| А Эммануилыч написал «Куда ты идешь, Володя?». Он писал о том, сколько этот наместник выстрадал, прежде чем сел в этот автомобиль, о том, что немцев встречали одни, а другие были расстреляны немцами. Почему же тогда говорить именно об этих? Мало ли кто встречал — все, и коммунисты многие. Ответил здорово! А название «Куда ты идешь, Володя?» объяснялось так. Левитин писал: «Мы с вами говорили на джентльменских основаниях, а вы взяли мою статью, отнесли куда не следует. Куда вы идете, с кем вы — со стукачами?» Тендряков потом клялся — не знаю, можно ли ему верить, — что он ничего никуда не носил, что это была ошибка. Но этот памфлет вошел в сборник Эммануилыча, который вышел за рубежом. У него в те годы вышло два сборника (один — «Защита веры в СССР», второй — забыл, как называется) . Наибольшую славу ему принес памфлет в защиту Почаевской лавры, с которой происходили ужасные вещи. Ее терзали, ее убивали. Люди приезжали туда помолиться — подъезжала машина с милицией, сажали всех людей туда, вывозили в поле, оставляли и уезжали. Травили монахов, всякие гнусности делали. Анатолий Эммануилыч многое сделал для защиты Лавры, писал во всякие органы. И некоторые монахи, которые ушли оттуда, написали письма за границу. В то время еще никто в Советском Союзе не обращался открыто на Запад, это все было совершенно неведомо. А эти монахи написали какие–то просьбы — косноязычно и, в общем, не всегда точно. И к нам с Эшлиманом попали в руки эти бумажки. В разгар всех этих безобразий мы с отцом Николаем однажды прогуливались по нашему парку около дворца. (В Петровском, где стоял мой храм, есть дворец, построенный Казаковым. Дворец был разрушен, взорван, теперь от него остался один костяк и надпись: «Памятник охраняется государством». Рвали его на бут . Но белокаменные колонны еще стоят, и парк — точнее, кусочек парка.) Мы гуляли в парке, я сказал отцу Николаю: «Собственно, а почему вот таким несчастным людям писать? Давай соберем факты и напишем конкретно, адекватно и авторитетно, чтобы люди знали». Ну что ж, — он настолько пришел в экстаз от этой идеи, что стал меня целовать и вообще вознесся духом горе. А потом мы встретились с [отцом Дмитрием] Дудко и с другими и стали эту идею обмусоливать. И в конце концов почему–то — я сейчас не могу вспомнить, почему, все это теряется в памяти, — пришла такая мысль: «Зачем говорить про это, когда надо искать корень. А корень зла в том, что все происходит от попустительства архиереев. Те представители Церкви, которым это полагается, нисколько не борются за дело Церкви. Теперь, после передачи власти старосте, любая староста может завтра закрыть храм по своему желанию. Потому что ее вызывают в райисполком и говорят: «Закройте!» — а она находит причины к закрытию: «У нас там нет того–то, и того–то». И все, конец. Все упирается в Собор 1961 года. Надо каким–то образом выступить против него». Стали мы все это обдумывать. Эммануилыч стал свои мысли предлагать, и некоторые другие священники — не буду называть их имена . |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 35 голосов: 4.4 из 5) Оглавление Пельмени для Витальки - Ну, ты, братец, совсем обнаглел! — Голос монастырского келаря, отца Валериана, высокого крупного инока с окладистой чёрной бородой, дрожал от обиды и негодования. Обычно добродушный отец Валериан сейчас гневался. Он отказывался выдавать дежурному трапезнику, отцу Павлу, две упаковки пельменей с мясом вместо одной и сердито смотрел на Витальку: — Мало того, что ты в монастыре мясо лопаешь, так ты теперь его ещё в двойном размере лопать желаешь?! Невысокий, худенький отец Павел только пожимал плечами, а от вечно дурашливого Витальки и подавно внятного и разумного ответа не дождёшься. Он только кривил в улыбке рот да показывал на лишнюю пачку этих самых пельменей, дескать, не наедается он, Виталька, нужна добавка! На кухне были ещё два брата, но они по монашескому обычаю в чужие дела не совались, а молча и споро домывали посуду после братской трапезы. На кухне было тепло и уютно, горел огонёк в лампадке перед иконами, в окнах, покрытых морозными узорами, уже таял короткий зимний день. Сквозь узорчатое стекло было видно, как загораются окна в храме, — это дежурные иноки готовились к вечерней службе. Братия потрапезничала, и теперь пришла очередь Витальки. С тех пор как Виталька начал есть мясо, по благословению духовника обители он питался отдельно. - Искушение какое! Зачем только батюшка тебе в монастыре жить разрешает?! Ты же искушаешь братию! Проглот ты этакий! Безобразник! Келарь сердито шмякнул об стол замороженными пельменями и в сердцах хлопнул дверью. А тихий отец Павел смиренно раскрыл упаковки и высыпал содержимое в Виталькину кастрюлю, вода в которой уже кипела на огромной монастырской плите. Виталька скорчил довольную рожу и пошёл в трапезную слушать музыку. Раньше он свои любимые валаамские песнопения слушал в ожидании обеда, а сейчас какую- то уж совсем дикую музыку стал включать проказник, никак не подходящую для святой обители. Виталька жил в монастыре уже давно, духовник обители, игумен Савватий, забрал его с прихода, где он обретался в сторожке и помогал сторожам. Когда-то маленького Витальку подбросили в церковь, и подобрал его старенький вдовец, протоиерей отец Николай. Ребёнок оказался глухонемым. Батюшка возил малыша по врачам, и оказалось, что никакой он не глухонемой, а просто почти совсем глухой. Трудно научиться говорить, когда ничего не слышишь. Отец Николай вырастил Витальку как сына, купил слуховой аппарат. И малыш даже научился говорить, правда, очень невнятно, косноязычно. Только умер батюшка, а больше никому на всём белом свете Виталька был не нужен. |
| По логике же Сергея Бычкова, виноват в малодостойном поведении епископа-раскольника, затаившегося под омофором Константинопольского Патриарха, равно как и во всех остальных бедах этого мира, не кто иной, как лично митрополит Кирилл. А царь Иоанн Васильевич, соответственно, был повинен в том, что " не сумел встретиться " с укрывшимся от него в Литве князем Андреем Курбским. И так далее, согласно закону сюжетосложения сказки про белого бычка... Как справедливо, хотя почему-то в прошедшем времени и по обыкновению косноязычно пишет о Сурожской епархии С.Бычков, " она формально подчинялась и являлась частью Московского Патриархата " . М-да... " формально подчинялась... частью Московского Патриархата " . Прилежному читателю опусов нашего садовника слова, верно, не раз приходило на ум: все-таки напрасно Бычков так рьяно ополчается на Церковь Божию и ее верных служителей. Ведь любому, кто не вовсе лишен дара родной речи, давно уже понятно: главные враги дипломированного филолога Сергея Бычкова – согласование, управление и примыкание. Вот и бился бы до полной победы одной из сторон с нелюбезными и не поддающимися ему грамматикой, синтаксисом, практической стилистикой и логикой высказывания. Но их много, а он один. Вероятно, отсюда и вечные проблемы у Бычкова с культурой речи. Однако такие мелочи нашего сочинителя не волнуют. Не имея ни способности к адекватной самооценке, ни чувства реальности, он, кажется, метит никак не менее, чем в фактические обер-прокуроры Святейшего Синода. Что ж, на худой конец, неплохо уже то, что курьезное сочетание подобных амбиций с наличными дарованиями Сергея Бычкова обещает его заинтересованному читателю и в будущем немало веселых минут. " Это была прежде всего миссионерская церковь. И миссия владыки Антония осуществлялась среди англичан – людей, воспитанных в христианском духе. Для того чтобы сделать православие понятным и притягательным для англичан, богослужение совершалось на английском языке. Богослужение было очищено от позднейших наслоений и было предельно кратким " . |
| Вновь уляжется волна 19 . Вся Европа под пятой России. Или, как Хомяков предсказал: И другой стране смиренной Бог отдаст судьбу вселенной, Меч земли и гром небес 20 . От такого смирения, пожалуй, сам диавол не отказался бы. Но всего бесстыднее открывает Тютчев наготу славянофильства именно там, где оно всего стыдливее, – в вопросе о религиозном смысле самодержавия. Власть царя – и мирская, и церковная вместе, – власть от Бога, помазание Божие; царь не только царь – глава государства, но и первосвященник, глава церкви, наместник Христа, папа, хотя и обратный, потому что в Риме церковь становится государством, а в России государство – церковью. В этой противоположности двух теократий, восточной и западной, заключается главная мысль Достоевского, который идет дальше всех славянофилов; но и он до конца не доходит. Тютчев дошел до конца. О будь же, царь, прославлен и храним, Но не как царь, а как наместник Бога, т.е. как папа Третьего Русского Рима. Он божеством себя провозгласил. 21 О новом Богочеловеке Вдруг притча родилась и в мир вошла, – мог бы сказать Тютчев о нем же, о русском царе – первосвященнике. Между тем как новые «славянофилы» (Булгаков, Бердяев, Эрн, Флоренский и прочие «веховцы») косноязычно мямлят, – Тютчев говорит внятно: самодержавие и православие связаны, как внешность и внутренность, форма и содержание, тело и дух; самодержавие – апокалипсис православия; православие в самодержавии исполняется; разорвать их значит убить. И, наконец, последний вывод: русская всемирная империя. «Нельзя отвергать христианскую империю, не отвергая христианской церкви: они обоюдны (correlatifs). Церковь , освящая империю 22 , ее себе приобщила и сделала ее окончательной (абсолютной)». Единая вселенская церковь – единая вселенская империя. Ее восстановлению должны содействовать два великих дела: в области светской – образование Греко-Славянской империи; в области духовной – воссоединение церквей, или, вернее, поглощение западной церкви восточною. Империя существовала всегда, только меняла властителей. Четыре империи: Ассирийская, Персидская, Македонская, Римская. С Константина Равноапостольного начинается пятая окончательная, христианская; ее завершение – Россия. |
| Церковь же не может не накладывать на государство свою невидимую, и оттого насилующую десницу. Не в изнасиловании современной государственной культуры приходом, или обратно – смысл и цель подлинного церковного развития, а в умении найти выход для жизни в какое-то для государства невидимое измерение. Как скоро общественные символы этого измерения определяются в видимой Церкви, и далее, определяются в Церкви синодальной, символы эти становятся чересполосицей и только чересполосицей. Церковь всего мира, о которой так косноязычно и не канонично заговаривал Лев Толстой, является антигосударственной пропагандой для современного Вавилона; для синодального же сознания такая Церковь есть секта. Оба сознания (государственное и синодальное) правы, называя Толстого сектантом и анархистом, потому что Толстой начинал религиозно распахивать землю Церкви там, где завтра встанут параллели проспектов единого, по существу антирелигиозного, Града. Чересполосица! Как только мы проведем отчетливую границу между подлинным телом Церкви и её формальной оправой, обращенной к государству, мы проводим вместе с тем и резкую грань между последними устремлениями нашей души и формальной работой всего трехмерного человечества, направленной к осуществлению более близких, грубо осязаемых целей. Сочетаемы ли цели эти с последней религиозной целью: этот вопрос есть вопрос о пересечении параллельных линий в бесконечности. По Эвклиду линии эти не пересекаются вовсе. По Лобачевскому – пересекаются. В первом случае многодробная иерархия непересекающихся, не религиозных ценностей современной государственной культуры ведет прочь от иной культуры, религиозной: на ней не может не лежать антихристовой печати. И потому-то бесцельна открытая борьба с современной культурой; и приверженцы иной культуры должны бежать в катакомбы, ибо в граде века сего они как в тюрьме; деятельность их уподобляется бесцельному потрясанию тюремной решетки, собирающей лишь толпу праздных зевак. Деятельность эта для детей века сего лишь скандал в благоустроенном городе. |
| Еще хочется вспомнить о мужчине и женщине из Дома инвалидов, корпуса которого когда-то принадлежали обители. Никто не знал, кто они, откуда, как здесь оказались? От них узнать было почти невозможно: говорили они так косноязычно, что понять было очень трудно. Одеты они были убого и выглядели крайне странно. Мне рассказали, что они выпросили себе благословение у старцев послужить обители ради Бога тем, что было им под силу. В обители не было водопровода, был только колодец. Они ежедневно, невзирая ни на какую погоду, меняя друг друга, а иногда и вместе, с утра до вечера качали воду для нужд обители. Делали они это с такой радостью и серьезностью, что вызывали невольное уважение и преклонение перед их подвигом. Время шло, погода портилась, уже пора было ехать в Москву, а старец меня не вызывал, поэтому исполнить поручение о.Николая я не могла. Вместо предполагаемых трех дней я доживала третью неделю. Начинала сказываться усталость. В свободное от служб время я читала о глинских подвижниках и, желая чем-то помочь обители, послужить братии, заменяла иногда медсестру. Не могла не чувствовать тревоги братии, хрупкости существования обители. Решив ехать, я предупредила об этом Алешу. Он тут же передал ответ старца, чтобы завтра со всеми соборовалась. Исповедоваться я не собиралась, так как недавно была на исповеди о.Николая, а к соборованию стала готовиться. После литургии собралось человек сорок пять. Я стояла сзади. Вдруг около себя слышу голос о.Андроника: «Держи масло и ходи рядом со мной». Соборование продолжалось около трех часов. К концу у меня заболела голова. Думала только о том, чтобы о.Андронику было удобно и чтобы скорее все кончилось. Закончив соборование о.Андроник быстро направился в алтарь. Туг я его остановила, сказав, что мне надо уезжать, а у меня поручение к нему от о. Николая. Внимательно посмотрев и ударив меня ребром ладони по голове, он промолвил: «Потом, потом, иди отдыхать». По дороге в келью я почувствовала, что головная боль прошла. Я сразу же легла и «провалилась» в сон. Проснулась от тихого голоса: «Матушка, скорее... о.Андроник зовет». Это был диакон о.Павлин, келейник о.Андроника. Он очень меня торопил, я быстро собралась, и мы побежали. Я даже забыла листок, на котором у меня были записаны вопросы. |
| На страницах Евангелия от Иоанна Андрей появляется еще дважды - он ведёт диалог с Иисусом о хлебах и рыбе перед чудом насыщения пяти тысяч людей (6, 8-9) и вместе с апостолом Филиппом приводит к Иисусу эллинов (12,20-22). Существует апокрифический текст Деяния Андрея, созданный, по общепринятой версии, в III в. Прозвание звонкое: " Первозванный! " Он был призван первым, но в истории Церкви остался в тени своего брата, на котором Христос " основал Церковь " . Читая Евангелие, мы видим многоразличные споры между учениками о первенстве, но ни разу не видим, чтобы в этих спорах участвовал Андрей - единственный, у которого были все основания возноситься. У него действительно было больше опыта, но только то был христианский опыт - опыт постоянного, бесконечного смирения перед волей Божией. Ближе других апостолов он был к Руси географически. Но связь с " нашим " апостолом - прежде всего не в истории с географией, а в вере. Легенды лишь косноязычно выражают невидимое единство, единство в сораспятии Христу. Если оно есть - тогда русские имеют право изображать на государственном знамени андреевский крест ( " Х " ). После сошествия Святого Духа ап. Андрей отправился на проповедь Евангелия, посетил некоторые области Азии, откуда пришел в Грецию и основал в Византии епископскую кафедру, на которую поставил епископом Стахия; местом его проповеди были Эпир и Пелопонес. Находясь в Аргосе, посрамил красноречие и умствование софистов; оттуда отправился к брегам Черного моря, был в Синопе, затем прибыл в землю Иверскую, Сванетию, Осетию, где находится город Фостофор, шел по горам Кавказа и из Севастии. В наших землях Известный православный писатель А.Н. Муравьев в труде " Жития Святых Российской Церкви " (1860), сообщает слова предания, что апостол Андрей достиг берегов Тавриды, сначала города Боспора (ныне Керчь), потом отправился в Кафу (теперь Феодосию). Далее предание определяет путь апостола по Тавриде так: чрез Карасу-базар на Топлау или Отузы, чрез Сугдею (ныне Судак), горами на Копихор, к горе Демерджи, где на промежутке, недалеко от Кучук-Узеня, апостол останавливался для проповеди слова Божия. Полагают, что тамошний водопад, сохранивший название " Ай-Андре " , назван в память Апостола; близ водопада существуют развалины храма, кладку камня в котором определяют как древнюю. |
| возродивший иконоборчество, еще бывшее популярным в военной среде. Лидер иконопочитателей прп. Феодор Студит настаивал на полном невмешательстве светской власти во внутренние дела Церкви. Созванный Львом V Собор в храме Св. Софии (815) подтвердил постановления иконоборческого Иерийского Собора 754 г. и отверг решения VII Вселенского Собора в Никее. Сторонники иконопочитания, в первую очередь монахи, подверглись репрессиям. При Михаиле II (820-829) иконоборческий курс значительно смягчился; преследования монахов практически прекратились. В 821 г. преемником Патриарха Феодота I Касситеры стал не ревностный иконоборец Иоанн VII Грамматик, кандидатура к-рого считалась наиболее вероятной, а Антоний I Кассимата, не имевший прямого отношения к преследованию иконопочитателей. Умеренность иконоборческого курса обеспечила лояльность клира и части монашества. Михаил II попытался также восстановить союз с Римским престолом на компромиссной платформе, предложенной франк. имп. Людовиком Благочестивым: иконы разрешено помещать в церквах, но запрещено воздавать им поклонение. Сын Михаила имп. Феофил (829-842) возобновил репрессии против иконопочитателей. Наиболее известные исповедники этого времени - иконописец Лазарь и братья Феофан и Феодор Начертанные. При Феофиле К-польскую кафедру получил его воспитатель Иоанн VII Грамматик. Вдова Феофила Феодора , возглавлявшая правительство (842-856) при малолетнем Михаиле III, была сторонницей иконопочитания и окончательно восстановила его, постаравшись не допустить при этом нанесения ущерба авторитету имп. власти: К-польский Собор (843) подтвердил решения VII Вселенского Собора, но воздержался от осуждения последнего императора-иконоборца. Это событие получило название «Торжества Православия»; тогда же была составлена 1-я редакция Синодика в Неделю Православия , игравшего впосл. важную роль в закреплении правосл. вероучения. Окончательное восстановление иконопочитания привело к значительным изменениям в отношениях гос-ва и Церкви. Политика императоров-иконоборцев, особенно во 2-й период иконоборчества, была направлена на принижение авторитета К-польского Патриарха, подчинение церковной иерархии контролю светской власти и борьбу с влиянием монашества. |
| 773 Гесиод (греч. " Ησοδος; VIII-VII в. до н. э.) – первый исторически достоверный древнегреческий поэт, рапсод. По его собственным словам, Музы ему «дали жезл, сорвав ветвь зеленеющего лавра, вдохнули вещий глагол и велели воспевать род блаженных, вечно сущих богов» (Hesiodus, Theogonia , 30–33). 776 Симеон Метафраст (греч. Συμεν Μεταφραστς; ум. 960) – византийский государственный деятель при дворе императоров Никифора II Фоки, Uoahha I Цимисхия и Василия II Болгаробойцы, более известный как писатель – агиограф и гимнограф, составитель коллекции житий святых, переданных им в собственном переложении. Его именем надписано несколько сотен житий, однако значительная их часть в настоящее время считается псевдэпиграфами. В Православной церкви почитается в лике святых; память – 9 ноября. 777 Имеются в виду императоры-иконоборцы Лев V (813–820), Михаил II (820–829) и Феофил (829–842). 786 Слова κα τν θλων отсутствуют в editio princeps и внесены ван Дитеном по одной из рукописей (см.: Dieten, Bd. 6, S. 96, Anm. 260). 787 Феофан Начертанный (Феофан Грапт, греч. Θεοφνης Γραπτς, 778 – ок. 847) – монах, исповедник и защитник иконопочитания, богослов, гимнограф, впоследствии митрополит Никейский (842–847), родной брат Феодора Начертанного (см. т. 2, с. 311–312, прим. 445). Будучи сподвижником старшего брата в отстаивании иконопочитания, Феофан подвергся такой же пытке раскаленным железом, отчего и разделил с ним прозвище. Причислен к лику святых как преподобный Феофан исповедник , творец канонов (имеется в виду «канон», как гимнографическая форма, а не как норма церковного права), коих он написал около ста пятидесяти. Память 11 октября. 793 ν ξλω. В современной греческой Минее читаем: ν καμνω («в пещи»), но славянский текст подтверждает вариант, приведенный Григорой. 795 «Назнаменовати» (ц.-слав.) – наносить знаки. У Григоры: σφαγιζμενος, что можно было бы перевести как «заколаемый» (так и делает ван Дитен, употребивший здесь geschlachtet), но мы полагаем это опиской и читаем σφραγιζμνος, следуя тексту греческой Минеи и согласной с ней славянской. Дело в том, что правильно образованное причастие от σφαγιζω («закалывать, приносить в жертву») будет читаться σφαγιαζμενος, а форма σφραγιζμενος крайне редка: в TLG нашлось всего два примера – настоящий и еще один у Кирилла Александрийского (Cyrillus, Commentarii in Matthaeum (in catenis), Fragment 234.1). Кроме того, святой Феодор не был заколот, а подвергся клеймению. |
| 373 По смерти святого одна сумасшедшая женщина приходит к его гробу. На крик её сбежался весь город, все отложили страх перед царем – вероятно, Михаилом II, 820–829, – и прибыли сюда, чтобы видеть мощи («Дотоле царило зловоние ереси»): тогда и упомянутая женщина исцелилась от беса. Другая женщина имела слепого от рождения ребенка, принесла и повергла его к ногам святого: ребенок прозрел. С трудом, из-за тесноты, присутствующие могли предать земле тело Иоанна, который приложился к иереям как иерей, к мученикам как мученик, к преподобным как преподобный (§ 12). Не забудь, замечает агиограф, предстательствовать пред Богом о пастве твоей, но как ты при жизни пекся о ней, так и по кончине ограждай её, чтобы волк не вырвал овцы из стада (§ 13). Данные жития св. Иоанна слишком скудны и общи, чтобы на основании их можно было извлечь из памятника какие либо хронологические даты. Неизвестно, когда святой родился, неизвестно, когда он и умер. «Памяти» и житие приурочивают кончину его к 25 мая; из жития можно догадываться о кончине в царствование имп. Михаила Травла (820–829). В виду значительного, как можно думать, времени, проведенного Иоанном в Херсоне (до 823 года), и в виду короткого пребывания его перед смертью в Константинополе, можно допустить, что святой скончался в половине 20-х годов IX столетия. 363 Le Muséon. Études philologiques, historiques et religieuses. Louvain 1902, III, 103–123 (публикация van den Ven’a): Βος τοι πολιτεα το σου κα θεοφρου πατρς μν κα μολογητο ωννου, γενομνου γουμνου μονς τς παναγας δεσπονης μν Θεοτκου τν Ψιχ (Νκαι μν κα τρπαια πολμων). Из двух списков Monac. 366 положен в основу, из Barocc. 240 приведены варианты. Но в виду того, что первый, хотя и более старый, представляет из себе интерполированный текст жития по Оксфордскому списку, крупною ошибкой van den Ven’a было пользоваться списками так, а не наоборот. 365 μοναστν τε πλθεσιν ρετ κομντων ντι μπλω, так ошибочно в Мюнхенском списке, в Бароччиевом (Оксфордском); μοναστν ρετ κομντων μπλεως ν. |
|
|
