| 448 Die griechischen christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhundertë Origenes Werke, ed. E. Klostermann, vol. XII, Fragment 182. – Leipzig, 1941. 450 «Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег. И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром » ( Лк.7:36–38 ). 452 См. исследование Christopher М. McDonough об отрывке из поэмы Овидия Фасты: «Сагпа, Proca and the Strix on the Kalends of June "/Transactions of the American Philological Association 127 (1997). – P. 315–344, особ. 331. 456 В самом деле, в ряде других случаев воскресший Христос не только не воспрещает ученикам прикоснуться к Нему, но и повелевает это сделать, как в известном эпизоде уверения Фомы: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои» ( Ин.20:27 ). Еще более красноречивый эпизод встречаем в Евангелии от Луки, где Христос говорит ученикам, боящимся, что видят призрак: «осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» ( Лк.24:39 ), и, чтобы доказать Свою телесность еще очевиднее, просит что-нибудь поесть. 457 Такое чтение отображено в ряде английских переводов: «Do not hold on to me» [He задерживай Меня] (New International Version); «stop holding on to me» [Перестань держать Меня] (New American Bible); «do not hold me» [He держи Меня] (Worldwide English) и «stop clinging to Me» (New American Standard Bible). 458 Замечательный богословский анализ связи между учением о Вознесении и Евхаристией (и евхаристической экклезиологией) см.: Douglas Farrows Ascension and Ecclesiä On the Signifi cance of the Doctrine of the Ascension for Ecclesiology and Christian Cosmology. – Grand Rapids, Mich.: Eerdmans,1999. Я жалею, что прекрасные рассуждения Фэрроу о Вознесении попали в мое поле зрения, когда мой труд был уже завершен, и я уже не мог отвести им должное место. |
| Cup. VI, 6 . Как некоторое повеление (mandatum) предлагается вниманию читателя Cup. XVII, 6 : «Не домогайся сделаться судьею, чтобы не оказаться тебе бессильным сокрушить неправду» 445 . С выражением написано (scriptum est) приводится Npeм. VI, 7 : «Сильные сильно будут истязаны» 446 . Вслед за цитацией из Еванг. Матфея следует замечание, что об этом говорится и в другом месте: «Чрез меру трудного для тебя не ищи, и что свыше сил твоих, того не испытывай», каковым положением изобличаются все еретики (см. Cup. III, 21 ) 447 . Написано в другом месте: «Клевещущия уста убивают душу» ( Npeм. I, 11 ). Под именем Писания (Scriptura) приводятся слова Cup. II, 16 о том, что боящиеся Господа будут искать Ему угодного и любящие Его будут исполнять закон 448 . Сам Соломон говорит слова Cup. XXVII, 20 : Кто ставит сеть, сам уловлен ею будет 449 . Соломон свидетельствует, что мудрость есть седина для людей ( Npeм. IV, 9 ) 450 . Божественное Писание говорит: Не во время рассказ то-же, что музыка во время печали ( Cup. XXII, 6 ) 451 . Таким образом, у бл. Иеронима есть цитаты из неканонических книг Сираха и Премудрости Сол., по своей форме ничем не отличающиеся от обычной у Отцов цитации канонических книг Свящ. Писания: след., он не мог считать наших неканонических книг Ветхого Завета апокрифами в смысле писаний отверженных. В противоположность бл. Иерониму, теоретически желающему провести резкую грань между каноническими и неканоническими книгами Писания В. З., бл. Августин склонен сделать неопределенную разделяющую их границу. Его учение о канонических книгах содержится, главным образом, в сочинении De doctrina christiana, где читается следующее: «В отношении канонических писаний преимущественно нужно следовать авторитету тех церквей (между которыми известны писания), которые имели апостольские кафедры и получили послание. Посему это будет мерою в писаниях канонических, чтобы принимаемые всеми кафолическими церквами предпочитать тем, которых не принимают иныя из церквей; а в отношении к тем, которые не всеми принимаются, – принимаемые у большего числа и важнейших церквей предпочитать тем, которых держаться меньше по числу и меньшего авторитета церкви. |
| 9 По данным архива Киевской дух. Академии Иннокентий назначен ректором Киевской дух. Академии 27 августа 1830 года (Архив. Киевск. Дух. Акад., дело по врунтрен. правл. 1830 г., на место Смарагда (Крыжановского), перемещенного ректором в Петербургскую Академию, а прибыл в Киев 15 ноября сего года (Дело по внутрен. пралв. 1830 г., 10 В сан архимандрита Иннокентий возведен 16 мая 1826 года, а степени доктора богословия удостоен 13 сентября 1829 г. (См. цитован. Выше послужной сп. Иннокентия в дел. архив. Киевск. дух. Акад. 1830 г., 11 Из представленного Смарагдом к декабрьским экзаменам 1829 г. конспекта видно, что в течении первого полугодия первого учебного года студенты V курса в высшем отделении выслушали следующие отделы: Prolegomena theologiae christianae, II. Doctrina de indole cognitionis nostrae de Deo, III. Doctrina de Dei attributis, IV. Doctrina de Deo Patre, Filio et Spiritu S. (Дело по внутрен. Правл. 1829 г., а в конспекте, представленном им к июньским экзаменам 1830 г. помечены прочитанными в течении второй половины учебного года отделы: I. Doctrina de mundi creatione, II. Doctrina de Dei provedentia, III. Doctrina de spiritibus, IV. Doctrina de statu hominis primitivo и V. Doctrina de primorum parentum lapsu (Дело по внутрен. правл. 1830 г., 12 Conspectus theologiae dogmaticae examine studiosorum ecclesiasticae KiJovensis Academiae sub finem guinti cursus academici instituendo accomodatus. Theologiae professor, Archimandrita Innocentus (См. дело по внутрен. правлен. 1831 г., 14 Conspectus theologiae dogmaticae examine studiosorum ecclesiasticae Kiovensis Academiae sub finem sixti cursus academici instituendo accomodetus. Theologiae professor, Archimandrita Innocentius. (Дело по внутрен. правл. 1833 г., 15 Comspectus praelectionum ex ambitu theologiae potissimum dogmaticae, guae coram studiosis Academiae Kiovensis habetae sunt posterioribus praeterlabentis anni mensibus. Theologiae professor Archimandrita Innocentius. An. Dom. 1833. Decemb. 16 (дело по внутр. |
| But this is not the true case. It can be stated, that reconstruction of philosophical and theological background of the novel has noticeable gaps. Particularly only few scholars were seriously interested in the fact, that Rilke, creating in the novel an original concept of intransitive sensual love (intransitive Liebe), turns out as a successor and interpreter of an ancient Christian doctrine of the Christian West. This doctrine consists in the apophatic interpretation of love to God. “Deprivation of oneself” or free-will refuse of all, that can appear as a fruit of the love is characteristic of the doctrine. This doctrine was definitely formed in writings of “the Rhineland mystics” of 14th century, continued by French quietists in the 17th century and originally translated in philosophical conceptions of Kant and Schopenhauer in the 18th – 19th centuries. In this article is observed, how Rilke realizes this doctrine of love firstly on the example of “the great lovers”, who come through sufferings of sensual love to the idea of love as not needing in reciprocity of condition of a soul a self-valuable. And secondly Rilke establishes on this basis the substance of an inner work, which must be performed by a modern man to return to God. Indicated train of thought represents in its part the logic of Plato’s “The Symposium” (from the earth love to heaven love). So, Rilke bounds antic and medieval Christian tradition in artistic, expressed in Modern Age language synthesis. 1 Единственный роман великого Рильке «Записки Мальте Лауридса Бригге», несмотря на свою камерность и подчеркнуто субъективный характер высказывания, несомненно, может быть причислен к числу больших книг ХХ столетия. Написанный незадолго до Первой мировой войны, роман стал своего рода обобщенным переживанием двойным автором «Записок» (Мальте/Рильке) еще живой христианской истории и культуры Европы от античных истоков до современности. Восприятию традиции при этом вовсе не мешает принципиальная фрагментарность романа: последняя не столько свидетельствует о разорванности сознания его героя-автора, сколько, скорее, наоборот – векá, события, артефакты, воспоминания объединяются единством восприятия погружающейся в них личности, единством ее экзистенциального и культурного опыта, в свою очередь определяющегося той же традицией и ее (личности) внутренней принадлежностью к ней. |
| Сети богословия Тема недели: Почитание мощей в православии Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Мнение Мнение Статья Статья Статья Новые материалы 1 января The Christian doctrine of the Three Persons in God and the concept of the freedom of the human person In this revised article, the original of which was given at the International Symposium “The Monotheistic Religions and Human Liberties” at the University of Constanta, Romania, Hieromonks Methody and Kirill Zinkovsky examine the various concepts of personal freedom, arguing that a full definition of freedom is impossible without the revelation of God as a unity of three Persons. Статья 1. Freedom of God within the Trinitarian perspective. The concept of the freedom of God and of the human being is based on the Christian doctrine of the three- hypostatic Creator and the human personality created according to His image. According to the Holy Bible and the Tradition of the Christian Church, God is simultaneously an absolute unity and an absolute distinction of the three Hypostases – Persons who are in a perpetual motion of mutual divine dialogue of Love. The divine Love of the three Hypostases consists in their free, always unique, and full personal communion, which is “undetermined by any necessity” . Ιt is clearly reflected in the doctrine of the one Essence and indivisible unity in the “perichoresis” of the three Persons of the Holy Trinity. “God is not simply One, but He is One in the three Persons as He is a communion of Persons which participate in each other through love” . This communion and dialogue within God are conducted in absolute divine freedom. As a matter of fact, slightly opening out the mystery of the intra-Trinitarian existence, we can say that only the three-Personal Creator gives us the ground for defining the concept of true freedom, which appears to be inseparably linked to the mystery of true personal existence. We will quote here the famous thought of Prof. V. Lossky, that “the Father would not be a true Personality in the full sense if He had no Son and Spirit”, if “He had not shared His essence with them” . This thought can be continued in relation to the concept of freedom as follows: each of the Hypostases of the Trinity would not be absolutely free, including freedom with respect to their common Essence, if it did not have another two Hypostases participating with it in possessing this Essence. Thus, freedom and triplicity in God appear to be mutually dependent. |
| Комментарии Во всех трех статьях просматривается настойчивое желание автора найти в толкованиях святых отцов хоть что-то для подтверждения огромных сроков творения ( пусть только первых трех дней). Столпы Церкви ... Павел К — 08 мая На: Космография и «дни» Творения в творениях святых отцов IV–V вв. Часть 3. Святитель Иоанн Златоуст и блаженный Августин Сети богословия Тема недели: Почитание мощей в православии Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Мнение Мнение Статья Статья Статья Новые материалы 1 января The Hallmarks of the Trinitarian Differentiation between Eastern and Western Christianity/essence-hypostasis distinction, filioque and essence-energy differentiation/ This paper represents an attempt to reopen the pending file of Christian division. Salient to this paper is the idea that it is the process of the Trinitarian differentiation between West and Orient that created the hiatus grown ever more apparent to date. It started seemingly at the time of Augustine and culminated in the experience of the ultimate alienation of Christian creed at the time of Gregory Palamas when Westerners and Orientals propounded distinctive creeds contravening each other. It is up to debate whether holding onto doctrines or rather leveling any dogmatic distinction should allow the modern Christians to make a headway into the world of Christian unity. One thing is clear—the Christian identity seems to be on the verge of extinguishing if faith is blunted with doubts, uncertainties and contradictions. Статья 1. Introduction The Trinitarian doctrine is firmly established in the witness of the New Testament. However, it was only through the struggle of the Christian Church, both in the West and in the East, with the heresy of Arianism that the exact terminology (‘ κρβεια ’) of this doctrine became a standard. In 325 A.D., at the Ecumenical Council of Nicæa, the term ‘ μοοσιος’ (of the same essence) expressed the truth of the Son’s equally divine dignity with the Father (Encyclopædia Britannica, 1971; Schaff, 1983). This concept, too, has opened the new pagein the long history that described verbally the two fundamental aspects of the Trinitarian doctrine: the “immanent and economic” Trinity (Ware 134). The first aspect, immanent, highlights the definition of the Deity, the identity of God, and the relationship between divine hypostases ( hypostases); whereas the second one, economic, focuses on the revelation of God to humans, the degree of participation of each divine hypostasis in the salvation of humans, and the explanation of how this salvation should be understood. At the beginning of this opening, nothing could foretell the sparking of the long-standing theological controversies between the Western and Eastern Churches—with the notorious outcome of the (in 1054 AD) East-West schism; on the contrary, the relationship between both sides was marked by a consensus fidei. |
| Сети богословия Тема недели: Почитание мощей в православии Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Мнение Мнение Статья Статья Статья Новые материалы 1 января Doctrine and Debate in the East Christian World, 300-1500 The reign of Constantine (306-37), the starting point for the series in which this volume appears, saw Christianity begin its journey from being just one of a number of competing cults to being the official religion of the Roman/Byzantine Empire. The involvement of emperors had the, perhaps inevitable, result of a preoccupation with producing, promoting and enforcing a single agreed version of the Christian creed. Under this pressure Christianity in the East fragmented into different sects, disagreeing over the nature of Christ, but also, in some measure, seeking to resist imperial interference and to elaborate Christianities more reflective of and sensitive to local concerns and cultures. 2011 г. 415 с. ISBN 1409400344 This volume presents an introduction to, and a selection of the key studies on, the ways in which and means by which these Eastern Christianities debated with one another and with their competitors: pagans, Jews, Muslims and Latin Christians. It also includes the iconoclast controversy, which divided parts of the East Christian world in the seventh to ninth centuries, and devotes space both to the methodological tools that evolved in the process of debate and the promulgation of doctrine, and to the literary genres through which the debates were expressed. In their preface, the editors tell us that the rationale for this series centres on the fact that " Eastern Christianity is much less known and studied than its Western counterpart...and it is the principal aim of this series to redress this deficiency and to provide a foundation for new research.....This series seeks to...mak[e] available some of the most influential research published to date....The series as a whole will, it is hoped, serve as a starting point for a more holistic approach to Eastern Christianity. " |
| 1734 Nec homini homo firmissime sociari posset, nisi colloquerentur, atque ita sibi mentes suas cogitationesque quasi refunderent, vidit esse imponenda rebus vocabula, id est significantes quosdam sonos; ut, quoniam sentire animos suos non poterant, ad eos sibi copulandos sensu quasi interprete uterentur [He мог бы человек тесно сблизиться с человеком, если бы они не могли поговорить и таким образом как бы излить друг другу свои мысли. видит, что слова должны обозначать вещи, то есть видит, что звуки являются некими знаками; так что, не имея возможности чувствовать души друг друга, для того, чтобы их объединить, люди пользуются чувством как толкователем] (Augustinus Hipponensis. De ordine II, 35, PL 32, 1011). Ср.: De doctrina Christiana II, 4, PL 34, 37. 1735 Augustinus Hipponensis. De doctrina Christiana II, 5, PL 34, 38; De Trinitate XV, 19, PL 42, 1063; De ordine II, 35, PL 32, 1011. Рус. пер. Ч. 2. С. 208. 1736 Sunt autem signa vel propria, vel translata [Знаки могут быть либо собственными, либо переносными] (Augustinus Hipponensis. De doctrina Christiana II, 15, PL 34, 42). 1737 Quid ergo amat, nisi quia novit atque intuetur in rationibus rerum quae sit pulchritudo doctrinae, qua continentur notitiae signorum omnium; et quae sit utilitas in ea peritia, qua inter se humana societas sensa communicat, ne sibi hominum coetus deteriores sint quavis solitudine, si cogitationes suas coloquendo non misceant. Hanc ergo speciem decoram et utilem cernit anima, et novit, et amat; eamque in se perfici studet, quantum potest, quisquis vocum significantium quae cumque ignorat, inquirit [… Отчего же он любит, как не от того, что знает и видит в основаниях вещей красоту знания, которая включает в себя знание всех знаков и пользу этого знания, благодаря которому люди могут сообщать друг другу свои чувства, дабы собрание людей не оказалось хуже уединения, даже если люди не выражают свои мысли, разговаривая между собой. Таким образом, душа видит красоту и пользу этого знания, знает его и любит; а всякий, ищущий смысл каких-либо слов, которых не знает, старается приобрести себе это знание в меру своих сил] (Augustinus Hipponensis. De Trinitate Χ, 2, PL 42, 972). |
| В нем перечисляются после канонических книг и неканонические: Премудрость Соломона, Екклезиастик (т.е. Иисуса сына Сирахова), Товит, Иудифь и две Маккавейские книги. Бл. Августин в сочинении: De doctrina Christiana советует христианам читать Священные «канонические» книги и остерегаться апокрифов, в коих хотя и бывает истина, но часто перемешанная с ложью настолько, что канонический авторитет невозможно им усвоить. «Чтобы узнать состав канонических писаний, должно следовать авторитету большей части католических церквей, между коими должны преимуществовать имеющие апостольское происхождение и апостольские послания, к ним назначенные. Затем должно отдавать предпочтение писаниям, признаваемым всеми церквами, пред писаниями, признаваемыми лишь некоторыми из церквей; из необщепризнанных писаний должно отдавать предпочтение писаниям, признаваемым церквами более многочисленными и авторитетными, пред писаниями, признаваемыми церквами менее многочисленными и менее авторитетными. Если столкнутся в этом деле с одной стороны более многочисленные, с другой более авторитетные церкви, то думаю таким писаниям следует оказывать равную честь» (De doctrina Christiana. II, 12; De praedestinat. sanctorum. 14; Con. Faustum. XXXIII, 9). «Весь канон писаний, о коем мы говорим, заключает следующие книги: пять книг Моисея, книгу Иисуса, Судей, Руфь, четыре книги Царств, две Паралипоменон, Иова, Товии, Есфирь, Иудифь, две книги Маккавейские и две Ездры. Это книги исторические. Затем следуют пророческие: книга Псалмов, три книги Соломона: Притчи, Песнь Песней и Екклезиаст. К ним же должны быть причислены книга Премудрости Соломона, как писание Соломона, и книга Премудрости Иисуса сына Сирахова, как очень авторитетное и назидательное писание. Далее следуют в собственном смысле пророческие книги: 12 пророков, Исаии, Иеремии, Даниила, Иезекииля. Таковы 44 книги, авторитетные для Ветхого завета» (De doctrina Christiana. II, 8. 13). Из представленного исчисления ясно существенное отличие взгляда Августина на ветхозаветный канон от взгляда отцов восточной Церкви. |
| А. Конев Summary Many contemporary theology scholars assert that the split of East and West Christianity to a large extent depended on the fundamental opposition of doctrines of such theologians as Thomas Aquinas and Gregory Palamas. These two authors often regarded as mascots for Latin and Byzantine traditions. It’s hardly possible to advance in theological dialog of Roman Catholic and Orthodox Churches unless reexamining whether Thomism and Palamism are really irreconcilable. There were many theological melees of Catholic and Orthodox scholars about the doctrine of deification and the simplicity of God. Some issues of Thomistic doctrine, such as created grace and beatific VIsion, were criticized by orthodox theologians, and many of catholic authors reprobated Palamas for energyessence distinction, which compromises, according to them, the God’s simplicity. The purpose of this paper was to examine if the disagreements of Aquinas and Palamas on the issue of deification of man are real irreconcilable contradictions or just differences of theological accents. It seems that on the basis of theological context of the works of Palamas and Aquinas and considering the absence of direct intersections of theirs’ theological themes we may affirm that these theologians are much closer in their aims then it’s often supposed. The Thomistic issues of created grace and comprehension of God may be considered as contradicting to the orthodox tradition only if they are removed from their genuine theological context and treated without considering the whole structure of Thomistic doctrine of deification. On the other hand, examining the doctrine of Gregory Palamas, we must distinguish his thought from interpretations of “neo-Palamistic” authors, which are often confronting each other. We must also to pay attention to such important resemblance of the doctrines of Aquinas and Palamas, as the principle of participation of man in God. Also it’s necessary to understand the genuine purpose of theological concepts, invented by these authors. To understand better the special features of Thomistic and Palamistic approaches, in this paper we first considered the patristic development of the theology of theosis, then studied accordingly Thomistic and Palamistic doctrines on deification, and finally had a look at contemporary theologians writing on deification. HaVIng done this, we think that when speaking about Aquinas and Palamas, it’s more reasonable to estimate their doctrines as an example of acceptable plurality in the unity of Christian tradition. Читать далее Источник: Конев А. Сопоставление учения об обожении в богословии Фомы Аквинского и Григория Паламы//Работа на соискание учёной степени бакалавра богословия. - СПб.: Католическая Высшая Духовная Семинария «Мария — Царица Апостолов» Богословский институт св. Иоанна Златоуста. 2010-2011. 44 с. (На правах рукописи). Поделиться ссылкой на выделенное |
|
|
