| Владимире-Суздальское летописание претерпело в конце XII века новую редакцию. Этот период ознаменовался созданием во Владимире летописного свода. Текстологические наблюдения позволяют датировать его концом 80-х – началом 90-х годов. Очень интересные сообщения первой половины XIII века находим в Московском летописном своде 1480 года. Существовала ростовская летопись, которая велась от 1206 года до уонца 80-х годов XIII столетия, в конце 1278 – начале 1279 года она была отредактирована, причём использовала владимирскую летопись. Последняя заканчивалась 1276 годом. Летописец Переяславя Суздальского был создан в середине второго десятилетия XIII века. В основу он положил владимирскую великокняжескую летопись в редакции начала XIII века (Радзивилловскую летопись), дополнив ее местными известиями и сообщениями о деятельности князя Ярослава Всеволодовича в «суждальской» и Новгородской землях. Сам факт создания памятника и политическая направленность Летописца говорят о возросшем значении Переяславского княжества, об авторитете Ярослава. Изложение летописца заканчивается 1214 годом. Также комплекс известий, посвящённых князю Ярославу Всеволодовичу, содержит тексты источников северо-восточного летописания первой половины XIII века. Эти сообщения в основном рассказывают о походе князя на чудь, емь, на литву, освещают его политику в отношении Новгорода, излагают семейные дела Ярослава. Видимо, надо признать, что в период княжения Ярослава во Владимире был составлен свод. Свод, враждебный в отношении Ярослава, возник в период княжения во Владимире Святослава. Известно, что шла борьба из-за престола между ним» и Ярославичами. Определение свода Святослава позволяет продолжить рассмотрение редакции времени Ярослава. В составе Владимирской летописи выделяется ещё ряд сообщений, которые надо отнести к источнику, привлечённому в момент создания свода Ярослава. Видимо, это был личный Летописец Ярослава. Подобное предположение подтверждается не только направленностью и подробностью записей известий, но и их тематикой. Все они отражают деяния Ярослава. Созданием свода 1239 года ознаменована начало княжения Ярослава во Владимире. Свод 1239 года как будто подводит итог предыдущей истории Владимире-Суздальской Руси и открывает её новый этап правлением Ярослава Всеволодовича». |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Хотя традиция обращения российской интеллигенции к дохристианскому культурному наследию в переломные моменты истории существует по меньшей мере с начала XX века (к образам славянских 60жеств обращался, например, скульптор С.Т. Коненков), а первые кружки интеллектуалов, возрождавших культы славянских богов, появились в 1970-е годы 23 , условия для возникновения неоязычества как явления массовой культуры, доступного для значительной части российского общества, возникли значительно позже. Перестройка, а затем демократические преобразования в постсоветской России обеспечили необходимые для пропаганды неоязычества свободу совести и слова. Кроме того, именно в этот период начался социокультурный кризис, послуживший основой для массового поиска этнической и конфессиональной идентичности. Попытки конструирования «родноверами» этнической идентичности продолжаются и поныне. На этом основании хронологические рамки исследования охватывают период второй половины 80-х годов XX в. – начала XXI в. Понимание рассматриваемого в данном исследовании «родноверия» как этнополитического феномена требует его изучения в широком историко-культурном контексте. В рамках истории идей автор отмечает прямые заимствования из идеологических систем конца XIX – первой половины XX вв. (русское народничество, теософия, ариософия, идеология национал-социализма) и второй половины XX в. (идеология природоохранного и краеведческого движений), предпринятые идеологами русского неоязычества. Проводится также аналогия между культурно-психологической ситуацией в Австро-Венгрии и Германии в период зарождения идеологии нацизма и обстановкой, сложившейся в России конца 1980-х – 1990-х годов. Социокультурной средой бытования неоязычества является маргинальная городская интеллигенция. Родноверческое движение объединяет, по экспертным оценкам, несколько тысяч человек 24 . В исследовании использованы следующие виды источников. 1. Первичные источники: а) интервью автора данного исследования с лидерами толерантного течения русского неоязычества и участниками клуба исторической реконструкции; б) публикации авторов-неоязычников: официальные документы неоязыческих организаций (уставы, тексты соглашений между неоязыческими организациями и т.д.); книги, написанные представителями «славянского» неоязычества; статьи, написанные представителями неоязыческого движения «родноверов»; визуальные материалы неоязыческого движения; электронные версии указанных выше источников; форумы и конференции на неоязыческих сайтах в сети Интернет; в) интервью идеологов неоязычества, опубликованные в СМИ. |
| После открытия нового предприятия значительно увеличилось количество выпускаемых печатных икон. Большинство печатных икон этого времени выпускалось небольших размеров и наклеивалось на картон, значительно реже - на деревянную основу. Количество иконографических типов икон было в это время незначительное. Разнообразием отличались только иконы отдельных святых. С конца 80-х годов XX в. в связи с передачей общинам верующих большого количества храмов и возможностью безбоязненно исповедовать Православие, возникла потребность в большом количестве икон. В столь необычных условиях постоянного увеличения спроса на иконы решающую роль сыграли именно печатные иконы софринского предприятия. В это время резко увеличивается производство печатных икон. В первой половине 90-х годов XX в. их выпускается несколько тысяч наименований. Одновременно с небольшими печатными иконами в этот период налаживается выпуск целых иконостасов и отдельных икон, предназначенных для вновь открытых храмов. Насущная потребность в большом количестве икон и всё увеличивающийся спрос на печатные иконы привели не только к миллионному тиражированию софринскими мастерскими расхожих, малохудожественных икон, но и к постепенному формированию новых понятий о православной иконописи. Низкое качество печатной продукции, создаваемой в основном мастерами советской плакатной живописи и плохие репринтные фотокопии стали, благодаря единственному подобному предприятию, своеобразным символом времени. К концу 90-х годов благодаря монопольному производству печатных икон предприятием «Софрино» на самом предприятии стал серьезный вопрос о дальнейшем развитии этого направления производства. К этому времени неоднократно в прессе и в среде светских искусствоведов поднимался вопрос о низком художественном уровне новых печатных икон. Критические замечания звучали и со стороны духовенства. Для исправления сложившегося положения дел в типографии предприятия «Софрино» были установлены лучшие печатные станки австрийской фирмы «Гейдельберг» и уникальная система цветоделения фирмы «Линотайп-Хел». В это же время усиливается и состав художественной комиссии, отвечающей за качество выпускаемой печатной продукции. Приглашаются в качестве консультантов практикующие мастера иконописцы из Троице-Сергиевой Лавры и Духовной академии. Для тиражирования икон новопрославленных святых, Соборов новомучеников заказываются иконные образцы лучшим иконописным мастерским. Все эти меры постепенно ведут к стабилизации положения и улучшению качества печатных икон. |
| Большую услугу делу просвещения народа оказали школы грамоты. Они ведут свою историю со времени крещения Руси св. Владимиром и до 70-х годов прошлого столетия были предоставлены самим себе, стояли вне всякого контроля и посему не имели сколько-нибудь благоустроенного вида. С первой половины 70-х годов и до 1882 г. эти школы пережили критические моменты: за этот период они стояли вне закона. Веяние 70-х годов принизило их до того, что они должны были влачить самое жалкое, беспомощное существование, и то втихомолку, подальше от просвещенных либеральных народолюбцев... Они были признаны народным злом, подлежащим скорейшему уничтожению. В самом «положении» 1874 г. о народн. Начал. училищах на училищную администрацию возлагается забота – «о недопущении к делу обучения лиц, не имеющих звания народных учителей». И школы грамоты терпелись, или – правильнее сказать – игнорировались администрацией только за невозможностью уследить, где и кто учит в деревнях и селах по избам крестьян (см, стат. г. Скворцова – «из школьного мира» журн. «Церк.-прих. шк.» 1888 г. Мр. стр. 35). – Официальные педагоги видели в этих школах и их учителях соперника новой методы обучения и потому во имя превосходства нового типа школ над старыми начали открытую борьбу против школ грамоты, всячески стараясь уничтожить их, или, по крайней мере, ограничить по возможности их деятельность 5 , пользуясь при этом иногда (как напр, в Тотемском уезде, Вологодск. губ.) содействием полицейских властей 6 . Польза этих школ была признана светским правительством лишь в циркуляре Мин. Нар. Пр. (б. Николаи) от 14 февр. 1882 г., в котором говорилось, что «в селениях обучать грамоте, не спрашивая ни у кого разрешения, может всякий, даже не имеющий учительского звания» 7 . Юридическое же бытие школ грамоты признано Высочайшей властью лишь в 1884 г., когда эти школы, на ряду с ц.-прих., были подчинены ведению и наблюдению духовн. начальства (см. § 6 «Прав. о ц.-п. шк.» 13 июн. 84 г.). Духовенство в школах грамоты увидело могучее подспорье правильной школе, облегчающее труд последней и сокращающее в ней срок учения. |
| В конце 1547 года Сахиб-Гирей писал Ивану IV: «На недруга своего на Астраханского ходили есмя, и... взяли есмя и юрт его хотели есмя держати да затем покинули, что место недобро. И мы того для людей их и улусов там не оставляли, всех пригоняли к себе». При поддержке султана в конце 30-х — первой половине 40-х годов XVI века Сахиб-Гирей предпринял также ряд походов на земли адыгов и кабардинцев. Подчинение этих племен должно было открыть Османской империи путь через предгорья Северного Кавказа к Каспийскому морю и владениям враждебного Ирана. Обрисовывалась опасная перспектива объединения татарских ханств на территории Восточной Европы под эгидой враждебного России Крыма при поддержке Стамбула. Это, однако, представляло опасность скорее в будущем, а для России конца 30-х — 40-х годов XVI века главной опасностью были непрекращавшиеся набеги крымских и казанских татар. Если и ранее приходилось ежегодно мобилизовывать большие силы и средства (не только дворянское ополчение и городских жителей «пищальников», но и крестьян с их подводами для производства оборонительных работ) для обороны южной границы, то теперь приходилось строить крепости и на восточной границе и ежегодно посылать туда войска. Как писал один из современников, «Рязанская земля и Северская крымским мечем погублена, Низовская же земля вся, Галич и Устюг и Вятка и Пермь, от казанцев запусте». Набеги казанских татар наносили особо ощутимый вред. Если крымские набеги затрагивали прежде всего южные, еще слабо заселенные окраины государства, то казанские татары нападали на старые, к этому времени достаточно плотно населенные территории, где находились и владения знати, и знаменитые русские обители. Сафа-Гирей сумел породниться с соседними татарскими владетелями (в его гареме были не только вдова хана Джан-Али Сююн-Бике, дочь влиятельного ногайского мурзы Юсуфа, но и дочери сибирского и астраханского ханов) и, вероятно, получал от них военную помощь. Со временем нападения казанских татар приобретали все больший размах — их войска доходили до «Володимерских мест», а на севере — до реки Сухоны. |
| ТАВРИЧЕСКИЙ ДВОРЕЦ Действие четвертое Люди 40-х годов и народники 70-х представляют крайние вершины русского интеллигентского сознания. Дальше начинается распад социального типа, идущий по двум линиям: понижения идейности, возрастания почвенности. Русская интеллигенция агонизирует долго и бурно: она истекает кровью в настоящей, не умозрительной уже, народной революции. Интеллигенция принадлежит к тем социальным образованиям, для которых успех губителен; они до конца и без остатка растворяются в совершенном деле. Дело интеллигенции — европеизация России, заостренная, со второй половины XIX века, в революции. Победы революции наносят поэтому интеллигенции тяжкие раны. Вот даты их: 1 марта 1881 года, 17 октября 1905 года, 25 октября 1917 года. Из них уже первая смертельна. На 1 марта, если не по времени, то по существу, русская мысль (не интеллигентская, а русская), ответила явлением Толстого и ==92 Достоевского. По-разному, но с одинаковой силой они отрицают западнический идеал интеллигенции и делают возможным строительство русской культуры на древней, допетровской почве. Интеллигенция была смущена, но не смогла ответить отлучением. Она приняла в себя сильно действующий, хотя и медленный яд, который через четверть века начал видимо разлагать ее сознание. Но количественно, в культурной работе России интеллигенция преобладает — по крайней мере до первой русской революции. Она не может умереть, потому что дело, которое она себе поставила сначала как апокалипсический идеал, чем дальше, тем больше становится русским государственным делом. Дворянская Россия с 1861 года безостановочно разлагается, Самодержавие не в силах оторваться от дворянской почвы и гибнет вместе с ней. Замороженная на двадцать лет Победоносцевым Россия явно гниет под снегом (Чехов). Интеллигенция права в своем ощущении гнилости 80-90-х годов, хотя духовно, в глубине национального сознания, эти годы, как часто годы реакции, были, быть может, самыми плодоносными в новой русской истории. Но общественное тело явно требует хирурга. Революция, убитая Достоевским в идее, оправдывается уже политической необходимостью. Отсюда воскресение революционного идеала и движения в конце 90-х годов. |
| Очень резко это смысловое обогащение слова личность проявляется в языке И. В. Киреевского. В статье «Обозрение русской словесности за 1829 год» слово личность употребляется в старинном значении: «Самые перебранки наших журналов, их неприличные критики, их дикий тон, их странные личности, их вежливости негородские, – все это было похоже на нестройные движения распеленатого ребенка, движения необходимые для развития силы, для будущей красоты и здоровья» (Киреевский, 1, с. 19). В это время для выражения понятия личности И. В. Киреевский пользуется словами: индивидуальность, существо. Но уже в статье «О стихотворениях г. Языкова», относящейся к первой половине 30-х годов (1833–1834 гг.), как бы намечается новое значение слова личность: «... критика произведений образцовых должна быть не столько судом, сколько простым свидетельством; ибо зависит от личности, и потому может быть произвольною, и основана на сочувствии, и потому должна быть пристрастною» (там же, с. 132). В. Г. Белинский писал по поводу выхода в свет «Стихотворений Лермонтова», ч. 4 (СПб., 1844): «Теперь сделалось очень трудным выйти в таланты: мало таланта формы, мало даже фантазии – нужен ум, источник идей, нужна богатая натура, сильная личность, которая, опираясь на самую себя, могла бы властительно приковать к себе взоры всех. Вот что нужно теперь, чтобы иметь право называться поэтом. После Пушкина таким поэтом явился Лермонтов» (Белинский 1875, ч. 9, с. 177–178). Как известно, в мировоззрении В. Г. Белинского в самом конце 30-х годов произошел перелом. Белинский осознает необходимость переустройства общественных оснований для освобождения личности «от гнусных оков неразумной действительности», от преданий и предрассудков варварских веков. Судьба субъекта, индивидуума, личности становится для него важнее судеб всего мира. В письме к В. П. Боткину от 16 декабря 1839 г. Белинский писал: «Мир древний жил в истории и искусстве и пускал в трагедию только царей, героев и богов, а новый мир начался словами: «приидите ко мне все страждущие и обремененные», – и Тот, кто сказал их, возлежал с мытарями и грешниками, Бога назвал отцом людей, а людей – братьями друг другу. Оттого в новую трагедию вошли и плебеи и шуты, ибо героем ее стал человек как субъективная личность (Западники 40-х годов, с. 140–141). И далее в том же письме: «... права личного человека так же священны, как и мирового гражданина, и что кто на вопль и судорожное сжатие личности смотрит высоко, как на отпадение от общего, тот или мальчик, или эгоист, или дурак, – а мне тот и другой, и третий равно несносны» (там же, с. 141). В письме Боткину от 4–5 октября 1840 г.: «Меня теперь всего поглотила идея достоинства человеческой личности и ее горькой участи – ужасное противоречие!» (там же, с. 155). |
| Имя беспоповца Ивана Алексеева известно. Известны и литературные (некоторые) произведения этого старообрядца. Еще в XVIII веке, спустя всего несколько лет после смерти Алексеева, писателями цитировались его сочинения и приводились выдержки из них. В XIX веке ознакомление с сочинениями названного беспоповца ведется обстоятельнее: в печати появляется сначала подробное описание некоторых сочинений Алексеева, затем последствия издаются в подлинном виде, наконец, становится известным перечень «всех» его сочинений. Все это было еще в первой половине 60-х годов. В конце 80-х годов стало известным целое собрание сочинений Алексеева. Оно было издано покойным профессором Н.И. Субботиным . Им напечатано пять сочинений, из коих одно было известно в печати и ранее. По какому частному поводу и когда были напечатаны изданные сочинения, т. е. в каком хронологическом порядке они должны быть мыслимы – разрешения этих вопросов нет у издателя. Вся цель последнего заключалась только в том, чтобы дать читателям его журнала – «Братское Слово» – основательный и притом вышедший из-под пера представителя самого же старообрядчества разбор поповщинского учения. Со своей стороны мы можем назвать все противопоповщинские сочинения Алексеева, и не только назвать, но и почти все указать, с точностью отметив хронологическую дату почти каждого из них. В известном «Историческом Словаре» беспоповщинского библиографа Павла Любопытного называется 12-ть сочинений Алексеева, – частью исторических, частью полемических, – содержание которых направлено против поповщины. Из них два нужно приурочить к сочинениям, изданным проф. Субботиным: одно у последнего именуется «Историей о бегствующем священстве», другое – «Книгою о бегствующем иерействе, – разговорами». Первое есть известное сочинение, именуемое у Павла Любопытного «Историей о бегствующем иерействе старообрядцев», второе у Любопытного разумеется, надо думать, под названием «Опровержения, по разговору, на все основания старообрядцев о их явных заблуждениях в приеме пресвитерства». Из прочих 10-ти сочинений Алексеева, называемых Любопытным, три не встречаются в известных ныне сборниках произведений этого автора 1 . Остается, таким образом, 7-мь сочинений против поповщины, называемых Любопытным сочинениями беспоповца Ивана Алексеева. Из них 6-ть могу назвать по рукописям и одно – в печатном виде. Списками первых я пользуюсь по двум рукописям Императорской Публичной библиотеки: 472 в 8-ку и из собрания Титова 1436 в 4-ку. В первой рукописи пять сочинений, во второй одно. |
| Например, Несторов 6360 год заключал в себе половину 6360 года индиктового, с Марта до Сентября, и половину индиктового года 6361, с Сентября до Марта, т. е., половину 15 индиктового года и половину 1-го. Также как и теперь у нас настоящий 1846 год имеет в себе две трети 4-го индиктового года – от Января до Сентября, и одну треть 5-го индиктового года, т. е., 1847-го от Сентября до Января. В доказательство того, что предлагаемое мною Несторовское соединение Мартовского года с Сентябрьским не есть гипотеза, или вероятное и удовлетворительное предположение, а чистый факт, я повторю здесь уже вышеприведенное место из первой Новгородской летописи. В этой летописи под 6644 годом сказано: „В лето 6644, индикта лето 14, Новгородьци Князя своего Всеволода в садиша в Епископь дворъ, месяца Маия в 28, и седе два месяца, и пустиша из Новгорода Июля 15 ... Том же лете наставшю индикта 15 убиша Гюрьга Жирославича... месяца Сентября“. Здесь летописец ясно говорит, что в его, 6644, году были две половины разных индиктовых годов, т. е., последняя половина индиктового года до Сентября месяца, и первая половина 15-го индиктового года с Сентября месяца. Том же лете наставшю индикта 15-го месяца Сентября. После такого прямого и ясного свидетельства спор о древних годах наших летописей делается уже невозможным, и утверждать, что у Нестора и его продолжателей счет идет по Сентябрьским годам, а не по Мартовским, значит тоже, что говорить: у нас, в настоящее время, принимаются в летосчислении не Январские, а Сентябрьские, годы; ибо распорядок индиктов, дней седмицы, постов и разных церковных праздников один и тот же, что тогда, что теперь. Итак, основываясь на приведенных выше неоспоримых доказательствах и свидетельствах, мы можем смело и с полной уверенностью поверять наши летописные числа по Мартовским, а не по Сентябрьским, годам, принимая правилом, что в каждом Мартовском году заключается вторая половина числового Сентябрьского года и первая половина следующего Сентябрьского года, как уже показано при разборе 6360 года, с которого Нестор начинает свое летосчисление. |
|
|
