| Автор последовательно излагает историю царей, изображенных под образом 12 больших крыльев. Так как история Рима могла быть предметом его влияния лишь с того момента, когда Рим наложил свою железную руку на Иудею, то, очевидно, под большими крыльями разумеются, прежде всего, императоры из дома Юлиев и последующие правители до Веспасиана. Так как второе крыло, выделяющееся необычайным долголетием, несомненно обозначает Октавиана Августа, то за первым очевидно скрывается Юлий Цезарь. У Флавия он считается первым римским императором (Antiquitates judaicae XVIII, 2, 2; 6, 10). Такого же счета держатся Сивиллины книги (V, 10–15), римские историки – Светоний (Vitae XII Caesarum), Аврелий Виктор и Юлиан (цит. Renan . Apocalypse, 407) и христианские писатели – Феофил Антиохийский (К Автолику III, 25) и Епифаний Кипрский (De pondere et mensuris, 12). Если юридически Римская империя началась с Августа, то фактически переход от республиканского строя к единодержавному был осуществлен Цезарем. Он и пал жертвою своей идеи. Неожиданная смерть Цезаря, не оставлявшего по себе потомства была величайшей опасностью для начавшегося строя. На это событие и указывает исчезновение первого крыла без всяких следов, так что не видно было даже места его. 20–21. Так как история знает за это время только 9 римских императоров, то очевидно замечание о том, что под некоторыми крыльями разумеются узурпаторы или претенденты на римский престол, относится и к 12 главным крыльям. В эфиопском переводе действительно в данном месте идет речь о больших крыльях, расположенных по левую сторону орла, очередь которых наступает по исчезновении всех правых крыльев. За это чтение высказывается большинство исследователей (Van der Ulis . Dissertatio critica de Ezrae libra apocrypho, vulgo IV dicto. Amstelodami 1839. P. 61, 136, 182. Lucke, 197. Gutschmid, 247. Hilgenfeld . Messias Judaeorum, 87. Langen, 129. Gunkel, 391). Соответственно тому значению, которое связывается с правой и левой стороной, автор помещает направо 6 императоров из дома Юлиев, при которых Рим находился в цветущем состоянии, а налево следовавших за ними узурпаторов, появление которых грозило Риму гибелью. |
| Косвенным, но красноречивым признаком республиканского контекста императорского титула было то обстоятельство, что в Византии и на Западе, до средневековья, не употреблялся титул «императрица» применительно к жене императора. Он звучал бы так же карикатурно, как, скажем, в наше время именование жены президента президентшей, а жены генерала – генеральшей. Императорским женам – часто, но не всегда – усваивался титул августы, восходящий, естественно, к Августу Октавиану и его супруге, удостоенной почетного имени, которое предоставлено было ее мужу. Когда же правительница государства усваивала себе власть, аналогичную не только по факту, но и юридически той, которой обладали императоры, – это случай со святой Ириной, которую мы ныне не вполне правомерно, только по языковой инерции именуем императрицей, – она называла себя в латиноязычных актах «императором». Именно так подписывалась под латиноязычными актами святая Ирина: Imperator Irina. Греческий эквивалент титула императора не «василевс», но «автократор», что можно перевести на русский как «самодержец», притом что русское осмысление этого термина в его первоначальном значении указывает на суверенитет, на независимость, по контрасту с былой зависимостью наших князей от Орды. Греческие панегиристы давно величали императоров, или автократоров, царями – василевсами, по-латыни – rex , как титуловались до учреждения республики римские цари и как в Риме называли монархов варварских народов и племен, но в официальную титулатуру это слово было включено лишь при Ираклии, то есть уже только в VII столетии. При этом само государство и при Ираклии, и после него по-прежнему именовалось республикой и политией. Титул «царь» тоже требует пояснения Титул «царь» тоже требует пояснения. Именно это слово у нас принято употреблять как эквивалент греческого «василевс», но русское «царь», как и немецкое «кайзер» (Kaiser), – это трансформация имени Цезаря, которое, как и имя Августа, усваивали себе римские и византийские (ромейские) императоры, удостаивая им и некоторых других лиц: либо ближайших родственников – сына, брата, племянника, зятя, либо соправителей, не состоявших в родстве с императором. А делалось это с тем обычно, чтобы попытаться таким образом оставить преемником верховной власти лицо, удостоенное титулом августа или цезаря и тем самым привлеченное к участию в верховной власти, потому что никакой узаконенной наследственности императорской власти de jure в Византии не существовало, а по факту – хотя в известные периоды империей правили династические императоры, но всё же «порфирогенеты», или «багрянородные» василевсы, далеко не составляли большинства среди императоров. Наследственный принцип передачи верховной власти имеет совсем иные, не римские и не византийские корни. Он действовал в восточных монархиях, в эллинистических государствах и, наконец, у варварских германских народов, оказав лишь некоторое влияние на юридическую мысль и государственную практику Византии. |
| Предоставление прав римского гражданства населению провинций в 212 г. не следует трактовать как расширение римской цивитас, ибо, по точной характеристике советских исследователей С.Л. Утченко и Е.М. Штаерман, в самом римском социуме «связи соучастия» («община – гражданин») сменились «связями подчинения» («империя – подданный») 53 . Граждане Римской империи на деле были подданными императоров. Воинская доблесть и мужество, возведенные в ранг высших римских ценностей еще с возникновения Рима, теряли свою притягательность после того, как армия перестала формироваться из ополчения граждан, для которых воевать за свой полис было важнейшим правом, а превратилась в наемную в результате реформ Гая Мария. Гражданские же войны I в. до н.э. воочию продемонстрировали, что легионы стали особой силой, а цели и интересы войска и его полководцев были иными, чем всего сообщества граждан. Если в период республики избрание на должности магистратов и безвозмездное исполнение ими своих обязанностей рассматривалось как применение всех способностей лучших из граждан во благо всего коллектива граждан, то создание императорской администрации из назначаемых чиновников породило невиданное для цивитас явление – чиновничью карьеру ради личного обогащения. Власть и богатство становились синонимами, занимая высшие места в римской системе ценностей новой эпохи. Переворот в общественных отношениях, на базе которого и возник режим принципата, нуждался в обосновании и оправдании. Установление монархии вначале сопровождалось заверениями в восстановлении прежних полисных порядков и ценностей. Октавиан Август всячески подчеркивал, что он восстановил республику. И это было отражено в его политическом завещании («Res gestae divi Augusti»), Август утверждал, что он «освободил rem publiam» от угнетения политическими группировками, свою вооруженную борьбу за власть представлял как борьбу против врагов rei publicae, а сенат и народ поручили ему заботиться «об устройстве res publicae» (1:1–4,2:I) 54 . Второй важнейший лозунг Августа: «Мир и безопасность!». В своем завещании он особенно подчеркивал, что при нем двери храма Януса запирались трижды, а за всю прежнюю историю Рима – лишь дважды 55 . И действительно, прекращение гражданских войн, установление мира и спокойствия в государстве, взвешенная внешняя политика были несомненной заслугой Августа. Но и в дальнейшем этот лозунг оставался одним из важнейших в официальной римской идеологии и пропаганде. Но если это было уместно во II в. («золотой век Антонинов»), то в кризисных потрясениях III в. кричаще контрастировало с реальностью. И еще ранее при правлении таких императоров, как Тиберий, Калигула, Нерон, этот лозунг у многих вызывал отторжение, в том числе и у христиан. Исключительно резко высказался против него первоверховный апостол Павел: «Ибо, когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут» ( 1Фес. 5: 3 ). |
| Fel. Octavius. 7. 4). Здесь может подразумеваться война 161-165 гг., но очевидных успехов в парфянских походах римляне добивались и в 195-197 гг., тогда как война с парфянами в 217 г., начавшаяся при имп. Каракалле , и война 232 г. с включившим в свой состав Парфянское царство персидским государством Сасанидов, несмотря на устроенные триумфы, были близки к поражениям. Однако было предложено и другое объяснение (см.: Geisau. 1968. Sp. 997): в диалоге имеются в виду успешные дипломатические усилия имп. Августа Октавиана в 20 г. до Р. Х. по возвращению знамен, захваченных парфянами после поражения римского полководца Красса в 53 г. до Р. Х. в битве при Каррах, с аллюзией к выражению Вергилия «взять у парфов обратно знамена» (Parthosque reposcere signa - Vergil. Aen. VII 606). Наконец, 3-я гипотеза предполагает некий источник, общий для М. Ф. и Тертуллиана. В XX в. стало чаще встречаться мнение (см., напр.: Geisau. 1968. Sp. 996), что диалог М. Ф. написан в 1-й трети III в., после «Апологетика» Тертуллиана, т. е. после 197 г., и до 246 г., т. е. до произведения сщмч. Киприана Карфагенского «К Донату» (Ad Donatum; CPL, N 38). Однако ни один аргумент не является решающим. Напр., М. фон Альбрехт, говоря о периоде 1-й пол. III в. как о времени создания диалога, упоминает в качестве нижней границы (terminus post quem) офиц. признание культа егип. богини Исиды в Риме и основание храма бога Сераписа при имп. Каракалле в 215 г. (см.: Альбрехт. 2005. С. 1692). Но упоминания в диалоге о Сераписе ( Min. Fel. Octavius. 2. 4; 21. 3; 27. 6; 28. 9) могут быть связаны не с этим храмом, а с храмом Сераписа в Остии, который был основан еще 24 янв. 127 г. по Р. Х. в честь дня рождения имп. Адриана (см.: Mar R. El santuario de Serapis en Ostia. Tarragona, 2001. Vol. 1. P. 25). Поэтому вопрос о взаимном отношении сочинений М. Ф. и Тертуллиана и, следов., о времени составления диалога «Октавий» не может считаться окончательно решенным. Рукопись и издания диалога Сочинение дошло в единственной рукописи IX в. |
| В наиболее известном труде «История Рима» М. рассматривал гл. обр. внешне- и внутриполитическую историю Др. Рима, в меньшей степени касаясь других ее аспектов (экономики, культуры и искусства). Первые 3 тома охватывают период с древнейшего времени до победы Юлия Цезаря над помпеянцами в битве при Тапсе (46 до Р. Х.). М. подходил к событиям античной истории в свете политической полемики своего времени, обосновывал взгляд на возвышение Рима как на процесс «национального объединения» Италии, а на установленный Юлием Цезарем режим - как на «демократическую монархию», являвшуюся эталоном для гос-в Нового времени. Для исследования М. характерны яркое и живое изложение событий, красочные, хотя и пристрастные исторические портреты героев рим. истории (Цезаря, Цицерона, Помпея, Гракхов и др.). Опубликованный значительно позднее 5-й том посвящен обзору истории рим. провинций до эпохи имп. Диоклетиана ; 4-й том, к-рый М. намеревался посвятить истории имп. Рима, не был написан, вероятно, из-за разочарования историка в имперской идее и возможности создать в Германии того времени «демократическую монархию» (существует предположение о том, что черновики 4-го т. погибли при пожаре в 1880). Систематическое изложение взглядов М. на историю Римской империи стало известно благодаря находке (в 1980) конспекта прочитанных в 1882-1886 гг. лекций М. на эту тему ( Mommsen Th. Römische Kaisergeschichte: Nach dem Vorlesungs-Mitschriften von S. und P. Hensel, 1882/86/Hrsg. B. u. A. Demandt. Münch., 1992; рус. пер.: Моммзен Т. История рим. императоров: По конспектам С. и П. Хензелей: 1882-1886 гг./Пер.: Т. А. Орестова. СПб., 2002). Согласно М., уже со времени имп. Октавиана Августа «сильная власть» в Риме стала перерастать в грубый произвол, а «демократическая монархия» - в деспотию. В лекциях изложение доведено до эпохи варварских вторжений в Римскую империю в V в. По мнению М., на развалинах Др. Рима сформировалась лат. нация, соединившая в себе рим. и герм. культурные основы Европы. В 1902 г. М. был удостоен Нобелевской премии по лит-ре за соч. «История Рима» как «один из величайших исторических писателей». М. являлся иностранным членом Нидерландской королевской академии наук и искусств (1859), Американского антикварного об-ва (1870), Имп. С.-Петербургской АН (1893), Парижской АН (1895). Почетный гражданин Рима (1896). Кавалер прусского ордена «За заслуги» (1868), баварского ордена Максимилиана «За достижения в науке и искусстве» (1871). |
| Истинно отеческим отношением к своим прихожанам протоиерей Михаил приобрёл их сыновнюю любовь, почтение и уважение. Особенное внимание обращал он на бедных и нищих и подавал им руку помощи в их нуждах. Это был человек неподкупной честности, прямота и бескорыстие были его отличительными чертами. Все на пользу других, а для себя ничего – вот его правило. Архиепископ Тульский, ценя труды и заслуги отца протоиерея М. Ф. Бурцева, неоднократно предлагал ему лучшие священнические места в Туле, но Михаил Фёдорович, несмотря на желание архипастыря улучшить его быт и возвысить, всегда отказывался от назначаемых ему в губернском городе мест и заявлял, что никогда не оставит того прихода, в который он поставлен Богом, считая это грехом. Однако наиболее заметный след в культурной жизни нашего края М. Ф. Бурцев оставил своей историко-краеведческой деятельностью. Он активно занимался историей Белевского края. Это была не простая любознательность образованного человека, реализованная в кабинетных исследованиях, а желание познать окружающее историческое пространство как цельное, чтобы помочь и землякам — современникам (получилось и потомкам) правильно в нем ориентироваться. Такое восприятие задач местного исторического исследования было свойственно другому протоиерею, который изучал историю Тульского края сто лет спустя и с таким же успехом — Р. Р. Лозинскому (1912-1994). Предметом исторических изысканий М.Ф. Бурцева была начальная история г. Белева. Предметом исторических изысканий Бурцева была начальная история г. Белёва. Михаил Фёдорович нашёл в г. Белёве арабские дирхемы и монеты Римской империи I – II вв. н.э. Два дирхема 796 года и один – 952 года, а также римскую монету I в. н.э., императора Октавиана Августа (63 до н.э. – 14 г. н.э., император с 27 г. до н.э.), отец Михаил подарил в 1895 году археологу Городцову В. А., который эти монеты передал в московский музей (современный ГИМ). Таким образом. М.Ф. Бурцев был первым, кто археологически доказал, что город Белёв намного старше, чем его упоминание в Ипатьевской летописи под 1147 годом. |
| Основой римской официальной шкалы ценностей стал так называемый «римский миф», активно пропагандировавшийся со времен Октавиана Августа (в литературной форме его представили поэты общества Мецената, в изобразительном искусстве наиболее ярким его выражением были рельефы огромного Алтаря Мира, построенного Августом, в историографии – Тит Ливий). «Римский миф» базировался на идее особой миссии Рима в мире – почитание богов, патриотизм, воинская доблесть привели к величию Рима, сделав его владыкой большей части мира. Покоренные же народы должны быть благодарны Риму за то, что он прекратил войны между ними, установил мир и безопасность. Из этого вытекала необходимость почитания главных римских богов (прежде всего, Юпитера, Юноны, Минервы, а также Ромула) всем населением империи. Местные культы не преследовались и не запрещались. Религиозная политика императорской власти периода принципата характеризовалась толерантностью к различным религиозным культам, но при условии обязательного почитания главных богов Рима. В тогдашней религиозной ситуации с ее политеизмом, религиозным синкретизмом это не было чем- то необычным, большинством населения Римской империи поклонение римским богам воспринималось как формальная обязанность, свидетельство лояльности. Реальной же опорой «римского мифа» была военная мощь Рима. Ее упадок в III в. подорвал и «римский миф». Огромные территории, например Галльская империя и Пальмирская держава, объявляли о своей самостоятельности потому, что не могли получать помощи из Рима для отражения нападений варваров 56 . А в религиозной сфере предпочтения населения смещались в сторону популярности культов местных божеств, особенно связанных с аграрным циклом, природой (низшие слои общества). Причем ряду из них, например Сильвану, придавались функции всемогущего божества 57 . Среди высших и средних (декурионы) слоев населения, помимо традиционных римских божеств, распространились восточные культы мистерий Исиды, Аттиса, Кибелы, среди легионеров – Митры 58 . С самого начала периода принципата начал формироваться культ императора, окончательно сложившийся при Северах 59 . |
| Противоположным стоицизму, но также разрушавшим традиционные для Древнего Рима духовные ценности, было учение эпикурейцев , призывавшее своих последователей наслаждаться телесными удовольствиями, которые согласно данному учению считаются источником всякого блага. Самым ярким представителем этого течения был Лукреций (98–55 гг. до н. э.). Скептицизм , основателем которого считается Пиррон (ок. 360–270 гг. до н. э.), настаивал на ограниченности человеческого разума и невозможности адекватного познания реальности. Весьма популярной была и философия циников , утверждавшая необходимость аскетического делания и личной добродетели и отрицавшая при этом незыблемость устоявшихся в обществе норм. Выдающийся римский оратор и философ Цицерон (106–43 гг.), несмотря на общий эклектичный характер своих воззрений, очевидно, испытал на себе заметное влияние учения циников. Духу моды на иностранные культы соответствовало неопифагорейство , объединявшее в себе эзотерические элементы самых различных учений, символизм и мистику чисел, а также разнообразные магические практики. Среди известных последователей этой философской школы можно упомянуть Аполлония Тианского (1–98 гг.) и Нумения из Апамеи (2-я пол. II в.). В целом, как можно видеть, религиозная жизнь Древнего Рима в этот период характеризуется чрезвычайной пестротой, эклектичностью и разнообразием. §5 От начала империи до Миланского эдикта (30 г. до н. э. – 313 г.) В 27 г. до н. э. высшая государственная власть сосредоточилась в руках Гая Октавия Фурина, вошедшего в историю под именем императора Октавиана Августа (63 г. до н. э. – 14 г.). Среди множества реформ и свершений этого человека был целый ряд и тех, что напрямую соотносились с религиозной сферой. Октавиан пытался утвердить римские национальные традиции, для чего стремился упрочить и даже воссоздать древние обычаи, поддерживая, впрочем, одновременно и новые. В частности, он отреставрировал около 80 храмов в Риме, счёл необходимым вступить в наиболее значимые коллегии жрецов и принял звание великого понтифика (лат. pontifex maximus). |
| Уровень культурного развития Греции был высочайшим, и письменные тексты широко использовались для обучения, а также в качестве образцов риторического красноречия. Однако в то же время для греческой мысли подчас характерно несколько скептическое отношение к записанным текстам; предпочтение отдается живому устному слову, которое «способно себя защитить и при этом умеет говорить с кем следует, умеет и промолчать», как говорит об этом Сократ в платоновском диалоге «Федр» 60 . Напротив, записанные слова подобны произведениям живописи: они кажутся живыми, «а спроси их – они величаво и гордо молчат» 61 . Письменный текст «всегда отвечает одно и то же» и не способен «ни защититься, ни помочь себе», если его не понимают или пренебрегают им; письменный текст является «сиротой», потому что с ним нет его «отца», автора, чтобы защитить его от неверного понимания. Платоновский Сократ говорит, что письменность приводит к ослаблению памяти, поскольку люди вместо упражнения памяти и припоминания изнутри доверяются записям. Таким образом, вместо того чтобы увеличивать силу ума, книги подрывают ее и дают только мнимую мудрость 62 . Подобное мнение засвидетельствовано и у некоторых других греческих философов: Диоген Лаэртский рассказывает следующий эпизод из жизни Антисфена (основателя кинической школы, V-IV вв. до Р. X.): «Однажды ученик пожаловался ему, что потерял свои записи. “Надо было хранить их в душе”, – сказал Антисфен» 63 . Оппонент Исократа ритор Алкидамант (IV в. до Р. X.) в своей речи «О софистах» утверждает, что высшей целью оратора является способность произносить устные неподготовленные речи, всякий раз сообразуясь с аудиторией; записывание речей может иметь только служебное, вспомогательное значение 64 . В религиозной сфере Греции письменность не имела центральной роли: «Слова мистерий не должны были быть записываемы, чтобы сохраниться в тайне» 65 . Во второй по значению культуре античности, Древнем Риме, письменность играла значимую роль на всем протяжении существования Римского государства. Начиная с периода поздней республики, государственное управление осуществлялось со значительной опорой на архивные записи; У. Харрис также приводит свидетельства широкого использования письменности в различных сферах жизни римских граждан 66 . С эпохи Октавиана Августа в империи процветала бюрократия 67 ; ученые объясняют это тем, что «без широкого распространения письменности в Римской империи было бы несравнимо труднее осуществлять административный контроль над подвластными землями; Римское государство фактически зависело от письменности» 68 . Также исследователи констатируют более широкое (по сравнению с Грецией) употребление письменных текстов в религиозной сфере 69 . 2.2. Образы небесных книг |
| В борьбе за наследие Цезаря в 31 г. до Р. Х. победу одержал его приёмный сын и наследник Октавиан. То, что уже на четвёртом году правления ему присвоили титул Август («священный»), говорит о его высоком авторитете, который опирался не только на силу. Август использовал свой авторитет для утверждения собственной императорской власти. Он не распустил Сенат, но, как император, стал главнокомандующим всей римской армией, претендовал на управление всеми провинциями, некоторые из них были подчинены лично ему, что позволяло контролировать все их финансы. Ради внутреннего мира в государстве (который вошёл в историю как Pax Romana) Август всё же предоставил недавно подчинённым провинциям относительную свободу. Города получили право на самоуправление. Состав провинциальных советов из местных граждан обеспечивал их самостоятельность, которую не могли ликвидировать римские наместники (легаты, проконсулы или прокураторы). В сфере культуры римская империя воспринимает эллинизм. Koine - упрощённая форма греческого языка, распространённая в восточной части империи, обеспечивает богатство мысли даже в отдалённых районах. И в самом Риме до III в. помимо латыни говорят и на греческом. От Атлантики до Евфрата, от Дуная до африканской пустыни Август проводил в жизнь древний римский идеал единой державы, которая отличалась многообразием рас и народов, культур и религиозных групп. Символом этого единства является император, который, как верховный понтифекс, не только представляет государство и армию, но и возглавляет римский языческий культ. До восшествия на престол Октавиана Августа официально Рим требовал от своих граждан божественного почитания только почивших императоров (например, обожествления их статуй). Но с тех пор, как верховным жрецом стал Август, императорам требовалось воздавать почести ещё при жизни. Но расширение Римской империи оказалось не только территориальным. Для того чтобы сохранить мир, Рим должен был интегрировать, помимо разных рас и народов, многочисленные чуждые ему культы. До тех пор пока чужие культы не мешали римскому порядку, государство к ним относилось терпимо. Только в том случае, если культ начинал представлять для власти угрозу, она давала знать о себе всей мощью своих законов. Например, в 186 г. до Р. Х. 7000 обвинённых в мистических вакханалиях были казнены, так как тайно совершали оргии и пиршества. В этом процессе обнаружился сам принцип римской государственной политики: терпимости к вероисповеданиям противопоставлена твёрдость в отношении тех, кто подрывает римскую нравственность во имя культа, нарушает общественный порядок или совершает преступления. |
|
|
