| Очерк состоит из трех глав. В 1-ой даются сведения о том, как постепенно русские люди все далее и далее проникали в Сибирь и мало-помалу, привлекаемые выгодною добычей пушнины достигли Америки (1–13). Во 2-й описываются Алеуты и Кадьякцы в религиозном и нравственном отношениях (14–37). Глава третья – «Кадьякская миссия 1794–1837» (38–118) – включает в себе ответы на все те вопросы, которые автор поставил себе в предисловии. Мы не имеем намерения знакомить здесь читателя со всеми судьбами миссии и результатами ею достигнутыми. История Американской миссии с хронологическими, географическими и числовыми данными – дело будущего. Но не можем не сказать нескольких слов о том напряжении всех лучших сил, о той энергии, о том ревновании за святое дело, о той любви к бедному человеку, какие отличали наших Валаамских миссионеров сто лет тому назад. Еще на пути к назначенному месту своих подвигов, они не в силах были сдерживать своей ревности – сеять семя слова и крестить языки. Дорогою на Кадьяк чрез Сибирь, начиная с Якутска они всюду крестят усердно желающих креститься Якутов: «где река пришла, тут и останавливаемся крестить… а морем по Алеутской гряде ехавши только два дня, заехали на остров Уналашку и тут более ста человек окрестили; они давно уже готовы к принятию крещения, ибо всегда с русскими промышленными живут». Кадьяк дает уже целые тысячи. «Живем хорошо: они нас любят, а мы их» (67–68). Эта любовь миссионеров к дикарям настолько была велика, что приводила их иногда к «утешительным и радостным спорам» между собою на апостольскую тему: «уста наши отверсты к вам, Алеуты, сердце наше расширено. Вам не тесно в нас ( 2Кор.6:11–12 )». Людям любви —205— и труда желалось каждому присвоить себе как можно большую область для труда, не довольствуясь добытым результатом. Одна из самых симпатичнейших личностей из состава миссии, набранной на Валааме, – монах Герман писал напр. следующее: «Американцы к крещению идут весьма охотно: крестилось без мала тысяч семь; а на Уналашке во время проезда сквозь Алеутские острова, неволею противным ветром в одну бухту нас загнанных, Алеуты своею ласковостью и желанием крещения весьма удивили. |
| Вот почему я думаю, что настоящее время даже наиболее литературное: одним словом, время роста и воспитания, самосознания, время нравственного развития, которого нам еще слишком недостает. Просвещения, просвещения во что бы то ни стало, как можно скорее и с обоих концов: с нас и с тех, которые недавно милосердой волей получили такое огромное расширение своих прав гражданства. Мне даже кажется, что без нравственного очищения, без внутреннего развития, — никакие специальности, ни Пальмерстоны, ни Громеки, ни даже обличители посыпанья песком, не войдут настоящим образом в наше сознание; конечно, и они тоже способствуют нравственному развитию, даже очень; но вместе с этим не мешает и чего-нибудь посинтетичнее, даже очень бы не мешало. Жаль, что не умею я выразиться. Мне даже кажется, что теперь даже так называемая изящная литература, какой-нибудь, например, Пушкин, Островский, Тургенев всё еще полезнее для нас даже самых лучших политических отделов и premiers-Moscou наших журналов. (Батюшки! что это я такое сказал! Но — слово не воробей: вылетело, не воротишь). Я потому, впрочем, это думал, что всегда верил в силу гуманного, эстетически выраженного впечатления. Впечатления мало-помалу накопляются, пробивают с развитием сердечную кору, проникают в самое сердце, в самую суть и формируют человека. Слово, — слово великое дело! А к сформированному погуманнее человеку получше привьются и всякие специальности. Человек-то этот еще не совсем сформирован у нас — вот беда! Специальности-то хоть и понимаются нами, да как-то не прививаются еще к нам. Конечно, специальности и теперь необходимы. Это наука. Необходимы, необходимы! — Это одно из самых первых дел. Но и то хорошо и это хорошо. Всё бы вместе, в стройном согласии — самое лучшее. По крайней мере, в одной только литературе мы еще как будто не дилетанты. Конечно, литература и все ее впечатления далеко не составляют всего, но она способствует к составлению всего. Правда, тогда был Белинский, а теперь человека-то такого симпатичного нет. |
| 13) Это же, может быть, Савеллий заимствовал у стоиков, утверждающих, что Бог сжимается, и также вместе с тварью распростирается, и безмерно покоится. Ибо расширяющееся расширяется из стеснения, и распростирающееся распростирается, будучи сперва сжато; и пребывает тем же; не иное же что преспевает, как одно видоизменение. Посему, если расширившаяся Единица сделалась Троицею, Единица же есть Отец, а Троица – Отец, Сын и Святой Дух, то, во – первых, расширившаяся Единица потерпела видоизменение и сделалась, какою не была, потому что расширилась, не быв прежде расширенною. А потом, если Сама Единица расширилась в Троицу, Троица же есть Отец и Сын и Святой Дух, то следует, по словам Савеллия, что Сам Отец сделался и Сыном и Духом, разве только именуемая Савеллием Единица есть нечто иное от Отца. В таком же случае должно было сказать, что Единица не расширилась, но произвела трех, так что сперва – Единица, а потом – и Отец, и Сын, и Дух. Ибо если бы Она Сама расширилась и распростерла Себя, то осталась бы тем же, что было распростерто. Но Троица уже не расширившаяся Единица; будучи Единицею, Она не была еще Троицею. Следовательно, Отец, будучи Отцом, не был Сыном и Духом; сделавшись же Ими, не есть уже только Отец. А иной в насмешку назовет это Божиим телом, вводя видоизменяемого Бога. Ибо что значит расширение – не видоизменение ли расширяемого? Или что такое расширенное – не то ли, что прежде было не расширено, но стеснено? Ибо это есть одно и то же, и различается само с собою только временем. 14) Это знает и божественный апостол, пиша в послании к Коринфянам: «вы не тесно вмещаетеся в нас... распространитеся же и вы... коринфяне» ( 2Кор. 6, 12, 13 ). Не другим, а тем же самым коринфянам советует из стесненного состояния прийти в расширенное. Но как если бы тесно вмещенные коринфяне снова расширились, то не другими бы стали, но опять были бы коринфянами, так, если Отец расширился в Троицу, то Троица опять есть единый Отец. И еще то же говорит апостол: «сердце наше распространися» ( 2Кор. 6, 11 ). |
| Ангелы Хранители – это служители нашего спасения, так что мы не одиноки в нашей земной жизни, в наших трудах ради спасения своей бессмертной души. Мы твёрдо знаем, что с нами наши помощники, охраняющие нас от всевозможных бед, встречающихся на жизненном пути, и от заслуженного каждым из нас гнева Божия. Наш Ангел Хранитель – это бесконечно любящее нас существо. Он любит нас всей полнотой своей любви. А любовь его велика, и действие её сильно, так как, созерцая Бога, он видит вечную Любовь , которая желает нашего спасения. Наш Ангел Хранитель – это как бы вторая наша мать. Он имеет о нас такое же попечение, и даже большее. Мать проявляет о нас особую заботу, пока мы в младенческом и детском возрасте. Ангел же наш Хранитель с момента нашего крещения и до последних дней жизни является заботливым нашим детоводителем. И, если мы сами не оттолкнём его от себя во время нашей земной жизни, он поведёт нашу душу и на поклонение Богу, когда наступит время разлучиться душе с телом. Наши Ангелы Хранители могущественны и своими личными доблестями, могущественны и силою, полученною ими от Бога, могущественны и молитвами, которые они воссылают за нас к Всевышнему Богу. Всё, что есть в нас доброго, чистого, светлого: всякая хорошая мысль, всякое доброе движение сердца, наша молитва , покаяние, добрые дела – всё это в нас рождается и совершается по внушению незримого нашего Ангела Хранителя. Действуя через нашу совесть и наше сердце, это он, наш Ангел, удерживает нас от греха и соблазна, это он помогает нам бороться с искушениями, это он внушает нам страх пред тяжким грехопадением. Данный нам Ангел Хранитель – это как бы расширенная и раскрытая наша совесть. Он всеми силами стремится спасти нас, и мы не имеем права мешать ему в этом. Мы должны помогать ему в его усилиях спасти нас. Мы должны просить его, чтобы он обогатил наш ум обилием святых мыслей, укрепил в нас навык к благочестивым размышлениям. Мы обязаны любить его как старшего и сильного нашего брата. А на самом деле мы так часто забываем о нём, не молимся ему, грехами своими оскорбляем его святыню, а он вновь и вновь проявляет свою заботу о нас. Он ходатайствует за нас пред милосердием Божиим, он умоляет Бога о наших нуждах, и Отец Небесный никогда не откажет ему в его просьбах. |
| Итак, наше участие в апостольском деле постройки Царствия Божия должно заключаться прежде всего в том, чтобы каждое дело делать во имя Господа Иисуса Христа, в духе евангельской любви и самопожертвования. Но, кроме этого, на нас лежит также задача всеми зависящими от нас средствами укреплять взаимные связи между людьми, содействуя по мере сил развитию религиозной веры, любви, дружбы, доверия и борясь с явлениями противоположными. Таким образом, если я проповедую неверие, вражду, насилие, натравливаю людей друг на друга, клевещу, осуждаю, распуская лживые слухи о людях, сею раздоры, подозрительность — всем этим я вношу разложение в общество и тем если не останавливаю роста Царства Божия (ибо по неизъяснимым законам Божиим оно растет при всяких условиях), то, во всяком случае, отвлекаю многих от участия в нем. Если же я распространяю истинную веру, проповедуя любовь и братство, всепрощение и самоотречение, говорю о людях хорошо, благотворю и помогаю нуждающимся, борюсь с клеветой и ложью, примиряю враждующих, то этим я укрепляю общество и взаимные связи его членов и содействую развитию и расширению Царства Божия. К сожалению, эта обязанность громадным большинством современных христиан не сознается. Даже лучшие из нас обыкновенно довольствуются тем, что кое-как следят за собою, за своими настроениями и поступками, но о нравственном состоянии ближних, об улучшении их взаимных отношений вряд ли кто думает. Какое мне дело до другого? Он сам отвечает за себя! Разве я сторож брату моему? Этот жесткий вопрос Каина если и не произносится открыто, устами, то слышится в каждом эгоистическом сердце. Равнодушие к ближнему, ужасающее, тупое равнодушие — это наш общий грех. Помните: вопиющая, возмутительная несправедливость совершена была на ваших глазах. Самым грубым, циничным образом нарушены были основные правила справедливости. Как всегда, страдал слабый, беспомощный от сильного, наглого. Вступились ли вы за обиженного? Защитили ли? Помогли ли ему? Посочувствовали ли, по крайней мере? Или... прошли равнодушно мимо? — Какое мне дело? Разве я сторож брату моему? |
| 6:11–7Принять посланцев Христа Отказываясь примириться с Павлом, коринфяне фактически отказывались от возможности полностью примириться с Богом, Чьим посланцем он был (ср.: Мф. 10:40 ). В 6– 7Павел призывает коринфян оставить свои связи с миром; в контексте 6– 13 и 7:2–4 это означает, что они должны восстановить близкие отношения с ним и другими истинными представителями Бога. Таким образом, Павел здесь предъявляет претензии к своим духовным оппонентам в Коринфе. 6:11–13. Словами «уста наши отверсты» и «сердце наше расширено» Павел подчеркивает важность свободных высказываний, которые высоко ценились в древних диалогах (см. коммент. к 3:12). Слова Павла полны нежной привязанности, он умоляет их вернуться к его любви. Проявление глубоких чувств и размышления на эмоциональном уровне в древности были присущи публичным выступлениям и письменной речи. Публичные выступления были призваны воздействовать на чувства людей; часто люди, движимые эмоциями, что называется, теряли дар речи (ср.: Гал. 4:20 ). Конечно, при этом предполагали, что ораторы не играли, а искренне переживали эти чувства. 6:14. В 6– 7Павел делает " " отступление – это обычный литературный прием. В этом разделе хорошо видны параллели со Свитками Мертвого моря и отличия в стиле, возможно, Павел использовал материал какой-то проповеди или идеи, которые он почерпнул из какого-то раннего источника. Он основывается в 6(«чужое ярмо») на Втор. 22 (ср.: Лев. 19:19 ), возможно, подчеркивая выраженный в зако-не запрет на заключение смешанных браков с язычниками (ср.: Втор. 7:3 ; Езд. 9:12 ; Неем. 13:25 ). Отсутствие согласия между мудрыми и неразумными вошло в греческую поговорку. Но одной из центральной тем Ветхого Завета было различие не только между мудрым и неразумным, но и между праведным и нечестивым, Израилем и язычниками. Весьма религиозные и не столь глубоко верующие иудеи могли работать вместе, но более религиозные евреи налагали на других определенные ограничения. Риторические вопросы составляли неотъемлемую часть риторического искусства, и Павел последовательно использует их в ст. 14–16. |
| Но провождая теперь - туда же и для той же цели - вас, мы, кроме прежнего, испытываем еще особого рода чувство, которое проникает нас до глубины души. Вы - не наши соотечественники, даже не наши соплеменники и, однако же, подобно отечественным воинам нашим, спешно идете на брань и следовательно, на самую смерть за нас! Можно ли не преклониться с особенным уважением пред такой преданностью и таким самоотвержением, когда само слово Божие говорит, что нет больше любви, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15; 13)? Вот что значит единство веры, связующее нас с вами! Оно-то, а нечто другое, подвигло великого самодержца всероссийского, несмотря ни на какие затруднения и опасности, стать мужественно едва не против всего Запада за Православие и единоверцев наших на Востоке. Оно-то побудило теперь и вас, оставив свои мирные жилища, идти за войной, от вас удалившейся, в наши пределы и, так сказать, отыскивать место борьбы, дабы принять в ней участие рука об руку с русскими. Вы твердо знаете, что брань настоящая возникла не за мирские выгоды и не для земных целей, а за веру и Православие; вы вполне уверены, что плодом ее должно быть не какое-либо увеличение могущества и расширение пределов России, без того почти безграничных, а единственно свобода совести и защита прав человечества для христиан восточных. Знаете, говорю, и уверены во всем этом и потому спешите доказать за себя и собратий своих, что вы не ниже, что вы стоите тех великих усилий и жертв, которые делает теперь для вас единоверная вам Россия. Да благословит Господь путь ваш! Грядите, возлюбленные, на дело, которое очевидно есть не наше токмо, а и ваше, и еще более ваше, нежели наше; ибо начало его от нас, а конец его всецело для вас и ваших собратий на Востоке. Грядите и покажите общим врагам нашим и всему свету, что для еллина выше и дороже всего вера и отечество, и что он, с крестом в сердце и с мечом в руке, готов отыскивать последнее на самом краю света. В ободрение на подвиг да послужит вам самое воспоминание о священном значении того места, где свирепствует теперь пламень войны, и где ожидает вас борьба со врагами. |
| 5. «Да приидет Царство Твое», — относится к тому же, что и: «Да будет воля Твоя» — то есть к нам. Ибо когда же Тот не был Царем, в руке Которого сердце всех царей (Притч. 21:1)? Но чего бы мы себе ни желали, к Нему обращаем наше чаяние и Ему приписываем то, чего от Него ожидаем. И если осуществление Царства Господнего стоит в связи с волею Божьей и нашим неопределенным состоянием, то как же иные желают прозябания в веке сем, когда Царство Божье, о пришествии которого мы молимся, направляется к исполнению века? Мы желаем поскорее царствовать, а не подольше рабствовать. И если бы в молитве не было заповедано просить о пришествии Царства, мы сами собой издали бы этот глас, спеша к свершению нашего упования. Вопиют к Господу упрекающие души мучеников под жертвенником: Доколе не мстишь, Господи, за нашу кровь насильникам на земле (Откр. 6:10)? Ибо отмщение за них безусловно стоит в связи с окончанием века. Воистину да придет, как можно скорее, Господи, Царство Твое, чаяние христиан, смятение язычников, ликование ангелов, ради которого мы страдаем, — нет, лучше сказать: за которое мы молимся. 6. Однако Божественная мудрость столь искусно установила порядок молитвы, что после небесного, то есть после Имени Божьего, воли Божьей и Царства Божьего, она дает место прошению и о земных нуждах. Ибо и Господь изрек: Ищите прежде Царства, и тогда вам и это приложится (Матф. 6:33). Впрочем, слова «Хлеб наш насущный дай нам на каждый день» мы должны понимать скорее духовно. Ибо Христос есть наш хлеб, так как Христос—жизнь и хлеб жизни. Я, — говорит Он, — хлеб жизни (Иоан. 6:35), и немного выше: Хлеб есть Слово Бога Живого, Которое сходит с небес (33) , а поскольку Тело Его подается в хлебе, Он прибавляет: Сие есть Тело Мое (Матф. 26:26; Лук. 22:19). Итак, прося о хлебе насущном, мы испрашиваем постоянного пребывания во Христе и неотделимости от Тела Его. Но поскольку это выражение может быть истолковано плотским образом, оно должно сопрягаться с благоговением и духовным учением. Ибо Христос заповедует просить о хлебе, который только верующим необходим, а прочего язычники ищут (ср. Матф. 6:32). То же самое Он и примерами внушает, и притчами растолковывает, когда говорит: Неужели отец отнимет хлеб у детей и даст псам? (ср. 15:26). Также: Неужели сыну, просящему хлеба, даст камень? (7:9). Он показывает, таким образом, чего от отца ожидают дети. Да и тот, стучавший в ночи, просил хлеба (ср. Лук. 11:5). И справедливо Он добавляет: Дай нам на каждый день, так как предпослал: Не думайте о том, что вам есть завтра (ср. Матф. 6:11;34). Это Он изъяснил и в притче о том человеке, который при обилии уродившихся плодов помышлял о расширении житниц и о долгом благополучии, но в ту же ночь умер . |
| Так услышь, что всемогущий Бог говорит о тебе — я имею в виду о людях: Вселюсь в них и буду ходить в них (2 Кор. 6, 1). И добавляет касающееся тебя: И буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и. дщерями, говорит Господь Вседержитель (2 Кор. 6, 18). Ориген Пятая гомилия на Левит, 2. Божественный Логос воспринял частицу вновь сотворенной земли, вылепил своими бессмертными руками наше тело и сообщил ему жизнь: ибо дух, который он вдохнул в него, есть поток невидимой Божественности. Так, из грязи и духа, был сотворен человек — образ Бессмертного… Вот почему, будучи землей, я влекусь к низменной жизни, но, неся в себе также частицу Божества, я чувствую в сердце моем жажду будущего мира. Григорий Назианзин Догматические поэмы, 8. Познай, как Творец возвеличил тебя превыше всякой твари. Небо не есть образ Божий, ни луна, ни солнце, ни красота светил и ничто другое из того, что может быть созерцаемо в творении. Только ты был создан образом Бытия, превосходящего всякий разум; подобием нетленной красоты, оттиском истинного Божества, восприемником блаженства, печатью подлинного света. Когда ты обращаешься к Нему, то становишься тем же, что и Он… Нет ничего среди сущего, что могло бы сравниться с твоим величием. Бог может пядью измерить все небо. Земля и море заключены в Его горсти. И хотя Он так велик и держит все творение на ладони Своей руки, ты способен заключить Его в себе, Он живет в тебе и не испытывает стеснения, пребывая в твоем существе, — Он, сказавший: Вселюсь в них и буду ходить в них (2 Кор. 6, 16). Григорий Нисский Вторая гомилия на Песнь Песней. Это превосходство, «отрывающее» человека от мира в возлагающее на него ответственность за самого себя, придает ему царственное величие. Точнее, величие царя и священника, ибо господство неотделимо от принесения даров. Образ Божий запечатлен в его разуме, в способности выражать смысл и любовь, ибо Бог есть премудрость, логос, любовь. В этих святоотеческих представлениях нет никакого иррационализма, но плодотворное расширение рациональности через созерцание существ и вещей не только «по горизонтали», в сцеплении причин и следствий, но и «по вертикали», в уважении к их тайне и смыслу, их прозрачности для Божественных логосов. |
| 22, при этом сама казнь описывается дважды с нек-рыми различиями: «Если появится человек, клевещущий на свой народ и предающий свой народ ( ) народу ( ) чужому и делающий зло в народе своем, то ты должен повесить его на дереве, и он умрет в соответствии с [показаниями] двух свидетелей и в соответствии с [показаниями] трех свидетелей, и он умрет, и они повесят его на дереве». Первая часть этого предписания подразумевает, что человек умрет после того, как будет повешен на дереве, в чем можно усмотреть намек на распятие. Вторая часть предписания предполагает повешение тела уже казненного преступника ( Fitzmyer. 1999. P. 609), причем повесить тело должны, вероятно, свидетели. Возможно, двойное описание казни связано с попыткой, с одной стороны, привязать Втор 21. 22 к реалиям, известным автору «Храмового свитка», а с другой - гармонизировать новое предписание с текстом Второзакония. В любом случае как 1QpNah 1. 6-8, так и 11QT 64. 6-13 указывают на то обстоятельство, что предписание Втор 21. 22-23 было переосмыслено в К. о. Ап. Павел едва ли был знаком с кумранитским толкованием на Книгу прор. Наума, однако можно допустить, что объяснение Втор 21. 22 как указания на распятие было известно его аудитории. Текст 2 Кор 6. 14 - 7. 1 является центральным в дискуссии о влиянии текстов К. о. на паулинистический корпус. В данном тексте нарушается последовательность изложения мысли апостола: 2 Кор 7. 2 явно соотносится с рассуждением в 2 Кор 6. 11-13 («...сердце наше расширено. Вам не тесно в нас; но в сердцах ваших тесно. В равное возмездие,- говорю, как детям,- распространитесь и вы... Вместите нас»). Это обстоятельство наряду с наличием в 2 Кор 6. 14 - 7. 1 шести слов, нигде более не засвидетельствованных у ап. Павла, позволило исследователям говорить об интерполяции ( Fitzmyer. 1999. P. 610 со ссылкой на: Grossouw. 1951; Allo. 1956; Benoit. 1968). Фрагмент содержит неск. явных параллелей с текстами К. о.: серия противопоставлений, среди к-рых антитезы праведность/беззаконие, свет/тьма имеют лексические соответствия в «Уставе общины» и др. |
|
|
