| Фемы. Большинство ученых, начиная с Финлея, относят реорганизацию и дополнение провинциальной фемной системы, которая возникла в VII веке, к VIII веку, и, в частности, ко времени правления Льва III. Финлей писал: «Новая географическая организация по фемам была введена Львом и просуществовала столько, сколько само византийское правительство». 691 Особенно категорически в этом смысле высказывается Гельцер; по его словам, «Лев совершенно устранил гражданскую администрацию и передал гражданское провинциальное управление военным представителям». 692 «Лишь со времени Льва Исавра, – пишет Ф. И. Успенский, – происходит крутой поворот в сторону усиления власти стратига фемы за счет гражданской администрации провинций». 693 Но дело в том, что о мероприятиях Льва III в области провинциального устройства нет прямых известий. Существует перечень фем с некоторыми указаниями на их организацию, принадлежащий уже известному нам арабскому географу первой половины IX века Ибн-Хордазбеху. 694 Сопоставляя его данные с данными о фемах VII века, ученые приходят к некоторым выводам относительно фемных изменений в VIII веке, т. е. во время Исаврийской династии. Оказывается, что в Малой Азии, кроме трех уже перечисленных выше фем VII века, были созданы в VIII веке, может быть, при Льве III, две новых: 1) Фракийская фема в западной части Малой Азии, образованная из западных областей обширной фемы Анатолики и получившая свое название от стоявших там европейских гарнизонов из Фракии, и 2) Фема Букелларий (Букелларии), представлявшая собой восточную половину уже известной также обширной фемы Опсикия и названная так от букеллариев (bucellarii), как назывались некоторые римские и иностранные войска, бывшие на службе империи. Константин Багрянородный говорит, что букелларий следовали за войском, доставляя ему пропитание. 695 Таким образом, к началу IX века в Малой Азии было пять фем, которые в источниках за это время и отмечаются как «пять восточных фем» (например, под 803 годом). 696 Европейских фем к концу VIII века, по-видимому, было четыре: Фракия, Македония, Эллада и Сицилия. Но если вопрос о количестве фем в Малой Азии к началу IX века может считаться установленным, то вопрос о полном устранении гражданских властей и перенесении их функций на военных начальников остается пока неясным. Решающая роль Льва III в организации фем не может быть доказана. Это скорее предположение. 697 |
| Handbuch der christlichen Moral. I–III Bde. 1817»), Hischer " а («† 1865. Die christliche Moral, als Lehrev. d. Verwirklich. des. gottlich. Reiches in der Menschh. I–III Bde. 1835»), затем системы Martin " а («Lehrbuch der katholischen Moraltheologie. 5 Aufl. 1865»), Verner " а («Syst. Der christl. Ethik. I–III Bde. 1850–1852»), Iocham " а («Moraltheolog. I–III Bde. 1852–1854»), далее – Simar’a («Lehrbuch d. kathol. Moraltheolog. 2 Aufl. 1877»), Linsemann " а («Lehrb. der Moraltheol. 1879»), потом Pruner " а («Lehrb. Der kathol. Moraltheol. 2 Aufl. 1883»), Schwane («Moraltheolog. 1878–1885») и друг. 21 , напр., Bittner " а («Lehrb. d. kath. Moralth. 1855»)... Хотя в этих нравоучительных системах и проглядывают – в одних больше, в других меньше – чуждый чистой христианской морали «юридический элемент» 22 и другие специально католические недостатки, тем не менее они, т. е., системы, несомненно проникнуты в той или иной степени «научным» духом, как и сказано выше, – и в некоторых отношениях, где специальные особенности римско-католической морали отступают в сторону, даже поучительны и полезны и для православных моралистов... В этих последних случаях к ним иногда можно обращаться и нам и пользоваться ими. Это не подлежит никакому сомнению и не может возбудить ни в ком недоумений и недоразумений. «Другое направление примкнуло к казуистике прежних времен и чуждо научному успеху». Представителями его являются в новое время – «Гури и Лемкуль», произведения которых «образуют контраст» по отношению к принадлежащим богословам «первого направления» 23 . Таким образом мы видим, что и среди католических богословов не все стоят на стороне того «направления», выразителем которого в наши дни является Лемкуль, – что некоторые, в роде перечисленных нами, идут по научному пути и проч. И то – хорошо! Но как велико число последних, насколько их системы в наши дни распространены в католическом мире, насколько они одобряются высшей церковной властью и проч., все это – еще вопрос, освещение которого будет до некоторой степени дано ниже. |
| Речь идет о следующих документальных комплексах: 1) «Дело Совета Казанской духовной академии о вызове воспитанников в состав нового академического курса и о доставлении Св. Синоду сведений о составе нового академического курса 1899 года» ; 2) «Дело Совета Казанской духовной академии об испытаниях студентов I, II и III курсов 1900 года» ; 3) «Дело Совета Казанской духовной академии об испытании студентов I, II, III курсов за 1900/1 учебный год» ; 4) «Дело Совета Казанской духовной академии об испытании студентов I, II, III курсов за 1901/2 учебные годы» ; 5) «Дело Совета Казанской духовной академии об испытании студентов IV курса за 1902/3 учебные годы» ; 6) «Курсовое сочинение студента XLIV курса Казанской духовной академии Константина Островидова» . Кроме того, это подтверждают такие документы, как прошение студента Саратовской духовной семинарии Константина Александровича Островидова о допуске к приемным испытаниям в Казанскую духовную академию и диплом об окончании Казанской духовной академии, выданный Островидову Константину. III. Третий вопрос, который считаем нужным рассмотреть в данной статье, следующий — был ли Константин Александрович Островидов пострижен в монашество в годы академического студенчества? Митрополит Мануил (Лемешевский), а вслед за ним и Лев Регельсон пишут: «Пострижен в монашество во время учения в академии» . О безосновательности этого утверждения можно заявить на основании двух аргументов: 1) диплом об окончании академического курса выдан Островидову Константину, а не монаху Виктору, не иеродиакону и не иеромонаху, что необходимо отражало бы факт пострига в академии; 2) автор этих срок не обнаружил в «Делах правления Казанской духовной академии о пострижении в монашество студентов академии» 10 фонда НА РТ даже намека о возможном монашеском постриге студента Островидова. Комментарии ( ): Написать комментарий: Другие публикации на портале: © 2007-2024 Портал Богослов.Ru. Издатель: БОГОСЛОВ.RU Адрес издателя: 141300 Московская область, город Сергиев Посад, территория Троице-Сергиевой Лавры. Все права защищены. Свидетельство о регистрации СМИ Эл ФС77-46659 от 22.09.2011 При копировании материалов с сайта ссылка обязательна в формате: Источник: Портал Богослов.Ru . Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов публикаций. Редакция открыта к сотрудничеству и готова обсудить предложения. |
| Мы находим их на севере вплоть до Ибрима, представлявшего собою южный предел набора вспомогательных войск Аменхотепа III и, вероятно, являвшегося поэтому крайним пунктом, до которого простиралось на юг местное управление исключительно египетских чиновников. Ежегодное прибытие в Фивы наместника, везущего годичную дань со всех нубийских земель, стало на долгое время явлением обычным. Амарнские письма, быть может, наиболее интересная совокупность документов, дошедших от Древнего Востока, дают нам возможность обозреть царства Передней Азии, Цари которых разыгрывают, как на сцене, каждый свою роль перед великим троном фараона. Около 300 писем, написанных вавилонской клинописью на глиняных таблицах и открытых в 1888 г. в столице сына Аменхотепа III, Эхнатона, в месте, известном в настоящее время под названием Тель-эль-Амарна, откуда корреспонденция и получила своё название. Они относятся к царствованиям Аменхотепа III и его сына и преемника, Аменхотепа IV или Эхнатона, и представляют собой переписи строго официального характера между этими фараонами, с одной стороны, и царями Вавилонии, Ниневии, Митанни, Аласии (Кипра) и сирийско-палестинскими вассалами фараона, с другой. Сохранилось пять писем (Амарнские письма) от корреспонденции между Аменхотепом III и Каллимма-Сином (Кадашман-Белом), царём Вавилонии: одно от фараона. а другие от Каллимма-Сина. Вавилонский царь постоянно нуждается в золоте и настойчиво побуждает своего египетского «брата» посылать ему большое количество драгоценного металла, которого, говорит он, согласно сообщениям вавилонских послов, в Египте также много, как пыли. Значительное трение возникает вследствие недовольства Каллимма-Сина количеством золота, посылаемым ему Аменхотепом. Он указывает на тот факт, что Аменхотеп получил в жёны дочь его отца, и видит в этом факте основание для дальнейшего получения золота. Из следующих писем мы узнаём о переговорах в связи с браком между дочерью Аменхотепа и Каллимма-Сином или его сыном. Аменхотеп находится также в самых тесных отношениях с царём Митанни, Шуттарной, сыном Артатамы, с которым его отец, Тутмос IV поддерживал самые дружеские связи. Возможно, что Аменхотеп был племянником Шуттарны, от которого он получил в жёны дочь, по имени Гилухипа. В ознаменование этого союза Аменхотеп велел сделать из камня несколько скарабеев с надписью, увековечивавшей событие и сообщавшей, что принцессу сопровождала свита из 817 придворных дам и служителей. Это произошло в 10-м году царствования Аменхотепа. После смерти Шуттарны союз поддерживался его сыном Душраттой, от которого Аменхотеп впоследствии получил в жёны своему сыну и преемнику его дочь Тадухипу. Корреспонденция между царями весьма красноречива и характерна для такого рода сношений. Далее следует письмо Душратты к своему египетскому союзнику: |
| Вблизи большой надписи-анналов на других стенах помещены повествования о царских сооружениях и праздниках в честь Амона по случаю победы. Большая надпись об этих праздниках и пожертвованиях помещена на внутренней, обращённой к залу летописей, стене 6-го пилона, параллельно концу летописей и, таким образом, как бы составляет их продолжение. Текст начинается с упоминания о построении крепости после первой победы «среди князей Ливана» и о возвращении в Фивы, где происходят празднества, жертвуются дары храмам, насаждается сад. Затем царь излагает причины своей щедрости, клянется в истине своих слов и заканчивает надпись обычной в подобных случаях речью к жрецам с убеждением быть ревностными в отправлении культа в память его. Эти дарственные и строительные надписи, конечно, не составляли одного целого с «анналами», но помещение их в одном месте не могло быть случайным, как впоследствии не было случайным соединение в одном папирусе описания подвигов Рамсеса III в военное и мирное время с перечнем храмовых приобретений в его время. Получилась во всяком случае полная официальная картина внешних и внутренних (как их тогда понимали) деяний, несколько напоминающая ассирийские летописи. Царские тексты XVIII династии Жалкие остатки другого аналогичного памятника, найденные Навиллем в развалинах храма в Бубасте, говорят за то, что анналы Тугмоса III не были единичным явлением в египетской письменности. На гранитном куске стены найдено всего 13 повреждённых вертикальных строк, повествующих обстоятельно и деловито о походе какого-то царя в Нубию. По орфографии и хронологическим признакам этого царя считают Аменхотепом III, который, очевидно, избрал храм в Бубасте для начертания своих летописей, как Тутмос III – Карнак. Хотя плохая сохранность текста не позволяет сделать связный перевод, но содержание ясно. Царь перед битвой обращается с речью к войску, в битве участвует лично; в день коронации решено предпринять поход в горную страну Хева; говорится о военном совете, об экспедиции к водоёму и т.п. Всё это по стилю, тону и содержанию напоминает первую часть карнакских анналов. |
| Единственной силой, которую могли противопоставить Рамсес III и его современники могущественным жреческим партиям, являлись многочисленные чужестранцы (на положении рабов), которыми располагала корона. Заклейменные именем царя, они набирались в большом количестве в ряды армии вместе с уже упомянутыми выше наёмниками, несшими в ней добровольную службу. Войска, с помощью которых Рамсес III отразил нападения врагов на свою империю, состояли, как мы уже говорили, в значительной мере из иноземцев, и число последних постоянно увеличивалось по мере того, как фараон всё меньше и меньше чувствовал себя хозяином положения, трудность и запутанность которого всё возрастали. Он вскоре был также вынужден окружить свою особу множеством этих же чужеземных рабов. Класс домашних слуг, уже известных в эпоху Среднего царства под именем, которое мы можем перевести словом «ключники», первоначально служил при столе и кладовых придворной знати. Рабы этой категории на службе у Рамсеса Ш были в значительной мере уроженцами Сирии, Малой Азии и Ливии, и так как царь находил их всё более и более полезными, то они, хотя и будучи простыми рабами, стали постепенно занимать высокие должности в государстве и при дворе. Это было положение, как справедливо заметил Эрман, вполне отвечавшее тому, которое наблюдалось при дворе египетских султанов в средние века. Из двадцати таких «ключников», состоявших, как нам известно, на службе у Рамсеса III, пять были иностранцами и занимали ответственные и влиятельные места; вскоре мы будем иметь случай наблюдать ту выдающуюся роль, которую они сыграли в фатальном кризисе, имевшем место в его царствование. В то время как с внешней стороны всё было блестяще и спокойно и весь народ чествовал царя, спасшего страну, разрушительные силы, медленно накапливавшиеся в течение поколений в государстве, достигли теперь крайней степени напряжённости. Ненасытное и коварное жречество, располагавшее огромными богатствами, армия наёмников, готовых служить тому, кто заплатит больше, и непосредственное окружение из чужеземных рабов, верность которых равным образом зависела всецело от непосредственной выгоды, на которую они могли рассчитывать, – вот те факторы, с которыми Рамсесу III приходилось постоянно иметь дело, уравновешивая каждый из них всеми остальными. Если ещё прибавить к этому множество царских родственников и креатур, являвшихся, быть может, наиболее опасным элементом при данном положении вещей, то последствия не будут для нас неожиданными. |
| Л. 253 об. пивших во время проверок в занятых комнатах было нетрудно, во время же ужина сделать это было не так легко. Конечно, кто был выпивши значительно, тот только в исключительных случаях мог проскользнуть. Осмотрев внимательно учеников III кл[асса], я обратил внимание на троих из них, которые несомненно были выпивши. Однако я не подал вида, что заметил их. Вообще, я старался держаться такой тактики, что учеников, замеченных в употреблении спиртных напитков, но ничем себя не проявлявших, часто прощал. И на этот раз я думал поступить так же. Пред самым ужином, когда я находился в коридоре, в комнате учеников III кл[асс]а раздался звон от разбитых стекол. Я вошел туда и увидел, что было разбито стекло в раме, около которой сидел совершенно пьяный воспитанник. Запретив ему, во избежание соблазна, являться на улице, я вышел из комнаты и спустился в столовую. Ужин пошел совершенно спокойно. Но меня удивило то обстоятельство, что после ужина ученики, начиная с III кла[сса] и ниже, т. е. II и I кл[ассов], все ушли в спальни. Психику Л. 254 учеников за время своей службы я изучил хорошо и на этот раз чувствовал, что вечер не кончится благополучно. Я стал наблюдать за учениками старших классов, чтобы уловить их настроение. К своему удовольствию, я вынес впечатление, что ученики этих классов были благодушны и держали себя в этот вечер так же, как и всегда. «Значит, — подумал я, — мне придется иметь дело с учениками младших классов». Скажу откровенно и совершенно правдиво, что я никогда не отличался трусостью и всегда готов был идти на встречу опасности. А так как предполагавшаяся против меня со стороны учеников выходка не могла быть для меня неожиданною, то я был почти совершенно спокоен. В 12 часов ночи я пошел по спальням. Мне окончательно нужно было убедиться в настроении учеников старших классов, поэтому осмотр спален я начал с этих комнат, где помещались эти ученики. Было тихо. Только там, где спало несколько учеников III кл[асс]а, при моем выходе раздалось что-то вроде урчания. Я направился в спальни учеников младших классов. Должен заметить, что размещение учеников этих классов было очень неудобное для наблюдения. Ученики спали в трех больших комнатах, |
| Закрыть Псковские ученые настаивают на возвращении из Германии вывезенных в годы войны языческих идолов 03.09.2005 391 Ученые Псковского музея-заповедника настаивают на возвращении в Россию языческих идолов, которые были вывезены в Германию в числе других экспонатов Псковского музея в период оккупации в годы Великой Отечественной войны. " Нам известны два каменных идола дохристианского времени. До Великой Отечественной войны один из них, датируемый VIII-X вв. нашей эры, был найден в начале XX века в ручье у деревни Промежицы и хранился в Псковском музее. Во время войны он был увезен в Германию " , - сообщил старший научный сотрудник музея-заповедника Анатолий Александров. Он также добавил, что во время второй мировой войны на территории Германии было организовано общество " Наследие духа " , члены которого собирали все культовые ценности, вывезенные с оккупированных территорий. " Скорее всего, идол попал именно туда " , - отметил А.Александров. Второй идол, найденный в болотах у деревни Богово Пушкино горского района, но не проходящий в картотеке экспонатов музея, также пропал во время оккупации. По словам ученого, " по предварительным данным, это кельтский идол III в. до нашей эры - IV века нашей эры. Его наличие на Псковской земле говорит о том, что небольшие группы кельтов могли проникнуть на эту территорию, где произошла их ассимиляция " . " Когда и как вернутся к нам дохристианские идолы, пока неизвестно. Однако мы прикладываем все усилия, чтобы вернуть памятники языческой культуры на Псковскую землю. В настоящий момент нами подготовлены и направлены соответствующие документы " , - сказал А.Александров. Интерфакс Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. |
| Кто-то из купцов наших, имевших торговые дела в Поволжьем, спустя несколько месяцев после сего романического приключения встретил будто бы беззаконную парочку где-то, кажется, в Саратове, но обездоленному Андрею Александровичу легче от этого не стало, и он, по коренному обычаю большей части русских несчастливцев, запил с горя мертвую. Долго пил Андрей Александрович свою мертвую чашу; пил ее не неделю, не две, а пил месяцы. Конечно, такой образ жизни не мог не отозваться на службе, но начальство с полгода по крайней мере терпело его гибельную страсть, сочувствуя его безнадежному горю, пока не было вынуждено сделать ему первого замечания. За замечанием последовало предостережение; за предостережением — выговор; но, покатившись раз под горку, Андрей Александрович уже не мог остановиться, и пришлось ему вовсе уйти со службы. Любившее его начальство, расставаясь с ним, сказало ему на прощанье: — Опомнись, Андрей Александрович! Опомнишься — опять на службу примем. Хоть и посуровее те времена были против нынешних, но больше по виду: стлали жестко, зато спать было мягче. Теперь наоборот: «На устах — мед, а в сердце — лед», — говорит мудрость народная. Грубоваты были, что и говорить, тогдашние нравы, особенно в нашем захолустье, но сердца умели судить по человеку и сочувствовать страданию ближнего. Таково было и начальство Андрея Александровича, увещавшее его опомниться. Но где было ему в то время опомниться?! Со службы он ушел, а затем вскоре и вовсе выбыл из нашего города. Посудили-порядили наши горожане о событии, погоревали о неопытной его жертве, предали анафеме и коварную, и ее соблазнителя, а затем, как все на свете забывается, забыли и опозорившее наш город приключение с новобрачными… III Но не забыло его бедное, измученное сердце Андрея Александровича. Следующий период его жизни, после того как он расстался с нашим городом, застает его в губернском городе Т., куда он со скудными остатками своих сбережений, с погибельной страстью ко всероссийской утешительнице. — чарке перевез и свое одинокое горе. |
| — Какое право вы имеете так говорить с ней! — горячо вступилась Пульхерия Александровна, — чем вы можете протестовать? И какие это ваши права? Ну, отдам я вам, такому, мою Дуню? Подите, оставьте нас совсем! Мы сами виноваты, что на несправедливое дело пошли, а всех больше я… — Однако ж, Пульхерия Александровна, — горячился в бешенстве Лужин, — вы связали меня данным словом, от которого теперь отрекаетесь… и наконец… наконец, я вовлечен был, так сказать, через то в издержки… Эта последняя претензия до того была в характере Петра Петровича, что Раскольников, бледневший от гнева и от усилий сдержать его, вдруг не выдержал и — расхохотался. Но Пульхерия Александровна вышла из себя: — В издержки? В какие же это издержки? Уж не про сундук ли наш вы говорите? Да ведь вам его кондуктор задаром перевез. Господи, мы же вас и связали! Да вы опомнитесь, Петр Петрович, это вы нас по рукам и по ногам связали, а не мы вас! — Довольно, маменька, пожалуйста, довольно! — упрашивала Авдотья Романовна. — Петр Петрович, сделайте милость, уйдите! — Уйду-с, но одно только последнее слово! — проговорил он, уже почти совсем не владея собою, — ваша мамаша, кажется, совершенно забыла, что я решился вас взять, так сказать, после городской молвы, разнесшейся по всему околотку насчет репутации вашей. Пренебрегая для вас общественным мнением и восстановляя репутацию вашу, уж, конечно, мог бы я, весьма и весьма, понадеяться на возмездие и даже потребовать благодарности вашей… И только теперь открылись глаза мои! Вижу сам, что, может быть, весьма и весьма поступил опрометчиво, пренебрегая общественным голосом… — Да он о двух головах, что ли! — крикнул Разумихин, вскакивая со стула и уже готовясь расправиться. — Низкий вы и злой человек! — сказала Дуня. — Ни слова! Ни жеста! — вскрикнул Раскольников, удерживая Разумихина; затем, подойдя чуть не в упор к Лужину: — Извольте выйти вон! — сказал он тихо и раздельно, — и ни слова более, иначе… Петр Петрович несколько секунд смотрел на него с бледным и искривленным от злости лицом, затем повернулся, вышел, и уж, конечно, редко кто-нибудь уносил на кого в своем сердце столько злобной ненависти, как этот человек на Раскольникова. Его, и его одного, он обвинял во всем. Замечательно, что, уже спускаясь с лестницы, он всё еще воображал, что дело еще, может быть, совсем не потеряно и, что касается одних дам, даже «весьма и весьма» поправимое. III |
|
|
