| И, по нашему мнению, в этом самом слиянии двух уставов, различных по происхождению, и нужно видеть причину того весьма знаменательного и любопытного явления в религиозной жизни русского народа, чутко относившегося ко всяким религиозным вопросам, что эта замена одного устава другим совершилась тихо и без всяких волнений и споров. Причина же, почему в нашем Типиконе были сделаны некоторые дополнения и переделки, заключается в том, что инициатива при введении в богослужебную практику Иерусалимского устава, как и при введении устава Студийского, всецело принадлежит лицам монашествующим. Перевод Типика был сделан лицом, некогда стоявшим во главе одного из известных монастырей, а переработка Типикона всецело принадлежала русским монастырям, для которых эти дополнения были настоятельно необходимы, ввиду отсутствия еще других уставов, которые бы могли регулировать обиходную жизнь монахов. В общих чертах вышеуказанный состав Типикона остается и до настоящего времени, но в частностях он до 1682 г. или, вернее, до 1695 года постоянно изменялся и дополнялся. Так, в конце XVI века к Марковым главам присоединились храмовые главы, которых греческий Типикон не знал и не знает доселе. Но и до этого времени и после наш Типикон постоянно терпел дополнения и поправки, особенно в двух последних своих частях. Большая же часть этих поправок падает тоже на XVI в., когда в нашей богослужебной практике появились так называемые обиходники или местно-русские монастырские уставы, временно как бы даже заслонившие собой господствующий Иерусалимский устав. Выходя из уважения к родным церковным обычаям и мысли о самостоятельном содержании русской церковной жизни, развившейся независимо от Византии, составители обиходников открыли страницы их для свободного наполнения службами в честь русских чудотворцев, обставив эти службы торжественностью и особой церемониальностью. Влияние этих обиходников на господствующий Иерусалимский устав должно было сказаться очень скоро и действительно весьма ощутительно выразилось в нашем первопечатном Типиконе. Устав, изданный в Москве в 1610 году по повелению царя Ивана Васильевича (Шуйского) и с благословения «кир Ермогена, патриарха Московскаго и всея России» печатного дела мастером Онисимом Михайловичем сыном Родошевским, представляет замечательную попытку свести в одно целое все существующие уставы (т.е. и обиходники, и господствующий Иерусалимский) и создать из них для всей Русской Церкви один общий устав. Попытка эта оказалась неудачной и была жестоко осуждена патриархом Филаретом, который издателя устава 1610 года обозвал «вором и бражником», а относительно самого издания выразился, что оно будто бы было сделано «без благословения святейшаго брата его Ермогена, патриарха Московскаго , и всего освященнаго собору и многия в тех уставех статьи напечатаны не по апостольскому и не по отеческому преданию своим изволением», почему п[атриарх] Филарет в конце концов приказал «собрав те книги (уставы), сжечь» 591 . |
| Краткая характеристика венецианского первопечатного Типикона 1577 года предваряет в книге Ивана Даниловича знакомство с современным Типиконом Великой константинопольской церкви, изданным в первый раз в 1838 году К. Протопсалтом, и его значением на востоке. Историю славянского иерусалимского Устава Иван Данилович начинает уставом Саввы Сербского , давшаго его Хиландарскому монастырю, который (т. е. устав), представляя в себе «соединение порядков афонских с иерусалимскими», не отличался тою полнотою, какая ему была присуща в 14 веке. Полный Устав был введен в практику в переводе архиепископа Никодима, подлинник которого хранится в Белграде, и продержался в практике недолго, уступив место новой редакции, дополненной местными сербскими особенностями. У нас в Росси с принятия христианства из Византии господствовал в богослужебной практике Устав студийский, от которого поворот к иерусалимскому «начался еще в то время, когда первый был в полном ходу и ясно обнаружился в 13 веке» (стр. 269). Утвердился же в практике в собственном смысле этого слова настоящий Устав только в 15 столетии, заменив собою первый просто без всяких волнений со стороны лиц, пользующихся им и без официальных принуждений со стороны церковно – административной власти. Количество редакций рукописного славяно – русского Типикона Иван Данилович насчитывает шесть, но более характерными считает четыре. О каждой из этих редакций он и дает более или менее обстоятельные сведения. Потом по отношению к уставам 16 – 17 в. он уже отмечает особенности «в общем очерке и в главных сторонах происходившей над Уставом работы», так как в позднейшее время едва ли не каждый Устав имеет свои отличия и разрастание их состава идет прогрессивно (стр. 281). Вообще весь этот отдел книги наполнен описаниями всех рукописей, носящих на себе название Устава, напр. Устава скитского, окозрительного Геннадиевского Устава и др. и кратким изложением их особенностей. В последнем отделе книги Иван Данилович знакомит нас с судьбою печатного Типикона у нас на Руси и описывает бывшие издания его в 1610, 1633, 1634, 1641, 1651, 1682 и 1695 годах. |
| Будущему исследователю судьбы нашего Типикона не лишне обратить внимание на это обстоятельство. Историю славянского иерусалимского Устава г. Мансветов начинает Уставом Саввы Сербского , давшего его Хиландарскому монастырю. Этот Устав представлял «соединение порядков афонских с иерусалимскими» и не отличался той полнотою, какая сделалась присуща ему в XIV веке. Полный Устав был введен в практику в переводе архиепископа Никодима, подлинник которого хранится в Белграде, сведения о нем сообщены Даничем (Гласн. XI) и г. Мансветовым в приложениях к настоящей книге. Никодимовская редакция Типикона продержалась в практике недолго и уступила место новой, дополненной местными сербскими особенностями. Что же касается России, то «у нас поворот от студийского Устава к иерусалимскому начался еще в то время, когда первый был в полном ходу и ясно обнаруживался в XIII в.» (стр.269). Автор объясняет этот поворот появлением у нас с востока особенностей иерусалимского Устава, которые, сталкиваясь с обычаями господствовавшего в ту пору Устава студийского, порождали разного рода недоумения и вопросы, решавшиеся на соборах (напр., Константинопольском, 1276 года) и авторитетными пастырями русской Церкви (Нифонтом, еп. новгородским, Киприаном митрополитом и др.). Появился же в практике Устав иерусалимский только в XV веке. Но вводился он в практику и начал действовать не сразу везде одинаково, а постепенно, вытесняя прежние обычаи и Устав студийский. Замена эта одного Устава другим совершилась просто, без всяких волнений со стороны лиц, пользующихся им и без официальных принуждений со стороны церковно-административной власти. Количество редакций рукописного Типикона автор насчитывает шесть, но более характерными и устойчивыми считает четыре. О каждой из этих редакций он и дает более и менее обстоятельные сведения. Первой редакцией считает сербскую, введенную в практику Никодимом. Списки ее, по словам г. Мансветова , отличаются краткостью изложения и систематическим построением. В них записана общая часть, служба по Минее и Триоди, и дополнительных статей очень немного. |
| Он повторял неоднократно, что наш теперешний устав – это только узаконенный литургический обиход одной из самых, правда, знаменитых, но только одной обители, Саввы Освященного, а что ничем не худший Устав Студийский знал иную практику, а Устав патр. Алексия признавал и такие, например, отклонения, или что по так называемому «песненному последованию» допускалось то-то и то-то. Это он, еп. Гавриил, наш неакадемический Учитель литургики, внушил мне интерес к историческому анализу нашего богослужения, к сравнению наших обычаев с греческими и южнославянскими. Это благодаря ему я с жадностью накинулся на Дмитриевского, со всеми его для неспециалиста и для обывателя скучными и малопонятными описаниями рукописей Типиков и Евхологиев, на Мансветова, на Скабаллановича, на занятие богослужебными текстами, сравнение их переводов и вариантов и пр. Он поощрял нас заниматься первоисточниками, но все это им обильно орошалось духовной росой, вдохновением истинного художника, пафосом артиста. Из сказанного, вероятно, станет понятным, чем для нас, белградских студентов теологов, становился Устав. Станет понятным наше увлечение литургическим богословием. Станет понятным, почему я не стал уставщиком, «тупиконщиком», почему, любя устав, я ему никогда не рабствовал и не стал талмудистом. К этому всему надо добавить, что еп. Гавриил был вдохновенным проповедником, глубоким богословом, не зараженным семинарской схоластикой, живым литургико-мистическим настроением воспитанным богословом, был и известным музыкантом и регентом. Но об этом всем ниже. Пока что постараюсь восстановить хронологическую канву наших встреч и нашего знакомства. После описанных мною выше двух наших первых встреч я ближе познакомился с еп. Гавриилом на Страстной неделе все в той же русской церквице на Старом Кладбище. Владыка приехал на всю Страстную седмицу в Белград из своего монастыря. Наши литургические возможности были тогда весьма скудны и несовершенны: дьяконские обязанности у нас исполнял один студент, весьма бездарный в литургическом отношении, да и то в ту Страстную седмицу уехавший на Афон в экскурсию. |
| —257— между службами, да на панихидах. Между тем, устав Климента указывает чтения именно на утрене (под 1 сентября). Очевидно, что Устав Климента не принадлежит к собственным памятникам Устава Великой Церкви, по всем признакам это есть отрывок студийского устава 1747 . 4 . Отношение западных типиконов и новооткрытого афонского Великого Синаксаря к основным отраслям Церковного Устава Студийскому, Иерусалимскому и Великой Церкви составляет вопрос, пока ещё неразрешённый окончательно. Мои списки показывают совершенно определённо, что Великий Синаксарь и западные типиконы, находясь в теснейшем родстве, принадлежат, несомненно, к студийской отрасли и в ней образуют особое разветвление (которое предполагает и проф. Мансветов 1748 , параллельное Алексеевско-Евергедтскому; влияние устава Великой Церкви здесь лишь второстепенное: таково же и влияние Иерусалимского Устава (совершенно согласно мнению Мансветова) 1749 и при том собственно на вторую редакцию западных типиконов. Но реконструированные мною системы чтений не только дают типичные признаки для определения основных и второстепенных отраслей Церковного Устава и классификации литургических памятников, но и вскрывают или намечают отдельные факты и моменты из истории развития памятников Церковного Устава. Я в своей книге даю основание утверждать, что местом написания литературного памятника, известного под именем Иерусалимского Устава, отнюдь не был Константинополь, и воспроизводимый им богослужебный строй отнюдь не был списан с богослужебной практики какого-либо из константинопольских монастырей, Анализ списков чтений показывает, что Устав написан в совершенно других условиях, приличествующих более всего Иерусалиму. Тот же анализ показывает, что богослужебный строй Иерусалимского Устава развился парал- —258— лельно со студийским, вышедши из общего с ним корня не позже IX века; очевидно далее, что и позже между обеими отраслями было постоянное взаимовлияние, причём самым важным моментом в этом отношении был период между срединой XI и срединой XII вв. Не менее очевидно анализ списков вскрывает далее, что иерусалимский строй службы развивался с большей медленностью, чем студийский, и что, следовательно, вполне справедливо предположение 1750 о большей неподвижности и верности древности имени Иерусалимского Устава, а не Студийского. Сравнительный анализ списков чтений афонского Великого Синаксаря и западных типиконов вскрывает, что афонский строй службы Великого Синаксаря выделился из общего студийского корня ещё задолго до Алексеевского Устава, что, наверное, западные типиконы получили студийский строй через посредство Афона. |
| Такое указание мы находим в одном служебнике XIII века, 88 в триоди постной и цветной XIII же века 89 и в некоторых служебниках века XIV. 90 Предположим даже, что в позднейших из указанных богослужебных книг существование в чине утрени великого славословия возможно объяснить влиянием устава Иерусалимского, который уже существовал в России во второй половине XIV века и по которому указанная особенность Студийского устава входила в состав каждой утрени; но за то с этой точки зрения ни в каком случае не может быть объяснено существование в чине утрени великого славословия в XIII веке, когда Студийский устав был господствующим в России и Иерусалимский устав был совершенно неизвестен в ней. Подтверждается наше понимание приведенных слов Студийского устава также и тем, что при существовании по этому уставу только простой утрени, на которой: тогда как и теперь, великое славословие только читалось, утреня великой субботы с пением этого гимна составляла исключение из обыкновенного чина утрени и совершенно естественно могла вызвать замечание составителя устава относительно пения великого славословия, что никогда нет обычая делать это, исключая указанного случая. Наконец, доказательством того, что чтение великого славословия входило в состав утрени по уставу Студийскому, служить до некоторой степени самое название: «утреннее пение». При совершенном отрицании существования в чине утрени великого славословия по этому уставу подобное название теряет всякий смысл. Слово «пение» не должно смущать нас, когда мы защищаем обычай только чтения на утрени великого славословия по уставу Студийскому, потому что это слово употреблено составителем устава, нужно думать, в значении «гимна», так что сказать: «утреннее пение», это значить «утренний гимн», без означения способа его произношения посредством чтения или пения. Кроме общих черт отличия от современного нам устава. Студийский устав представляет также, как было уже замечено, не мало частных отличий богослужебного порядка по нему, как в отправлении службы по триодям, постной и цветной, так и в отправлении службы по минее и октоиху. |
| г) Устав о службе славяно-русским святым, имеющим полиелей или бдение и празднуемым в период пятидесятницы. «Сей указ имать глав 25». На самом деле указана служба на 21 день, и вся эта статья оканчивается следующим замечанием: «сия главы совершишася дозде, подобны суть Марковым, списание трудолюбезно» (См. устав д) Храмовые главы. Последняя, 46 глава, под особым заглавием: «о храмех святых на самые их храмовая праздники» содержит увещание к чествованию святых, имени которых посвящается храм. Затем в обычном порядке следует устав по месяцеслову и триоди. Следующее издание устава вышло в 1633 году, и было направлено против слабых сторон типика логгиновского. Устав 1633 года по составу близко подходит к уставам 4-й редакции и отличается от первопечатного издания большей краткостью и некоторыми редакционными поправками. В нём опущены первые два предисловия к уставу 1610 года, оглавление слито с текстом извлечения из «Ока церковного» и начинается словами: «устав еже есть око церковное избран св. отцы». Первая часть состоит из 44 глав. Статьи её размещены иначе (1–21 общий порядок службы, 22–24 статьи неизвестного происхождения, 25–44 извлечения из Никона Черногорца), исключены выписки из студийского устава и некоторые дисциплинарного содержания, Марковы главы, в числе 80, с иным оглавлением и в ином изложении (в них нет памятей русских святых и праздника Покрова); исключена статья о русских святых, празднуемых в течение пятидесятницы; но есть и прибавления. Например, в начале – статья от посланий Никонских первого слова об общежительном чине Златоустого, в конце – молитва над кутьёй 265 . Не прошло года со времени выхода из типографии устава 1633 года, как было предпринято и окончено печатанием новое в 1634 году. Это было не что иное, как перепечатка предшествующего издания и буквально повторяет его послесловие. Чем оно было вызвано, остаётся для нас неизвестным. Исправлена только неверная пагинация устава 1633 года, в котором, начиная с 100 листа, начинается счёт по страницам вплоть до 120. В уставе 1634 года восстановлено правильное обозначение по листам, а потому общий счёт их расходится. В уставе 1634 г. счёт идёт непрерывно до 305 листа; но затем с 25 декабря начинается новый с единицы и продолжается до 315, т.е. до конца устава. В конце помещена новая статья – пасхалия, под особой пагинацией (1–34) и послесловие, тождественное с изданием 1633 года (листы 316–319) 266 . |
| О святителе Геннадии можно говорить как о молитвеннике, знатоке уставного Богослужения. И эти добродетели он стремился привить новгородскому духовенству. С его именем связан ряд духовных памятников, называемых «геннадиевскими». Ему принадлежит Окозрительный устав, где в 40 главах «кратко объясняется 40 знаков, именно показывается под каким знаком какой разумеется праздник» 80 . Он имеет следующее название «Последование церковного пения и собрания вселетняго. Сей Типик, рекше Устав святый на Господския праздники и нарочитых святых и трезвонныя и на единозвонныя. Творение господина преосвященнаго архиепископа Геннадия Великого Новгорода и Пскова» и предназначен для практического руководства при совершении Богослужения, чтобы, взглянув «оком», можно было по условным знакам определить устав и особенности службы на данный день. Первоначально в Око-зрительном уставе идет оглавление, затем – Месяцеслов (числа по месяцам с указанием условного знака) и, наконец, описание знаков устава. По сравнению с Типиконом это значительно упрощенный и сокращенный вариант. Текстовая часть в уставе продолжается описанием совершения Богослужения на двунадесятые и избранные праздники по Месяцеслову. По окончании месяцесловной части следует триодная, затем другие главы. Окозрительный устав архиепископа Геннадия новгородского – одно из замечательных свидетельств творческого и осмысленного отношения человека Древней Руси к богослужебному наследию, воспринятому через славянские страны из Византии и обогащенному практикой литургической жизни древнерусских монастырей и соборных храмов. Он возникает при смене двух традиций – Студийского и Иерусалимского уставов – и дает ключ к практическому применению Иерусалимского устава, отличающегося многообразием вариантов служб суточного круга. Широкое распространение его на Руси в XVI в. тесно связано с канонизационной деятельностью святителя Макария, митрополита Московского и Всероссийского (Соборы 1547 и 1549 гг.), и вытекающими из нее изменениями состава Месяцеслова и небывалым прежде на Руси всплеском гимнографического творчества» 81 . Окозрительный устав был распространен в древнерусской письменности. |
| В Академии Наук из немногих рукописей замечательна минея служебная XIV в. 425, расположенная по иерусалимскому уставу. Московские библиотеки Синодальная при Синодальной конторе есть богатейшая из всех, рукописями самыми разнородными греческими и славянскими. Из греческих замечательны месяцесловы при евангелиях IX-XI в., два устава конца в., служебные минеи XII в. шесть нумеров, пергаменные четии-минеи 23 нумера, пролог стишной 1295 г., 390 – древнейший в Европе, другой 369 XIII – XIV века, кондакарь XIII в. и другие. Из славянских рукописей замечательны три студийские устава, один XII века, иерусалимские уставы древнейших редакций, XIV века, минеи служебные студийские XII века за 10 месяцев, несколько пергаменных прологов, Макарьевские минеи за целый год и другие. Типографская Синодальная библиотека богата славянскими пергаменными минеями и особенно пергаменными прологами. В ней есть 8 месяцев миней XI века студийских, единственный во всей России устав оригинальный славянский студийский патриарха Алексия XII века. В Московском музее есть несколько замечательных греческих рукописей; таковы: евангелия с месяцесловами XI-XII века и 1320 года, иерусалимский часослов XIII в., иерусалимский устав XIII века 35), святцы или синаксарь афонский из иерусалимского устава 1323 года, несколько служебных миней XIII – XV в. Из славянских замечательны: устав иерусалимский южно-славянский 1372 года древнейший в России, пролог пергаменный на весь год XIII – XIV в. 319, обиход XIII в. и другие. В нем же библиотека Ундольского богата прологами, писанными на бумаге, святцами и подлинниками; из святцев замечательны по полноте святцы 1621 года. В небольшой библиотеке Московского Успенского собора есть единственная во всей России по древности четья-минея после Супрасльской, май и июнь XII века; замечательны еще греческое евангелие праздничное века и славянский кондакарь 1207 года. В библиотеке Архангельского собора замечательно Мстиславово евангелие начала XII в. с оригинальным месяцесловом. |
| Древнерус. К. не восходит к визант. К. и не является его переводом. Древнерус. К. кроме кратких кондаков (количество икосов не превышает 4 и, как правило, равно 1; нек-рые древнерус. К. содержат только проимии, т. е. кондаки в сверхкраткой форме) включает аллилуиарии, ипакои, прокимны, светильны, стихиры, в т. ч. самогласные, полиелей. Древнейший К., известный как «Типографский устав», содержит также особую редакцию Устава патриарха Алексия Студита. Древнерус. К. имеют особую, кондакарную, нотацию, к-рая отражает стиль византийского мелизматического пения, заимствованный, как иногда считается, в кон. X или в нач. XI в. из к-польской традиции (К. Ливи). Ближайшим структурным прототипом древнерус. К. являются визант. Псалтиконы и Асматиконы, которые имеют сходную с кондакарной нотацию. Псалтиконы и Асматиконы связаны с к-польской кафедральной традицией и содержат певч. жанры, предназначенные для исполнения соответственно солистом и хором. Жанровый состав этих византийских сборников сопоставим с древнерус. К. В основе древнерус. К. лежат более ранние, древнеболг. переводы, как удается установить при сравнении кондаков, имеющихся в восточно- и южнослав. рукописях. В нек-рых случаях, однако, древнерус. версии предшествуют один или 2 более ранних текстологических пласта, доступных реконструкции. Древнерус. кондаки, представленные в К. и в Минеях или Триодях студийско-алексиевской традиции, отражают одну редакцию текста. Это дало основание полагать, что восточнослав. К. возник также в ходе студийско-алексиевской реформы (М. А. Момина). Принимая во внимание, что структурными прототипами древнерус. К. являются не монастырские, а кафедральные сборники и что родственная византийской нотация, представленная в древнерус. К., датируется рубежом X и XI вв., нельзя исключать более раннее происхождение древнерус. К., предшествующее студийско-алексиевской реформе, и датировать его 1-й пол. XI в. К. вышли из употребления по той причине, что в богослужении перестали использоваться полные кондаки, а сокращенные были включены в состав Миней, Триодей и Октоихов. |
|
|
