| С другой стороны, он говорит о том, что текст закона 333 г. противоречит словам Христа, отвергающего суд над земными делами (Лука. XII. 14) 14 . Церковный историк Созо- мен, упоминая об аналогичном законе о епископском суде (Sozomenus. Н. Е. I. 9), делает важную оговорку fv (Зои Хшутсп, т. е. если пожелают стороны, а не одна из них. Закон 334 г. (CTh. XI. 39. 3), изданный Константином, строго запрещает считать testimonium unius за действительное доказательство, даже в случае, если единственный свидетель – знатное лицо. В Кодексе Юстиниана (CJ. III. 13. 4) содержится закон Константина, датированный 331 г., запрещающий обращение к суду префекта претория или комита Востока, или alterius spectabilis iudicis до рассмотрения дела в обычном суде, т. е. суде нижней инстанции. В. Дюрюи указывает на несоответствие последних двух законов тексту в Const. Sirm. I. Он настаивает на том, что закон из этого сборника в том виде, в каком мы его имеем, скорее соответствует периоду между 398 и 408 гг., когда на самом деле появляются один за другим законодательные акты, легализующие третейский суд епископа по гражданским делам. Говоря об этом, французский исследователь имел в виду закон 398 г. императоров Аркадия и Гонория (CJ. I. 4. 8), и закон 408 г. императоров Гонория и Феодосия (CJ. I. 4. 8). Первый из них говорит о том, что не следует препятствовать, если кто-либо по взаимному соглашению (ex consensu) хочет судиться судом «блюстителя божественного закона» (епископа – apud sacrae leges antistitem litigare), и решение такого судьи принимается more arbitri в области гражданского права (in civili duntaxat negotio). Второй закон гласит, что стороны могут судиться епископским судом (épiscopale iudicium), если сами это выберут (elegerint). Приговору епископа придается юридическая сила приговора высшей судебной инстанции, не допускающей апелляций (a quibus non licet provocare) самого императора, а также он снабжен исполнительной силой с помощью соответствующих органов власти. Сходство законов в CJ. |
| В 398 и 408 гг. издаются две конституции (CJ. I 4. 7; CTh. I 27. 2 [=Const. Sirm. 18=CJ. I 4. 8]), направленные на предотвращение односторонней передачи дел в E. a., широко распространившейся к тому времени (см., напр.: Aurelii Symmachi Ep. III 36//MGH. AA. B., 1883. T. 6. Pars 1. P. 82) и приводившей к чрезмерной загруженности епископов и конфликтам между сторонами. Дальнейшее развитие E. a. было связано с изданной на Западе в 452 г. 35-й новелле Валентиниана, согласно к-рой для передачи дела в E. a. стороны должны были подписать письменное соглашение по установленной форме, как при передаче дела в третейский суд (compromissum); подчеркивался исключительный характер E. a., поскольку по общему правилу епископы не обладают судебными полномочиями в светских делах. Исследователи расценивают E. a. как разновидность третейского суда (см., напр.: Rota. 1950; Τρωνος. 1964. Σ. 13) или считают полноценным судебным органом (см., напр.: Vismara. 1987. P. 63, 67), к-рый был аналогичен гос. судам либо, напротив, принципиально отличался от них, как «сверхъюридический» суд Церкви ( Михаил [Семенов], иером. 1901. С. 173-179, 183). Наиболее взвешенной является позиция, согласно которой E. a. в IV-V вв. претерпела существенные изменения, отразившиеся в имп. законодательстве. Если во время имп. Константина Великого E. a. являлась частью гос. судебной системы, специальным судом, действующим от имени императора, наподобие суда префекта претория, то при императорах Аркадии , Гонории и Валентиниане III она превращается в аналог третейского суда ( Суворов. 1906. С. 336-339). Нек-рые изменения E. a. претерпела в правление имп. Юстиниана. Считается, что при нем E. a. существовала в 3 формах: ex compromisso (когда стороны по обоюдному согласию передавали дело на рассмотрение епископу; письменного соглашения не требовалось, т. к. Novell. Val. 35 не была включена в CJ), ex delegatione (осуществлялась епископом по поручению магистратов или императора по конкретным делам) и ex privilegio ( Lammeyer. |
| ст. Episcopalis audientia); 5-й и 6-й - еретикам. В 7-м титуле говорится об отступниках от веры; в 8-м титуле, состоящем из одной конституции от 427 г., содержится запрет напольного изображения знака Христа (signum Christi, хризмы); 9-й титул посвящен иудеям; в 10-м титуле устанавливаются запреты еретикам, язычникам и иудеям владеть рабами-христианами; 11-й титул посвящен языческим жертвоприношениям и храмам; 12-й - праву убежища в христ. храмах; 13-й - освобождению из рабства (манумиссии), совершаемому в церкви. Хотя в К. Ю. и есть отступления от структуры 16-й кн. Кодекса Феодосия, в целом совпадений достаточно много. В К. Ю. воспринята концепция организации нормативно-правового материала по тем же сферам государственно-конфессиональных отношений, что и в Кодексе Феодосия. Юстиниановские юристы добавили 2 титула, касающиеся предоставления убежища и освобождения из рабства в храмах (в Кодексе Феодосия эти титулы размещались соответственно в 9-й и 4-й книгах - CTh. IX 45; IV 7). Кроме того, они включили в церковно-правовой раздел титул, посвященный епископскому суду, к-рый в Кодексе Феодосия был расположен не в 16-й, а в 1-й кн. (CTh. I 27). Единственным новшеством юстиниановских юристов является, т. о., 8-й титул. Существенные изменения коснулись содержания титулов. Так, 1-й, вводный титул значительно расширен по сравнению с введением в 16-ю кн. Кодекса Феодосия и содержит подробное изложение догматов. В первые титулы К. Ю. включено множество постановлений, принятых именно Юстинианом, а не его предшественниками ( Giomaro. 2003. P. 166. N 25). Большое внимание в К. Ю. помимо догматов веры уделяется канонам. Они получают силу закона, принятого императором (CJ. III 44. 1). Противоречащие канонам прагматические санкции лишаются юридической силы (CJ. II 12; III 41. 19; III 46. 12; 4. 29 pr.). Помимо раздела, посвященного собственно церковному праву, в К. Ю. в ряде др. титулов содержатся церковно-правовые нормы. Так, 12-й титул 3-й кн. посвящен религ. праздникам; 44-й титул той же книги - процедуре похорон и местам захоронений. |
| Становление и развитие К. как юридического института происходит в период поздней империи. В законодательстве о К. просматриваются 2 противоречивые тенденции: с одной стороны, обусловленное христ. воззрениями негативное отношение к К., с другой - стремление трансформировать К. в своего рода брачный союз. Дети конкубины получили наименование liberi naturales - «естественные» (незаконнорожденные) дети. Этот термин в качестве обозначения детей, рожденных от конкубины, впервые употребляется в конституции имп. Валентиниана III от 426 г. (CTh. IV 6. 7). Существует мнение, что впервые в качестве термина это выражение употребил имп. св. равноап. Константин ( Meyer. 1895. S. 126, 133; Tomulescu. 1972. P. 303) по отношению к детям свободнорожденной порядочной (ingenua honestae vitae) женщины. В классическую эпоху, хотя иногда дети от конкубины и обозначаются как naturales (CIL. VI 7788, 21458), это не было их специфическим наименованием: так назывались и дети, рожденные от рабыни (contubernium -Gai Inst. 1. 9; Dig. 9. 2. 33 pr.; 31. 88. 12 etc.). Имп. Константин Великий занял отрицательную позицию по отношению к К. В 336 г. он ввел запрет на дарения, отказы по завещанию и любые др. способы отчуждения имущества сожителя в пользу конкубины или ее детей (CTh. IV 6. 2, 3). Эта мера ухудшила положение конкубин и их детей, поскольку в классическую эпоху не существовало (или не дошло до наст. времени) законодательных ограничений в отношении дарений или отказов по завещанию в пользу конкубины и рожденного от нее потомства. По всей видимости, имп. Константин запретил также усыновлять детей, рожденных от конкубины (в классическую эпоху подобного запрета не существовало), однако разрешил их узаконивать через последующее заключение брака с их матерью (per subsequens matrimonium parentum). Это постановление упоминает имп. Зинон в Конституции 477 г. (CJ. 5. 27. 5 pr.). В 371 г. имп. Валентиниан I позволил передавать в форме дарения или отказа по завещанию конкубине и ее детям 12-ю часть имущества в случае наличия или четверть - в случае отсутствия законнорожденных детей и/или родителей (CTh. IV 6. 4, «западная» Конституция). Эта норма была реципирована в «восточной» Конституции 405 г. (CTh. IV 6. 6=CJ. 5. 27. 2). В 426 г. имп. Валентиниан III разрешил оставлять (в форме дарения или отказа по завещанию) в пользу конкубины и ее детей 8-ю часть имущества (за вычетом предбрачного дара) даже при наличии законнорожденных детей. Эта мера была подтверждена имп. Феодосием II в 428 г. (см.: CTh. IV 6. 7, 8). |
| При имп. св. Юстиниане К. приобрел значение своего рода брака «более низкого уровня». Впрочем, некоторые исследователи полагают, что уже в более ранний период К. признавался браком «низшего права» ( Kaser. 1959. Bd. 2 S. 126). Так, в новелле имп. Феодосия II от 443 г. К. назван «неравным союзом» (inaequale coniugium - Novell. Theod. 22. 1. 8=CJ. 5. 27. 3. 2; ср. также: «законная связь» (legitima coniunctio) - CTh. IV 6. 7; «дозволенная законом связь» (licita consuetudo) - CJ. 6. 57. 5. 2). Однако подобное словоупотребление указывает скорее на то, что К. являлся допустимой практикой, а не признавался особым видом брака. Возможно, что стремление имп. Юстиниана придать К. статус брака «более низкого уровня» было обусловлено влиянием традиции эллинистического Египта, в котором существовали 2 типа брака - γγραφος γμος (брак, заключаемый в письменной форме) и γραφος γμος (брак, заключаемый в устной форме); 1-й характеризовался наличием брачного контракта и приданого, а 2-й - их отсутствием. Именно по образцу 2-го типа имп. Юстиниан и преобразовал К., хотя влияние восточноэллинистических традиций на рим. брак существовало и ранее, в постклассический период ( Tomulescu. 1972. P. 310-315). Признаётся также влияние христ. доктрины на формирование при имп. Юстиниане новой правовой концепции К. (Ibid. P. 324-325). Поскольку при имп. Юстиниане была отменена значительная часть запретов на браки между лицами различного социального статуса, отличие брака от К. состояло теперь в том, что стороны не заключали между собой брачный союз, а желали жить именно в К. Легализовалась, т. о., практика внебрачного сожительства со свободнорожденными женщинами, не состоящими в браке. Подобные союзы более не рассматривались как преступная связь (stuprum). Нек-рые исследователи полагают, что К. при имп. Юстиниане нельзя рассматривать как низший вид брака. Брак и К.- два различных института, и их отличает наличие или отсутствие affectio maritalis. К. может трансформироваться в брак в случае появления affectio maritalis у сожителей ( Karab é lias. 1988. P. 190). |
| Составители К. Ю. получили широкие правомочия по редактированию имп. конституций: они могли удалять, дополнять и изменять их тексты. Имп. постановления, изданные до момента обнародования К. Ю. и не включенные в него, утрачивали юридическую силу. Инструкции по обнародованию кодекса совпадают с инструкциями по обнародованию Институций и Дигест. Состав К. Ю. Источники В К. Ю. вошли не только имп. эдикты и всеобщие законы (leges generales), как в Кодекс Феодосия, но все виды правовых актов, принятых императорами. При этом были установлены и новые критерии в отношении времени издания подлежащих включению в К. Ю. актов: самые ранние из включенных в него постановлений относятся к правлению имп. Адриана (CJ. VI 23. 1). Всего в К. Ю. вошло около 4650 имп. постановлений. Комиссия составителей использовала в качестве источников для составления К. Ю. Грегорианов и Гермогенианов кодексы, Кодекс Феодосия, новеллы, изданные рим. императорами в 438-528 гг., а также постановления самого имп. Юстиниана, в т. ч. его 50 решений. Кроме того, в К. Ю. вошли и «экстравагантные» (extravagantes - «внешние», не вошедшие в 1-ю редакцию К. Ю.) конституции Юстиниана, предметом регулирования к-рых были, вероятно, нерешенные вопросы постклассического права. Соответственно самая поздняя из известных конституций, включенных в К. Ю., была издана Юстинианом 4 нояб. 534 г. (CJ. I 4. 33). Архивами составители Кодекса пользовались, по-видимому, только для нахождения самых новых имп. постановлений, тогда как «древние» конституции заимствовались непосредственно из кодексов ( Rotondi. 1918. P. 129-136). Общепринятой является концепция, согласно которой единственными источниками юстиниановских компиляторов для периода до 438 г. были Грегорианов и Гермогенианов кодексы и Кодекс Феодосия ( Scherillo. 1992; Guarino. 1993. P. 568; De Marini Avonzo. 1999). Руководствуясь этой гипотезой, П. Крюгер вопреки мнению Т. Моммзена полагал, что можно восстановить несохранившиеся титулы и конституции первых книг Кодекса Феодосия, руководствуясь К. |
| Из этого вытекает, что для того, чтобы как-то обозначить тот этап эсхатологического процесса, на котором могло бы произойти всеобщее обращение разумных существ к Богу, Ориген должен был использовать какие-то другие термины. Естественно было бы ожидать, что он применяет для этих целей прежде всего сам термин ποκατστασις, который столь прочно ассоциируется с его именем, причем исключительно в значении, предполагающем всеобщее спасение. На деле же использование этого слова у Оригена носит далеко не столь определенный и устойчивый характер, как в случае с термином συντλεια. Прежде всего, термин ποκατστασις употребляется в оригеновских текстах не так уж часто, причем те контексты, в которых он имеет прямое отношение к эсхатологическому финалу мирового процесса, вообще носят единичный характер. Некоторые места показывают, что, используя этот термин, Ориген опирается на новозаветное словоупотребление. Как известно, в Новом Завете есть лишь один контекст, где встречается слово ποκατστασις – это Деян. 3, 21 : «... до времен совершения всего ( ποκατστασεως πντων), что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века». Ориген дважды цитирует этот стих, говоря о том времени, когда будет достигнуто состояние непосредственного созерцания Бога, и один раз ссылается на него в весьма характерном контексте, демонстрирующем, что, по его мнению, этот термин обычно подразумевает возвращение к прежнему состоянию. Тем не менее, никаких намеков на идею всеобщности спасения в этих контекстах не содержится. Единственный ясный контекст, все же позволяющий говорить о том, что сам Ориген действительно использовал термин ποκατστασις в том смысле, который позднейшая традиция накрепко связала с его именем, представляет собой CJ 1, 16, 91. Здесь Ориген , развивая метафору «начала пути» из Притч. 16, 5 : «Начало доброго пути – делать правду» ( ρχ δο γαθς τ ποιεν τ δ καια), – упоминает и о «его конце во время так называемого апокатастасиса» ( τ τλος ατς ν τ λεγομν « ποκαταστσει«). Непосредственно вслед за этим он утверждает, что «конец доброго пути» и «так называемый апокатастасис» будет иметь место «благодаря тому, что не останется больше ни одного «врага» ( δι τ μηδνα καταλε πεσθαι τ τε χθρ ν), если только истинно [изречение]: «Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Последний же враг истребится – смерть»» (CJ 1, 16, 91, 7–11), – то есть он ставит термин ποκατστασις в прямую связь с 1Кор. 15, 25–26 , а это место в Писании, как уже было показано, постоянно рассматривается им как прямое указание на постепенный процесс подчинения грешников благу, заканчивающийся полным уничтожением греха. |
| Ю., именно на том основании, что составители последнего не пользовались для периода IV - нач. V в. никаким др. источником, помимо Кодекса Феодосия. В своем издании Кодекса Феодосия Моммзен утверждал, что часть конституций без даты издания, принятых императорами Феодосием II и Валентинианом III и включенных в К. Ю., может происходить не из Кодекса Феодосия, а из иного источника ( Mommsen Th. Prolegomena in Theodosianum//Theodosiani libri XVI. 1905. P. CCCV-CCCVI). Предполагается, что не из Кодекса Феодосия происходит конституция CJ. V 4. 19 от 405 г. ( Gaudenzi A. L " opera di Cassiodoro a Ravenna//Atti e memorie della R. Deputazione di storia patria per le provincie di Romagna. Ser. 3. Bologna, 1885/1886. Vol. 4. P. 458), однако нельзя исключить и возможность того, что ее отсутствие в Кодексе Феодосия обусловлено плохой сохранностью этого памятника. Сомнения в общепринятой гипотезе выражают и совр. исследователи. Так, существует мнение, что не могли быть заимствованы ни из Кодекса Феодосия, ни из Диоклетиановых кодексов вошедшие в К. Ю. постановления, изданные императорами Константином и Лицинием (CJ. III 1. 8; VI 1. 3; VII 22. 3; 16. 41 - Cuneo. 2003; ср.: Corcoran. 1993). Имп. Юстиниан разрешил помещать в К. Ю. даже те постановления, дата принятия к-рых не сохранилась (Haec. 2; «…и не должно возникать никаких сомнений... из-за того, что некоторые конституции изданы без указания даты и консульства... поскольку все они без сомнения имеют силу всеобщих конституций» - Summa. 3). Тем самым он отменил постановление имп. Константина от 322 г. (CTh. I 1. 1), согласно к-рому подобные постановления лишались юридической силы. Однако, как правило, постановления, включенные в К. Ю., имеют надпись (инскрипцию), в к-рой указаны император (или императоры), принявший постановление, и его адресат, а также подпись, содержащую сведения о месте и дне принятия постановления; указываются также консулы соответствующего года. Фрагменты постановлений расположены в хронологическом порядке. Кроме того, все включенные в К. |
| Побратимство в традиционных обществах Независимо от религ. верований у разных народов всегда имели большое значение и часто ставились выше кровнородственных связей особые формы ритуального родства: кумовство, «соотцовство», «названое братство» (напр., черногорские «задруги», куначество на Кавказе и т. п.), к-рые играли важную роль в сохранении рода и наследовании имущества (см. материалы международного симпозиума: Ritual Brotherhood in Ancient and Medieval Europe: A Symp.//Traditio. 1997. Vol. 52. P. 261-381). Церковное каноническое право, формировавшееся в эпоху господства рим. права, восприняло и его двойственное отношение к побратимству. С одной стороны, из-за широкого распространения этого обычая в вост. провинциях Римской империи наследование через побратимство признавалось у иностранцев (apud peregrinos), но для рим. граждан законным считалось лишь усыновление (в основном по муж. линии) (CJ. 6. 24. 7. (4 дек. 285)). Характерно, что в рим. литургических книгах молитвы на Б. не встречаются, хотя обычай побратимства был известен ( Giraldi Cambrensis Opera/Ed. J. F. Dimock. L., 1867. Vol. 5. P. 167). Негативное отношение к Б. перешло и в визант. законодательство: «Побратимство не законно: ибо усыновление мы придумали ради наследия имущества, «понеже иногда прилучается нам не имети чад», а для побратимства нет ни одного благословного предлога» ( Matth. Blastar. Syntagma. Littera β. 8; ср. Basilic. 35. 13. 17). Тем не менее даже по рим. праву составитель завещания мог включить в него под именем брата любого человека, к к-рому питал «братскую любовь» (fraterna caritas) (Dig. 28. 5. 59 1), что, видимо, практиковалось и в визант. эпоху, т. к. по церковным канонам духовное родство любого рода (крестный отец и крестник, духовник и его чада), подобно гражданскому приемному родству (adoptio, adrogatio) (Dig. 23. 2. 17), стало рассматриваться как препятствие для брака, а вступившие в духовный союз - как родственники 1-й степени (53-54 прав. VI Всел.; см. Macrides. Kinship by Arrangement. P. 110). |
| Об истории составления «Д.» Ю. можно судить по 3 конституциям св. Юстиниана, названным по их первым словам: «Deo auctore» от 12 дек. 530 г. о начале работы над «Д.» Ю.; «Tanta» от 16 дек. 533 г. об обнародовании «Дигест»; «Omnem» также от 16 дек. 533 г. о реформе юридического образования. Первые 2 конституции включены в Кодекс Юстиниана (CJ. 1. 17). 2-я конституция была обнародована на лат. и греч. языках; оба варианта являлись офиц. документами, но греч. оценивается как более точный и потому считается первоначальным. Скорее всего план упорядочить все действовавшее право в 3 томах - Кодексе, «Дигестах», «Институциях» - возник после составления 1-го варианта Кодекса (Codex vetus). Во всяком случае, Юстиниан излагает его не в конституциях 528 и 529 гг. («Haec» и «Summa»), а лишь в конституции 533 г. (Tanta. 12), т. е. после составления «Дигест» и «Институций». Официально работа по составлению «Дигест» заняла 3 года. 15 дек. 530 г. Юстиниан поручил квестору священного дворца (quaestor sacri palatii) Трибониану, уже проявившему свой талант при составлении 1-го варианта Кодекса (Deo auctore. 3), выбрать «для совместного труда... как из числа наиболее красноречивых преподавателей права, так и из числа облаченных в тоги мужей высочайшего положения, наиболее сведущих в судопроизводстве», с тем чтобы комиссия под рук. Трибониана «собрала и отделила относящиеся к римскому праву книги древних мудрецов, которым священные принцепсы предоставляли власть составления и толкования законов (ius respondendi.- Д. П.)... дабы в собранном из всех них материале не было оставлено никаких по возможности повторений и противоречий» и устаревших правовых институтов, и «как этот материал будет собран... то нужно составить его в виде прекраснейшего труда... расположить все право в пятидесяти книгах и определенных титулах по образцу нашего Кодекса конституций, так и постоянного эдикта... чтобы ничто не было оставлено за пределами этого замечательного собрания» (Deo auctore. 4-5). Помощниками Трибониана стали Константин, глава священного имп. фонда и магистр хранилища писем (comes sacrarum largitionum, magister scrinii libellorum), преподаватели права Феофил и Кратин из К-поля, Анатолий и Дорофей из Берита, а также 11 адвокатов, приписанных к префектуре Востока (Tanta. 9). |
|
|
