами, или же составлялись самостоятельно южно-русскими художниками, но под влиянием искусства западного. Таким образом, как в литературе, так и в живописи русской XVII века оказалось благотворное влияние Запада через Польшу. В лучших гравюрах южно-русского и польского изделия, при старопечатных церковнославянских книгах, нельзя не удивляться тому гармоническому тону, какой художники умели дать, казалось бы, чисто случайному соединению древнерусской простоты, строгости и некоторой грубости с легкостью и изяществом западной техники. Образцы этой живописи можно видеть не только в Львовских изданиях уже первой половины XVII века, но и в киевских старопечатных книгах того же времени. Так называемая Лицевая Библия , изданная в Киеве, в 4-ку, в 1648 г., содержит в себе много рисунков, заслуживающих полного внимания в художественном отношении. Рисунки из этой Библии помещались в разных и позднейших киевских изданиях; например, в изданиях сочинений Лазаря Барановича: Меч духовный 1666 г., Трубы словес 1674 г., в книге Антония Радивиловского: Огородок Марии Богородицы 1676 г., и в некоторых других. Если в конце XVII века и в Москве гравюра получила изящный характер, например, в рисунках Ушакова, то в половине того же столетия – надобно сказать правду – старопечатные книги на северо-востоке России далеко уступают южно-русским в изяществе политипажей. Таким образом, южная Русь, по своему образованному сочувствию к успехам художеств на Западе, получает самое видное место в истории древнерусской иконописи, процветание которой в XVII веке – как известно по преимуществу зависело от обаятельного влияния западного искуства на простодушное воодушевление русских мастеров, еще не утративших тогда благочестивого настроения духа эпохи древнейшей. |
| Девы Марии от Иоакима и Анны: «Яко праве Ева , не послушною будучи, сталася и себе и всему рожаю людскому причиною смерти, так и преблагословенная Дева Мария, послушная, и себе и всему рожаю людскому сталася причиною спасения.» В особенности по вкусу схоластических проповедников семнадцатого века пришлось сравнение пр. Девы с цветами. Это было еще самое естественное и простое из сравнений Богоматери с предметами физического мира, к каким прибегали южнорусские проповедники схоластического направления. Радивиловский посвятил целую проповедь на сравнение пр. Девы с лилией, именно в «Огородке» третье слово на Введение пр. Богородицы во храм. «Первое подобенство пр. Девы Мари до лелеи, же лелея жадных на себе не мает макул, которыи бы пиенкность ей нарушали... Второе – лелеи суть белыи и червоныи... Пр. Дева Мария белая, иле до невинности первороднои, есть теж и червона, иле до встыду девическаго... Потрете, мает и тое до себе лелея, же межи зелиями не мает плодовитшаго над лелею, албо вем з едного корня пятьдесят пущает головок, яко пишет Плиниуш... В Марии насине (добра и благодати) принесло плод тридесятый, шестидесятый и сторакий... Опустивши иншия многия власности, которыми есть лелея оздобленая, тое мовлю, иж жадного цвету большаго и высшаго немаш над лелею, бо ведлуг Плиниуша в три локтя растет выше над иншии цветы, и для того старожитныи лелею назвали цветом царским». Религиозно-поэтические сравнения пр. Девы Марии с Евой и со цветами, в частности с лилией, проникли в южнорусский народ, были им своеобразно истолкованы и выразились в словесности южнорусского народа в форме любопытных сказаний о том, что Бог создал пр. Деву Марию в начале света из цветов, и в форме темных песен о близости пр. Богородицы к лилии и маку. В народе распространен своеобразный апокриф, что Бог создал первого человека с кожей роговой, а первую женщину из цветов. Но Адаму женщина эта не понравилась, и он просил Бога дать ему другую подругу жизни, не столь нежную. Тогда Бог цветную девушку взял к себе, а для Адама создал Еву, из его ребра, также с роговым телесным покровом. |
| Орла во мгновение научишь взирать на солнце и забавляться, но не сову. Оленя легко направишь на кавказские горы и привлечешь пить без труда из чистейших нагорных водоточей, но не верблюда и не вепря. Всякое дело спеет собою, и наука спеет собою. Клубок сам собою покатится с горы, отними только препятствующий камень преткновения. Не учи его катиться, а только пособляй». В объяснение этих слов приведем еще мысли Сковороды о народном воспитании: «учителю надлежит быть вездесущим в народе: ибо «извод» образования должен быть из народа, для народа, народный; долг же учителя познать необходимость, меру, пример и свойство «исты» образования, и сочетать себя с народом, т.е. извод с истою или форму с идеей. Какое идолопоклонство воспитывать выписанным мудрецам и наемным учителям из немцев и французов силу восприносить и воспричитать чуждому воспитанию! Самое воспитание скрывает в природе каждого народа, как огонь и свет невидимо скрываются в кремешке. Приставь же губку либо трут, не пожалей руки и ударь кресалом и выкресишь огонь у себя дома, и не будешь ходить по соседним хатам с «трепетицею», кланяться и просить займи мне огня! Учителю подобает быть из среды народа русского, а не немцу и не французу. Не чуждому воспитанию должно быть привиту к русскому человеку, а своему родному. Нужно его уметь силой найти, выработать его из нашей же жизни, чтобы снова осмысленным образом его обратить в нашу же жизнь». Из-под простонародной внешности Сковороды в значительной степени проглядывала та складка, которую наложил когда-то на него школьный схоластицизм. Влияние схоластической школы на Сковороду сказывается в языке его сочинений, характер изложения и даже в форме заглавий. Заглавие его сборника «Сад божественных песней» отзывается школьным направлением и напоминает подобные заглавия южнорусских сборников проповедей, как например, «Огородок Божией Матери» Радивиловского. Не без влияния школы, можно полагать, в Сковороде окрепла наклонность к странничеству. В Малороссии всегда были странствующие личности. |
| Схоластическое образование заставляло при соблюдении правил относительно формы смотреть очень легкомысленно на фактическую правду и сочинять не считалось слишком постыдным. В 1696 г. напечатана была в Чернигове брошюра Галятовского: «Боги поганские». Она посвящена царевне Софии. В своем предисловии автор снова показал образчик лести, свойственной своему времени, прославлял Софию, находил соответствие ее крестного имени с названием премудрости и выразился о царском доме в таких выражениях: «В дому найяснейших царей русских каждый царь есть солнцем, царица есть месяцем, царевичове и царевны суть звездами: бо светят добрыми учинками» (поступками). По учению Галятовского, идолы языческих богов были не болванами, статуями, простою вещью, как об них отзывался некогда Ветхий Завет , но жилищем злых духов, и ссылается, в подтверждение своего взгляда, на многих церковных и светских писателей. Бесы, сидевшие в идолах, говорили иногда правду и предсказывали появление христианства; но они же часто обманывали и подводили в беду людей, употребляя в своих прорицаниях двусмысленные выражения, так что человек понимал прорицание совсем не в том смысле, какой оно имело на самом деле. Нигде неуменье Галятовского отличать вымысел от фактической правды не высказалось так выпукло, как в этом сочинении: взявши из освобожденного Иерусалима в польском переводе Кохановского рассказы о поступках чародея Исмена, Галятовский не поколебался принять их за несомненно достоверные исторические события. Языческие божества для Галятовского не только предмет истории и археологии; они имеют живой, современный интерес. Деятельность их продолжается и поныне. «И теперь, -говорит он, – дьяволы чрез посредство чародеев дают ответы и прорицания; злые духи, обитавшие в идолах, и теперь разным образом соприкасаются с людьми: они то принимают личину умерших людей, то создают себе воздушное тело из облаков, показывают разные вещи в зеркале, дают ответы чрез огонь, воду, чрез перстни» и т. п. Для Галятовского борьба с языческими божествами такая же, какою была борьба против иудейства и мусульманства. |
| Христианин упрекает иудеев в том, что они обманщики, составляют фальшивые документы, продают медь и железо за золото или подмешивают к золоту и серебру металлы низшего достоинства, принимают от воров для сбыта краденые вещи, делают тайно фальшивую монету. «Вы, -говорит христианин, – всеми способами стараетесь обмануть, обобрать христианина, вы считаете это добрым делом. Ваш талмуд учит вас этому. Вы опираетесь на тот пример, как ваши предки когда-то взяли в Египте серебро и золото, дорогие одежды и убежали; им это не вменилось в грех; вы, жиды, нас, христиан, считаете, наравне с египтянами, погаными и потому обираете нас, как предки ваши обирали египтян. Божеский закон не дозволяет вам брать лихву со своих единоплеменников, а дозволяет брать ее с язычников: моавитов, аммонитов... Вы считаете нас, христиан, за таких же язычников, какими были моавиты и аммониты, и потому берете с христиан чрезмерные проценты. Со своими иудеями вы этого не делаете. Есть у иудеев общественная казна, куда собираются деньги, приобретенные лихоимством и всяческим плутовством; каждый иудей должен приносить туда плоды своих трудов такого рода. При окончании года, собранная сумма делится на части: одна часть возвращается вкладчикам, другая идет на бедных иудеев, третья на уплату податей, четвертая остается в казне. Вы платите государям подати теми деньгами, которые вы содрали с подданных тех же государей; вы откупаете себе города, села, места, аренды; обогащаетесь, чванитесь нарядными одеждами, строите себе богатые дома и божницы. Вы, жиды, алчете обладать христианами, владычествовать над нами и поэтому-то вы, обманывая нас, забираете себе наши деньги и имущества; вам хочется сделать христиан своими слугами и подданными. За это следует вас или выгонять из государства, или обременять работой и трудом; следует нашим христианским императорам, князьям и всем панам брать из жидовской казнохранительницы деньги на постройку церквей и убежищ для больных и убогих: пусть эти деньги пойдут в уплату бедным христианам, чтоб они служили не жидам, а христианским господам. Справедливо будет обратить деньги, собранные жидами, на пользу государству, потому что ведь эти деньги христианские. Не следует дозволять вам, жидам, строить свои божницы, а, напротив, надобно их разорять, потому что в ваших божницах вы произносите желания христианам того, что постигло несчастного Амана». |
| Эта прекрасная книга (...) посвящена описанию пороков и добродетелей» 77 . Образ райского сада введен в книгу Альберта Великого (ум. 1280) «Paradisus апішае» («Рай души», Кельн, 1498). Воспитанию души посвящен «Hormulus rosarum» («Садик роз», Базель, 1499) Фомы Кемпийского, в кратких трактатов которого приводятся «Славные дела и благочестивые мысли». Назначение книги саксонского проповедника Иоганна Меффрета «Hortulus Reginae» («Садик Царицы». 1443–1447) состояло в том. чтобы снабдить проповедников материалом для религиозно-нравственного поучения. Спустя два столетия книга проповедей Меффрета была переведена в России по заказу царя Алексея Михайловича киевскими книжниками, она послужила в качестве образца для украинского проповедника – Антония Радивиловского при составлении им «Огородка Марии». По-видимому, на соотнесенность с европейской традицией учительных «вертоградов» указывает и автор, называя свой «огородок» «нововыставленным», «новонасажденным». Французский профессор богословия Якоб Марханти (Жак Маршан) уподобил сборник своих трактатов-поучений «Hormus pasmorum» («Сад пастырей», 1632) раю наслаждения, ибо в нем собраны «благоуханные цветы и плоды высокой нравственности». Обширный и разнообразный материал распределен по темам: семи смертным грехам противопоставлены моральные достоинства. Практический катехизис изложен в форме вопросов и ответов. Или, по определению самого автора, «пестротканое многоцветие» организовано в «цветники-клумбы»: «(...) floribus polymitus in lectionum areolas partitus». Второе издание «Сада пастырей» (1632) имелось в библиотеке Симеона Полоцкого , который явно им пользовался, о чем свидетельствуют его пометы и записи на страницах книги, прямые ссылки на нее в рукописях поэта 78 , а также показательная перекличка определения «многоцветный» в заглавии его «Вертограда» с «пестротканым многоцветием» у Марханти. В Европе XVI в. чрезвычайно плодотворной оказалась линия литературных садов, опирающихся на символический мотив в его наиболее продуктивном в эту эпоху значении: сад как символ добродетели и души. |
| Название своих сборников автор объясняет в предисловии. «Сей начаток труда, Огородок Марии Богородицы названный, приносит тебе в жертву прах, пепел и недостойный раб и насадитель огородка. Другие посвящают свои труды царям, князьям и владыкам мира сего, а я посвящаю Тебе, Царица неба и земли. Ты одна была утехою моею на земле; одною утехою моею было проповедовать и восхвалять Тебя». Название сборника заимствовано из книги Песнь Песней (4:12) на основании сходства между Огородком (садиком) и Пресв. Богородицею. Впрочем, Радивиловский не первый изобрел такое название. Еще в 1615 году b Colonia Agrippinae под таким же точно названием был издан на латинском языке сборник проповедей сицилийского священника Меффрета (Hortulus reginae sive sermones Meffreth). Южнорусскому проповеднику сборник этот был известен, что доказывается сходством содержания некоторых проповедей его с проповедями Меффрета. Посвящая свой сборник Богородице, Радивиловский в тоже время посвящает его и Иннокентию Гизелю, архимандриту лавры, который приютил его у себя во время военного бедствия. Второй сборник «Венец» посвящен Господу Создателю, венцу доброты, за венец триумфальный, как победителю и триумфатору, ибо все недели (воскресенья) воспоминают Его победу над диаволом, смертию и грехом. И это название сборника не принадлежит собственно Радивиловскому, так как до него с такими названиями существовали в польской литературе и сборники и отдельные слова: напр., Венец сплетенный из доминиканских концептов, Сапецкого; Венец неувядаемой славы пречистой Девы Марии, Старовольского; золотой венец на погребение Анны Острожской Гипча; венец академии, Петровицкого и др. Посвящен этот сборник Радивиловского, так же как и первый, не только Иисусу Христу, но и царям Иоанну и Петру Алексеевичам и Софии Алексеевне. Цель, с которою изданы были автором его Сборники, объяснена в предисловиях,— принести пользу не только пастырям, но и всем вообще душам читающих. Следовательно, сборники назначались не только для произнесения из них проповедей в церкви, но и для чтения дома. |
| М. Погодин писал в 1849 г., о книге «Св. Димитрий Ростовский » М. 1849 г., сравнивая её с сочинением Грановского «Аббат Сугерий»: «Это превосходное исследование о незабвенном авторе Чети-минеи, но не его биография... В Сугерии виден, более или менее, живой человек, а здесь как будто видишь только святые мощи! Автор всегда боится как будто сказать лишнее, и не говорит нужного, беспрестанно думает о приличии, как будто бы всякая строка должна была иметь характер догматический или канонический, оттого многое сжато, стеснено, сухо». Это замечание нашего знаменитого историка и натолкнуло нижеподписавшегося, еще в 1881 году, заняться исследованием жизни и сочинений св. Димитрия, в каковом намерении он и был поддержан покойным своим учителем О. Ф. Миллером. Тема представляла тем больший интерес, что затрагивала один из важнейших моментов русской исторической жизни – эпоху Петра Великого: взгляд на последнюю и доселе, несмотря на массу замечательных работ, нельзя назвать вполне установленным. Как же отнестись к подобной теме, как разрабатывать её, откуда взять материалы? Можно было изучить специально литературную деятельность св. Димитрия, разработать вопрос об источниках Четь-Миней святителя, особенно в русских житиях, сравнить проповеди святителя с проповедями прежних и современных ему ораторов, русских и польских, исследовать язык его сочинений и т. д. Но, по мере изучения сочинений св. Димитрия, более и более заинтересовывала меня его личность, и результатом изучения её в связи с литературною деятельностью святителя и обстоятельствами его времени и явилось настоящее сочинение. Жизнь святителя резко распадается на два периода: малорусский и великорусский. В первый период святитель, судя по доступным мне материалам, не представляется резко очерченным деятелем: это благочестивый, схоластически образованный монах, с горячею привязанностью к родной церкви и стране, подозрительно смотрящий на московское духовенство, одним словом, по своей внешней деятельности это тот же общий тип малорусского духовного деятеля, какой мы видим в Гизеле, Иоанникии Голятовском, Антонии Радивиловском, Иннокентии Монастырском и других южнорусских духовных. Может быть, это однообразие объясняется, кроме всенивелирующего монашества вышеуказанных лиц, и недостатком исторического о них материала. |
| Кубический объем 3-апсидного Георгиевского собора увенчан 3 куполами на барабанах; построен в стиле укр. барокко, по образцу Вознесенского собора киевского в честь Вознесения Господня и святых Флора и Лавра жен. мон-ря . Центральная прямоугольная в плане апсида имеет высоту, одинаковую с основным объемом здания, боковые 3-гранные - значительно ниже. Купола установлены по оси «восток-запад», по традиции укр. деревянного зодчества. Стены фасадов разделены на прясла пилястрами, соответствующими внутреннему делению пространства столбами. Окна обрамлены наличниками с простыми треугольными сандриками. Портал главного входа и барабаны куполов богато декорированы лепным орнаментом: овальными медальонами, в к-рых находились иконы, написанные на металле (Рождество и Успение Божией Матери), изображениями ангелов, гербов, военных атрибутов, аллегорических фигур, элементов растительного орнамента. Остальные плоскости здания оставлены гладкими, что придает орнаментальной лепнине особую выразительность. Иконостас собора был сооружен на средства киевского полковника Е. Ф. Дарагана. В Георгиевском соборе хранились серебряный и деревянный ковчежцы с частицами мощей мч. Трифона и мц. Марины, подаренные игум. Варлааму К-польским патриархом во время русско-тур. войны 1768-1774 гг., а также чудотворная икона вмч. Георгия Победоносца в серебряной ризе, от к-рой в XVIII-XIX вв. происходили исцеления. В усыпальнице собора и к востоку от него находились захоронения настоятелей и благотворителей Г. м.: полковников А. М. и М. А. Танских ( 1742, 1747), Е. Ф. Дарагана ( 1762) и его сродников, кнг. С. Е. Хованской ( 1819), коллежского советника В. С. Барановского ( 1843) и его сродников, капитана В. С. Катенича ( 1843), ген.-майора С. А. Лагоды ( 1876) и др. Собор во имя вмч. Георгия Победоносца 1741 - 1770 гг. Фотография. 2005 г. Собор во имя вмч. Георгия Победоносца 1741 - 1770 гг. Фотография. 2005 г. К XIX в. б-ка мон-ря насчитывала неск. десятков богослужебных книг XVII-XVIII вв., издания «Ключ разумения» (1659) архим. Иоанникия (Галятовского) , «Слова» (1659) св. Григория Богослова , «Труби словес nponobiдhux» (1679) архиеп. Лазаря (Барановича) , «Венец Христов» (1688) игум. Антония (Радивиловского) и др. |
|
|
