| Так что быстрый прорыв в школу чреват столь же стремительным отступлением. И если оно будет – не стоит опускаться до сетований про «происки врагов». Есть наши ошибки и их последствия. И именно они компрометируют действительно хорошую идею. Научиться говорить о своей вере с отстраненно-культурологических позиций важно для самой Церкви. В разнообразном и светском мире надо уметь объясняться с людьми. Не проповедовать, не обличать, не доказывать, а просто объяснять. Доказать и объяснить – две разные интеллектуальные процедуры. Доказать – значит передать мои глаза, понудить к согласию с моей точкой зрения. Объяснить – значит просто снять с себя клеймо идиота: да, мой мир другой, нежели ваш, но у него есть своя логика. При этом объясняющий сам учится смотреть на себя со стороны. И в итоге понимает неочевидность, а, значит, и логическую необязательность всех своих убеждений. А потому и сам проходит школу неосуждения инакомыслящего. Без этого осознания своей собственной «факультативности» Церковь ждет печальная роль старой брошенной любовницы, вечно комплексующей и скандалящей из-за осознания своей невлиятельности. Это очень трудно: христианство, как и любая сотериологическая религия, убеждено в том, что оно исключительно и сверхнужно людям: оно несет им «спасение». Но многие люди как раз и не видят той угрозы, от которых их якобы спасает Церковь. Классический сюжет триллера: малоадекватный «пророк» косноязычно пробует предупредить обывателя о катастрофе… Кто виноват в непонимании? «Обыватель» в силу своего статуса не обязан понимать мистические тайны. А вот миссия «пророка» как раз и состоит в установлении коммуникации, и если он это делает неадекватно, неэффективно – значит, несостоятелен именно он в качестве «пророка». Или, как сказал профессор Дамблдор Гарри Поттеру: «Гарри, я задолжал тебе объяснение. Объяснение ошибок старика. Юноше не дано понять, как думает и чувствует старик. Но старики виноваты, если они забывают, как это – быть молодым». Так что для самой Церкви важно поскорее бросить наводить косметику на свою привычную законоучительную проповедь и попробовать всерьез овладеть трудным искусством объяснения и диалога. |
| Так, многим верующим, поющим на клиросе, наша Триодь кажется, выражаясь в терминах архивистов, «сборником традиционного содержания». Между тем в XI–XIII веках в Цветной Триоди наряду с привычным нам пасхальным каноном святого Иоанна Дамаскина помещался пасхальный канон святого Андрея Критского, который позднее был перенесен на дни Светлой седмицы, на другие послепасхальные Недели, а затем исчез из церковного обихода. В описях рукописных хранилищ есть рубрика: Кондакари, однако сегодня в пользовании нашей Церкви такой книги нет. А исследователи, которые будут описывать книжную культуру Церкви конца XX — начала XXI века, должны будут посвятить не одну страницу Акафистникам, которые сейчас появляются во множестве. Наш сегодняшний традиционный Молитвослов, включающий молитвы утренние и на сон грядущим, правило ко святому Причащению с благодарственными молитвами, а также набор тропарей и кондаков, сформировался не так давно — ему всего около 300 лет. Даже сердцевина нашей богослужебной жизни — Божественная литургия — как известно, менялась на протяжении веков, меняется и до сих пор, причем некоторые изменения с благословения Священноначалия официально вносятся в богослужебные книги, а в некоторых случаях священнослужителю дается известная свобода — например, поминать (на проскомидии или на литии) тех святых, которые ближе ему по духу. К литургическому творчеству следует отнести и ту молитву, которая исторгается из сердца в критической ситуации и облекается в слова, которые успели прийти на ум в момент молитвенного устремления. Так, разбойник, висевший одесную Спасителя, не знал молитвы «Отче наш» — но был помилован, потому что действительно помолился: восславил Господа и, признав свою немощь, просил о помощи (Лк. 23, 33–43). Литургическое творчество не возбраняется Церковью. Но вместе с тем, чтобы молитвенный хор не распадался на отдельные вопли и чтобы не вопиять уж слишком косноязычно, Православная Церковь дает своим чадам книги — богослужебные книги, в которых можно найти необходимые для молитвы слова, дабы молиться всем «единым сердцем и едиными усты», поддерживая тем самым единение, соборность бытия. Да, и в последовании Литургии с течением времени происходили изменения, но вообще священнику предписывается служить по книге, не полагаясь на память, дабы не увлечься собственным творчеством и не упустить, по немощи, чего-то важного, «ибо аще иерей служити будет памятне без книги, смертно согрешит: зане многия споны, забвение же и запности тогда случаются, и не имать познати, что деет или глаголет, и во усумнение людей введет, и явленный порок забывся сотворит» (Служебник, «Известие учительное»). |
| Пельмени для Витальки. Рассказ – Ну ты, братец, совсем обнаглел! – голос монастырского келаря отца Валериана, высокого, крупного инока с окладистой чёрной бородой, дрожал от обиды и негодования. Обычно добродушный, отец Валериан гневался. Он отказывался выдавать дежурному трапезнику отцу Павлу две упаковки пельменей с мясом вместо одной и сердито смотрел на Витальку: – Мало того что в монастыре мясо лопаешь, так теперь ты его ещё в двойном размере лопать желаешь?! Невысокий, худенький отец Павел только пожимал плечами, а от вечно дурашливого Витальки и подавно внятного и разумного ответа не дождёшься. Он только кривил в улыбке рот да показывал на лишнюю пачку этих самых пельменей: дескать, не наедается он, Виталька, нужна добавка! На кухне были ещё два брата, но они по-монашескому обычаю в чужие дела не совались, молча и споро домывали посуду после братской трапезы. На кухне было тепло и уютно, горел огонёк в лампадке перед иконами, в окнах, покрытых морозными узорами, уже таял короткий зимний день. Сквозь узорчатое стекло было видно, как загораются окна в храме, – это дежурные иноки готовились к вечерней службе. Братия потрапезничала, и теперь пришла очередь Витальки. С тех пор как Виталька начал есть мясо, по благословению духовника обители он питался отдельно. – Искушение какое! Зачем только батюшка тебе в монастыре жить разрешает?! Ты же искушаешь братию! Проглот ты этакий! Безобразник! Келарь сердито шмякнул о стол замороженными пельменями и в сердцах хлопнул дверью. А тихий отец Павел смиренно раскрыл упаковки и высыпал содержимое в Виталькину кастрюлю, вода в которой уже кипела на огромной монастырской плите. Виталька скорчил довольную рожу и пошёл в трапезную слушать музыку. Раньше он валаамские песнопения слушал в ожидании обеда, а сейчас какую-то уж совсем дикую музыку стал включать, проказник, никак не подходящую для святой обители. Виталька жил в монастыре уже давно. Духовник обители, игумен Савватий, забрал его с прихода, где тот обретался в сторожке и помогал сторожам. Когда-то маленького Витальку подбросили в церковь. Подобрал его старенький вдовец, протоиерей отец Николай, и стал растить его как сына. Ребёнок оказался глухонемым. Батюшка возил малыша по врачам, и оказалось, что никакой он не глухонемой, а почти совсем глухой. Трудно научиться говорить, когда ничего не слышишь. Отец Николай купил ему слуховой аппарат. И малыш даже научился говорить, правда очень невнятно, косноязычно. Только умер батюшка, и больше никому на всём белом свете Виталька стал не нужен. |
| Я думал про себя: " Начищай, начищай, дочь моя, поглядим, что ты запоешь в воскресенье " . Настало воскресенье. Воскресенье как воскресенье, не какой-нибудь там престольный праздник, и народу как обычно, ничего особенного. Ну и беда! В общем, далеко за полночь она все еще скребла и наващивала при свечах. А несколько недель спустя, ко дню всех святых, явились к нам с громовой проповедью отцы редемптористы, молодцы что надо. Бедняжка ночи напролет ползала на четвереньках между своим ведром и ветошью - мыть так уж мыть, - так что даже колонны покрылись мхом, а в щелях между плитами стала прорастать трава. Никакими силами нельзя было ее урезонить, святую сестру. Послушать ее, так следовало бы выставить за дверь всю мою паству, чтобы господь бог не замарал ног, представляете? Я ей говорил: " Вы меня разорите на микстурах " - потому что несчастная старуха вдобавок отчаянно кашляла! В конце концов она слегла - приступ суставного ревматизма, сердце не выдержало, и - хоп! - вот моя монашка предстала перед святым Петром, В известном смысле она, конечно, мученица. И ошибка ее не в том, ясное дело, что она боролась с грязью, но в том, что она хотела с нею покончить раз и навсегда, как будто такое возможно. Приход - грязен, ничего не попишешь. Христианский мир - еще грязнее. Вот погодите, настанет Судный день, увидите, сколько нечистот придется вычерпать ангелам из самых святых обителей - лопатами, как из выгребной ямы! Так вот, дитя мое, отсюда явствует, что церковь должна быть хорошей хозяйкой, хорошей и разумной. Моя монашка не была настоящей хозяйкой: настоящая хозяйка знает, что дом - не дарохранительница. Все это поэтические бредни. Только этого я и ждал. Пока он набивал свою трубку, я попытался, довольно косноязычно, объяснить ему, что пример, выбранный им, не слишком удачен, что эта монахиня, умершая от трудов праведных, не имеет ничего общего с " простаками " , " голодранцами " , юнцами, которые " хнычут, вместо того, чтобы приказывать " . - Ошибаешься, - сказал он мне сурово. |
| Скачать epub pdf 1 . Если бы наше слово было подобно многогласному соловью, благозвучно поющему в весеннюю пору, то едва ли оно и в таком случае было в состоянии воспеть великий глас истины, рождающийся ныне; но так как наше слово и косноязычно и весьма незвучно, то как оно воспоет великую славу пророков, как прославит похвалу апостолов, как восхвалит чудо мучеников? И на то следует обратить внимание, что в отношении других святых один другого превозносит похвалами – высший высшаго, низший – низшаго, прославляемаго же ныне Сам Иисус Христос , Бог и истина, поставляет выше других, ибо говорит: не воста в рожденных женами болий Иоанна Крестителя ( Матф. 11, 11 ). Если же такая превосходная похвала высказана великому Предтече от божественнаго Слова, то разве может нуждаться он в нашем слабом слове, усердные слушатели? – Нисколько. Посему мы, только исполняя долг послушания и заповедь отеческую, покажем наше дерзновение, чтобы освятиться через одно воспоминание о Предтече. 2 . Итак, будем праздновать день сей, будем торжествовать праздник рождения не только мы, здесь живущие, но и вся окрестная страна мысленнаго Иордана (т. е. все верующие, крестившиеся). Приникнем к дивному чуду, размыслим о случившемся с Захарией, уясним бывшее с Елисаветой. Не от неизвестных родителей произошел великий Предтеча, а наоборот от весьма знаменитых и славных, чтобы уже через это он был отмечен Богом. Ибо отец его – Аарон и по седине и по достоинству, облеченный в священническия одежды, каковы: наперсник (нагрудник), нарамники, подир, хитон с бахромою, кидар и пояс, – одежды, украшенныя золотом и камнями, гиацинтом и виссоном. В таком виде он входил во Святое Святых для ежедневнаго священнослужения. Мать же его была подобна Сарре по славе своей и даже превосходила ее, как родственница Богоматери, ибо она неплодная родила по обетованию не Исаака, прозваннаго рабом Божиим, а Иоанна, бывшаго любимым другом Господа. О, неплодное чрево, родившее такого сына! О, безплодное поле, произведшее такую жатву! Посему-то не должно медлить применением к ней следующих слов велегласнейшаго Исаии: возвеселися неплоды нерождающая, возгласи и возопий нечревоболевшая ( Ис. 54, 1 ), ибо ты от неплодной утробы произвела крин чистоты, розу духовнаго благоухания, луг благотворнаго воздержания, дневное светило явления Христа, – Иоанна, богоизбраннаго воина небеснаго царства, прекраснаго невестоводителя Церкви Христовой, неумолкающаго свидетеля истины, – Иоанна, громкаго вестника покаяния, ангела Господня во плоти, указавшаго людям Агнца, вземлющаго грех мира... И я не мог бы обнять всех его достоинств, хотя бы присоединил и более имен, ибо много имен и много достоинств имеет тот, кто назван большим всех помазанников Божиих. |
| Уезжали от него люди окрыленные, словно воскресшие Действенность его молитвы была явственна. Сложные вопросы мирян, к которым обычным монахам и подступиться-то страшно, он решал часто двумя-тремя простыми словами. И примеры приводил все время от третьего лица, только потом ты понимал, что история именно к тебе относится – случайных слов у него не было. Уезжали от него люди окрыленные, словно воскресшие. Это было такое повседневное чудо. Стиль общения отца Адриана часто выглядел парадоксальным. Иногда он выслушает спокойно слова собеседника о каких-то серьезных вещах, а к сущим, вроде бы, мелочам прицепится – начнет развивать, акцентировать. А потом оказывается, что это совсем не мелочи. Дар прозорливости – само собой. Я однажды вышел за стены монастыря травки пособирать, и меня наместник застукал на «самоволке». Я ему говорю: вот, на пять минут всего вышел, – а он мне: «Пиши объяснительную». К батюшке Адриану пришел пожаловаться – и получил ответ: «Ты бы сказал: отец наместник, я вот на пять минут вышел и два часа гулял по лесу». А именно так и было! То есть я соврал, а старец меня и «поправил», как будто рядом со мной был. Спрашиваю о популярном с неких пор определении: почему отца Иоанна прозвали «пасхальным батюшкой», а отца Адриана – «великопостным»? – Отец Иоанн не ходил, а прямо летал от храма до кельи, – отвечает, улыбаясь воспоминаниям, отец Никон. – Каждое его слово светилось радостью, одной своей улыбкой всех согревал. Отец же Адриан был сдержан и внешне как бы суров, хотя согреть сердце мог не хуже. Я бы назвал его не «великопостным», а «утешительным старцем». Отец Иоанн сильно любил отца Адриана. Помню, бежит навстречу с объятиями – прижимает его к себе, а тот в ответ что-то косноязычно лопочет. Умилительно было видеть их вместе! Расцелуются и разойдутся. Иногда старцы друг к другу посылали прихожан. Отец Адриан говорил в таких случаях: «С этим иди к Ивану». Он его так называл… – Я хорошо помню встречу двух великих старцев, когда отец Адриан еще ходил, – вступает в разговор игумен Хрисанф. – Она на известной теперь фотографии запечатлена. Батюшка Адриан вышел однажды на улицу – ну прям как бродяга какой-то. Закатанная в шарики шерстяная кофта, руки в карманах, угрюмый, локоть торчит, спина согнута... И тут на него налетел отец Иоанн – весь круглый, быстрый, светящийся – и давай его обнимать, чего-то в ухо шептать. На это и правда нельзя было без слез умиления смотреть... У них двоих были разные формы подвига, но одно содержание, одна близость к Богу. То, что мы можем назвать «пасхальностью», отец Адриан искусно скрывал. |
| Л.Н. 28 февраля 2018, 14:16 Галина.Н. ну вы просто Шерлок Холмс! У вас просто мания какая-то,уже в третьем вашем комментарии вы уличаете людей в многоименстве.На мой скромный взгляд,вы часто заходите на этот сайт,чтобы излить свою желчь и похвастаться своим красноречием. Все время что- то ,кому- то доказываете,в чем то уличаете. По моему,слишко много на себя берете!Читаю вас и понимаю,что вы вообще НЕ ПОНИМАЕТЕ тему вопроса и к православию вообще никакого отношения не имеете. Вопрос:что вы делаете на этом сайте? Катя 28 февраля 2018, 13:49 ГалинеН: " с таким аналитическим умом Вам надо работать в бюро прогнозов " .)Вы так отчаянно защищаете прот.В.Головина, как ни один деловой партнер бы не стал, а подчас и родственник. Скажите, а лично Вам нравится его обращение, например, " как умненькие " ? ( " Как умненькие сейчас пойдете в трапезную " , - из выступления пресвитера). Фекла 28 февраля 2018, 13:29 Антонине:Насколько я узнала акафист по соглашению как треба в Болгаре стоит 400 руб.одно имя.Зачем же Ваша знакомая заказала столько акафистов за столько людей.Потому и цена...У нас например в храме сорокауст стоит 400руб. одно имя. Неусыпаемый псалтирь тоже недешево.Что-же людям,которые берут на себя труд за кого-то молиться не грех заплатить.И певчим за пение в храме платят.И батюшкам.И профессору Дворкину за лекцию.А кто что может делает бескорыстно.А Вы молитесь за других?Это большой труд и время и силы души вкладывают молящиеся.И многие вместо такого труда изберут лучше в офисе сидеть.Не хотите не заказывайте.Можно на все смотреть недобрым взглядом.Но добрый помысел всегда лучше. Фекла 28 февраля 2018, 12:51 Кате:Батюшка деревенский потому говорит языком простолюдина,косноязычно.Как я поняла, и это не противоречит святым отцам:Прозорливость святого от Бога -это у него " Поднимающийся в Боге " , " зашоренный " -это у него человек не святой,но и здесь может Бог действовать,как например в первосвященнике Каиафе,который прорек " Вы ничего не знаете и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб " . Св. апостол Иоанн указывая на важность священного сана, разъясняет, что несмотря на свой преступный замысел первосвященник Каиафа невольно пророчествует о Спасителе. А прозорливость экстрасенсов - от бесов.Читайте Святителя Игнатия Брянчанинова. |
| Анализировать содержание коммерческого культа Пузакова-Мегре — значит недопустимо унижать достоинство богословского разума. Дикая смесь языческих и оккультных идей с христианской терминологией сама выдает свое качество: шаровая молния, представляющая бога Анастасии, оставляет после себя запах «ладана и серы» . Что Пузаков через свою Анастасию проповедует язычество, не слишком им скрывается. Культ Анастасии он вполне ясно противопоставляет Евангелию: «данный образ по своему психологическому воздействию превосходит на несколько порядков все, ранее известные, включая классические и библейские» . Оказывается, святые равноапостольные Кирилл и Мефодий «по приказу» ввели новую письменность, чтобы лишить славян «знаний о первоистоках», «чтобы жрецам иным народы подчинялись» . О православных паломниках, отправляющихся в Святую Землю, читаем: «А россияне едут за тридевять земель, чужим богам поклоняться» . «Своих» богов Пузаков увидел в камнях Геленджика. Мегре претендует на то, что он передает «откровение». Поскольку ему отчего-то кажется, что пророк обязан быть косноязычно-превыспренним, то он и корежит русский язык под пригрезившиеся ему «пророческие стандарты» — «Сегодня день настал, когда необходимо подумать всей пастве исповеданий разных, как лидеров духовных от беды спасти». По справедливому заключению востоковеда священника Петра Иванова, «к сожалению, для значительной части последователей нового культа совершенно безразлично то, насколько противоречиво или бессмысленно то учение, которому они следуют. Они чувствуют себя вполне комфортно в атмосфере эмоционального и духовного хаоса». — А что ужасного в учении Льва Толстого? — Кощунствовать по поводу святынь народа — это непристойно. Взять, к примеру, Некрасова, о котором я не дерзну сказать, что он был православным христианином. Но с какой любовью он описывает храм… Для него это святыня не потому, что он в церкви ощущает Бога, а потому, что это народное утешение. Для Некрасова храм освящен не Духом, а народной слезой. Но все же — освящен. Поэтому он с такой любовью описывает все, что связано с православием. А Толстой? В его «Воскресении» есть совершенно дикая 39-я глава с описанием литургии в кощунственных тонах. Здесь художественный и человеческий гений оставил Льва Николаевича. |
| Да и один румынский режиссер рассказывал мне, что в крестьянском доме его отца все стены были заставлены книжными полками. То есть определение красивое, но не годится. Правда, у русской интеллигенции есть-таки одно слегка раздражающее свойство: стремление учительствовать, в тяжелых случаях доходящее до лжемессианства. Вот даже принято не без гордости говорить, что поэт в России — больше чем поэт. А так ли это хорошо? Почему бы поэту не быть поэтом? А потому что сейчас за давностью лет уже толком и не установишь, как разошлись в России Церковь и интеллигенция и кто первый начал, но чем дальше, тем крепче убеждение, что разошлись. Но действительно ли это так? Точнее — естественное это разделение или искусственное? Но так или иначе всегда в рассуждениях возникает главное: интеллигенты — они против Бога. А почему они против Бога? да потому что ряд церковных деятелей так считает. И заодно считает, что тем самым совершенно правильно православные должны быть против интеллигенции. И тут меня начинает одолевать смех. С одной стороны мне объясняют, что образованные люди все как один враги Церкви. Что странно по меньшей мере, потому что здесь наблюдается тенденция к объявлению Света истины темным суеверием. С другой — что образованный человек не может верить в Бога. Особенно умиляет, когда какой-нибудь завсегдатай инета достаточно косноязычно вещает, что он как интеллигент в Бога верить не может. Больше всего это все похоже на пламенную речь на Патриарших прудах Ивана Бездомного, который доказывал Воланду, что того нет. Так у апологетов разделения интеллигенции и (верующего) народа получается, что меня нет. А я все-таки есть, и мне даже есть с кем словом перекинуться. И все чаще так рисуют, что во всех бедах России и христианского мира в целом виноваты интеллигенты. Но вот беда: среди наших доморощенных ересиархов было довольно-таки много необразованных людей. А один из них произвел вообще нечто пленительное. Речь пойдет о секте серафимовцев, которая по причине преобладания в ее рядах слабого, но прекрасного пола называлась также «серафимовны». Основал ее в 70-х годах XIX века иеромонах Серафим, бежавший из монастыря в леса, где его нашли и арестовали. Своим последовательницам он присваивал звание матушек-игумений, и они распространяли его учение, имели право благословлять иерейским благословением, отпускать грехи. Девушки при вступлении в это сообщество давали обет безбрачия, женщины полагали себя в разводе. Мяса не ели. |
| мог бы сказать Тютчев о нем же, о русском царе-первосвященнике. Между тем как новые «славянофилы» (Булгаков, Бердяев, Эрн, Флоренский и прочие «веховцы») косноязычно мямлят — Тютчев говорит внятно: самодержавие и православие связаны, как внешность и внутренность, форма и содержание, тело и дух; самодержавие — апокалипсис православия; православие в самодержавии исполняется; разорвать их значит убить. И наконец последний вывод: русская всемирная империя. «Нельзя отвергать христианскую империю, не отвергая христианской церкви: они обоюдны (corrélatifs). Церковь, освящая империю, ее себе приобщила и сделала ее окончательною (абсолютною)». Единая вселенская церковь — единая вселенская империя. Ее восстановлению должны содействовать два великих дела: в области светской — образование Греко-Славянской империи; в области духовной — воссоединение церквей, или, вернее, поглощение западной церкви восточною. «Империя существовала всегда, только меняла властителей. Четыре империи: Ассирийская, Персидская, Македонская, Римская. С Константина Равноапостольного начинается пятая, окончательная, христианская; ее завершение — Россия». Что значит «христианство» этой христианской империи, видно из того, как Тютчев решает судьбы входящих в нее народов. «Или быть Польше, или быть России». А так как, разумеется, быть России, то Польше не быть: уничтожить ее, раздавить «под гигантскою пятою», и не ее одну, но и Австрию, Италию, Германию — все «богомерзкие народы». Давить и душить — «в одной руке распятие и нож», как говорит он о Первом и мог бы сказать о Третьем русском Риме. Человекоубийство под знаменем Христа; царство «Зверя» под знаменем царства Божьего. Византийская реставрация Тютчева, эта драгоценная ткань, оказалась непригодною для русской политики: дело обошлось дешевле. Но на полинялой тряпице современного славянофильского национализма, если всмотреться в него, можно узнать тот же византийский узор — «орлики да крестики», как на златотканой ризе Тютчева. Он вскрывает самую сущность того, что выдается и по сей день за «русский стиль», «русский дух». Тютчев не лучше и не хуже других славянофилов: он только правдивее всех. |
|
|
