| «Значение собора 861 года г. Лебедевым выясняется – объявляет наш критик – недостаточно и односторонне» (181). Не правда. Напротив, после вышеприведенных нами замечаний проф. Курганова по поводу разглагольствований нашего автора о соборе 861 года, оказывается, что вое недостатки со включением односторонности не нам присущи, а нашему развязному критику, Иванцову. Кроме того, сей последний не соглашается с моим пониманием названия этого собора «перво-вторым», представляет образчик лучшего понимания этого темноватого термина и заявляет, что собор назван так по той причине, что «совещания его разделялись на две части» (107). Объяснение неудовлетворительное. Иванцов, знать, забыл, что этот же собор с древних времен именуется у канонистов также «Двукратным». Каким же образом собор, делящийся на два отдела, можно называть двукратным, т.е. собиравшимся два раза? Напрасно мудрствует отец протоирей, было бы лучше, если бы он следовал за нами и Гергенретером. – Новый упрек мне со стороны Иванцова по поводу собора константинопольского 867 года. «Проф. Лебедев – витийствует Иванцов – совсем было пропустил (значит, не пропустил?) собор 867 г. и потом при изложении деяний собора 869 года вспомнил (какова психология чужой души) и о соборе 867 г. и под чертой высказал о нем несколько дельных замечаний» (стр. 111). Но право же, я не такой уж ротозей, как воображает Иванцов. Отнюдь не забывал я о соборе том и поместил известия о нем или кроткий очерк его в примечании к одной странице истории другого собора (869 г.) единственно потому, что не желал выделять особой главы в сочинении для такого Собора, о котором история почти ничего не ведает. Все сведения о сем малоизвестном соборе со всеми критическими замечаниями по поводу этих сведений укладывались у меня на двух страничках; а потому я ждал удобного случая, чтобы поместить этот этюд кстати, не рассеивая внимания читателя мелочами – и дождался: как только в моем описании большого собора 869 года я встретился с упоминанием (в актах), будто бы забытого мною, собора 867 года, сейчас же и пустил в дело собранные мною известия о нем. |
| Легат хочет сказать, что письма патриарший и уполномоченные от патриархов в настоящем случае не возбуждают против себя сомнений и подозрений. «Иначе было, – говорил затем легат, – во времена собора 869 года; тогда лица, посланные для выкупа пленных сарацин,выдали себя за апокрисиариев патриарших кафедр; таковыми были Илия Иерусалимский и Фома Тирский. 178 Ввиду того, что прежде появлялись ложные представители патриархов, мы, – говорит легат Петр, – и остановились своим вниманием на вопросах: кто принес патриаршее письмо? Откуда оно пришло?» Легаты, очевидно, хотели предохранить собор от всяких подлогов и обмана. Сотоварищи Петра легаты Евгений и Павел объявили, что они и сами видели своими глазами письма патриархов, много дней видели и принесшего письма монаха Андрея и нашли, что вера его правая и что он действительно тот, за кого он выдает себя. Собор весь, т. е. вся совокупность восточных епископов, сказал, что апокрисиарии собора 869 года были ложные апокрисиарии, слуги сарацин, и что они заслуживают отлучения от Церкви, а теперешних уполномоченных от восточных патриархов провозгласили истинными представителями их патриархов. Фотий воспользовался представившимся ему случаем, чтобы выразить те тяжелые чувства, какие возбуждала в нем деятельность собора 869 года, и тем принизить значение, какое придавали этому собору враги патриарха. Фотий так говорил: «Что произошло тогда, Бог предал забвению и нам дал возможность забыть случившееся. Скажу только об одном. Когда я изгнан был из Церкви и лишен кафедры, когда множество епископов и пресвитеров (партия Фотия. – А. Л.) лишились своих мест и тяжко страдали, тогда я говорил моим врагам: «Если ваш гнев обращен единственно против меня, дайте свободу этим (епископам его партии. – А. Л.), против меня вы можете предъявлять столько обвинений, сколько хотите; ради свободы, ради благополучия этих я готов принять на себя ваши обвинения, одного обвинения не приму на себя – в нечестии. Я предаю себя вам, и вы можете делать, что хотите. |
| Раньше его, все более существеннее в этой области сделано было на русском языке о. Герасимом Яредом , как об этом замечено было нами выше. – Книга Иванцова обременена противоречиями, притом по существенным вопросам Фотиевой истории. Критик отмечает, например, следующие противоречия в рассуждениях автора. Он, г. Курганов, пишет: «характеристика константинопольского собора 869 года не отличается ясностью, точностью и внутренним согласием отдельных частей её. С одной стороны собор 869 года есть не более (по выражению Иванцова) как только сколок с римского собора того же года, а с другой – между греческими (восточными) и – римскими (т.е. пришедшими с Запада, от папы) членами собора замечается (по мнению Иванцова же) постоянное разногласие о прерогативах папы, а потому – замечает критик – собор константинопольский никак нельзя назвать сколком с римского собора, на котором никакого подобного разногласия не было между его членам и по вопросу о прерогативах папы» (211–212). Что же представлял из себя знаменитый собор 869 года – это значит так и остается загадкой для нашего исследователя фотианской эпохи. «С особенным вниманием Иванцов, по словам г. Курганова, останавливается на константинопольском соборе 879 года». Но что же получается в результате? Вполне неясное понимание задачи и деятельности этого опять-таки знаменитого собора изучаемой автором эпохи. Иванцов, по разъяснению его критика, прежде всего и здесь впадает в свойственные этому автору противоречия. При одном случае он, автор, утверждение неизменности Никео-Цареградского (константинопольского) символа и соединённое с этим косвенное осуждение латинского: filioque на 6-м и 7-м заседании собора 879 года признает «центром тяжести этого собора и завершением всей его деятельности, а при другом случае (через 10 страниц) вышеуказанное утверждение символа и косвенное осуждение латинского filioque, по выражению Иванцова, «составляют едва ли (значит не совсем составляют, а может быт и прямо не составляют, во всяком случае изъявляется сомнение) не главный центр тяжести всего дела соборного». |
| 112 Soldatow, Selected Letters, Sermons, and Articles, vol. 3, 1(1–2). 113 Ibid., p. 3(9–10). 114 Ibid., p. 5 (13). Kalakuts is a derogatory term referring to a group of Slavic people in the region of Chelm (Kholm) and Podlachia (Podlasie) who accepted Roman Catholicism and adopted a Polish self-identity despite retaining their Ukrainian language. Toth claimed that the East-West divide occurred in the ninth century in other places as well. He seemed to be unaware of the 879–880 reunion council that healed the rift between Rome and Constantinople. 115 Ibid., 25–26 (63, 70–71). 116 Although Rome and the Eastern Churches did separate in 869, a reunion council in 8789–880 revoked the 869 council and healed the division. Ironically, however, the 869 council is considered the eighth ecumenical council by the Roman Catholic Church, and this likely shaped Toth’s views. Most scholars date the separation of the Roman Catholic Church from the Eastern Churches in 1054, when Cardinal Humbert, hotheaded a papal legate, slammed a bull of excommunication upon the altar of Hagia Sophia, the main Orthodox Christian temple in Constantinople. This act, brazen as it was, however, did not become the touchstone it now is until the crusades, which were truly the final rupture between the churches. 117 Ibid., 29 (79). 118 Ibid., 1–2 (6–8). 119 See John Douglas Strickland, The Making of Holy Russia – The Orthodox Church and Russian Nationalism Before the Revolution (Jordanville, NY: Holy Trinity Publications,2013). Interestingly, Nicholas Bjerring had also adopted «Orthodox patriotism.» See my article, «A Catholic, Presbyterian, and Orthodox Journey,» 64. Toth, however, did not use the imagery and culture of the Israelites to make sense of Russian history and culture, as was common amongst «Orthodox patriots.» For more on this aspect of «Orthodox patriotism,» see Daniel Rowland, «Moscow – The Third Rome or the New Israel?» The Russian Review 55 (1996), 591–614. 120 I assume, here, that this is likely the immediate reaction of most contemporary readers, given the secondary literature on ethnoreligiocity. See for example, Paul Mojzes, Yugoslavian Inferno: Ethnoreligious Warfare in the Balkans (New York: Continuum, 1994), where Mojzes analyzed the conflict in the Balkans and relegated religion to a secondary factor, falling in line behind nationalism. It may be worth noting, though, that even Paul Mojzes was later still willing to speak of the «specifically religious factor.» See Paul Mojzes, «The Role of Religious Leaders in Times of Conflict in Multinational and Multi-Religious Societies: A Contribution Toward Interreligious Dialogue in Macedonia,» Journal of Ecumenical Studies 39:1–2 (2002), 83. |
| Легат хочет сказать, что письма патриаршие и уполномоченные от патриархов в настоящем случае не возбуждают против себя сомнений и подозрений. «Иначе был», говорил затем легат, во времена собора 869 года; тогда лица, посланные для выкупа пленных Сарацин, выдали себя за апокрисиариев патриарших кафедр; таковыми были Илия Иерусалимский я Фома Тирский 341 . В виду того, что прежде появлялись лжеименные представители патриархов, мы, говорит легат Петр, и остановились своим вниманием на вопросах; кто принес патриаршее письмо? Откуда оно пришло?» Легаты, очевидно, хотели предохранить собор от всяких подлогов и обмана. Сотоварищи Петра, легаты Евгений и Павел, объявили, что они и сами видели своими глазами письма патриархов, много дней видели и принесшего письма монаха Андрея, нашли, что вера его правая и что он, действительно» тот, за кого он выдает себя. Собор весь, т.е. вся совокупность восточных епископов, сказал, что апокрисиарии собора 869 года были ложные апокрисиарии, слуги Сарацин и что они заслуживают отлучения от Церкви, а теперешних уполномоченных от восточных патриархов провозгласил истинными представителями их патриархов. Фотий воспользовался представившимся ему случаем, чтобы выразить те тяжелые чувства, какие возбуждала в нем деятельность собора 869 года, и тем ослабить значение, какое придавали этому собору враги патриарха. Фотий так говорил: «что произошло тогда, Бог предал забвению и нам дал возможность забыть случившееся. Окажу только об одном. Когда я изгнан был из церкви и лишен кафедры, когда множество епископов и пресвитеров (партия Фотия) лишились своих мест и тяжко страдали, тогда я говорил моим врагам: если ваш гнев обращен единственно против меня, дайте свободу этим (епископам его партии); против меня вы можете предъявлять столько обвинений, сколько хотите; ради свободы, ради благополучия этих, я готов принять на себя ваши обвинения, одного обвинения не приму на себя – в нечестии. Я предаю себя вам, и вы можете делать что хотите. Только одного я хочу, чтобы Церковь Божия избавлена была от тягостного зрелища, зрелища, как народ Божий, многочисленный, преданный истинной вере, со мною согласный, предается смерти, голоду, ссылке, озлоблениям; как святые христианские таинства становятся предметом насмешек для всех язычников и варваров. |
| Хотя эти письма были настоящим елеем для сердца апостолика, Рим довольно долго хранил молчание. И дело заключалось не только в желании лишний раз подчеркнуть таким способом статус папы – просто Адриан II решил созвать Собор на Западе для заочного осуждения св. Фотия. Можно было, конечно, ограничиться и старым поводом, но нашлась новая причина – в 868 г. св. Фотий разослал окружное послание всем восточным архиереям, в котором жестоко критиковал Filioque, опресноки, субботний пост и другие римские нововведения 22 . Конечно, Собор осудил свергнутого Константинопольского архиерея: всем было ясно, что это – дело техники. Только летом 869 г. в Константинополь прибыли три папских легата – епископы Донат и Стефан и диакон Марин. Прибытие легатов происходило в обстановке большой торжественности: еще в Фессалониках их встречали спафарии, а затем от императора прислали 40 лошадей, серебряную утварь и большое количество прислуги. В субботу, 24 сентября 869 г., легаты прибыли в крепость Стронгил возле Константинополя, а наутро совершили парадный въезд в греческую столицу. Они имели несколько аудиенций у Римского царя и уведомили Василия I, что не допустят участия в предстоящем Соборе восточных епископов, заранее не подписавшихся под папской формулой («libellussatisfactionis»), которую они торжественно произнесут на первом заседании. Но эта атака по закреплению папской практики в качестве обязательной для Восточной Церкви тут же наткнулась на императора, который просто заявил, что прежде голосования нужно познакомиться с документом, переведя его на греческий язык. Латиняне уступили, и началась подготовка к намеченному Собору 23 . Собор открыл свою работу 5 октября 869 г., в среду, в храме Святой Софии в торжественной обстановке. Но собрать внушительный кворум не удалось: в зале присутствовали папские легаты, 12 высших сановников Римского государства, и всего... 12 (!) епископов от Восточной Церкви – безусловные сторонники патриарха св. Игнатия и враги св. Фотия. Уже это обстоятельство наглядно демонстрировало, насколько непопулярной была идея воссоединения Римской и Константинопольской кафедр на условиях, продиктованных папой. Пожалуй, ни один совместный Собор Западной и Восточной Церквей не имел такого узкого представительства. Председательствовали римские легаты, разрешившие св. Игнатию войти в зал, как Константинопольскому патриарху. |
| Что же касается того, что легаты выслушали молча и «без протеста» многие «резкости» по поводу папы и в особенности по адресу собора 869 г., то удивляться этому не следует, когда примем во внимание, что роль легатов на соборе 79 года была сведена почти к нулю. Другой и последний аргумент Иванцова заключается в анализе подписи, сделанной по заключении собора 879 года, папскими легатами под определениями этого собора; в ней собор 869 года прямо анафематствуется (131). Но эта подпись, как она читается в греческих актах в настоящее время, считается за интерполяцию. И с этим нельзя не соглашаться. А главное, подпись – одно дело, а инструкция совсем другое. Собор 879 года в сущности был строгим судом над собором 869 года, и подпись легатов так или иначе должна была выразить эту мысль, а инструкция возникла в Риме, по инициативе папы, до собора 79 года: ради чего она стала бы, как говорится, предварять события? 2179 Впрочем, автор уже не в первый раз обманывает наши ожидания. По поводу нашей докторской диссертации: Вселен. соборы IV и V век. автор написал целую книгу (стр. 1–238), в которой разбирает, и конечно очень подробно, эту книгу (сочинение Иванцова носит заглавие: «Религиозн. движения на Востоке в IV и V век.» М. 1881) Но что же последовало? При втором издании нашей диссертации мы ничем не сочли приличным воспользоваться из критических замечаний его, за исключением следующего единственного случая: критик нашел, что нескладно называть Нестория «школьником антиохийским», а потому в упомянутом 2-м издании выражение: «школьник антиохийский» мы заменили другим: «крайний антиохиец» (См. 1-е изд., стр. 157 и 2-го изд., стр. 158). 2180 В своей книге автор выражает свое суждение еще о двух моих сочинениях, имеющих более близкое или отдаленное отношение к истории Фотия, – разумеем; «Очерки внутренней истории визант.-восточной церкви в IX-XI век» (М. 1878) и: « Церковь римская и византийская в их догматических и церковно-обрядовых спорах в IX-XI веках» (М. 1875). О первой книге автор пишет: «в этом сочинении автор (я) не имел в виду представить что-либо новое и оригинальное, история Фотия занимает здесь лишь нисколько глав» (130). |
| Едва ликвидировав последствия мятежа, Карл обратил свои взоры на юг: ему давно уже хотелось присоединить к своему королевству плодородные провансальские земли. Однако здесь его ждала неудача. Сначала этому помешал граф Герард Вьеннский, реальный правитель Прованса. А в августе 865 года он вынужден был вернуть Титбергу ко двору, но так довел ее придирками, что в ноябре 866 года она известила папу о своем желании отречься от королевского положения и уйти в монастырь. В 867 году Николай I умер. Новый папа, Адриан II, стремясь восстановить внутренний мир, допустил короля в Рим и даровал ему прощение. Титберга так и не вернулась к супругу, но и Вальдрада королевой не стала. Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы Лотарь II не умер летом 869 года, возвращаясь из Рима. Его смертью воспользовался Карл Лысый. Собрав верных людей, он поспешил в Лотарингию и 9 сентября 869 года короновался в Меце, несмотря на протесты папы и Людовика II. Однако его старший брат, Людовик Немецкий, тоже претендовал на эти земли. Дело шло к очередной междоусобной войне. Но в этот раз удалось договориться полюбовно: в августе 870 года в Мерсене Карл Лысый и Людовик Немецкий скрепили договором исчезновение Лотарингии, поделив ее между собой. Раздел прошел по линии Мааса и Мозеля. Кроме того, Карл получил земли на правом берегу Роны. На несколько лет в политической жизни наступило затишье. До тех пор, пока в 875 году не умирает бездетный император Людовик. Естественно, самым активным претендентом на его наследство оказался Карл Лысый, да и папа, по-видимому, считал, что только он способен защитить империю и церковь от внутренних и внешних врагов. Год спустя Карл короновался императорской короной в соборе св. Петра. Однако жизнь все больше расходилась с костенеющими политическими формами, имперское единство все дальше уходило в прошлое. Карл это почувствовал, ибо те, кто был с ним в Орлеане в 848, в Меце – в 869, в Мерсене – в 870 году, в Италию не пошли. Их интересы лежали на севере. Во имя чего они должны были рисковать положением, богатством, да и самой жизнью? |
| В этой комнате и состоялось венчание С.И. Фуделя . Импровизированные венцы были сплетены из прутьев ивы. «Венчать нас должен был митрополит Кирилл, но его за неделю до этого дня неожиданно перевели в другой городок 173 , где он жил потом вместе с епископом Николаем Петергофским, будущим известным митрополитом Николаем Крутицким. Но зато “Исаия, ликуй” пел нам владыка Фаддей, а напутственное слово сказал, кроме венчавшего нас священника, владыка Николай (Добронравов) 174 , причем оно состояло всего из четырех слов по-латыни: “Per crucem ad lucem” (“Через крест к свету”)» 175 . Вскоре С.И. Фудель поступил на работу в городе, в двух верстах от жилья. 26 мая 1924 года в московском родильном доме имени Грауэрмана появился на свет его первенец Николай. Ради малыша Вере пришлось временно расстаться со своим ссыльным супругом. Однако его северное житье скрашивалось общением с людьми высочайшего духовного горения. Рядом с ними становилось ясно, что есть один лишь простой и верный евангельский путь. «Как бесплодные стручки отпадают сомнения, отходит туман нерешительности. Усыхает в душе сладость мира» и хочется лишь «всецелого погружения в Церковь , для безоговорочного отдания себя ей» 176 , – писал Сергей из Усть-Сысольска своему старшему другу. Бесконечно далекой, рассеянной, мелкой казалась теперь прежняя московская жизнь. И когда судьба ссыльного забрасывает Фуделя еще дальше на север и дальше от дружеского человеческого общения, в село Княжпогост Усть-Вымского уезда, он вновь пишет Дурылину: «Впервые за свою жизнь дышу полной грудью, впервые за всю жизнь начинаю эту жизнь понимать, или не понимать, но любить такой любовью, которая дает силы и радость» 177 . Письмо С.И. Фуделя С.Н. Дурылину. 14 сентября 1923 г. РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 869. Л. 1 Письмо С.И. Фуделя С.Н. Дурылину. 14 сентября 1923 г. РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 869. Л. 1 об. Письмо С.И. Фуделя С.Н. Дурылину. 14 сентября 1923 г. РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 869. Л. 2 Письмо С.И. Фуделя С.Н. Дурылину. |
| К.-л. др. вопросы на разные темы Н. де Л. не были известны до 1930 г., когда Е. Лонпре (1890-1965), проанализировав текст одной из ватиканских рукописей (Vat. lat. 869), заключил, что она содержит вопросы Н. де Л. (см.: Longpr é . 1930). Лонпре предположил, что Н. де Л. является автором группы из 14 вопросов (Vat. lat. 869. Fol. 130r-152v; часть этих вопросов ранее была издана под именем Иоанна Дунса Скота), открывающейся вопросом: «Могли ли Иудеи познать, что Иисус Назорей есть обетованный им Христос?»,- и завершающейся вопросом: «Познает ли человеческий разум единичные вещи?» (инципиты вопросов см.: Longpr é . 1930. P. 44-45). Лонпре опубликовал под заглавием «О бедном пользовании» (De usu paupere) 9-й вопрос этой группы: «Обязательно ли для приносящего обет евангельской бедности бедное пользование?» (Ibid. P. 51-56). Как показали дальнейшие исследования, проведенные Ф. Пельштером, Лонпре оказался лишь отчасти прав в своих выводах. Некоторые из вопросов (начиная с 6-го) в действительности принадлежат францисканцу Рихарду из Медиавиллы , тогда как автором изданного Лонпре 9-го вопроса, по заключению Пельштера, является Петр Ауреоли (см.: Pelster. 1931; Idem. 1954; Duba. 2007. P. 584). Хотя авторство некоторых из 14 вопросов установить не удалось, гипотеза Лонпре о том, что в группу входят вопросы только одного автора, а именно Н. де Л., оказалась несостоятельной. При этом в той же рукописи на др. листах еще раз встречается вопрос 2 (утверждение У. Дуба, что на этих листах присутствует также вопрос 1, ошибочно; см.: Duba. 2007. P. 585; вопрос 2 представлен не полностью и обрывается на полуслове; вероятно, содержащие окончание листы были утрачены до соединения неск. рукописей в одну). Во 2-м случае оказалось сохранено типичное для подборок вопросов на разные темы вступление: «После вопросов, касающихся Бога в Себе, следует решить вопросы, касающиеся Его в отношении к творению. И особым образом Бог относится к творению, соединенному с Ним в единстве подлежащего. Поэтому прежде всего надлежит решить вопрос, касающийся этого, а именно, можно ли на основании принимаемого иудеями Писания...» (Vat. lat. 869. Fol. 222rb; ср.: Glorieux. 1935. P. 201; Duba. 2007. P. 585. Not. 29; нумерация листа у Дуба и Глориё ошибочна). Это вступление, засвидетельствованное также в др. рукописи (Tortosa. Catedr. 139. Fol. 308r), подтверждает, что вопрос 2 изначально был 1-м вопросом 2-й группы в собрании «Вопросов на разные темы» Н. де Л.; следов., в это собрание входили и др. вопросы, однако установить их заглавия и изначальный порядок невозможно. |
|
|
