| Главную же опасность для курса обновления страны все-таки представляли не люди " вчерашнего дня " . Угроза исходила совсем с другой стороны, со стороны тех, кто считал, что реформы слишком " медленные " и " неглубокие " . Они получили название народников. Эти леворадикальные течения и кружки, требовавшие " коренных изменений " , заявили о себе как раз в начале 60-х годов XIX века. Родоначальниками их идеологии являлись А. И. Герцен и Н. Г Чернышевский, а главный девиз сформулировал еще В. Г. Белинский: " Человеческая личность выше истории, выше общества, выше человечества " . Позже эту " социологическую формулу " развил известный идеолог " крестьянского социализма " Н. К. Михайловский (1842-1904), заключивший: " Единицей меры при определении относительного значения различных форм государственного общежития может быть только человеческая личность. Человеческая личность, ее судьбы, ее интересы, вот что должно быть поставлено во главу угла нашей теоретической мысли и нашей практической деятельности " . По этим представлениям, " личность " не могла занять " достойное положение " ни при капитализме, ни при " царской диктатуре " , поэтому надо было отбросить и разрушить реальные " социальные формы общежития " и соорудить на их обломках некое общинное " царство света и справедливости " , основанное на принципах равенства и бескорыстия. По своему социальному положению подавляющая часть народников происходила, как тогда говорили, из разночинцев ( " из разных чинов " ). Как правило, это были выходцы из малообеспеченных семей (священников, мелких чиновников, обедневших дворян), получившие возможность учиться, делать карьеру, занять видное место в обществе как раз благодаря реформам Александра II. Но учеба и служба их не манили: они мечтали " осчастливить " народ и страну, перестроить все в России по своему усмотрению. С конца 50-х годов они начали объединяться в тайные кружки и союзы, вырабатывать стратегию и тактику борьбы с существовавшим общественным строем. Общая численность их никогда не была большой: в период " расцвета " народничества - в 70-е годы XIX века - их по всей России насчитывалось не более 2 тысяч человек. Опьяненные идейным " горением " , они шли на акты фанатичного самопожертвования, что невольно вызывало симпатию немалого числа русских людей, далеких от революционных устремлений. Симпатия к народникам в кругах " просвещенной публики " объяснялась духовно-нравственным климатом русского общества. Издавна в России социально-этические нормы формировались в русле православно-христианской традиции сострадания униженным и оскорбленным, а бескорыстное общественное подвижничество всегда считалось великой общественной добродетелью. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Есть основания считать, что уже в 1950–1960-е годы реальные темпы технологических инноваций начали снижаться по сравнению со стремительными темпами первой половины столетия. Последний всплеск изобретений произошел в 1950-е годы, когда одни за другими появились микроволновые печи (1954), противозачаточные таблетки (1957) и лазеры (1958). Но затем наиболее впечатляющие достижения в основном заключались либо в новых методах комбинирования уже существующих технологий (как это было в космической гонке), либо в новых способах адаптации существующих технологий для потребительского использования (самым известным примером здесь является телевизор, который был изобретен в 1926 году, но начал массово производиться лишь на рубеже 1940-х и 1950-х годов с целью создать новый потребительский спрос и не дать американской экономике опять сползти в депрессию). И все же космическая гонка помогла укрепиться мысли о том, что это была эпоха значительных достижений – в 1960-е господствовало представление о том, что темпы технологических изменений ускорялись, приобретая ужасающие, неконтролируемые масштабы. Прорывной бестселлер «Шок будущего» Элвина Тоффлера, опубликованный в 1970 году, можно рассматривать как высшее проявление такого образа мыслей. В ретроспективе эта книга завораживает и представляется поучительной 83 . Тоффлер утверждал, что почти все социальные проблемы 1960-х годов можно объяснить ускоряющимися темпами технологических изменений. Он считал, что по мере того, как бесконечный поток новых научных открытий постоянно менял самые основы нашего повседневного существования, американцы лишались ориентиров и не имели ясного представления о том, как должна выглядеть нормальная жизнь. Тоффлер отмечал, что, возможно, очевиднее всего это проявлялось на уровне семьи – не только противозачаточные таблетки, но и перспективы искусственного оплодотворения, получения детей из пробирки и донорство спермы и яйцеклеток могли сделать устаревшей саму идею материнства. Подобные явления Тоффлер усматривал и во всех остальных сферах социальной жизни – ничто больше не могло считаться само собой разумеющимся. Но люди психологически не были готовы к таким темпам изменений. Этот феномен он обозначил термином «сила ускорения». Убыстрение темпов технологических достижений вероятно началось с промышленного переворота, но лишь примерно с 1850 года, утверждал он, последствия его стали очевидными. Вокруг не просто все менялось – весь массив человеческих знаний, численность населения, промышленный рост, объем потребляемой энергии и все прочее росло в геометрической прогрессии. Тоффлер настаивал на том, что единственным выходом было внедрение некоего демократического контроля над этим процессом: определенные институты должны оценивать новые технологии и последствия, к которым они могут привести, запрещать те новшества, которые могут оказаться разрушительными для общества, и направлять развитие таким образом, чтобы способствовать укреплению социальной гармонии. |
| Следует отметить, что учёные до сих не дали исчерпывающего ответа, объясняющего причины столь резкого и неожиданного для западных обществ 50-х годов и второй половины XX века факта появления различного рода молодёжных субкультур и контркультур. Ведь, даже в 40-е годы XX века, а уж тем более в предшествующие столетия, по мнению ряда авторов, невозможно было говорить о самом факте их существования . Последующее обоснование их существования до 50-х годов XX века давалось рядом исследователей уже «задним числом», в частности, например, как «инструмента социализации» . Среди возможных причин неожиданного возникновения молодёжных субкультур и контркультур рассматривались причины универсально-биологического характера, «связанные с особенностями данного возраста, в частности, бунтарством молодежи, и конкретно-исторические, которые определяют содержание и форму выражения молодежной субкультуры. Так, например, субкультура хиппи, в силу именно социально-исторических причин, не могла появиться в XVII веке, середине XIX века или в первой половине XX века» . К социально-экономическим и конкретно-историческим предпосылкам появления молодёжных субкультур и контркультур, а также выделения самой молодёжи в особую социокультурную и политическую общность со своими специфическими интересами и потребностями, относят, прежде всего: «рост доходов среднего класса и особенно его молодежной прослойки в 1950-е годы» ; «появление новых средств записи и распространения музыкальной культуры (радиоприемников, магнитофонов и т. п.)» , индустрии шоу-бизнеса, молодёжной культуры и моды, а также всё возрастающее влияние средств массовой информации и пропаганды, как эффективного инструмента формирования и манипулирования общественным мнением и массовым сознанием. Таким образом, многие западные учёные увязывают процесс возникновения молодёжных субкультур и контркультур, прежде всего, с процессом становления постиндустриального (информационного, постсовременного) общества. Например, американский социолог Ч. Бидуэлл отмечал, что вызванная появлением молодёжных субкультур и контркультур, «молодёжными бунтами», «проблема поколений обнаруживается почти исключительно в современных обществах и в обществах, вставших на путь модернизации» . |
| В следующем 1831 г. Н. Маркевич в предисловии к „Украинским мелодиям“ (М., 1831, стр. XXVII–XXVIII) набрасывал проект большого художественно-исторического сочинения, обещая: „Если станет на то сил моих и времени, быть может, я решусь принесть моим соотечественникам и земле, кормившей некогда наших праотцев, а ныне хранящей остатки их, — подробное описание красот исторических, прелестей природы, обычаев, обрядов, одежды, древнего правления малороссийского. Приятно было бы вспомнить, каков был Батурин, Чигирин или Глухов во времена предков наших, каковы были нравы, язык; приятно представить себе отечество в дни его протекшие“. Во всех этих предложениях и обещаниях сказалось недовольство преподносившейся в художественной литературе условной историей, сказались требования большей исторической документальности и убедительности. Те же требования начинала ставить себе и русская историческая беллетристика (в частности, и с украинской тематикой), начиная со второй половины 20-х годов XIX века, — беллетристика, имевшая своим источником романы Вальтер Скотта (см. многочисленные факты, приведенные в книге И. И. Замотина „Романтический идеализм в русском обществе и литературе 20-30-х годов XIX столетия“, СПб., 1907, стр. 323–328). Современниками влияние Вальтер Скотта на автора „Вечеров“ и „Миргорода“ ощущалось весьма явственно (отзывы Полевого, Булгарина; замечание Пушкина, что начало „Тараса Бульбы“ „достойно Вальтер Скотта“). Гоголя роднит с Вальтер Скоттом общая манера исторического повествования, основанная на изучении исторических и фольклорных источников и в то же время на глубоко-личном отношении к прошлому. Гоголь далек был от механического пересказа немногочисленных в то время общих исторических работ и от механического нанизыванья историко-бытовых деталей, как это нередко у М. Н. Загоскина, Н. А. Полевого, особенно же — в исторических романах Ф. Булгарина, а также у многочисленных „Вальтер Скоттиков“ 20-30-х гг. Типичность фабулы Гоголя, особенно в первой редакции, делает почти излишними поиски ее непосредственных литературных источников. Хотя исследователи (Н. П. Дашкевич, Н. И. Петров, Н. А. Котляревский) и отмечали ряд отдельных мест, эпизодов и характеристик „Тараса Бульбы“, восходящих к литературным „источникам“, к известным „прототипам“, — связь этих „предшественников“ с повестью Гоголя весьма отдаленная. |
| Корпоративное устройство на товарищеских началах не только давало толчки умственному развитию, но способствовало и нравственному совершенству: vesitas – истина, вот, что было руководящим принципом в корпорациях с их правилами, основанными «на идеях добра и чести». Существование петербургских корпораций было кратковременно, так как здесь они встречали со стороны учебного начальства совсем иное отношение, чем в Дерптском университете. Вспомним, что там они встречали до известной степени даже покровительство и во всяком случае существовали открыто, они возникали при участии и руководстве профессоров – и знаменитый Пирогов нередко председательствовал в Дерпте на собрании корпорантов «с эспадроном в руках»; в других русских университетах такое тесное сближение студентов с профессорами почти было невозможно… Надо ли говорить, что корпоранты имели огромное влияние на весь строй студенческой жизни: например, не вошедшие в состав организации пытались в свою очередь достичь известного объединения, хотя бы устройством касс взаимопомощи. Корпорации существовали не в одном только Петербургском университете – так, несколько ранее, в конце 20-х годов, была попытка организовать их и при Московском университете, опять под непосредственным влиянием дерптских студентов, исключённых из тамошнего университета по поводу какой-то истории. Если в тридцатых и первой половине сороковых годов атмосфера для развития студенческой жизни, чувства самосознания, общественности и самодеятельности, в студенческой среде и не была благоприятна, то, во всяком случае, более или менее сносна. Этому способствовало, прежде всего, некоторое «недоразумение», которое существовало между правительственными сферами и общественным мнением. В сороковых годах министр просвещения граф Уваров, обозревая деятельность университетов, провозглашал наступление «новой эры» в их деятельности и торжество объявленной им программы «официальной народности». Имея в виду профессоров, в роде Погодина и Шевырёва, пытавшихся обосновать теорию «официальной народности» аргументами немецкой философии, он с чувством глубокого удовлетворения и гордости приходит к сознанию, что его былые мечты о истинно русских профессорах-националистах реализовались: «в течение десятилетия – заявляет Уваров – ни один из сих молодых преподавателей не дал правительству ни малейшего повода к сомнению и недоверию» (Милюк. Эн. Сл., с. 791). Но расцвет, которого достигли университеты за этот период господства программы «официальной народности» очень скоро рассеял существовавшее «недоразумение». Западноевропейские события 1848 г., вызванные демократическими стремлениями к государственному национальному объединению, возбудили опасения, что программа «официальной народности» не будет служить гарантией от вторжения в Россию вредных политических идей Европы – открывается гонение на славянофильство. |
| Известно, что духовными учениками Фотия были, кроме Вассиана Кошки, соборные старцы Арсений и Феодосий Плещеевы, иноки Исайя Ртищев и Мартемьян Старый. Если рассказ Исайи Ртищева об учителе Вассиан Кошка мог услышать, бывая в Иосифо-Волоколамском монастыре, до весны 1555 г., когда Исайя получил место казначея при казанском архиепископе Гурии Руготине, то рассказ о Фотии братьев Плещеевых был записан со слов Феодосия после смерти Арсения (1556–1557 гг.). Таким образом, работа Вассиана Кошки над пространной редакцией Жития Фотия Волоцкого была длительной, охватывая всю вторую половину 50-х годов XVI в., началом 60-х годов датируется сборник Вассиана Кошки, в состав которого входит это произведение. Отличие редакций заключается не только в разном объеме информации о последнем периоде жизни старца Фотия. Рассказы Исайи и Феодосия – наглядный пример формирования монастырского предания, когда документальное начало, господствовавшее в первой редакции произведения, начинает уступать место религиозному вымыслу. Патериковое по своему характеру Житие разрастается за счет присоединения к нему все новых и новых «чудес», связанных с именем Фотия Волоцкого. Открытость структуры патерикового жития приходит в противоречие со стремлением автора к идейно-художественной целостности и завершенности повествования. Вассиану Кошке, включившему в состав Жития два «чуда», свидетелями которых были ученики старца, приходится еще раз писать лирическое заключение о причинах неослабевающего с годами интереса к личности Фотия Волоцкого. Благодаря сборникам Вассиана Кошки до нас дошел текст Волоколамского патерика Досифея Топоркова, единственный авторский список которого был утрачен. В отличие от Киево-Печерского патерика, пик популярности которого приходится на XVI в., судя по количеству дошедших до нас списков, Волоколамский патерик имел ограниченную сферу бытования. Малочисленность списков Патерика Досифея Топоркова объясняется тем, что он не носил общерусского характера, представлял одно из направлений в религиозно-политической жизни Руси. |
| И предметом Священного Писания служит изложение не чуждой иудеям истории а той, которая связана с [историею] израильского народа. И [один] из князей его пересилит его и будет, владычествовать. Ибо велико будет владычество его. Это Птоломей Филадельф, второй царь египетский, сын вышеупомянутого Птоломея. При нем семьдесят толковников в Александрии перевели, как говорят. Священное Писание на греческий язык. Он также отослал первосвященику Елеазару в Иерусалим и в сокровищницу храма многие сосуды. Его библиотекою заведовал Димитрий Фалерейский, греческий оратор и философ. О нем также повествуют, что он был столь могушестнен, что превзошел своего отца, Птоломея. Ибо в историях сообщается, что он имел двести тысяч пехоты, двадцать тысяч конницы, две тысячи колесниц и четыреста слонов, которых он первый вывел из Эфиопии; длинных кораблей, которые теперь называются либурнами, тысячу пятьсот, и других, служивших для доставки провизии войскам, тысячу; также громадное количество золота и серебра, так что ежегодно получал из Египта четырнадцать тысяч восемьсот талантов серебра и пять миллионов артаб пшеницы (эта мера заключает в себе три с половиною модия). Дан. 11:6 . И в конце годов они заключат союз между собою (или как перевел Феодотион: и после годов его они смешаются). И дочь южного царя придет к северному царю, чтобы заключить дружбу; но она не удержит силы в руке [своей] и не устоит семя ея, но будут преданы она и те молодые люди, которые привели ее, и те, которые в [те] времена поддерживали ее. Первым воцарился в Сирии, как мы сказали, Селевк, именовавшийся Никанором; вторым Антиох, называвшийся Сотером; третьим также Антиох, называвшийся то есть богом. Он против Птоломея Филадельфа, который был вторым царем в Египте, вел многочисленные войны и сражался, [соединяя] все силы Вавилона и Востока. Поэтому, желая, после многих лет, окончить отяготительную войну, Птоломей Филадельф выдал свою дочь, по имени Веренику, за Антиоха, который от первой жены, по имени Лаодики, имел двух сыновей: Селевка, называвшегося Каллинником, и другого – Антиоха. |
| Тем не менее сегодня едва ли найдется правопорядок, отрицающий совместимость принципов социального и правового государства и сомневающийся в необходимости и возможности судебной защиты социально-экономических прав. Российская Конституция здесь не является исключением. Какое время показывают часы российской истории? В данной связи не могу не сказать о том, что процитированные мною ранее слова об усталости от демократии никак не подходят для России, которой еще предстоит многое сделать на пути утверждения правовых демократических основ государственной и общественной жизни, важнейшим фактором формирования которых является равенство всех перед законом и судом, равноправие, политическая конкуренция, соревнование политических партий за голоса избирателей, преодоление вопиющего социального неравенства. Именно в этом моменте, пожалуй, сфокусированы для нас все главные сложности перехода от одного исторического времени к другому. Наша страна, еще в начале XX века бывшая аграрной с подавляющим большинством сельского населения, где индустриализация и техническая революция только начинались, а миллионы людей жили средневековым укладом натурального хозяйства, после революции 1917 года попыталась за короткие отрезки пятилеток преодолеть технологическое отставание и стать одним из локомотивов современности - рационализованного модерна. А в общественной жизни, руководствуясь коммунистической утопией, СССР попытался и вовсе перешагнуть все известные границы и построить невиданное ранее идеальное рациональное общество, т.е. воплотить идеал модерна в его коммунистической версии. Эта попытка построить общество модерна осуществлялась неправовыми методами. Она началась революцией, т.е. свержением прежней правовой системы и системы государства. Она продолжилась террористическим правлением первой половины пятидесятых годов (в смысле политического террора и террора против победившего класса - террора, которому советская власть во многом училась у Великой французской революции). Эта попытка впоследствии свернула в коррупционно-номенклатурном направлении и закончилась полным развалом и крахом утопической идеи в конце восьмидесятых годов. |
| После работы в канцелярии президента республики Нечас был избран депутатом парламента от социал-демократической партии, а во второй половине 1930-х годов занимал пост министра по социальным вопросам, продолжая оказывать влияние на политику Праги в Подкарпатской Руси. Благодаря близким связям с чехословацкими социал-демократами, контролировавшими министерство просвещения, «многие украинцы смогли получить важные посты в министерстве просвещения…» Целенаправленную политику украинизации в сфере образования проводил Й. Пешек, возглавлявший школьный отдел министерства просвещения Чехословакии в 1919-1924 гг. и широко привлекавший украинских эмигрантов из Галиции в качестве учителей и работников просвещения в Подкарпатской Руси. Ярко выраженная проукраинская образовательная политика Й. Пешека, который по этой причине имел крайне негативную репутацию у русофильской интеллигенции, была охарактеризована Я. Нечасом в 1921 г. как «правильная» и «абсолютно профессиональная». Сменивший Пешека на этом посту Й. Шимек отдавал предпочтение бывшим чешским легионерам, что означало прекращение режима наибольшего благоприятствования украинцам. Волошиновская «Свобода», сожалея о частичном пересмотре проукраинской политики чехословацкой администрации первой половины 1920-х гг., замечала, что «если бы продолжалась та политика, которая проводилась в течение первых пяти лет…, то по всей вероятности языковой спор был бы у нас почти полностью решен». Впрочем, словацкий политик и публицист К. Сидор, посетивший Подкарпатье в начале 1930-х гг., констатировал доминирование украинофилов в сфере образования в крае. По словам К. Сидора, «школьное управление на Подкарпатской Руси на стороне украинцев… Можно сказать, что главным направлением в Подкарпатской Руси является сейчас украинское направление». Учитывая все сказанное, нельзя не признать, что постоянные жалобы русофилов на насильственную украинизацию, осуществляемую через сферу образования вопреки воле подавляющего большинства населения, «когда все учительские конгрессы большинством в 80 и 98% высказались за планомерное введение в школы Подкарпатской Руси русского литературного языка», были вполне обоснованы. |
|
|
