| Such a formula which could hold valid not only for the region of Kosovo and Metohija but, mutatis mutandis, for every other region where there is or could be instigated some similar crisis. In their wishes and activities to help on the way of procuring a solution which brings peace, security, freedom and justice for all nations in Kosovo and Metohija, or somewhere else, the Churches, of course, will decide neither for the official standpoints of the governments of Yugoslavia and Serbia, nor for the standpoints of Albanian parties and organizations in Kosovo and Metohija, nor for the stand- points of the NATO alliance and European Union, but for an approach grounded on ageless and irreplaceable principles of Gospel anthropology and ethics. These principles take their point of departure from each human being as a supreme value: from such a being which is capable of love and worthy to be loved. We must not perceive our neighbor, particularly the one who suffers, either as Jew or Samaritan, or as Turk or Gypsy, or as Christian or Muslim, or as believer or non-believer. We should regard him as our brother or, in a more biblical spirit, as Christ Himself, the First and Greatest amongst ‘merciful Samaritans’: secretly present in every hungry, thirsty, naked, wounded, sick and endangered human being: Him who in his enemy embraces his neighbor, and in the heart of an officer of occupation (as the enemy of his people, foreigner by faith and language) is able to discern such faith which is not found in Israel, in his own people… By being understood in their existential dependency from this anthropological-ethical vision, the international juridical norms (related to human, civic arid national rights, and to the entire international interstate order) gain wider dimensions and more profound meaning. By the same token, there comes a reduced danger of their political instrumentalization or ideological misuse. And that, sadly, is still a common occurrence. I am personally convinced that, in this matter, an all-Christian and all-European consensus (not a political, but an existential, essential consensus) is wholly possible. And that, aided by certain spiritual efforts, we are not far from it. It is, probably, of least importance whether we shall name it as pluralism or open society, or some other term. |
| 365 В западной литературе подробно рассмотрено обетование прародителям у Генгетенберга: Christologie d. Alt Testam. В. I., а равно и во всех упомянутых сочинениях. 367 Автор записок на Книгу Бытия, Преосвящ. Филарет, говорит об этом так: „К изъяснению сих слов пролагает путь перевод LXX толковников: «αυτς σου τηρησει κεφαλν». Слово αυτς – он, несогласное со словом σπρμα, семя, показывает, что переводчик имел в мыслях не столько слово: семя, довольно неопределенное в своем знаменовании, сколько главный предмет, в настоящем случае, им означаемый; и что семя жены принимал он за одно лице“. Записк. на Книг. Быт., ч. I, стр. 108. Таргумы Онкелоса и Ионафана также дают этому месту мессианский смысл (Смотр. у Преосв. Макария: „Введение в Правосл. Богослов.“ Стр. 146 и 147 по изд. 1847г.). 368 Смотр. у Св. Иринея: Contr. Наег. Lib. V, cap. XXI. n. 1; у Св. Киприана: Testim. adv. Iudaeos ad Qvirinum, с. IX и др. 369 Смотр. у Геттингера: Апология христианства и у Неймана: Geschichme d. Messian. Weissagung in alt. Testam. S. 19. 370 Кроме упомянутых выше общих руководств к объяснению обетований и пророчеств, можно указать на статью: „ Изъяснение Ноева пророчества о будущей судьбе потомства его“ (Христиан. чт. 1839г.). 371 Блажен. Феодорит: Толков. на Быт. отв. на вопрос 59, стр. 59. Ефрем Сир.: Толков. на кн. Быт. Твор. Св. отц. Т. XXII, стр. 323. 372 Объяснение обетований патриархам Аврааму, Исааку и Иакову дается только указанными выше общими сочинениями. 373 Св. Иустин Филос. Dialog сит Тгурн. Св. Ириней: Contr. Haeres. Lib V. С. XXXII, n. 2. Св. Киприан: „Tesmimoniorum“. Lib. 1. С. XXI. 374 Кроме указанных выше общих сочинений об обетованиях и пророчествах, можно указать на небольшую статью в Христиан. чтен. „ Пророчество Иакова, касающееся его сынов и в особенности Иуды“ (1830г. XXXIX, 161). 375 О толковании преданием иудейским свидетельствуют: Таргум Онкелоса, Таргум Ионафана и Талмуд Вавилонский (Смотр. у Лаврова: „Обетования и пророчества о Христе в Пятикнижии Моисеевом“). Из Отцов церкви так понимали и объясняли: Иустин Мученик (Dialog. cum Tryph.). Св. Ириней (Соптг. Наег. Lib. IV, c. 10). Ефрем Сирин (Толков. на кн. Быт. Твор. Св. отц. Т. стр. 393) Св. Златоуст (Contr. Jud et gent. quod Christus sit Deus. Opp. T. I, p. 561). |
| He had, he said, enjoyed freedom of speech throughout his professional life, and had no concerns that he would be arrested for insulting someone. His concern, he said is “more for those more vulnerable because of their lower profile.” Under the law’s current wording, anything could be interpreted subjectively as “insult,” he said. Criticism, ridicule, and sarcasm, any unfavorable comparison, or “merely stating an alternative point of view to the orthodoxy can be interpreted as insult.” He cited “ludicrous” cases of abuse as a student in Oxford arrested for calling a police horse “gay”; a Christian café owner threatened with arrest for displaying Bible passages on a television screen in his business; and a teenager arrested for holding a placard calling the Church of Scientology a “dangerous cult.” British humor is self-deprecating and outrageous, often rude, and frequently revolves around mocking the stupidity, shortsightedness and banality that plagues humanity in every walk of life. Without the freedom to insult both individuals and groups, including homosexuals, Atkinson has warned, those great traditions of freedom of mockery will die out and give way to a “culture of censoriousness.” In Britain, “harassment,” or causing someone “alarm or distress,” is a statutory offense, but the many critics of Section 5 of the Public Order Act 1986 have warned that it is a law designed to be abused, with the determination of the offense resting on the subjective feelings of the putative victim. The key, they say, is in the wording: “A person is guilty of an offense if he: (a) uses threatening, abusive or insulting words or behavior, or disorderly behavior, or (b) displays any writing, sign or other visible representation which is threatening, abusive or insulting, within the hearing or sight of a person likely to be caused harassment, alarm or distress thereby.” Atkinson could also have mentioned that Section 5 charges are increasingly being levied by police against conservative Christians who object either to the homosexual lifestyle or to the government’s plans to institute “gay marriage.” Christian groups have complained that it is being used specifically to suppress any public opposition to the sexual zeitgeist, particularly the homosexualist movement. Several Christian street preachers have been arrested for citing Biblical passages condemning homosexual activity. |
| But in the contemporary world there are also other states--and they are probably the majority--which proclaim the principle of separation of Church and state. In the constitution of the Russian Federation this principle is formulated in the fourteenth article: “No religion can be established as the state or mandatory religion. Religious assemblies are separate from the state and equal before the law.” The Russian Empire, by the way, also had no one religion that was mandatory for all citizens. Orthodox citizen during the imperial era could not legally apostatize from the Orthodox Church, and Christians of all confessions did not have the right to apostatize from Christianity; the conversion of the Orthodox to a heterodox confession, or of any Christian to Judaism, Islam, or paganism was punishable by law, and converts were held responsible for their action. However, although people of other religions or confessions had the right to become Orthodox, no one was ever forced to do so, and all religions recognized by the state enjoyed protection by the law. As for the separation of religious assemblies from the state—that statement in the current Russian Constitution should not be subjected to a broad interpretation. It means only that the parishes, monasteries, synodal departments, and theological seminaries are not governmental organs or government institutions similar to state ministries, police departments, or military bases. This constitutional statement has no bearing upon, for example, the possibility of teaching religion in school as an elective course or otherwise. It is well known that although in certain countries that uphold the principle of separation, like the United States or France, religion is not taught in public schools; but other countries, where there is also no state Church, such as in Austria or Poland, religious education is provided in public schools. The constitutional right to confess a religion or to confess no religion, the right to “the freedom to choose, have, and disseminate religious and other convictions and freely disseminate corresponding views,” guaranteed by article 28 of the Constitution, cannot be equated with the right to conduct militant atheist propaganda in the impudent and rowdy style of Yaroslavsky [vi] or Demyan Bedny [vii] , or the right to offend the religious sensibilities of the faithful, as these defenders of home-grown products so desperately insist. |
| The presence of ‘Synoptic-sounding materials’ or ‘Johannine-sounding materials’ in an ancient writer does not necessarily denote that writer’s knowledge of the Synoptic or Johannine Gospels. Ancient Mediterranean culture was an oral culture, very much given to storytelling, memorization, and oral performances of every kind. People were more apt to reproduce words, sayings, and narratives from memory (accurately or not) than we are today, who are trained not to trust to our memories but to go to our books to check for accurate and contextual use. But recognizing ancient culture as an ‘oral culture’ cuts both ways. On the one hand, people might be more prone to reproduce from memory what they had heard and not read in a book. On the other hand, people used to the oral retelling of stories, each time with certain nuances of change, would feel less inhibited about ‘retelling’ or ‘rewriting’ with minor modifications even what they had read, or heard someone else read, in a book. This is well noted by John Barton: The often inaccurate quotations in the Fathers, it is argued, show that they were drawing on ‘synoptic tradition’ but not actually on the Synoptic Gospels. Such a theory cannot be ruled out absolutely, but it is not the only or, probably, the best explanation for loose quotation. We should remember instead how loose are quotations from the Old Testament in many patristic texts, even though the Old Testament was unquestionably already fixed in writing. The explanation is to be found not in oral transmission in the strict sense, but in the oral use of texts which were already available in written form. 251 Even quite literate and literary persons might readily reproduce from memory rather than look something up. Not only this, but recent studies have shown that ancient authors, when quoting or alluding, were also more likely to change intentionally the wording 252 of a source than we are, who fear being caught misquoting. Quotation standards, or better, methods of borrowing pre-existing material, in the early second century were not so strict as they are today, even when borrowing sacred materials (as Barton noted above). Unless there was a particular reason for quoting verbatim, as when you expected an opponent to check your citation, or when you were expounding particular words in a sermon or commentary, the rather more cumbersome practice of quoting precisely from open books was often deemed unnecessary. It was sometimes even seen as more sophisticated and less boorish to one’s informed reader to adapt the words of one’s source rather than repeat them verbatim. The typical style of Clement of Rome, Polycarp, Ignatius, and others mentioned in this chapter, for instance, very often was not to quote, in our sense of the word, but to work the words or phrases of their sources (which their readers were assumed to know) into their own statements, or to mix sources together. |
| Why the Cults? The Waco horrors [a fatal assault by U. S. Agents on the Branch Davidians, a heavily-armed apocalyptic cult, in February, 1993] remind us that millions of Americans of Christian background have left mainstream Christian Churches for non-Christian or pseudo-Christian religious movements. Some have gone to other world religions such as Hinduism or Buddhism, or American imitations of these. Others have embraced one of several large religious movements founded here in America, such as the Mormons, Seventh-Day Adventists or Jehovah " s Witnesses. Archpriest Paul Yerger 24 March 2009 Source and copyright: Holy Resurrection Orthodox Church The Waco horrors [a fatal assault by U. S. Agents on the Branch Davidians, a heavily-armed apocalyptic cult, in February, 1993] remind us that millions of Americans of Christian background have left mainstream Christian Churches for non-Christian or pseudo-Christian religious movements. Some have gone to other world religions such as Hinduism or Buddhism, or American imitations of these. Others have embraced one of several large religious movements founded here in America, such as the Mormons, Seventh-Day Adventists or Jehovah’s Witnesses. Still others are involved to various extents in a vast number of movements or experiences which have been called “New Age.” All these movements, while outwardly quite diverse, have a lot in common, and are certainly not new. They bear much resemblance to what was called Gnosticism in the early Christian world. A detailed analysis of them is beyond the scope of this article, but certainly they are not Christian as Orthodox, (or Roman Catholics or Protestants) have understood the term. It is confusing or even deceitful that many of these movements use Christian terms like “Christ,” “Holy Spirit,” “salvation,” etc. to mean things completely different from what these things mean in historic Christianity. The god they speak of is not the ‘One God the Father Almighty, Creator of Heaven and earth and of all things visible and invisible’ as spoken of in the Creed. He is not the God of Abraham, Isaac, and Jacob, who led Israel out of Egypt. Furthermore, Jesus of Nazareth, born of the Virgin Mary, crucified under Pontius Pilate, is not the center of these movements. For them He is not the unique Son of God become man, and His Cross and Resurrection is not the unique object of their faith. |
| Арианство было отвергнуто на Вселенском I Соборе в 325 г. Утвержденный Собором Символ веры проводит четкое различие между рождением Сына и творением мира («Верую… и во Единого Господа, Иисуса Христа, Сына Божия… рожденного, несотворенного…») - различие, отсутствовавшее и в мысли Оригена, и в ереси Ария. Отношения Бога Отца и Сына описываются с помощью понятия «единосущие» (μοοσιος). Сын рождается из сущности Отца. Это соборное решение не смогло положить конец арианской ереси. Оно само вызвало подозрения в неправомыслии прежде всего из-за использования термина «единосущие» - для церковного Востока нетрадиц. и скомпрометированного соборно осужденным в 268 г. еп. Павлом Самосатским . На Западе соответствующее понятие было принято (в виде tres unius substantiae) со времен Тертуллиана. Свт. Афанасий Великий (ок. 295-373) был борцом с арианством, отстаивавшим никейскую веру всю свою жизнь. Он формулирует церковное учение о Св. Троице по большей части в контексте полемики с ересью Ария . Идеи великого александрийского богослова стали источником вдохновения для последующих св. отцов и концептуальной основой для изложения ими важнейших догматов веры Церкви. Основное внимание свт. Афанасий уделяет борьбе с ложным учением арианства об отношении Логоса и Отца. Логос-Сын есть «собственное рождение сущности Отца» ( Athanas. Alex. Or. contr. arian. I 9), «истинный Бог, единосущный истинному Богу» (Ibidem). Он принадлежит области абсолютного и полного Божества и не имеет ничего общего со сферой тварного. Библейская идея о коренном различии между Богом и творением лежит в основе богословской системы свт. Афанасия. Только Бог есть истинно сущее, естество же сотворенных вещей создано из небытия и обладает текущим, постоянно разрушающимся бытием ( Athanas. Alex. Or. contr. gent. 41). Вне области Божественного царят лишь текучесть, слабость и смертность. Бог Отец есть самая сущность (οσα) Божества; эта сущность одна и принадлежит всецело Отцу, «произнося слово Бог и именуя Его Отцом, не что-либо окрест Его именуем, но означаем Самую Его сущность» ( Athanas. |
| В. также пишет: «...Писание во всех отношениях совершенно, учитель должен преподавать согласно словам Писания» ( Stead. 1992. S. 178). Не менее важным для А. В. является то, что и Свящ. Писание и его толкование составляют неразрывное единство: «Ибо как святых и богодухновенных Писаний достаточно к изъяснению истины, так и блаженными нашими учителями сочинены об этом многие книги. И если кто будет читать их, то найдет в них некоторым образом истолкование Писаний и придет в состояние приобрести желаемое им видение» (Or. contr. gent. 1). Обращение к авторитетным толкованиям важно, т. к. еретики, ведомые диаволом, используя в своих целях Свящ. Писание, искажают его полный смысл, чтобы «убедить людей мудрствовать вопреки Писаниям. ...Верный ученик Евангелия, имеющий благодать рассуждать о духовном... стоит твердо и безопасен от их обольщения. А кто прост... и не крепко наставлен в вере, тот, имея в виду одни слова и не проникая в смысл, скоро увлекается их кознями» (Ep. ad episcopos Aegypti et Libyae. 4//PG. 25. Col. 548 ). Святители Афанасий и Кирилл Александрийские. Икона XIX в. (ц. святителей Афанасия и Кирилла Александрийских на Сивцевом Вражке в Москве) Святители Афанасий и Кирилл Александрийские. Икона XIX в. (ц. святителей Афанасия и Кирилла Александрийских на Сивцевом Вражке в Москве) В тесной связи с учением о двух природах Христа А. В. формулирует следующий принцип: «Цель и отличительная черта святого Писания (σκοπς τονυν οτος κα χαρακτρ τς γας Γραφς) - возвестить нам о Спасителе две истины: что Он всегда был Бог, и есть Сын, будучи Словом, сиянием и Премудростью Отца, и что напоследок, ради нас приняв на Себя плоть от Девы Богородицы Марии, соделался человеком» (Or. contr. arian. III 29). Ответ на слова Евангелия от Марка о том, что о дне и часе прихода Сына Человеческого «никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» (13. 32), согласно А. В., содержится в самом тексте Свящ. Писания: Кто знает о событиях, предшествующих дню (ср.: Мк 13. 3-32; Мф 24. |
| 13 Сущность учения Ария изложена в его двух письмах к Евсевию Никомидийскому (ар. S. Epiphan, Haeres. LXIX, с. 6; В. Theodorct., Histor. eccles., 1, 4) и к Александру, епископу александрийскому (ар. S. Athanas, De synod., с. 16 et S. Epiphan., op. cit., c. 7), а также в его сочинении » Θλεια«, отрывки которого сохранились у св. Афанасия в его Orat. contr. Arian. и в «Histor. ecclesiast.» Сократа. 14 Достоверность этого мнения, между прочим, подтверждается тем, что Арий в своем письме к Евсевию Никомидийскому, сохранившимся у бл. Феодорита и св. Епифания, называет этого своего единомышленника «солукианистом» ( συλλουκιανιστς). 21 В доказательство того, что выражения: «слово» и «сила» в св. Писании употребляются не всегда в одном и том же смысле, и что под ними нет необходимости разуметь только ум и силу, неотделимые от божеского существа, но что они употребляются иногда и в метонимическом значении, Арий приводил некоторые примеры библейских выражений, напр., из книги пророка Иоиля (2, 25), где различные мелкие насекомые, истребляющие траву, называются «силой Божией». S. Athanas. Contr. Arian. or. 1, c. 5. 22 S. Athanas. Contr. Arian. orat. 1, c. 35. И эту ложную мысль Арий старался утвердить на многочисленных свидетельствах св. Писания Нового Завета. Так, он ссылался на выражение евангелиста Луки (2, 52): Иисус преспеваше премудростью и возрастом, указывал на незнание Спасителя о месте погребения умершего Лазаря ( Иоан. 11:34 ), на внутреннюю борьбу и слабость Его воли в виду предстоявших Ему страданий ( Марк. 14:35–36 ; Лук. 22:42 ), также на то превознесение, какое Он, получил от Отца, как награду за жизнь полную послушания Ему ( Филип. 2:9 ), и т. п. места, где, вообще, выставляется некоторая ограниченность природы Иисуса Христа и зависимость Его от Отца (S. Athanas. Contr. Arian. orat. 3, c. 26 et 1, c. 43). Ошибка Ария в этом случае, очевидно, заключалась в том, что он, при своем буквальном понимании всего Писания, опустил из виду различие в Иисусе Христе двух естеств и, приписывая свойства Его человеческой природы природе божественной, видел в том доказательство своей теории изменяемости воли и, вообще, тварности и ограниченности Логоса. |
| gent., 33), но, тем не менее, настойчиво повторяет, что всё тварное по природе своей текуче и подвержено разрушению (Adv. gent., 41: φσιν ρευστν οσαν κα διαλυομνην). Даже блаж. Августин осознавал необходимость ограничения бессмертия души: «Anima hominis immortalis est secundum quendam modum suum; non enim omni modo sicut Deus» [Человеческая душа бессмертна лишь до некоторой степени – в отличие от Бога, ее бессмертие не абсолютно] (Epist. ad Hieronymum; PI, 23:721). «Поскольку эта жизнь так непостоянна, можно назвать ее смертной» (In Ioann., tr. 23, 9; ср. De Trin. I, 9, 15 и De Civ. Dei XIX, 3: mortalis in quantum mutabilis). Преп. Иоанн Дамаскин говорит, что ангелы тоже бессмертны не по природе, но по благодати (De fide orth. II, 3: ο φσει, αλλ χριτι) и доказывает это примерно так же, как и апологеты (Dial. contr. manich., 21). Акцент на аналогичном утверждении можно найти в соборном послании свт. Софрония, патриарха Иерусалимского (634), зачитанном и благосклонно принятом Шестым Вселенским Собором (681 г.). В последней части этого послания Софроний осуждает ошибки оригенистов – предсуществование души и апокатастасис – и четко говорит, что «разумные существа» (τ νοητ), хотя и не умирают (θνσκει δ οδαμως), всё равно «бессмертны не по природе», но только по Божией благодати (Mansi XI, 490–492; PG 87.3:3180). Современные мыслители настолько озабочены «бессмертием души», что исходный факт человеческой смертности практически забыт. Лишь недавние «экзистенциальные» философии снова властно напомнили нам о конечности человеческой жизни, взглянув на нее sub spede mortis [с точки зрения смерти]. Смерть – катастрофа для человека. Она – его «последний (или, вернее, окончательный) враг», σχατος χθρς ( 1Кор.15:26 ). «Бессмертие», безусловно, термин, содержащий отрицание; он связан с термином «смерть». И здесь нам вновь предстает острый конфликт между христианством с одной стороны и «эллинизмом», а прежде всего, платонизмом, – с другой. У. Г. В. Рид в недавно вышедшей книге «The Christian Challenge to Philosophy» 324 очень удачно противопоставляет две цитаты: «И Слово стало плотию, и обитало с нами» ( Ин.1:14 ) и «Плотин, философ нашего времени, казалось, всегда испытывал стыд от того, что жил в телесном облике» (Порфирий. |
|
|
