| Приведем цитату лишь из одного: «В 1961 году был отдан под суд архиепископ Иркутский Вениамин (Новицкий), уже прошедший лагеря в сталинские годы. Истинной причиной стало противодействие архипастыря закрытию храмов, но местное руководство обвинило его в незаконной покупке масла. Процесс должным образом освещался в прессе. Хотя архиепископ Вениамин был оправдан, беззаконные властители максимально использовали этот процесс для дискредитации Церкви» (Кострюков А.А. Лекции по истории Русской Церкви (1917-2008). Архиепископ Иркутский и Читинский Вениамин (Новицкий) в первой половине 1960-х годов Но два архиерея в этот период хрущевских гонений все же были осуждены и попали в тюрьму. Архиепископ Иов (Кресович), который как и владыка Вениамин, в прошлом был в иерархии Украинской Автономной Церкви в зоне оккупации, хоть избежал осуждения и Колымы при Сталине, при Хрущеве попал на три года в тюрьму по надуманному обвинению в экономических преступлениях. И Черновицкий архиерей Андрей (Сухенко) был осужден на восемь лет. Очевидно, что осуждены они были безвинно в назидание всем «реакционным» архиереям. В первой половине 1960-х годов шла ожесточенная антицерковная борьба. Архиереи старались сохранить от незаконного закрытия храмы. Владыка Симон (Ивановский), наставник владыки Вениамина в 1930-40-х годах на Украине, попросил перевести его на другую кафедру. Винницкая и Брацлавская епархия, которой он управлял, имела 600 храмов, а в результате хрущевского натиска их осталось менее 300. Он не хотел давать согласия на закрытие церквей, да еще в таких масштабах. Владыка Вениамин писал письма в Москву из-за беспорядков во время насильственного закрытия храма на станции Лазо Приморской области. В ходе конфликта дошло до того, что безбожники обещали защитникам храма «отрубать руки и ставить на Престол». Из-за активности уполномоченного из Совета по делам религий в Иркутск постоянно приезжали ревизоры для анализа надуманных финансовых нарушений Иркутско-Читинской епархии, по вопросу перевода духовенства на оклад. |
| Украшение собора святого Прокопия Праведного — великолепный резной золоченый пятиярусный иконостас первой половины XVIII века. Сверкающая позолотой резьба целиком покрывает тябла и колонки, придавая иконостасу «вид пышного, богато украшенного сооружения». Иконостас Прокопьевского собора — цельное собрание устюжской живописи XVII-XVIII вв. Особой художественной ценностью обладают вкладные иконы местного ряда, заказываемые, как правило, наиболее известным мастерам. К строгановским письмам относятся храмовая икона «Прокопий Устюжский, предстоящий Богоматери с Младенцем, с житием в 24 клеймах» (1602) и икона «Богоматерь и Прокопий Устюжский в молении» (конец XVI — начало XVII в.) — приложения именитого гостя Никиты Строганова. Изысканный цветовой строй живописи, графически точные очертания фигур придают образам особую выразительность. Дар храмоздателя Прокопьевского собора Афанасия Гусельникова — образ «Прокопий Устюжский, с житием в 40 клеймах» (1669). Иконописец до мельчайших подробностей проиллюстрировал многострадальное житие и чудеса Прокопия Праведного. Сохраняя условность стиля, автор сумел создать духовный образ святого, обладающий большой внутренней убедительностью. В настоящее время эти иконы находятся на выставках «Великие подвижники земли Русской святые праведные Прокопий и Иоанн, Христа ради юродивые, Устюжские чудотворцы» и «Церковные древности из коллекции Великоустюгского музея-заповедника». Реставрация иконостаса была выполнена в 80-90-е годы XX века, тогда же восстановлена и настенная живопись. В 2017 году потомками Афанасия Гусельникова в дар собору была передана малая икона «Прокопий Устюжский, с житием в 40 клеймах» — точная копия знаменитой работы мастера. С начала 90-х годов ХХ века Прокопьевский собор находился в совместном ведении «Великоустюгского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника» и прихода собора святого праведного Прокопия Вологодской епархии. В 2016 году собор был передан в собственность Великоустюжской епархии. Прокопиевский собор с 2015 года имеет статус кафедрального. Настоятель собора — епископ Великоустюжский и Тотемский Тарасий. |
| Из книги " Николо-Пешношский монастырь " , ООО " Родники " , Дмитров, 2012г. Высокая белая колокольня – одно из самых примечательных строений Николо-Пешношского монастыря. Ее высота – более 40 метров, и с нее раздается колокольный звон удивительной силы и чистоты. Колокольня — восьмигранная, четырехъярусная, с наружными галереями, сложена из кирпича со вставками белого камня. Помещения на колокольне соединены внутристенными лестницами. В стенах проделаны узкие «шахты», устроенные для вентиляции для усиления звука. Внизу ширина колокольни — 15 метров, кверху она сужается, поэтому ширина верхних ярусов около 10 с половиной метров. Нижняя часть колокольни была возведена, предположительно, еще в первой трети XVI века, а два верхних яруса достроены в 1793 году. В нижнем помещении были похоронены настоятели обители архимандрит Макарий (Брюшков) (†1811), иеромонах Максим (Погудкин) (†1850), архимандрит Сергий (†1857) и известный благотворитель, московский купец Алексей Григорьевич Мокеев (†1792). В 1859 году по благословению митрополита Московского Филарета (Дроздова) в нижнем ярусе устроили придел во имя преподобного Мефодия Пешношского с резным позолоченным иконостасом. Сейчас там находится храм во имя преподобного Мефодия, который был освящен в 2010 году. На втором ярусе до 1786 года находилась церковь во имя Богоявления, затем — монастырская библиотека. Но в 2013 году Богоявленский храм был восстановлен. В старину на звоннице было 10 колоколов. Самый большой из них весил более трех с половиной тонн. Когда в 1777 году пришел указ передать этот колокол из Николо-Пешношской обители в переяславский кафедральный собор, этого не допустили крестьяне, которым полюбился его звон. Тогда около ста жителей окрестных сел Говейнова и Рогачева не позволили увезти уже снятый колокол. Забрать его удалось лишь со второго раза, после усмирения «бунтовщиков». Впоследствии этот пешношский колокол из Пересялавля был перевезен в Петербург, где украшал своим звоном Петропавловскую церковь. На колокольне были установлены часы с боем, которые и сейчас украшают колокольню. В 1960-х годах колокольня превратилась в руины, обрушились даже своды нижних ярусов. К началу 1970-х годов ее отреставрировали, восстановили обвалившиеся элементы, починили фасады и возобновили некоторые утраченные детали. |
| Как обозначение своеобразной категории профессионалов-воров, это слово уже во второй половине XVIII b. становится малоупотребительным. Словарь 1847 г. рассматривает это значение как старинное. Лишь в языке исторических романов слово гробокопатель употреблялось и в старинном значении «вор, разгребающий могилы». Например, у И. И. Лажечникова в «Басурмане» (ч. 4, гл. 6): «Немало честили Иоанна духовные и народ за то, что он, украшая стольный город свой, ломал церкви извечные и переносил кладбища на посады. И нечестивым называли, и гробокопателем». В применении к особой породе жуков слово гробокопатель также не нашло распространения в стилях литературного языка. Таким образом, в первой половине XIX b. у него сохраняется лишь одно значение: «могильщик», или, по-областному, но более употребительному в XVIII и начале XIX b. выражению, могиляк. Ср. в «Москвитянине» за 1848 г. (ч. 2, Смесь. Открытие над головою мертвеца): «Ах! вот ты опять здесь, Фильпот, говорил гробокопатель, рассматривая череп с удовольствием...» (с. 19); «Но так как ты уже так давно гробокопателем при этом кладбище, то не можешь ли сказать мне, кому принадлежала эта голова?» (с. 11). Однако, и в этой сфере употребление разговорного синонима могильщик с 30 —40—х годов становится все более активным. На слове же гробокопатель лежит очевидный отпечаток книжной архаичности. Например, у Пушкина в «Гробовщике»: «Просвещенный читатель ведает, что Шекспир и Вальтер Скотт оба представили своих гробокопателей людьми веселыми и шутливыми, дабы сей противоположностию сильнее поразить наше воображение. Из уважения к истине мы не можем следовать их примеру и принуждены признаться, что нрав нашего гробовщика совершенно соответствовал мрачному его ремеслу». У Чехова в «Скучной истории»: «Самое характерное в его манере говорить, это постоянно шутливый тон, какая-то помесь философии с балагурством, как у шекспировских гробокопателей. Он всегда говорит о серьезном, но никогда не говорит серьезно». Таким образом, слово гробокопатель постепенно сокращало круг своего употребления. |
| В 40 гг. здание храма использовалось под склад, но с 50 гг. было предоставлено всем стихиям. Храмовое имущество стало растаскиваться на личные нужды. А в часовенке, переделанной еще в довоенное время в обычный домик, располагался медпункт. В бывшей помещичьей усадьбе устроили интернат для умственно-отсталых детей, которые также бесконтрольно разрушали церковь. К середине 70-х гг. интернат был переведен, а к началу 80-х гг. здание усадьбы, составлявшее с храмом и часовней единый архитектурный ансамбль, было разрушено частниками. В конце 1990 года храм был передан вновь образованной православной общине, состоящей из небольшого числа коренных «хомяковцев», а в основном – из жителей поселка санатория «Загорские дали». Порушенное здание не имело ни окон, ни дверей; в центральной части осыпался купол, от трапезной части оставались руины, колокольня опасным образом треснула, и иногда с нее слетали огромные куски белого камня. В храме не осталось ни образца росписи, ни убранства – напротив, кучи мусора. Но вскоре возобновилась молитва, и закипела работа. Среди инициаторов восстановления – первая староста храма Т.А. Агатеева, казначей Л.Н. Архарова. Сторожилы села – К.Денисова и П.Зимина. В числе первых благотворителей храма был С.Е. Донцов, тогда начальник правового управления мэрии Москвы. Свою лепту в реставрацию храма внесли многие простые жители, часто малоимущие. Тем не менее, в первой половине 90-х годов средств совершенно не хватало, и процесс восстановления шел крайне медленно. В 1993 году настоятелем храма был назначен священник Лев Шихляров. На плечи легли все основные тяготы, связанные с восстановлением храма и приходской жизни. В октябре 1994 года храм посетил Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, который совершил Божественную литургию в сослужении благочинного Сергиево-Посадского р-на протоиерея Иакова Лопуховича и настоятеля храма при большом стечении народа. Радость от приезда Владыки в храм, тогда еще холодный и полуразрушенный, его святительское благословение и проповедь вдохновили всех молившихся, укрепили надежду на возрождение. |
| В. А. Кучкин считает, что Житие написано вскоре после похорон Михаила Ярославича в Твери, в конце 1319 – начале 1320 г. 279 Однако более вероятной представляется другая датировка. Следует обратить внимание на то, что Михаил Ярославич в тексте Жития довольно последовательно титулуется великим князем Владимирским, даже тогда, когда он этого титула формально лишился, князь же Юрий Данилович ни разу великим князем не назван. При этом всячески подчеркивалось старшинство тверской княжеской династии перед московской. Думается, что такое положение более объяснимо для периода 1322– 1327 гг., когда Владимирским великим княжением владели сыновья Михаила Ярославича – Дмитрий и Александр. Текст самого Жития Михаила Ярославича, к сожалению, сохранился лишь в списках не ранее XVI в., но его отражения имеются уже в памятниках первой половины XV в.: Софийской I летописи старшего извода и Рогожском летописце. Житие Михаила Тверского в составе Софийской I летописи опубликовано в 1851 г. – по Толстовскому списку младшего извода (списки старшего извода использованы только в вариантах) 280 , в настоящее время имеется отдельное издание старшего извода Софийской I летописи 281 . С Софийской I сходна Новгородская IV летопись (обе они восходят к общему источнику), и хотя в последней рассказ о смерти в Орде Михаила Ярославича отсутствует, в обеих летописях под 1380 г. имеется выписка из Жития тверского князя 282 – следовательно, в их общем источнике Житие Михаила Ярославича читалось. Общий протограф Софийской I и Новгородской IV летописей определялся сначала (А. А. Шахматовым) как «Свод 1448 г.», затем – как «Новгородско-Софийский свод 30-х годов XV в.», в настоящее же время сформировался взгляд на памятник как на Свод митрополита Фотия 1418 г. 283 Таким образом, Житие Михаила Тверского в составе Софийской I летописи оказалось заимствованным из Митрополичьего свода 1418 г. 284 Другая редакция Жития Михаила Ярославича содержится в Рогожском летописце и близких к нему тверских летописных сводах 285 . В. А. Кучкин, следуя концепции А. Н. Насонова, определил, что общим источником Рогожского летописца и Тверского сборника был Тверской великокняжеский свод 1455 г., в который (через ряд промежуточных этапов) «Повесть о Михаиле Ярославиче» проникла из гипотетического тверского свода 1409 г. 286 Теперь эти взгляды уже устарели хотя бы потому, что рукопись Рогожского летописца устойчиво датируется 40-ми годами XV в. 287 |
| В алтаре, на престоле, сохранилась одежда холщевая, розового цвета: такая-же и на жертвеннике. На престоле лежит, как говорят, с давних уже времён поручень. Над престолом к потолку прикреплен навес холщевый, набойчатый. На папертях новой церкви поставлен большой образ св. первомученника архидиакона Стефана, бывший в старой церкви в северных дверях. В новой же церкви хранятся древние занавеси: от царских врат синий, холстовый, риза такая же, пояс и поручни. Кроме того, сбережены и древние оловянные сосуды: чаша с довольно искусным изображением Деисуса под чернетью; дискос с таковым же изображением снятия с креста; запасная дарохранительница. Из старинных бумаг сохранилось только несколько поминаний, писанных, как обыкновенно, в 64 долю листа. На одномь из них видна четкая надпись: " поминание крестьянина Степана Иванова 1767 г. " На другом виден год 1797. Еще на одном весьма ветхом, видны очень сомнительные буквы 3. НЕ (7055)-1547? Этого, конечно, не могло быть; впрочем, если допустить, что тут должно читать 3CHE (7255)-1747, то все таки это поминание старее прочих. Есть приходно-расходные книги 1777 и 1788 годов. Приходу в 1788 году было 13 рублей 40 копеек; расходу - 5 рублей в течении года. Кромы этих бумаг, древностей более никаких нет. На колокольне новой церкви хранится железный кресть с цепями, стоявший на главе древней церкви. Когда и кем построена была эта церковь - неизвестно. Судя по надписи, сохранившейся на царских вратах, построение ее относится к первой половине XVII столетия. У жителей Савинова идет молва, будто бы церковь эта была привезена сюда царем Иоанном Васильевичем, когда он подступал к Казани. Очевидно, что такое предание ошибочно; оно противоречит приведенной нами надписи. Впрочем, иконостас, или даже одни царские врата могли быть переменены и после, именно в царствование Михаила Федоровича, тогда как церковь могла быть построенной гораздо ранее. Весьма желательно было бы отыскать какое-нибудь упоминание о построении этой замечательной древности в делах здешней епархии. Известно, что село Савиново принадлежало первоначально к архиерейским владениям и основывалось от выселения из других сел. Говорят, что эта церковь была домовою митрополитов казанских. Исследование, кто основал село Савиново и какие митрополиты жили в нем, без сомнения, навело бы на открытие времени построения церкви. |
| Возвращаясь к истории памятника, обратимся к самому раннему известному нам документу, касающемуся построек Авраамиево-Городецкого монастыря – Галичским писцовым книгам письма и меры князя Никофора Мещерского, Никиты Беклемишева и подьячего Феоктиста Тихомирова, составленным в 1627–1635 гг., выписки из которых приведены в книге Д. Ф. Прилуцкого: «а на монастыре церковь каменная, Покров Пречистыя Богородицы, да в пределе Илья Пророк, да церковь Рождество Христово древяна, да на монастыре же келья игуменская, келья келарня, келья казенная, пять келий братских, келья хлебная, келья гостинная». Опись не упоминает Никольской церкви. Следовательно, она могла появиться в интервале 1635–1650 гг., скорее, в конце 40-х годов XVII в., т.к. в вышеупомянутой надписи на Евангелии церковь Никольская названа новою. С другой стороны, в «Книге данных галицких» от 1628 г., приводимых в «Материалах для истории г. Чухломы и рода костромичей Июдиных (1613–1895)» Г. В. Юдина (Красноярск, 1902, т. 1) в связи с налогообложением Городецкого монастыря, наряду с соборной церковью Покрова Богородицы названа церковь Николая Чудотворца (стр. 86). Возможно, мы имеем здесь дело с деревянной Никольской церковью, предшествующей каменной. Как явствуют следы на фасаде, на месте юго-западного окна церкви первоначально была дверь. Полустёсанное завершение её наличника, в виде фронтона, врезается в венчающий карниз. Южная граница наличника, в виде сквозного шва, опускается до промежуточного карниза – сделанное на этом месте окно не имеет никакого обрамления и могло, судя по формам, появиться в первой половине прошлого века. В 1725 г. церковь освящена вновь. Чем это было вызвано, предшествовали ли этому переделки здания – сказать трудно. Некоторая разностильность верхнего и нижнего этажей позволяет предполагать, что церковь и трапезная могли быть в это время коренным образом переделаны. В 1804–1807 гг. церковь, как сказано в книге Д. Ф. Прилуцкого, была «исправлена, перекрыта и украшена новым иконостасом» (стр. 17). Какого рода были эти «исправления» – неизвестно. Возможно, были переделаны оконные четверти и сделаны внутренние штукатурные работы. Состояние Никольской церкви в начале 30-х гг. XIX в. фиксирует план монастыря, хранящийся в Чухломском музее. Особенностью приведённого в нём плана 2 этажа является устройство входа не с востока, а с юга и отсутствие лестницы в ней. |
| Каменные постройки 30-х — начала 40-х годов XVIII века в провинции — большая редкость. В эти годы строили очень мало, и в немногочисленных храмах отчетливо проступают традиции архитектуры конца XVII столетия (чаще всего — московского барокко). Артели каменщиков сохраняли в памяти пышно расцветшее убранство построек прошлого и одевали новые здания в классический декор, заботясь, чтобы они были «красно» сделаны, но, не усвоив канонических законов ритма распределения декора по фасаду, его форм, изменяли строгую ордерную систему согласно своему представлению о ней. В этом отношении Смоленская церковь — прекрасный пример того, как барокко постепенно вытесняло «узорочье» XVII века и вместе с тем само испытывало его активное воздействие. Убранство здания е ще очень аппликативно, но наряду с этим появились формы, свойственные новому времени, получившие широкое распространение в архитектуре центральных губерний России. Спустя почти десять лет к церкви была пристроена трехъярусная колокольня с мощным столпообразным восьмигранным ярусом звона на четверике, композиция которой повторяла некоторые известные торопецкие памятники (например, церковь Рождества Богородицы 1742—1762 гг.). Прихотливое сочетание декоративных мотивов на колокольне можно было бы принять за случайность, если бы в дальнейшем при обстройках храма, когда с севера к нему добавили в 1756 году монастырскую трапезную и кузню, а затем в 1762 году с юга придел, не повторилось то же самое. Следующим этапом большого строительства в монастыре стали 60-е годы XVIII века. В это время на средства все того же купца Саввы Яковлева были возведены стены, а вслед за ними, по заказу настоятеля монастыря Алеврасия Потемкина, — надвратная церковь Иоанна Богослова и Андрея Первозванного с примыкающей к ней с севера трапезной. Стены у Житенного монастыря по своему оформлению более интересны, чем у Знаменского. Они расчленены пилястрами, так же, как и там, со стороны двора оформлены аркадой. Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что часть стены, примыкающая с севера к надвратной церкви, построена раньше, в первой половине XVIII века, вероятно, одновременно со строительством главного собора, а остальные — позже. Значит, какое-то время стены были деревянные. С западной стороны существовал выход к озеру. Башенки по углам, имевшие шатровые завершения, миниатюрнее, чем в Знаменском монастыре, но разнообразнее украшены. |
| По-видимому, слова отглагольного происхождения с суффиксом -иха, обозначающие предмет по действию, особенно распространены в севернорусских говорах. Слово шумиха также, можно предполагать, вошло в русский литературный язык из северно-русского наречия. Но его первоначальное значение было далеко от современного литературного. Современное значение слова шумиха сложилось в газетном и журнальном языке и притом не ранее 30–40-х годов XIX в. (ср. газетная шумиха, поднять шумиху вокруг новой пьесы и т. п.). Слово шумиха русскому литературному языку XVIII и первой половины XIX в. было известно в профессиональном значении «мишура, разбитая в тонкие листочки». Например, у Державина: О! тщетно счастия рука, Против естественного чина, Безумца рядит в господина, Или в шумиху дурака. (Вельможе) Ср. также: На место чиста злата Шумихи любят блеск. (Афинейскому витязю) А. А. Потебня в своем исследовании «О связи некоторых представлений в языке», рассматривая связь шума листьев и речи, указывал на то, что «сусальное золото иначе называется шумихою» и отмечал областное великорусское слово – «шумиха, осока, которая, как известно, шумит особым, металлическим шумом» (Потебня 1914, с. 146). Это слово было приведено еще в «Опыте областного великорусского словаря» (1852): «шумиха, и, с. ж. Осока, болотная трава. Перм. Ирбит.» (с. 268). Слово шумиха употребляется со значением «сено» в языке портных д. Дягонька, Сильковской вол. Мосальского у. (см. В. Н. Добровольский. Некоторые данные условного языка Калужских рабочих//Изв. ОРЯС, 1899, т. 4, кн. 4, с. 1408). Д. К. Зеленин отметил в вятском говоре начала XX в. своеобразное применение слова шумиха в значении: «Часовня с чтимою иконою при мельнице... Говорят: ”итти на шумиху“ ( на богомолье)... Выражаются и: ”шумному Богу молиться“» 394 . Об эволюции значения слова шумиха писал еще раньше проф. П. А. Лавровский в своей статье «Замечания об особенностях словообразования и значения слов в древнем русском языке» в связи с этимологией слова сусальный (сусальное золото): «Слово сусальный употребляется как эпитет золота в листках и, по форме своей, должно происходить от глагола сусать, как молчальный от молчать, игральный от играть, пристальный от пристать и т. |
|
|
