| С государственной точки зрения это было вполне естественно. Правительство давно привыкло смотреть на церковные имения, как на почти полную государственную собственность, и нуждаясь в деньгах, не раз пользовалось их доходами, ограничивая в то же время в пользовании ими самих владельцев. Таков, именно, был смысл штатного определения 1701–1710 гг. и передачи вотчин в ведение духовных властей под управлением Камер-Коллегии в 1720 г. Перепись 1710 года в связи с распределением церковных вотчин по новоучрежденным губерниям в значительной мере подготавливала даже полную их секуляризацию 63 . Учреждение Св. Синода на много лет задержало последнюю, за то вопрос об определении архиерейских домов и монастырей штатами не мог утратить своего значения. Правительство по-прежнему нуждалось для благотворительных, просветительских и даже военных целей в избытках доходов с церковных имений и потому еще 19 ноября 1721 г. было предположено строго разграничить доходы «которые надлежат быть в употреблении» у Св. Синода и «которые всегда отдаваны в государственный расход, которую высмотрит Е.И. Величество, учинит решение, дабы Камер- и Штатс-Контор Коллегии знали до которых денег им дела не будет, кроме ведения» 64 . 24 января 1724 г. Петр Великий дал Синоду собственноручный указ: «надлежит перво ведать во всем государстве сколько останетца денег и хлеба, за осьмигривенными, у монастырей, дабы по тому разложить где сколько содержать нищих и сирот и монахов, им служащих и для службы Божией, так же училищи, яко семинарии и прочие» 65 . Вскоре же было своеобразно истолковано само звание монашеское и назначение монастырей быть очагами благотворительности и просвещения 66 , а об имущественном их состоянии стали энергично требовать сведения для определения остатка доходов от каждого года 67 . Таким образом была ясно сказана и намечена цель положительно выяснить «сколько должно быть людей в монастырях и какое жалованье им и на церковные потребы и на домовые расходы непременно определить надлежит». То же самое намечено сделать и относительно всех архиерейских домов. Иначе сказать вновь поднят вопрос об определении всех архиерейских домов и монастырей штатами, т.к. частичное определение Монастырского Приказа утратило свою силу 68 . Для осуществления намеченной цели следовало собрать точные сведения и кроме того сократить число монастырей путем соединения малобратственных монастырей между собой и обращения пустых в приходские церкви. В этом смысле были даны В. указы 5 февраля 1724 г. 69 , принятые Синодом к исполнению 15-го февраля 70 . Для ускорения дела 22 мая 1724 г. был опубликован составленный при ближайшем участии самого Государя примерный штат монастырей 71 , для введения которого в действие продолжали требовать ведомости 72 . Замечательно, что дела о составлении и введении штата сопровождались преобразованием Монастырского Приказа в Камер Контору 73 . |
| После разделов Польши, несмотря на принятие в правление Екатерины II указа о свободе вероисповедания, на канонических территориях Киевской митрополии началась борьба против униатской Церкви, усилившаяся в ΧΙΧ в. и приведшая к значительному сокращению числа униатских приходов и монастырей. Возрождение Греко-католической Церкви, – Церкви восточного обряда в унии с Римом, – пережившей репрессии советского времени, началось лишь с 80-х гг. ΧΧ столетия. Заслугой А. Гиля и И. Я. Скочиляса, несомненно, являются сделанные к работе приложения. В их числе – таблицы, в которых приведены собранные исследователями по архивным источникам сведения о налогах, взимаемых с духовенства митрополии в 1681–1686 г. Благодаря им можно представить количество существовавших церковных престолов духовенства восточного обряда. Здесь же собраны просопографические данные по истории Владимиро-Берестейской епархии (список духовных лиц этого униатского диоцеза, относящийся к 1729 г.) и униатского духовенства Великого княжества Литовского (постановления проведенного Киевским митрополитом Феодосием (Ростоцким) в Прилепах Собора 1792 г.). Опубликован также полный текст сохранившихся в Архиве Санкт-Петербургского института истории РАН решений Собора униатского духовенства восточного обряда Владимиро-Берестейской епархии, проходившего осенью 1715 г. при Киевском митрополите Льве (Кишке), известном своими богословскими сочинениями и усилиями по регламентированию униатской Церкви. Изданный документ, касающийся порядка служения духовенства Владимиро-Берестейской епархии, был принят незадолго до кодификации канонических норм униатской Церкви на соборе в Замостье в 1720 г. и позволяет проследить эволюцию особенностей структуры униатской Киевской митрополии в начале XVIII в. Прекрасно изданная, книга содержит богатый иллюстративный материал, карты, обширную библиографию, а также указатели и резюме на русском и английском языках. Нельзя, впрочем, не отметить, что было бы полезным приложить к публикации также списки митрополитов Киевской митрополии и именной указатель, чтобы читатель легче ориентировался в тексте. Иллюстрации представлены на вклейках, а также на CD-poмe, и позволяют познакомиться не только с фотовоспроизведениями документов, икон и важнейших памятников архитектуры, но и с записями церковных песнопений. Приложенный в электронном виде иллюстративный материал, впрочем, кажется, скорее, подготовительным: важнейшим его недостатком является отсутствие общего списка изображений и музыкальных фрагментов и их атрибуции. |
| Жанровая модель Кариссими не получила развития в Италии (О. на лат. языке, исполнявшиеся в приютах Венеции в кон. XVII-XVIII в., по строению аналогичны современным им итальянским). Единственным значительным последователем Кариссими стал его франц. ученик М. А. Шарпантье, автор неск. десятков «историй», «диалогов», «кантиков» и «мотетов», созданных в подражание учителю и исполнявшихся либо во время богослужения, либо приватно. Но после кончины Шарпантье эта традиция достойного развития не получила (роль О. во Франции долгое время фактически отводилась «большому мотету»). Краткий расцвет франц. О. приходится на годы, предшествовавшие буржуазной революции: произведения Н. Ж. Лефруа де Меро, Дж. М. Камбини, Ф. Ж. Госсека и др. звучали в рамках великопостных духовных концертов. В сер. XVII в. сформировался канон О. на итал. языке: 2-частная структура (между «частями» О., нередко именовавшимися также «кантатами», произносили проповедь); преобладание ветхозаветных и житийных сюжетов над новозаветными. Привычное ныне жанровое обозначение утвердилось благодаря публикациям поэтических либретто: во 2-м томе посмертно изданного собрания стихов Ф. Бальдуччи (1646) напечатаны его О. «Вера» (на сюжет о жертвоприношении Исаака) и «Триумф» (на сюжет коронования Богоматери; использовано Кариссими в «Оратории Святейшей Девы»). Теория жанра впервые сформулирована в трактате А. Спаньи «Догматическое рассуждение», опубликованном в собрании ораториальной поэзии данного автора (1706). Спанья приписывает себе изобретение чисто драматического либретто О., без партии повествователя (testo), и видит в этом важный этап совершенствования жанра на пути к превращению в духовную оперу (sacro melodramma). Расцвет барочной итал. О. в 1670-1720 гг. обусловлен покровительством этому жанру представителей высшей рим. аристократии: кор. Кристины Шведской, кардиналов Б. Памфили и П. Оттобони (оба известны также как авторы либретто), кн. Ф. М. Русполи. По их заказу лучшие композиторы города - Б. Пасквини, А. |
| Но из другого источника, более определённого, чем история собора против яковитов, а именно из „Прения Панагиота с Азимитом“ видно, что в конце XIII в. Константинополе было троеперстие, а не двуперстие. Автор разбирает и другие свидетельства раскольников в пользу двуперстия, как то: „свидетельство от Мелетия“, „заповедь блаж. Феодорита“, „свидетельство от Петра Дамаскина “, от „Прения Панагиота с Азимитом“ и „слова о крестном знамении Максима Грека “. Автор обстоятельно доказывает несостоятельность этих ссылок, а также испорченность славянского списка „Прения“, на который ссылаются раскольники. В „Прелести раскольнической“ г. Лотоцкий обращает внимание читателя на столкновение в отношениях Петра Великого к расколу двух основных принципов его государственной деятельности, с одной стороны борьбы его с консерватизмом, олицетворением которого служит раскол, а с другой стороны его широкой вероисповедной терпимости. Автор отмечает, что в первые годы его правления победил второй принцип. Услышав однажды отзыв о раскольниках, что они хорошие торговцы, Пётр Великий сказал: „если они таковы, то по мне пусть веруют чему хотят, и когда уже нельзя их обратить от суеверия рассудком, то, конечно, не пособит ни огонь, ни меч, а мучениками за глупость быть ни они той чести недостойны, ни государство пользы иметь не будет“. Поэтому преследований раскольников не было и игумену Питириму Пётр поручал обращать раскольников с кротостью и разумом по апостолу: „бых беззаконным, яко боззаконен, да беззаконныя приобрящу“. Это было совершенной противоположностью указу Софьи Алексеевны от 1685 г., по которому наказывались смертью перекрещенцы, даже если они раскаивались и обращались в православие. Пётр дал раскольникам даже права гражданства. Правда указы 1714–16 гг. укоротили права раскольников, но всё же они могли спокойно жить при своих убеждениях. Эти указы развили только взяточничество в священниках и светских властях, которые за них прописывали раскольников в графе православных. Об этом свидетельствовал ещё Посошков. При этом многие и из священников разделяли в душе раскольничьи убеждения относительно обрядов и одинаково смотрели на реформы Петра. Начиналось в это время и беглопоповство, поддерживаемое крупными окладами, которые давали раскольники беглым попам. В числе раскольников тогда были не одни купцы и крестьяне, но и дворяне, и военные. Автор подробно рассказывает на эти темы несколько архивных дел, хранящихся в Св. Синоде. Расследование Нижегородского епископа Питирима (в 1769 г.) показало, что укрывательством раскольников занимались до 137 священников (из них 48 сами сознались в этом), а было показано не бывших у исповеди раскольников 28,763 чел. В 1720 г. в одном Елабужском уезде таковых оказалось 30½ т., а всего с 1721–23 г., при 220 церквах оказалось фальшиво записанными в числе православных до 300,000 чел. обоего пола. Эти обстоятельства страшно деморализировали и духовенство, и раскол. |
| Храмы занимали весьма скромное место в архитектурном процессе, хотя строилось их немало. По качеству своей архитектуры протестантские храмы превосходят католические, поскольку строительство последних активно не поощрялось, в то время как на протестантские выделялись государственные средства. В первые десятилетия XVIII b., после принятия в 1707 г. специального акта парламента И. (подобный акт был принят и в Лондоне в 1711) возводится сразу несколько церквей в Дублине. Они имеют типичный протестантский план — основное пространство окружено галереями с 3 сторон и небольшим алтарем с востока. Фасад ц. св. Вербурги (1715, Томас де Бург, Гл. инспектор 1700–1730), утратившей деревянный купол и шпиль, возможно принадлежит Галилеи. Неоконченная ц. св. Анны (1720, Исаак Уиллс) имеет удачный интерьер в рим. духе. В 20-е гг. XVIII в. строится сразу 5 храмов в быстро растущем Корке; среди них следует отметить ц. св. Анны Шендон (1722) с ее квадратной массивной зап. башней, дополненной в 1749 г. 3 ярусами, вероятно, по образцу минарета Большой мечети в Кайруане, Тунис ( Craig. 1982. Р. 207). Среди храмов др. городов стоит отметить ц. в Мойре, гр. Даун (1723) с ее зап. башней и несколько наивным палладианским фасадом, крестообразную ц. в Кнокфреда близ Белфаста (1737, Р. Касселс), со скругленными рукавами трансепта, и ц. в Балликасле, гр. Антрим (1756), со строгими палладианскими деталями из натурального камня. Неоклассицизм . Большое значение для И. имело возведение нескольких построек по проектам одного из крупнейших архитекторов англ. неоклассицизма («стиль Роберта Адама») Уильяма Чемберса — Чарлмонт-хауса в Дублине (1763), очаровательного казино в Марино близ Дублина (1759- до 1770) и актового зала (1787) и капеллы (1798) дублинского Тринити-колледжа, с ее элегантным колонным портиком. По проекту др. известного англ. архит. Джеймса Уайета был построен дворец Касл-Кул, в гр Фермана (1789–1798). Крупнейшими представителями неоклассицизма собственно в И. были Томас Кули — автор ротондальной Биржи (1769–1779, ныне городская ратуша), а также зданий Таможни (1781–1791) и Четырех судов (1786–1802),— и его ученик Джон Гэндон, окончивший два последних здания, а также реконструировавший Парламент (1785–1789) и начавший строить Королевский суд (1795–1816, после 1808 — Генри Арон Бейкер). Гэндону принадлежит проект однонефной ц. в Кулбанагер, гр. Лиишь (1785). |
| Блестящие промышленники и финансисты, Никита и его сын Акинф были твердыми последователями и приверженцами старой веры. Это, конечно, не значит, что они выступали против православной церкви, публично афишировали свое пристрастие к старому обряду, не участвовали в официальных молебнах и чуждались, как многие другие старообрядцы, всяких контактов с " никонианским» миром. Тем не менее, и личные связи этих первых Демидовых с расколом, и почитание старых обрядов в семейной жизни, и окружение себя, на заводах, в семейном кругу и в хозяйственных делах старообрядцами, не оставляют сомнений, что и Никита и Акинф были целиком на стороне старой веры. Их дети и внуки, которые уже окончательно слились с высшим петербургским миром и вошли в высшую аристократию империи, даже не будучи старообрядцами по убеждениям (да и кто из придворного петербургского круга времен Екатерины был уже привержен к какой-либо вере и церкви?), все же продолжали поддерживать старую веру и ставили старообрядцев во главе своих предприятий. Никита и Акинф особенно почитали Выговскую пустынь, лично знали и любили Денисовых и оказывали самую широкую помощь старообрядческим общинам, особенно Выгу и потом Шарташу (главному центру раскола на Урале, вблизи Екатеринбурга). Припасы, медь, слитки золота и серебра, деньги широко поступали из демидовской казны на Выг, а после большого выговского пожара в 1720-х гг. все хозяйственные постройки были отстроены богатой рукою " господина Демидова» 2166 . Эти почитатели старой веры широко открыли двери своих предприятий для старообрядцев, и не будет преувеличенным сказать, что коммерческое и техническое руководство их промышленной империи до начала, даже до середины XIX века было почти целиком в руках старообрядцев. Главным управляющим заводами Демидовых на Урале в течение долгих десятилетий начала XVIII века был Гаврила Семенов, сын пионера олонецкой металлургии Семена Гаврилова. Гаврила Семенов укрывал на заводах всех преследуемых раскольников, подобрал из них администрацию заводов и сам кончил свои дни старцем на Выге 2167 . |
| Он, по-видимому, действительно хотел обязать свое дворянство обучаться морской службе, видя в ней главную и самую надежную основу своего государства, как казалось людям, имевшим сношения с русским посольством в Голландии в 1697 г. С этого года он гнал за границу десятки знатной молодежи обучаться навигацким наукам. Но именно море возбуждало наибольшее отвращение в русском дворянине, и он из-за границы плакался своим, прося назначить его хотя бы последним рядовым солдатом или в какую-нибудь «науку сухопутскую», только не в навигацкую. Впрочем, с течением времени программа заграничной выучки была расширена. Из записок Неплюева, не в пример соотечественникам умно использовавшего свою заграничную учебную командировку (в 1716 – 1720 гг.), видим, чему обучались тогда русские за границей и как усвояли тамошнюю науку. Партии таких учеников, все из дворян, были рассеяны по важнейшим городам Европы: в Венеции, Флоренции, Тулоне, Марселе, Кадиксе, Париже, Амстердаме, Лондоне, учились в тамошних академиях живописному искусству, экипажеству, механике, навигации, инженерству, артиллерии, рисованию мечтапов, как корабли строятся, боцманству, артикулу солдатскому, танцевать, на шпагах биться, на лошадях ездить и всяким ремеслам, медному, столярному и судовым строениям, бегали от науки на Афонскую гору, посещали «редуты», игорные дома, где дрались и убивали один другого, богатые хорошо выучивались пить и тратить деньги, промотавшись, продавали свои вещи и даже деревни, чтобы избавиться от заграничной долговой тюрьмы, а бедные, неаккуратно получая скудное жалованье, едва не умирали с голоду, иные от нужды поступали на иностранную службу, и все вообще плохо поддерживали приобретенную было в Европе репутацию «добрых кавалеров». По возвращении домой с этих проводников культуры легко свеивались иноземные обычаи и научные впечатления, как налет дорожной пыли, и домой привозилась удивлявшая иностранцев смесь заграничных пороков с дурными родными привычками, которая, по замечанию одного иноземного наблюдателя, вела только к духовной и телесной испорченности и с трудом давала место действительной добродетели – истинному страху божию. |
| Для развития торговли П. А. инициировал строительство каналов - Вышневолоцкого (1703-1706), положившего начало Вышневолоцкой водной системе, Ладожского (Староладожского; 1718, строительные работы с 1719), выдвинул идеи сооружения Мариинской и Тихвинской водных систем. Для установления торговых отношений с Индией организовал Индоокеанскую (Мадагаскарскую) экспедицию (1723-1724); планировал 1-ю российскую научную Камчатскую экспедицию (1725-1730), занимавшуюся изучением Сибири. Указом от 8 апр. 1719 г. П. А. отменил гос. монополию на товары, к-рые ранее экспортировала казна (кроме поташа и смольчуга), одновременно повысив на них вывозные пошлины. Он стремился поднять уровень сельского хозяйства: внедрил вместо традиц. серпа литов. косу с длинным и удобным косовищем, заботился о разведении в стране новых пород крупного рогатого скота, мериносовых овец из Голландии, Испании, Силезии. Реформа сословно-социальной структуры П. А. юридически оформил сословия крестьянства и дворянства на новых основаниях, а также завершил процесс формирования единой частновладельческой земельной собственности. Указом о единонаследии (подписан 18 марта 1714, обнародован 23 марта) он ликвидировал разницу между вотчиной и поместьем, ввел для них общее понятие «недвижимое имение» (уже в 1690 разрешил куплю-продажу поместных крестьян, устранив тем самым их отличие от вотчинных). При П. А. окончательно определился статус крепостных крестьян, к ним были отнесены и холопы, впервые записанные в тягло по указу от 5 янв. 1720 г. Указами 1719-1724 гг. был создан разряд гос. крестьян, в к-рый вошли ранее свободные люди - черносошные крестьяне Рус. Севера, пашенные и оброчные крестьяне Сибири, ясачные крестьяне Поволжья, служилые люди «по прибору», однодворцы и др. В 1721 г. П. А. запретил при продаже разлучать крестьян с семьями, в том же году дал право дворянам и купцам покупать землю с крестьянами к заводам (сложилась категория т. н. посессионных крестьян) и запретил продавать и закладывать населенные земли без заводов. В 1722 г. разрешил использовать казенных крестьян на промышленных предприятиях вместо несения ими тягла (категория приписных крестьян). |
| Голицын вырабатывал и обсуждал с Верховным тайным советом план настоящей конституции. По этому плану императрица распоряжается только своим двором. Верховная власть принадлежит Верховному тайному совету в составе 10 или 12 членов из знатнейших фамилий; в этом Совете императрице уделено только два голоса; Совет начальствует над всеми войсками: все по примеру шведского государственного совета во время его борьбы с сеймовым дворянством в 1719 – 1720 гг. Под Советом действуют у Голицына еще три учреждения: 1) Сенат из 36 членов, предварительно обсуждающий все дела, решаемые Советом; 2) Шляхетская камера (палата) из 200 членов по выбору шляхетства охраняет права сословия от посягательств со стороны Верховного тайного совета и 3) Палата городских представителей заведует торговыми и промышленными делами и оберегает интересы простого народа. Итак, знатнейшие фамилии правят, а шляхетские представители наравне с купеческими обороняются и обороняют народ от этого правления. Этот план не тушил пожара, а только подливал боярское масло в дворянский огонь. Старый Дон-Кихот отпетого московского боярства ввиду надвигавшейся из Митавы своей избранницы пошел, наконец, на уступки, решился немного приотворить двери ревниво замыкаемого верховного управления и даже допустить нечто похожее на представительство народных интересов, идея которого была так трудна для сознания господствующих классов. Еще шире захватывает он интересы общественных классов в составленной им форме присяги императрице. Он и здесь упрямо стоит на аристократическом составе и на монополии законодательной власти Верховного тайного совета, но расточает важные льготы и преимущества духовенству, купечеству, особенно знатному шляхетству и сулит всему дворянству то, о чем оно не осмеливалось просить в своих проектах: полную свободу от обязательной службы с правом поступать добровольно во флот, армию и даже в гвардию прямо офицерами. Эта своего рода хартия сословных вольностей шляхетства венчалась обещанием, особенно для него желанным, – дворовых людей и крестьян ни к каким делам не допускать. |
| II. О народности в древнерусской литературе и искусстве (По поводу новых сочинений и изданий епископов Филарета и Макария, гг. Пыпина, Равинского, Сухомлинова и Ундольского). I. В последнее время появилось несколько замечательных сочинений по истории русской словесности. Филарет, епископ Харьковский, издал в ученых записках Академии наук (кн. 3-я, 1857 г.) Обзор русской духовной литературы от 862 по 1720 г. В той же части академических записок помещено сочинение профессора Сухомлинова О древней русской летописи, как памятнике литературном 145 . Макарий, епископ Виницкий, в своей Истории русской церкви (три части, 1857 г.), посвящает несколько глав подробной характеристике литературных произведений до XIII века, до которого доведена им история церкви в этих трех частях. Г. Пыпин, которому русская литература обязана открытием превосходного древнерусского стихотворения о Горе Злочастии, издал Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских (1857). Это сочинение обнимает нашу повествовательную литературу от XV и даже от XIV века до начала XVIII. Сверх того, между новейшими изданиями русских литературных памятников, почитаем обязанностью обратить внимание читателей на изданное г. Ундольским в «Русской Беседе» (1856 г. 2), по рукописи XV века, знаменитое в нашей древней литературе Слово или Моление Даниила Заточника. Обнародованный г. Ундольским памятник бросает совершенно новый свет на это древнее произведение. Епископ Филарет имел в виду, на основании всех новейших исследований и открытий, составить руководство вроде известного Словаря о бывших в России писателях духовного чина; потому что, как справедливо замечает он, этот Словарь «в настоящее время оказывается очень недостаточным». Желая соединить удобство словаря с систематическим обозрением, автор распределил писателей по векам, присоединив в конце алфавитные указатели сочинителей и литературных произведений. «Решаясь обозреть русскую духовную литературу, говорит он во введении к своему почтенному труду, мы не принимаем на себя писать подробную историю ее. Для такого сочинения в настоящее время не достает еще многих данных; а писать историю по предположениям, по соображениям, не основанным ни на чем – дело не умное». Обращая внимание читателей на это вполне справедливое мнение, не можем не порадоваться, что для разработки русской литературы наступила наконец пора строгого, положительного изучения, фактического знакомства с нашей стариной, когда уже становятся совершенно невозможными все мечтания и гадания, основанные на одних досужих предположениях. |
|
|
