| 182 Перевод наш. Существующий русский перевод (СПб, 1850) представляется нам неудовлетворительным. Такие выражения, как «единодержавный государь», если и соответствуют нормам языка середины XIX века, то в настоящее время представляются нам нежелательными. Приводим этот перевод: «Если единодержавный Государь имеет сына, и сделает его сообщником власти своей: то единодержавие чрез сие не разделится и не перестанет быть единодержавием. Напротив того, оно в целости останется принадлежностью того лица, которое уделило некоторую его часть сыну своему, и таким образом единодержавие между двумя столь одинаковыми лицами пребудет ненарушимо». 198 Именно таким образом мы решили перевести выражение Григория Кипрского πηγαα θετης. (Григорий Кипрский. Об исхождении Святого Духа, с. 291: PG 142, 271А). Мы думали применить перевод «божество-источник», однако, по мнению профессора А.И. Сидорова , такой перевод не был бы адекватен смыслу греческого словосочетания. Перевод же Христианского Чтения «неточное божество», которое мы также думали поначалу употребить, всё-таки режет ухо. 199 «Processio, отнюдь не будучи синонимом греческого κπρευσις, означает преимущественно сообщение, деривацию божественной сущности от Отца к Сыну, от Отца и Сына к Духу» (Clément (10), р. 444) и далее: «Но само Его свойство быть началодательным божеством (сущности и энергии), [...] не передаётся ли Сыну, затем Отцом и Сыном Духу, источнику нашего обожения? И не указывает ли некое латинское (и александрийское) Filioque именно на это участие в началодательном божестве, соделывающее Сына, затем Духа, источником вместе с Отцом?» (Clément (10), р. 450). 201 Такое отождествление этих двух терминов не безусловно и встретит критику, в частности, Ж.-К. Ларше, о чём – ниже. 206 Подтверждение нашего мнения мы нашли в одном из докладов, представленных на богословских собеседованиях в Клингентале, в рамках движения «Вера и Устройства», в 1978–1979 гг. В докладе, посвящённом пневматологии Отцов позднейших VIII века, греческий богослов Маркос Орфанос замечает, что Григорий Кипрский , зная о различении своими оппонентами первичной причины (principaliter) от вторичной, отвергает такую аргументацию как богохульную и не соответствующую Священному Писанию и отцам (см. Orphanos, р. 35). |
| 32. Ибо молитва, которая пробуждается благодаря созерцанию, необычна: сильно связывает она разум, так что он собранным108 и без усилия порождает молитвы жаркие и чистые. Не всегда способен человек устоять перед силой прозрений или свободно пользоваться чувствами своими,109 ибо много раз слишком сильны они110 для того, чтобы человек мог обратиться к себе и начать молитву.111 Ибо весьма часто не остается силы в душе обратиться к чувствам и оперировать ими, или пользоваться телом естественным способом,112 ибо побеждена она мощью изумления. Но не так со всеми прозрениями. Есть прозрения, порождающие молитву, а есть порождающие тишину. Кто испытал эти , поймет различия .113 33. Итак, брат мой, если более высокое невозможно , будем действовать так, как я сказал, постоянно вставая114 с места нашего - сверх седмерицы , установленной из-за немощи тела.115 Не будем уклоняться от этого, получив вспоможение,116 ибо праздность порождает смерть, даже в немощи.117 34. Таким образом, как написал я выше, много раз падай на лицо твое возле седалища твоего. Если книга в руках твоих, или какое-либо рукоделье,118 отложи их и пади на лицо твое и усердно помолись.119 Пусть будет это правилом твоим в течение всей жизни твоей, на всяком месте и местности, на которых окажешься ты - будь то в пустыне, или где-то в населенном , когда ты с собой.120 По ничтожеству своему не способен я указать тебе на то, что родится для тебя из этого, даже если напишу десять тысяч сочинений .121 35. Не из страха совершаем мы телесные труды наши и трезвение души нашей, но потому, что знаем: телесный покой удаляет нас от Бога, а разум наш удаляет он от размышления о Нем, от которого рождается любовь к Нему122 в душе нашей. 36. Ненавистна нам также рассеянность, и избегаем мы беседы123 с прекрасными и возлюбленными братьями нашими - не потому, что мы гнушаемся ими, и не потому, что они не лучше нас, - ведь каждый день прибегаем мы к их молитве, - но потому, что лишаемся мы наслаждения в Господе нашем, постоянно пребывая с людьми. Ибо одиночество соединяет нас с Богом. Ибо именно поэтому, а не из страха перед гееннскими казнями соблюдаем мы правила, заботимся о них и старательно исполняем их, но потому что в них собеседование с Богом, и память о Нем устанавливают они в нас. Ибо все, что ради Него [и во имя Его]124 [...] благодаря воспоминанию возвышаемся мы к Нему. Постоянное памятование о Нем порождается в нас постоянным памятованием о частностях,125 а именно о том, что не должны мы без уважительных причин126 оставлять время ; если же случайно нарушим мы , не должны мы оставаться без покаяния.127 |
| При сем, Христиане, нужно обратить внимание на то, почему Иисус Христос на страшном Суде Своем указывает преимущественно на дела милосердия, и только как бы за исполнение сих дел дарует блаженство, а за пренебрежение делами милости и благотворения посылает в муку вечную. Это потому, что для нашего Искупителя – Иисуса Христа нет ничего любезнее и вожделеннее любви и милосердия. И для человека, всем от Бога облагодетельствованного, нет ничего естественнее и по закону требовательнее как то, чтоб он оказывал ближним своим любовь и милосердие. Любовь к ближнему внушается нам словами и примером Христа Спасителя. Любовь свела нашего Спасителя с небес; по любви к нам грешным Он благоволил соделаться искупительною жертвою за грехи всего мира; из любви к нам непотребным – недостойным Его любви, претерпел все роды мучений, страданий и наконец поносную смерть на кресте. И христианин, по примеру своего Спасителя и Господа, должен любить ближних своих так, что в случае нужды был бы готов жертвовать за них самою жизнию своею. Весь наш Христианский закон основан собственно на любви – на любви к Богу и ближним, т.е. главнейшая и самая первая заповедь закона христианского есть заповедь о любви к Богу и ближним. Взаимная любовь друг к другу служит даже отличительною чертою истинного последователя и ученика Христова: о сем разумеют вси, яко мои есте ученицы, аще любовь имаше между собою ( Ин.13:35 ). Вот почему и на последнем, решительном суде Господь Иисус Христос будет судить преимущественно по делам любви, милосердия и сострадательности к ближним! В чем будет состоять живот вечный, или блаженство, в которое Небесный Судия призовет праведных, и в чем будет состоять вечная мука, на которую Господь осудит людей грешных? По учению Св. Писания, блаженство праведных будет главным образом состоять в ближайшем общении с Богом, в созерцании высочайших совершенств Его, в собеседовании с Ангелами и в наслаждении всеми благами, их же око не виде, ухо не слыша, и яже на сердце человеку не взыдоша ( 1Кор. 2:9 ); там не будет никаких нужд и печалей: не взалчут ктому, ниже вжаждут, не имати же пасти на них солнце, ниже всяк зной, и отъемлет Бог всяку слезу от очию их ( Откр.7:16,17 ). Праведники будут жить тогда, подобно Ангелам: в воскресение бо ни женятся, ни посягают, но яко Ангели Божии на небеси суть ( Мф. 22:30 ). Можете гадать теперь, каким неизъяснимым блаженством будут наслаждаться праведники в царствии Отца небесного! Можете несколько представить, как блаженна будет участь людей, угодивших Богу! Но что сказать о будущем состоянии грешников? О! без ужаса и содрогания нельзя об этом и помыслить. По уверению Св. Писания, в геенне, неугасимом огне, непрестанные вопли, ужасный стон и скрежет зубов – будут уделом мучения грешников. И что всего ужаснее, это состояние будет нескончаемое, вечное. Как блаженству праведных, так и мучению грешных не будет конца; – Имеющие уши слышати – слышите! |
| 18, 1—3). — Потом, когда плывя в Иерусалим, останавливался он в Милете, то, послав оттуда в Ефес, призвал к себе пресвитеров Ефесской Церкви, и, давая им наставления, как в его отсутствие управлять Церковию Божиею, говорил, что ни денег, ни одежды он от них не искал, что нуждам его и сущим с ним послужили собственныя его руки, — и что делал это он для того, чтоб показать, что так трудясь надлежит помогать неимущим, помня заповедь Самого Господа, — что блаженнее есть паче даяти, нежели приимати (Деян. 20, 33—35). Так давая пример трудолюбия, он вместе научает, что помогать нуждающимся лучше из приобретеннаго потовым трудом, нежели из того, что иным каким путем попадает в руки. Если же так действует и монах, то он тогда украшен бывает двоякою добродетелию: отвержением всех вещей стяжевает совершенную нищету Христову, — и своим трудом и расположением показывает щедрость богатаго, — почитая Бога от своих праведных трудов, и принося Ему жертву от плодов своей правды. 116. Египетские Отцы никак не позволяют монахам быть праздными, особенно молодым, рачительностию к труду измеряя состояние сердца и меру преуспеяния в терпении и смирении. Они не только ничего не принимают для употребления на свое пропитание, но и от своих трудов питают приходящих братий и странников, и посылают в места Ливии, бедствующия от безплодия и голода, также и в города томимым в грязных темницах доставляют большое количество пищи всякаго рода, веруя, что таким пожертвованием от плода рук своих они приносят приятную Господу жертву. — На сей предмет у древних Отцов Египта составилась еще и такая поговорка: работающаго монаха искушает один бес, а на празднаго нападает безчисленное множество бесов. 117. Когда я, начав жить в пустыне, сказал Авве Моисею (Ливийскому; его 1 и 2 собеседования), что вчера был я крайне разслаблен недугом уныния и не мог иначе освободиться от него, как сходивши к Авве Павлу: — Нет, ты не освободил себя от него, сказал он мне, но паче показал себя ему преданным и покорным. Ибо после оно сильнее будет нападать на тебя, как на труса и беглеца, увидев, как ты с первой схватки дал себя победить и тотчас убежал с поля брани, если только не решишься ты в другие раза вступить в борьбу с этим врагом, не начав отражать его жаркия нападения оставлением келлии или погружением в сон, но побеждать его терпением и противоборством. |
| 35. Поведение наше относительно стяжаний трояко: нестяжательность высшая и средняя, — и жизнь овеществившаяся, многостяжательная. Происхождение их таково. В раю вот что предписано было первозданному: снеси траву сельную (Быт. 1, 29). Достоинство Повелевшаго ручается за полную приспособленность такого пропитания к жизни, человеку предназначенной. Можем однакоже, в пояснение сей приспособленности прибавить, что оно было гораздо пригоднее всякаго другаго к сохранению в созданных по образу Божию желанной утонченности, чтоб мысленная сила всегда пребывала необремененною и трезвенность ума неомрачаемою. Когда таким образом потребное для жизни тела давалось само собою, ум не праздным оставался, имея все время свободным от трудов телесных, но непрестанно восторгался к духовным созерцаниям, разливавшим в нем неистощимое веселие. Сие делание воспитывал в нем Сам Бог, по Своему благоизволению приходивший к нему каждодневно для собеседования. — Такова норма свойственной человеку жизни! — Существо ея не может быть изменено или отменено; но возможен иной образ видимаго ея ведения, — который и необходимым сделало последовавшее падение. Преступившему заповедь и изринутому из рая Бог узаконяет другой образ жизни, сообразно с его падшим состоянием, повелев не воспользовавшемуся покоем, как должно, добывать пищу работою и трудом; потому что не умел постоянно пребывать в служении Богу и в собеседовании с Ним, когда имел свободное время и не имел нужды в телесных трудах (в раю). В пищу ему назначен хлеб, добываемый в поте лица, а в одежду кожаныя ризы, — чем положен предел любостяжательности и суетности. Первоначальная нестяжательность райская заменена таким скромным стяжанием, которое притом, не смотря на потовый труд, не от одного его зависело, но наипаче от Божия благословения. На деле раскрылись из сего три порядка жизни: одни довольствовались скромным стяжанием, при потовом труде в уповании на Бога: другие, углубившись в упование на Бога, совсем отреклись от всякаго стяжания (ревнуя возстановить райскую нестяжательность) и были питаемы Богом; третьи, углубившись во всякаго рода труд, на нем основали свою надежду иметь нужное, обезпечение же своей жизни основали на многоимении. Бог забыт: богом для них стало любоимание. Вот три сказанные вида отношения нашего к стяжаниям (2, 116—123 — сокращенно). |
| 32 . Многие ведь считают такие и подобные вещи праздномыслием. Они подобны человеку, который охвачен горячкой, и когда напоминают ему о сладкой пище и изысканно приготовленных , из-за плохого самочувствия он противится 514 и огорчается. Не сама пища бывает причиной этого, но его самочувствие, которое болезненно, исполнено страданий и беспокойства, желчью; и хочется ему кислого или соленого. 33 . Кто обладает безмолвием и собеседованием знания, тот легко и быстро достигнет любви Божией, а посредством любви к Богу приблизится он и к совершенной любви к людям. 34 . Никогда человек, не удостоившись прежде усладительной и опьяняющей любви к Богу, не бывает способен приблизиться к просветленной любви к людям. 35 . Прийти от труда и борьбы с помыслами к просветленной любви к людям, и отсюда уже подняться к любви к Богу – такого в достичь в этой жизни, прежде исхода из мира, как бы кто ни боролся, невозможно. Посредством заповедей и рассудительности возможно человеку подчинить свои помыслы и очистить свою совесть по отношению к , и он даже может делать для них добрые дела. Но что он не сможет достичь просветленной любви к людям посредством борьбы, в этом я убежден: нет никого, кто достиг бы ее так, и никто не достигнет этой цели таким путем в настоящей жизни. Без вина не пьянеет человек, и не бьется радостно сердце его; а без опьянения в Боге 515 никто не обретет естественным образом добродетель, которая не принадлежит ему, так чтобы она осталась в нем тихо и без принуждения. Бывает также, что по естеству кроток и милосерден, всякого человека с легкостью любит, милосердствуя о всяком естестве – не только о людях, но также и о животных, птицах, диких зверях и так далее: ведь есть же такие души! Но бывают времена, когда и они тоже смущены, если какие-то причины для беспокойства возникают у них из-за человека. 36 . Но кто удостоился вкушения божественной любви, тот из-за сладости ее обычно забывает все – ведь от этого вкуса все видимые предметы презренными; душа его с радостью приближается к просветленной любви к людям, не различия ; он не побеждается их слабостями и не смущается. Он подобен блаженным апостолам, которые среди всех зол, претерпеваемых от , были совершенно неспособны ненавидеть их или пресытиться любовью к ним. Это проявилось на деле, ибо после всего прочего они даже и смерть приняли ради их искупления. 516 И это были люди, которые совсем недавно умоляли Христа послать огонь с неба, чтобы истребить самарян – потому лишь, что те не приняли их в свое селение! 517 Но после того, как получили они дар и вкусили любви Божией, усовершились они даже в любви к злодеям: терпя всевозможные напасти ради искупления их, 518 они никак не могли ненавидеть их. Итак, ты видишь, что благодаря одним лишь заповедям не обретается совершенная любовь к людям. |
| Какое же было действие этого божественного собеседования? В сердцах Луки и Клеопы засиял божественный огонь, так что они, поскольку день склонялся уже к вечеру, удерживали Владыку остаться с ними. Но Владыка, желая сообщить им большее богопознание, не только просто остался, но и возлег с ними за трапезою, преломил хлеб, дал чрез это вернее узнать Того, кто был мёртвым три дня, наконец скрылся от них незаметно ни для какого их чувства, и чрез то сильнее уверил их в воскресении своем из мертвых ( Лк.24:13–35 ; Мк.16:12,13 ). Потом, когда Спаситель вознесся на небо и сошел оттуда всесвятой Дух, Лука, присоединившись к двенадцати апостолам и исполнившись одной с ними благодати и силы, сделался учителем народов, проповедовал им тайну домостроительства, приводил многих от заблуждения к познанию Творца и запечатлевал их крещением. Ибо божественный Лука, где ни проходил, всюду рассеивал семена правды, и сетями слова многих привлекал к Богу из глубины неведения, подвергаясь гонениям за Евангелие, перенося, во время проповеди слова Божия нечестивейшим эллинам, множество бед на суше, на море и в городах. Любимым его местопребыванием была пустыня, если только он находил в ней людей, которых мог бы привести к Богу и обратить к благочестию. После того, как Павел устремился к небесному, чтобы созерцать и открыто проповедовать истину, и, отвергши мрак заблуждения, обратился к благочестию и был причислен к сонму учеников, Лука сделался постоянным спутником его. Он желал ратоборств за благочестие, и для этого присоединился к такому воину, страдал с ним, претерпел даже узы, как злодей, и испускал лучи богопознания до пределов земли. Он так был близок и во всем угоден Павлу, что последний в своих посланиях к верующим часто упоминает о возлюбленном Луке ( Кол.4:14 ; 2Тим.4:10 ; Флм.1:24 ). Вместе с ним он наполнил проповедью Евангелия всю страну от Иерусалима и его окрестностей даже до Иллирика, вместе с ним был узником на всем пути от Иудеи даже до Рима. Причем испытывал одинаковые с ним бедствия и скорби, и претерпевал одни и те же кораблекрушения, желая вполне разделять с ним венцы за эти подвиги. |
| 69. Видех нечестиваго превозносящася и высящася яко кедры Ливанския, и как он мятется и неистовствует против меня; и мимоидох воздержанием, и се не бе, как прежде ярость его; и взысках его, смирив помысл мой, и не обретеся место его во мне, или след его ( Пс.36:35 ). 70. Кто победил тело, тот естество победил; победивший же естество, без сомнения, стал выше естества; а такой малым чем, или, если можно так сказать, ничем не умален от Ангел ( Пс.8:6 ). 71. Нет ничего чуднаго, если невещественный борется с невещественным; но то поистине великое чудо, что дух, облеченный в вещество, враждебное ему и борющееся с ним, побеждает врагов невещественных. 72. Благий Господь, и в том являет великое о нас промышление, что безстыдство женскаго пола удерживает стыдом, как бы некою уздою; ибо если бы женщины сами прибегали к мужчинам, то не спаслась бы никакая плоть. 73. По определению разсудительных отцов, иное есть прилог, иное – сочетание, иное – сосложение, иное – пленение, иное – борьба, и иное, так называемая страсть в душе. Блаженные сии определяют, что прилог есть простое слово, или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце; а сочетание есть собеседование с явившимся образом, по страсти или безстрастно; сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением; пленение есть насильственное и невольное увлечение сердца, или продолжительное мысленное совокупление с предметом, разоряющее наше доброе устроение; борьбою называют равенство сил борющаго и боримаго в брани, где последний произвольно или побеждает, или бывает побеждаем; страстию называют уже самый порок, от долгаго времени вгнездившийся в душе, и чрез навык сделавшийся как бы природным ея свойством, так что душа уже произвольно и сама собою к нему стремится. Из всех сих первое безгрешно; второе же несовсем без греха; а третье судится по устроению подвизающагося; борьба бывает причиною венцов или мучений; пленение же иначе судиться во время молитвы, иначе в другое время, иначе в отношении предметов безразличных, т.е. ни худых, ни добрых, и иначе в худых помышлениях. Страсть же без сомнения подлежит во всех, или соразмерному покаянию, или будущей муке; но кто первое, (т.е. прилог в мысли), помышляет безстрастно, (т.е. не допускает до страстнаго впечатления, но отвергает оный), тот одним разом отсекает все последнее. |
| 32. Многие ведь считают такие и подобные вещи праздномыслием. Они подобны человеку, который охвачен горячкой, и когда напоминают ему о сладкой пище и изысканно приготовленных , из–за плохого самочувствия он противится и огорчается. Не сама пища бывает причиной этого, но его самочувствие, которое болезненно, исполнено страданий и беспокойства, желчью; и хочется ему кислого или соленого. 33. Кто обладает безмолвием и собеседованием знания, тот легко и быстро достигнет любви Божией, а посредством любви к Богу приблизится он и к совершенной любви к людям. 34. Никогда человек, не удостоившись прежде усладительной и опьяняющей любви к Богу, не бывает способен приблизиться к просветленной любви к людям. 35. Прийти от труда и борьбы с помыслами к просветленной любви к людям, и отсюда уже подняться к любви к Богу — такого в достичь в этой жизни, прежде исхода из мира, как бы кто ни боролся, невозможно. Посредством заповедей и рассудительности возможно человеку подчинить свои помыслы и очистить свою совесть по отношению к , и он даже может делать для них добрые дела. Но что он не сможет достичь просветленной любви к людям посредством борьбы, в этом я убежден: нет никого, кто достиг бы ее так, и никто не достигнет этой цели таким путем в настоящей жизни. Без вина не пьянеет человек, и не бьется радостно сердце его; а без опьянения в Боге никто не обретет естественным образом добродетель, которая не принадлежит ему, так чтобы она осталась в нем тихо и без принуждения. Бывает также, что по естеству кроток и милосерден, всякого человека с легкостью любит, милосердствуя о всяком естестве — не только о людях, но также и о животных, птицах, диких зверях и так далее: ведь есть же такие души! Но бывают времена, когда и они тоже смущены, если какие–то причины для беспокойства возникают у них из–за человека. 36. Но кто удостоился вкушения божественной любви, тот из–за сладости ее обычно забывает все — ведь от этого вкуса все видимые предметы презренными; душа его с радостью приближается к просветленной любви к людям, не различия ; он не побеждается их слабостями и не смущается. Он подобен блаженным апостолам, которые среди всех зол, претерпеваемых от , были совершенно неспособны ненавидеть их или пресытиться любовью к ним. Это проявилось на деле, ибо после всего прочего они даже и смерть приняли ради их искупления. И это были люди, которые совсем недавно умоляли Христа послать огонь с неба, чтобы истребить самарян — потому лишь, что те не приняли их в свое селение! Но после того, как получили они дар и вкусили любви Божией, усовершились они даже в любви к злодеям: терпя всевозможные напасти ради искупления их, они никак не могли ненавидеть их. Итак, ты видишь, что благодаря одним лишь заповедям не обретается совершенная любовь к людям. |
| 33. Невозможно тому, кто предается злым помыслам, быть чисту от грехов по внешнему человеку. Тем, кои не искореняют из сердца злых помыслов, невозможно не обнаруживать их в соответственных злых делах. Причина того, что иной блудно смотрит, заключается в том, что прежде внутреннее око соблудило и омрачилось. Также причина желания слышать срамное заключается в охотном слушании душевными ушами всего, что скверные демоны нашептывают внутри в пагубу нам. Должны мы очищать себя в Господе внутри и во вне; каждый из нас должен хранить свои чувства и каждодневно очищать себя от страстных воздействий и прегрешений. Как прежде в дни неразумия нашего, когда вращались мы в мipe в суете ума, всем умом и всеми чувствами работали мы прелести греховной, так теперь преложившись на жизнь по Богу, надлежит нам всем умом и всеми чувствами работать Богу живому и истинному, Божией правде и воле. 34. Наперед бывает «прилог» (προσβολ – приражение, действие, когда брошенная вещь ударяет в то, на что брошена); потом «сочетание» (συνδυασμζ – содвоение, внимание сковано предметом, так что только и есть что душа да предмет приразившийся и ее занявший); далее «сосложение» (предмет приразившийся и внимание занявший возбудил желание, – и душа согласилась на то – сложилась); за сим «пленение» (предмет взял в плен душу, возжелавшую его и как рабу связанную ведет к делу); наконец «страсть» (πθοζ – болезнь души), частым повторением (удовлетворением одного и того же желания) и привычкой (к делам, коими оно удовлетворяется) вкачествившаяся в душе (ставшая чертою характера). Вот поприще для одержания победы в происходящей в нас брани! Так определяется и Святыми отцами. 35. И – прилог, говорят, есть голый помысел, или образ какой-либо вещи только что родившийся в сердце и представившийся уму; «сочетание» есть собеседование с представившимся (предметом или образом) страстное или бесстрастное; «сосложение» есть склонение души к зримому оком ума предмету со услаждением; пленение есть насильственное и невольное отведение сердца (в плен), удержание в нем и слияние будто в одну жизнь ( sunousia ) с предметом пленившим, от коего (слияния) исчезает доброе наше состояние (теряется покой); страсть же вообще, говорят, внедряется в душе долговременным пристрастием (к предмету какому-либо). Из всех этих (действий или состояний) «первое» безгрешно, «второе» – не совсем; «третье» – по состоянию подвизающегося (м.б. по мере подвига и противоборства); «брань» же бывает причиной или венцов (когда кто устоит), или мучений (когда падет). |
|
|
