| Рукописями и изданиями из фундаментальной б-ки КазДА пользовались профессора всех духовных академий (в т. ч. Н. И. Субботин , прот. П. Флоренский , Д. И. Абрамович , Ф. И. Щербатский , Дмитриевский, П. П. Соколов, Н. Н. Пальмов и др.), сотрудники Имп. АН (напр., В. Н. Бенешевич ), Имп. Археологической комиссии, Гос. Главного архива, всех российских ун-тов, Имп. Палестинского об-ва, Московской Синодальной типографии и др. В б-ку поступали запросы из Афин, К-поля, Пекина, Софии. К рукописям обращались в связи с научными исследованиями и публикациями. Так, В. В. Стасов использовал в альбоме «Славянский и восточный орнамент по рукописям древнего и нового времени» 18 орнаментальных фрагментов соловецких книг, Ф. И. Буслаев обращался к рукописям в исследовании Апокалипсисов, Н. П. Лихачёв - в «Материалах по истории рус. иконописания», С. В. Смоленский - в «Общем очерке истории и музыкального значения певчих рукописей Соловецкой б-ки и «Азбуки певчей» Александра Мезенца», свящ. А. А. Игнатьев - в «Кратком обзоре крюковых и нотно-линейных певчих рукописей Соловецкой библиотеки. Приложение к Описанию Соловецких рукописей» и др. Даже в период первой мировой войны рукописи по возможности высылались по просьбе исследователей. После отчуждения академических зданий, включая помещения академической б-ки, по инициативе уполномоченного Главного архивного управления по Казанской губ. проф. Казанского ун-та И. А. Стратонова 5 июня 1919 г. архив и б-ка КазДА были переданы в распоряжение архивного ведомства (они составили 1-е архивное отд-ние Казанской губ. (с 1920 Татарской АССР)). Неск. профессоров академии во главе с И. Покровским стали штатными сотрудниками советских архивных органов, ответственными за хранение. Благодаря этому б-ка и архив сохранились почти полностью. В 1927-1928 гг. печатные книги были переданы в Научную б-ку Казанского ун-та, находятся в фондах и доступны читателям. В 1928 г. Соловецкая б-ка отправлена в ГПБ (РНБ). Рукописи, не входившие в состав Соловецкой б-ки (722 ед. хр.), вместе с архивом КазДА были переданы НАРТ (Ф. 10. 196 830 ед. хр.). В 20-х гг. XX в. сотрудники 1-го архивного отд-ния систематизировали архив, составили описи. В 1997 г. ок. 50 тыс. некаталогизированных книг и периодических изданий, принадлежавших академии, были переданы из б-ки Казанского ун-та б-ке воссозданной КазДС. Миссионерские отделения |
| 2) Васильев А. А. , доктор вс[еобщей] ист[ории] (- “ -); 3) Кулаковский Ю. А. , докт[ор] рим[ской] слов[есности], заслуженный] профессор (Киев); 4) Лопарев X. М., магистр вс[еобщей] ист[ории] (Петроград); 5) Пападимитриу С. Д., докт[ор] греч[еской] слов[есности] (Одесса); 6) Регель В. Э., магистр вс[еобщей] ист[ории] (Юрьев); 7) Черноусов Е. А., приват-доц[ент] Университета (Харьков); 8) Шестаков С. П., докт[ор] греч[еской] слов[есности] (Казань); 9) Шмит Ф. И., маг[истр] ист[ории] искусства] (Харьков); 10) Яковенко П. А., приват-доц[ент] Университета (Юрьев). Я здесь не упомянул о лицах, занимающих уже профессорские кафедры по родственным дисциплинам, напр[имер], И. Д. Андреев в Петрограде и П. Доброклонский в Одессе по истории Церкви, В. Н. Бенешевич по истории] церковного права в Петрограде, по искусству Д. В. Айналов в Петрограде и т. д.» 84 . Однако надежды на открытие византиноведческих кафедр так и не оправдались. «Чувствую себя очень виноватым перед Вами, что пропустил 15 число, к которому я всегда старался отозваться к Вам, – снова пишет Кулаковский С. Иконникову из Красной Поляны. – Читая сегодня церемониал крестного хода 15 числа в Киевлянине, я вспомнил о своем упущении, и мне было очень стыдно. Главная причина моей оплошности это то, что я “уязвлен» прелестью здешнего пребывания. Что до термина “уязвлен», то он мне запомнился из романа Лескова “Соборяне», где “уязвление» коснулось диакона Ахиллы и имело важные для него последствия. Вероятно, Вы читали “Соборян» в свое время, и слово это не надо дальше пояснять. Мне здесь так хорошо, что я каждый вечер жалею, что [столь] скоро прошел день. Чувство своего дома и своей земли дает мне особое настроение, а необходимость работы руками на этой земле заполняет все время. Погода стоит чудесная. Веду борьбу с камнем, который надо собирать в кучу, с колючкой, которую надо выбивать киркой непременно с узловатым длинным корнем, который и невозможно вытащить целиком, так как он идет на несколько сажен и подчас прячется слишком глубоко в землю (т. |
| Подобных противников Григора, конечно, с полным правом мог упрекнуть в том, что они искажали и интерполировали некоторые места его сочинений, чтобы бросить на него тень; поэтому он просит своих друзей и учеников возможно чаще и точнее переписывать его сочинения. Среди его приверженцев, на ряду с Акиндином, обладал особенно резким пером Димитрий Кидон. Он пишет, напр., патриарху Филофею: «Так ты мне грозишь? Не хочешь ли ты собрать своих подруг, чтобы сжечь мои речи, подобно тому, как ты поступил с речами другого (Григоры), который всегда отличался добродетелью, мудростью и осуждением твоего тщеславия увеличил блеск своей жизни». Gregoras СВ praef. стр. 76. 74 Мисифра в Лаконии играла в последнем столетии Византийской империи выдающуюся роль, как столица греческого деспотата, и сделалась сборным пунктом дворян и ученых; в этом отношении ее можно сравнить с итальянскими княжескими дворами. Ср. Gregorovius Geschichte der Stadt Athen. II (1889) 280 и след. Для объяснения греческого названия города ( Μυζηθρς, Μυστρς) см. превосходную работу Г. Н. Хаджидахи, Виз. Вр. 2 (1895) 58–77. 76 Наиболее важное место, характеризующее отношение Кантакузина к Григоре, 4-я книга гл. 24 и след. (т. II, стр. 171–184 СВ). 77 История упадка и разрушения римской империи, Эдуарда Гиббона. Перев. с англ. В. Н. Невидомский изд. Солдатенкова (М. 1886), часть VII. гл. LXIII стр. 92. 82 Ср. Berger de Xivrey Memoires sur la vie et les ouyrages de Íempereur Manuel Paleoiugue (Memoires de l’instltut de Prance, Academie des inscriptions ot belles-lettres. 19, 1853, 21). 85 Стоило бы проследить несколько историю этого тацитовского положения в греческой историографии. 88 Так, из triumvir у него, например, получается через смешение со словами на -ator (triumphator) τριομβυρτωρ. 94 В отношении к истории языка Малала прекрасно разработан Хаджидакисом в Юбилейном сборнике Афинского Университета 1888 стр. 117 сл. 101 Об этой высокой должности см. Du Cange Gloss., 1470 п сл., Goar в своем предисл. (II, 55 и сл. |
| Как истории высшего стиля, так и народные хроники много раз переводились на современный язык в позднейшем средневековье, когда, вследствие постоянно прогрессирующих изменений живого языка, даже простое изложение хронистов переставало быть понятным для широких кругов; часто дело не ограничивалось простым переводом, но из нескольких более старых произведений составлялось новое. При этом делались популярнее не только формы и слова, но и весь тон рассказа, и даже содержание перерабатывалось ближе к народному вкусу посредством введения сказочных черт. Авторы переработок скрываются почти все без исключения в потемках анонимности; предположение, что историк сам приготовлял популярное издание своего сочинения 3 , ничем не подтверждается и совершенно неправдоподобно. Число таких обработок значительно; но их только недавно правильно оценили, и только немного экземпляров известны более точно. В этой народной исторической литературе, которая ясно иллюстрирует дуализм средневекового греческого языка, мы встречаем из древних авторов Иосифа Флавия, из византийцев Феофана, Георгия Монаха, Кедрина, Зонару, Манассию, Анну Комнину, Никиту Акомината и др. Свой характер народной книги некоторые из этих произведений обнаруживают уже форматом рукописи: напр., венецианская рукопись (Cod. Магс. VII 20), содержащая простонародную хронику, родственную Манассии, имеет формат малой четверки, который мы замечаем в большинстве списков простонародных романов, а также в венецианских печатных изданиях их. Было бы желательно обобщающее исследование всей этой литературной группы, необыкновенно важной для истории образованности и языка греческого народа в средние века. Конечно, указанными двумя группами не исчерпана вся масса сочинений византийской эпохи, относящихся к истории. К историкам и хронистам надо добавить прежде всего жития святых – из них некоторые являются первостепенными источниками для истории, географии и топографии, – затем биографии вообще, монографические описания важных событий, акты основания монастырей, речи, письма и стихи, писанные по поводу каких-либо событий, наконец, необозримое количество государственных, церковных и частных актов всякого рода. |
| Возможность осведомления затруднилась в последние столетия, когда руководство событиями ускользнуло из рук византийцев и было захвачено чужими народами, напр., турками. Так, Лаонику Халкондилу, при всем его желании, не удалось уже обозреть арену политических и военных событий. Характерным для основной теоретической черты всего византизма является то большое значение, которое большинство историков придает дипломатическим и богословским конфликтам; при всей важности, которую догматические споры имели для жизненных интересов государства со времени Комнинов, то место, которое отводится повествованию об этих спорах, кажется слишком щедро отмеренным. Впрочем, это направление выступило не в меру сильно лишь во время Палеологов, которое можно назвать богословской эпохой византийской историографии. Из всех принципов старой исторической школы объективность была унаследована византийцами в наибольшей степени: что историк должен работать беспартийно и следовать истине, это сознается всеми без исключения и многими ясно высказывается. Если же традиционное беспристрастие все-таки часто терпит крушение, то это объясняется частью деспотическим давлением, под которым писали многие, частью личными антипатиями и симпатиями. Наиболее заметно нарушается объективность изложения у собственно придворных историков, как Пселл. Но, если эти рассказчики и партийные, они стараются самым тщательным образом скрыть свои чувства и говорят с равнодушным видом о друзьях и врагах, о счастье и несчастье. Наконец, для оценки всего дела византийских историков надо обратить внимание на то, что важнейшие условия для развития историографии, отличающейся воспитывающей силой и художественной формой – основанная на свободе любовь к отечеству и политическое убеждение – в Византии были на лицо в гораздо меньшей степени, чем в странах, где историография достигла в древности и в новое время высшего расцвета. Историки несомненно стоят во главе византийской прозы. Византия ни в одном литературном роде, кроме церковной поэзии, не дала таких богатых и превосходных плодов. При всей формальной зависимости, византийские историки должны были все-таки создать кое-что новое: они, ведь, имели перед собою совсем новый материал. Этот материал ни в коем случае нельзя назвать незначительным, особенно до XIII столетия: ведь фигуры Юстиниана, Велизария и Нарзеса, Ираклия, необыкновенно напряженная деятельность в правление императоров македонской династии, политический и литературный подъем в эпоху Комнинов, наконец, наводнение Востока франкскими завоевателями принадлежат к самому блестящему материалу, которым обладает всемирная история. Здесь приходилось описывать – и часто описывалось с большим успехом – тысячелетнюю борьбу, ужасные внешние войны и кровавые внутренние конфликты, удивительные геройские подвиги и темную игру искусной дипломатии, самые благородные и самые низшие черты человеческой природы. |
| Это собрание византийских придворных и государственных древностей против ожидания богато деталями, приковывающими внимание. К самым важным для истории литературы частям принадлежат метрические приветственные клики императору при разнообразных обстоятельствах. Партии имели своих собственных поэтов и музыкантов, которые сочиняли и перелагали на музыку для празднеств песни; они получали за свое участие материальное вознаграждение, размер которого был установлен в тексте сочинения в том виде, как он напечатан, трудно различить метрические части, как таковые. Их форма –то ямб, то трохей; есть и искусно расчлененные в форме христианских гимнов стихотворения, напр., разделенный на оды и тропари звуковник 37 . Большого внимания заслуживает весенняя песня в народном духе, написанная политическими стихами, быть может, самый древний из более крупных образцов этого размера 38 . В кругах германистов книга о церемониях часто упоминалась вследствие имеющегося в ней описания готской рождественской игры, в которой ранее хотели найти всевозможные германские древности. Но теперь вполне установлено, что готский гимн не заключает в себе ни элементов германского языка, ни имен германских богов, а состоит из латинских и греческих слов и ничем не отличается от обычных византийских приветственных кликов. Речь в книге о церемониях также беспечно народна, как в сочинениях об управлении империей. Предстоит подробно исследовать источники, по которым составлено сочинение. Отдельные старые сочинения нашли себе в нем место почти что неизмененными. Так, главы 84 и 85, быть может, также 86–95 гл. первой книги взяты из одного сочинения патрикия Петра (см. стр. 18). Конец второй книги (гл. 52–57) представляет составленную в 900 г. протоспафарием Филофеем при императоре Льве Философе табель рангов чинов и чужих гостей при императорском столе. В эту же книгу включено сочинение архиепископа Епифания Кипрского о старшинстве чинов патриархов и митрополитов (гл. 54). Книга о церемониях составляла, очевидно, необходимую часть инвентаря императорского двора и позднее увеличивалась путем прибавок; яснее всего это обнаруживается в 96 гл. |
| Бремя составления этого сочинения, заканчивающегося 629 г., может быть поэтому с достоверностью отнесено к последнему десятилетию царствования Ираклия. Распространенная ранее гипотеза о существовании более старой редакции времен Констанция, которая будто бы заканчивалась 354 г. и затем нашла себе продолжение во время Ираклия теперь отпала после глубоких исследований Гельцера. Важнейшей задачей при рассмотрении этого несамостоятельного сочинения, почти целиком составленного из более старых отрывков, является критическое исследование его источников. Главным источником для древнейшего периода был Секст Юлий Африкан , с которым наш автор вполне согласуется в хронологии эпохи до потопа. Чтобы облечь в плоть и кровь генеалогический скелет, составитель воспользовался Библией , из которой часто приводит большие выдержки, а также неизвестным цельным источником дидактического характера. Начиная с Авраама, специально для своих церковных целей он пользовался каноном Евсевия, однако некоторые ценные замечания указывают на другой неизвестный источник, который, вероятно, каким-либо образом восходит к Панодору или Анниану. Известия из Псевдокаллисфена восходят, быть может, к полной редакции Малалы. Со времени римской республики 98 является новый источник, консульские факты, причем вкрапленные летописные заметки носят характер так называемых анналов понтификальных таблиц. Это тот же латинский источник, который послужил епископу Идатию для его латинской хроники. Далее ряд обстоятельств (напр., принятие во внимание сиро-македонского летосчисления и т. п.) указывают, как на источник, на пасхальные таблицы александрийского и антиохийского диоцезов. Церковно-исторические сведения сочинения почти все восходят к сохранившимся источникам, главным образом к хронике и церковной истории Евсевия и к Малале (который широко использован и в светской истории для оживления хронологического скелета), наконец, к актам мучеников и к сочинению Епифания Пερ μτρων και σταϑμν. С 532 г. хроника становится совсем бедной до конца правления Маврикия (582–602) и состоит почти только из консульских фастов. Лишь в последнем отделе, обнимающем конец правления Маврикия, правление Фоки и первые 17 лет правления Ираклия, рассказ автора становится снова более подробным, очевидно, потому, что он был современником изображаемых событий. Хронология произведения основана, как обычно у христианских хронографов, на библейской хронологии, между годами которой вставлены рассказы о вавилонских и персидских царях, о Птолемеях и римских императорах. Христианское летосчисление начинается с 21 марта 5507 г. и является первым примером так называемой византийской или римской эры (в противовес александрийской и антиохийской) которая употреблялась до новейшего времени у принадлежащих к греческой церкви народов. |
| 64 об. научное учреждение, напр(имер) Академия Наук, сочло нужным командировать меня на конгресс. Так как до сих пор этого не случилось, то я уверен, что моя поездка не состоится, и что мне остается только от всей души пожелать Вам и конгрессу о блестящим успехом выполнить программу намеченных работ. Мой ответ на Ваше письмо запаздывает потому, что оно пришло ко мне только сегодня вечером из-за неисправности адреса (не указан дома). С глубоким уважением В. Бенешевич 6. НА БАН. Ф. 9к. Оп. 1. Д. 2381. Лл. 1–1 об. Г. Острогорский – В. Златарскому. 17 июня 1934. Почтовая карточка. Автограф. Белград, Глубокоуважаемый Василий Николаевич! Очень Вам благодарен за любезное письмо и за готовность, с которой Вы отозвались на мою просьбу, послав В.Н. Бенешевичу дополнительное приглашение через Академию в Петрограде. Было бы, действительно, прекрасно, если бы русское византиноведение оказалось представлено на Софийском съезде и А.А. Васильевым и В.Н. Бенешевичем . Понадеемся, что так это и будет. Простите, что в ответ на Ваше любезное письмо пишу Вам только сегодня, – был нездоров. Вы пишете, что хотели бы, чтобы сношения между нами были оживленнее. Поверьте, что это всецело отвечает и моим желаниям, как относительно лично Вас, так и/л. 1 об. относительно болгарской исторической науки вообще. С глубоким уважением искренне преданный Вам Г. Острогорский 7. ПФА РАН. Ф. 192. Оп. 3. Д. 95. Л. 106 На бланке оргкомитета конгресса византийских исследований. Помета В.Н. Бенешевича : «Получ. 34.» София, 28 юний 1934 год. Уважаеми коллега, В отговор на писмото Ви от 14 юний чест ни е да Ви съобщим, че по съвета на проф. Острогорски ние писахме още на 2 юний до академията на Науките в Ленинград, като я помолихме д изпрати свой делегат на конгреса в София и посочвахме по този случай изрично Вашето име. За жалост до сега нямаме още никакъв отговор от Академията, обаче ние се надяваме, че тя ще се съгласи да Ви командирова в софия и че по такъв начин ние ще имаме удоволствието да Ви видим между нас. |
| Вот еще случай, когда увлечение интеллектуальной историей заслоняет от Вас неприглядные соц. реалии. В своей статье Вы сочувственно пишете о " возвращении в состояние юной непосредственности Средневековья " . Звучит красиво, но Вы же отдаете себе отчет, что вся эта " юная непосредственность " держалась на эксплуатации крепостных крестьян? Неужели Вам по душе классовая мораль " непосредственных " феодалов (простенький пример: рыцарское обращение с Прекрасной Дамой - женщиной своего круга и jus primae noctis - по отношению к крестьянкам)? В Ср. века эти порядки существовали объективно, других просто не было, но теперь-то зачем их восхвалять? Или вот еще, раз уж Вы ссылаетесь на Вашу рецензию (очень интересную, на мой взгляд; с оценками писаний рус. философов я полностью согласен). Вы пишете там, что речь Хайдеггера была призвана " напомнить о... воинском призвании студенчества, необходимом при любом политическом режиме " . Все бы замечательно, только фашистский режим - не " любой " , а вполне конкретный, и в его условиях " воинское призвание " может заключаться только в ведении грабительских войн (а в Германии - еще и в организованном уничтожении " унтерменшей " ). Далее, Вы пишете о " завороженности тотальностью стиля - именно тотальностью, а не примитивно понятой тоталитарностью, причём неважно - фашистского стиля или большевицкого " . Дело тут не в словах, а в сути: Вы ставите на одну доску фашизм и " большевизм " , Германию и СССР и, тем самым, следуете совершенно антинаучной, антиисторической теории " тоталитаризма " . Наконец, я возвращаюсь к вопросу о вкладе Элиаде в науку. Уточню: под наукой я понимаю не свалку фактов, а _систему_ знаний, основанную на объективных _закономерностях_ изучаемого объекта. И никакая эрудиция (а она в религиоведческих трудах Элиаде налицо) не может заменить знания этих закономерностей и владения соотв. научной методологией. Приращение науч. знания опять-таки связано не с пустопорожними рассуждениями на " птичьем языке " , а с установлением ранее неизвестных законов (или все это теперь называется " пресным позитивизмом " ?). Так вот, чем же именно обогатил Элиаде науку в этом понимании? Вопрос вполне серьезный. Экономист, напр., может в двух словах объяснить, что нового внес Маркс в эконом. теорию. Историк права - вклад Бенешевича в источниковедение визант. права. Соответственно, религиовед может так же охарактеризовать значение Элиаде для религиоведения - если такое значение существует на самом деле. |
| Шварцем, была принята Фр. Дворником (Op. cit. P. 17). Однако ее оспаривает Вл. Фидас (Op. cit. P. 92). Согласно греческому тексту деяний Халкидонского Собора, после того как Пасхазин зачитал 6 прав. Никейского Собора в форме, принятой в Риме, Аэций, архидиакон патриарха Анатолия, потребовал, чтобы это же правило было прочитано в форме, известной нам ныне, то есть без слов των μητροπλεων (АСО II, I, 3. Р. 95 (454)). По-видимому, отсюда вытекает, что антиохийский текст стал использоваться вместо текста, бывшего в употреблении ранее в Константинополе и посланного архиепископом Аттиком (406–425) африканским епископам. Однако большинство историков считает, что повторного чтения 6 прав, в «правильном» варианте вообще не было. По их мнению, здесь имела место, по-видимому, интерполяция, сделанная переписчиком. См. по этому поводу нашу статью: Problemes primatiaux au temps du concile de Chalcedoine//Messager, 77. 1972. P. 35 – 62, особ. 55. 282 Gallica. P. 196; Isidoriana. P. 197; Dionysii I et II. P. 260. Тот же пропуск в GalloHispana (P. 196) и в версии Руфина (Р. 197); мы указываем эти версии отдельно, поскольку в действительности речь идет о перифразах. 284 Synagoga. P. 44. Nota 45; Бенешевич-1906. С. 86. Прим. 4 (греческий текст). Латинские версии, предполагающие μδεν в греческом тексте: Caeciliani. Р. 120; Attici. Р. 120; Gallica. Р. 198; Isidoriana. Р. 199; Dionysii I et II. P. 261. То же предполагается и в переводе, приведенном в Книге Правил (Правила I. С. 195). 285 Эта формулировка, так же как и другие подобные (ср., напр.: Конст. прав. 4; Хал к. прав. 6), иногда несправедливо считается проявлением неточности, связанной с зачаточным состоянием сакраментального богословия. В действительности, здесь наблюдается представление, являющееся аксиомой для всякого ортодоксального христианства; все, законным образом постановленное Церковью, есть выражение божественной воли. Итак, все, что этому противоречит, лишено всякой значимости. Такая точка зрения не исключала возможности использования принципа икономии в определенных условиях. |
|
|
