| А еще – и это было спасение! мы – маленькие вахтанговцы научились дружить – на всю жизнь! Я просто должна назвать всех, с кем театральные гены навек связали такими узами, что прочнее всяких кровных. И еще нас связала война. Анишка Масс, Анишка и Мишка Горюновы, Валька Шихматова, Наталишка и Катюшка Захавы, Андрюшка Куза, Женька Рабинович, Маринка Меньшова, Аленка Щукина, Мишка и Кирка Рапопорты, постарше – Женька Симонов, Лешка Толчанов… И вот чего бы не хотелось оставлять за кадром, так это одно наше детское коллективное приключение! Известный день – 8 мая 1945 года! Канун Победы! От дяди Павлика Антокольского наша компания узнает, что завтра объявят День Победы! И мы придумали! Закрыли железную калитку к нам во двор и встали на посту. Когда после спектакля люди пошли домой, мы каждому говорили: «Вот дайте копеечку, тогда узнаете, что завтра будет». Нам давали копеечку, и мы доверяли нашу тайну. В итоге мы собрали на порцию «мороженого»! Побежали в «сотовый» магазин (его знают как смоленский гастроном) и там увидели хлеб!!! Мы купили без хлебных карточек(!) два малюсеньких кусочка черного хлеба, упакованных в прозрачные бумажки! Он пах, как «бородинский» хлеб, которого мы еще не знали. Кусали аккуратно по-честному, абсолютно счастливые. А назавтра мы отрывались, конечно, по полной программе – конец войне! Только сегодня не могу не признаться, что та война все еще длится во мне, где-то прячется в подсознании ее эхо. Вот и строчки написались сами собой: К войне возвращаюсь, и к детству, И к детству опять, и к войне, Навечно такое соседство Как будто назначено мне. И каждую боль, и несчастье С войною сверяю теперь, А с детством – и радость, и счастье, И невосполнимость потерь… Валерий Золотухин, народный артист России Я появился на свет за считанные часы до объявления войны – 21 июня 1941 года. В селе Белый Исток Алтайского края. Как мне мама рассказывала, когда меня принесли на первое кормление, и нянечка со мной вошла в палату, она сказала: «Бабоньки, война!» И вся палата заревела, поднялся вой, плач. У многих мужья и братья были в военных лагерях, к войне готовились. И мой отец тоже был на военных сборах. Вот так я встретил начало войны у груди моей мамы Матрены Филипповны, Царство ей Небесное. Так сказать, вкусил материнское молоко с ее горькими слезами. Отец меня увидел, когда мне было уже два года. Он пришел по ранению в 43-м. Я этого, конечно, не помню. А вот когда он вернулся в 46-м, помню хорошо. Мы с моим братом старшим кинулись к его чемоданчику, а там, кроме военного кинжала, – ничего! И вот я помню это разочарование: «О-о-о, а у него и подарков-то нет!». Как будто мы ждали с фронта подарков, а их не оказалось… |
| На хуторе Каттхульт в Леннеберге, где жил тот самый Эмиль – ну да, ты знаешь его, – в воскресенье после Рождества был пир, и приглашены были все жители Леннеберги – от мала до велика. Матушка Альма, мама Эмиля, славилась своими вкусными блюдами. Даже пастор и пасторша охотно бывали на пирах в Каттхульте. Не говоря уж об учительнице, которая была просто сверхсчастлива, когда вместе со всеми пригласили и ее. Ведь это куда веселее, чем сидеть одной в школе длинным воскресным снежным днем. Да, снега в тот день выпало много. Альфред, каттхультовский работник, все утро проездил на снегоочистителе, а Лина, служанка в Каттхульте, тщательно вымела крыльцо сеней, чтобы в башмаки гостей не набилось слишком много снега. Услыхав звон колокольчиков, Эмиль и его маленькая сестренка Ида бросились к окну кухни. Уже начали подъезжать на своих санях гости. Только учительница прикатила на финских санках, потому что у нее не было ни собственных саней, ни лошади. Но она все же радовалась, как жаворонок, это было видно издалека. – Сдается мне, будет весело, – сказала маленькая Ида. Ее папа, который как раз выходил навстречу гостям, проходя мимо, погладил ее по головке. – Да, будем надеяться, – сказал он. – Еще бы не весело, ведь все эти пиры влетают нам в копеечку! – В копеечку! Ничего не поделаешь, – сказала мама Эмиля. – Нас ведь всюду приглашают, так что теперь – наш черед. И в самом деле, это был веселый, хотя и не совсем обычный пир. И во многом – благодаря учительнице. Она была молодая, жизнерадостная и страх до чего находчивая. И когда все выпили по чашечке кофе, с которого начинался пир, и не знали, чем можно бы еще заняться в ожидании, пока подадут еду, учительница сказала: – Пойдемте на двор, поиграем немного в снежки. Такой дурости, да еще на пиру, в Леннеберге никогда и не слыхивали. Все удивленно посмотрели друг на друга, а папа Эмиля сказал: – Поиграть в снежки? Это что еще за дурацкая затея? Но Эмиль тут же выбежал из дому и ринулся прямо в снег. Вот это жизнь так жизнь, эх! За ним длинной вереницей выбежали все дети, которые были на пиру, – тоже очень оживившиеся. А учительница, в плаще и галошах, отважная и дерзкая, как полководец, уже стояла в дверях, готовая выйти во двор. |
| Конечно, такое низведение литургии до уровня какой-то требы частной — это тоже вещь совершенно ужасная, катастрофическая, и можно сказать, что это, наверное, тоже одна из причин страшного духовного падения русского народа, которое совершилось в начале века. Потому что, по существу говоря, это означало потерю евхаристического духа, потерю литургической жизни. Все это я говорю вам потому, что поминовение на литургии, на ектении — это есть некий камень преткновения даже в наши дни. И сейчас тоже можно от многих услышать недоумение: почему это у вас в храме не поминают по запискам? … благочестивый батюшка скажет — и я это слышал неоднократно — вот, был такой случай, один батюшка служил, служил, а потом умер, и вот явился ангел и сказал, что он в Царство Божие не попал, потому что вместо того, чтобы записки читать, он их под жертвенник кидал и не читал их. Ленился записки читать, поэтому Царства Божия ему не видать. Такие нравоучительные притчи и сейчас в ходу, и смысл имеют они очень простой: обязательно нужно читать записки, ведь записки народ подает, за записки народ копеечки дает, трудовые копеечки. Надо их читать, и вот усердные батюшки эти записки читают во время литургии по 40 минут и по часу. Я сам служил в таком храме, где после Евангелия проповеди не было, а начиналось чтение записок и продолжалось примерно час, и хор выходил покурить во двор, и регент говорил: «Что он, с ума сошел, как же это можно, какая же это литургия?». Так говорить о священнике, конечно, плохо, нельзя так говорить, он, конечно, имел свою благочестивую цель. Но это разбивает литургию совершенно, она теряет свой дух полностью, потому что бубнить записки с сотнями имен — это нельзя назвать литургией. Никогда такого на литургии не было и не могло быть, это есть, конечно, очень тяжкое и грубое искажение литургии. Приходится увидеть, что здесь не только доброе желание помянуть и помолиться за больных людей присутствует, но и некий коммерческий, экономический расчет, который вновь из проскомидии вытащил поминовение в литургию оглашенных. |
| Владыка явно был наедине с Богом. Это меня до глубины умиляло. Если же требовалось кому-то владыку о чем-то спросить, нужно было поцеловать его в плечо или слегка коснуться его. Не знаю, как для других, для меня как божий день ясно было, что в момент этот владыка лицом к лицу Живому Богу предстоит. И вдруг прикосновением требуют, чтобы он вышел из этого состояния. Мне со стороны и то ведомо было, как трудно ему с Живым Богом расставаться. И всего-то только по тому, чтобы копеечный вопрос выслушать... Необыкновенным усилием воли владыка выходил из своего молитвенного предстояния, осматривался вокруг, ища, кому он нужен? Владыка выслушает, сам же еще вопрос углубит, а потом раскроет его так, что ответы всегда оказывались потрясающими, нежданными. Еще обдаст вас любовью, согреет теплом. А потом еще добавит: «Нет плохих вопросов, есть плохие ответы...» Убедившись же, что больше в нем нет нуждающихся, закрывает глаза и вновь сводит свой ум в сердце. Тому дивился я, как может владыка достаточно спокойно молитвенно оставлять Бога Самого?! Улучив момент, я спросил: «Владыка! Для меня как божий день ясно, чего стоит вам во время стояния перед Живым Богом оставить Его, уйти от Него, доподлинно при этом зная, что и зададут-то вам копеечный вопрос? Где черпаете вы для этого силы?» Владыка улыбнулся и ответил мне: «Я знаю, что сейчас мир испытывает страшный духовный голод. Поэтому я Богу дал обет быть там, где я нужен». – Батюшка, позвольте коснуться темы более приземленной. Расскажите, пожалуйста, как вас пытались вербовать... – Случаи такие есть одновременно и испытание, и закалка. Вот пример. В семинарии в одиннадцать часов у нас отбой. В это время приблизительно раз или два в месяц в академию наведывалась «тройка " – двое в штатском и милиционер в форме. Они входили в вестибюль и сразу же поднимались в ректорские покои. Ясно было – так просто не уйдут, кого-нибудь уведут. В течение часа или двух кого-нибудь уводили. Что они уведут, это нам ведомо было, затем они и пришли. Вопрос – за кем, не исключено, что и за тобой... |
| Тихонечко положил свечки Богу, как та вдовица две копеечки принесла от чистого сердца, положила и все. Она не думала, кому ж деньги ее пойдут, последние две копеечки. Она принесла их Богу. Так и просфоры, и записки: тихонечко все подали в конце храма, в корзинку положили, эту корзинку принесли в алтарь, разбираем, читаем, поминаем, частички вынимаем. И за милостыньку, за гроши Бога и вас благодарим. Вот так нужно культурно поступать всегда в храме Божием, чтоб ни толкотни, ни хождения, сохрани Господь, бесконечно повторяю, криков чтоб не было. Чтобы не превращать храмы — во что? — в сумасшедший дом: ах, хрю-хрю, и начинает там биться в истерике. Ложь это все, можно всегда себя сдержать. Знаю, болеют люди тяжко, нервно, душевно, духовно болеют. Крепись, молись, стань на колени; муть у тебя в голове — тихонечко выйди на улицу, на свежий воздух, побудь, зайди и вновь молись. Не вводи никого в искушение. Как легко и радостно молиться в храме, когда мертвая тишина, спокойствие, благоговение и не замечаешь времени! Я даже не опомнился, как уже совершили мы Божественную литургию. — Опомнились вы, надоело вам молиться или нет? — Нет. Мгновение проходит, единое дыхание проходит. Вот что значит вместе молиться, в дисциплине молиться, не искушая никого, а сердцем молиться и светлым своим христианским разумом. Вот этого — доброй молитвы, доброго поведения и радости духовной — не лишай нас никогда, Господи, в жизни нашей земной дальнейшей. Учитесь быть именно молитвенниками в храме Божием. Учитесь именно быть не отребьями-искусителями, как в других храмах Божиих, с печалью смотришь, — разговаривают, толкаются на клиросе эти певчие так называемые, растрепанные эти артисты стоят. Да лучше те бабки пусть поют беззубые, чем эти вот певчие так называемые, артисты накрашенные. Это уже плохо. А когда все единым сердцем, единым вздохом молятся — как радостно тогда за этой литургией. Поэтому думайте и, когда в храмах Божиих находитесь, никогда не потворствуйте этому злому человеческому делу. |
| § 49. К обыску должны быть принимаемы до повенчания брака и все те документы, какие по закону должны быть отбираемы священником от лиц, вступающих в супружество (сравн. выше Отд. VI, §§ 35–41; Отд. VII, § 46). – При этом с паспортов и других видов, по которым жительствуют известные лица и вступают в супружество, а также и иногда с их метрических свидетельств, должны быть снимаемы особые верные копии, которые потом и хранятся при обыске; подлинные же документы могут быть, по обычаю, возвращаемы жениху и невесте, с необходимою только пометкой на паспортах их, с кем, когда и в какой церкви данные лица повенчаны, как указано выше (см. Отд. VI, §§ 36, 38). – Для большей же верности дела всего лучше возвращать помянутые документы, кому следует, под расписку получающих оные, которую они должны производить тут же на копиях, снятых с этих документов, чтобы потом удобнее было хранить ее в церкви до востребования. На основании существующих узаконений «из числа оставляемых при церквах копий с документов для совершения брака подлежат оплате 60 кои. с листа гербовым сбором копии с таких документов, которые сами подлежат оплате означенных сборов.» – Кроме сего, так как «по принятым по духовному ведомству правилам дозволяется писать на одном листе нужные для брачующихся лиц сведения: а) о рождении; б) о вероисповедании; в) о бытии у исповеди и си. причастия и г) о беспрепятственности к совершению брака со стороны причта и родителей брачующихся лиц, и т. п., то все таковые сведения могут быть написаны на одном листе 60-копеечной гербовой бумаги, или на одном же листе простой бумаги с наклейкою на оной одной 50-копеечной гербовой марки» (Указ. Св. Син. 23–30 Сент. 1877 г. 1413). К этому нельзя не заметить, что закон наш вообще не упоминает о письменных свидетельствах на дозволение в брак со стороны родителей и опекунов, а потому свидетельства эти для обысков обыкновенно у нас не требуются (Курс гражд. права Победоносцева, С. П. 1871 г. стр. 25; сравн. Св. Зак. т. X, ч. 1, ст. 6). – Но в случае, когда бы от кого из родителей последовало запрещение на известный брак, то венчание такового брака, будет ли запрещение это заявлено письменно или устно, отнюдь не дозволяется (сравн. выше, Отд. VII, § 42). |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 11 голосов: 4.4 из 5) Голос сердца Правдивый рассказ 1 Стоял ясный, морозный ноябрьский день. Белый пушистый снег застлал ровным ковром московские улицы. По первопутку весело поскрипывали полозья мчавшихся саней. Лица прохожих казались свежее, оживленнее обыкновенного. По Тверской улице, направляясь к булочной Филиппова, проходили офицер и дама. Дама была одета во все черное. Они хотели зайти уже в булочную, как услышали вдруг позади себя тонкий, жалобный, гнусавый детский голос. — Подайте Христа ради! Барынька, миленькая, красавица, подайте копеечку… Барин, хороший, подайте на хлеб!.. Ради Христа… Два дня ничего не ела… Этот заученный детский лепет то звучал назойливо, то прерывался, потом опять дребезжал, как надтреснутый колокольчик. Дама в черном оглянулась и схватила вдруг офицера за руку. — Смотри, смотри, Володечка!.. Смотри скорее!.. — задыхающимся шепотом проговорила она. — Что, милая, смотреть? — удивился он и тоже оглянулся. — Смотри… Девочка… — Что ж такое? Маленькая, грязная нищенка… — Володечка, посмотри: глаза, рот, нос!.. Ужасно похожа!.. — взволнованно продолжала молодая женщина. — Нисколько не похожа. Тебе все это кажется, милая, уверяю тебя, — ответил офицер. — Похожа… Особенно глаза… — Что ты! Что ты! Решительно никакого сходства… Тебе это только кажется… — Право, похожа, Володечка… Что-то есть родственное в лице… Дама остановилась около маленькой нищенки, и стала осматривать ее с ног до головы, не сводя с неё глаз. Девочка, заметив, что на нее обратили внимание, заныла еще визгливее прежнего: — Миленькая, барынька, красавица, подайте Христа ради копеечку. Отец убит на войне… Мать без работы, больная лежит… Подайте несчастненькой, Христа ради! — Пойдем, Маруся… Нельзя же в каждой нищенке видеть сходство, — настоятельно проговорил Офицер. Дама, как будто вздрогнула, сделала несколько шагов, но потом опять остановились. Офицер взглянул на жену. Из её больших серых глаз неудержимо катились крупные слезы. Вся она вздрагивала от тяжелого, по-видимому, едва скрываемого горя. |
| Когда монетку жалко Священник Антоний Гусев о пользе христианской «жадности» и «как бы православных» Степан Игнашев Быть в Бурятии, хоть и проездом в Монголию, и не поехать на Байкал было бы странно. Особенно если время позволяет. Да, Улан-Удэ – прекрасный город, чистый и убранный, и (если не считать головы Ленина на центральной площади) впечатляет по-доброму. Вывод: срочно на Байкал. Позвонил водителю, тот с радостью согласился, оценив любознательность и уважение к красотам России, показать хоть часть славного и священного моря. Насчет священного, правда, вышли трудности. Дело в том, что водитель мой, Наиль, оказался верующим человеком. Не в Христа, правда: в кого угодно, только не в Христа. Чего и не скрывал: проезжая мимо очередного «места силы», по его словам, брался за амулет у лобового стекла, шептал какие-то «свои» мантры и вопросительно смотрел на меня: чего это я помалкиваю. А я вообще человек не то чтобы разговорчивый – в этом же случае ушел совсем уж в глухую оборону и молился про себя: смотрю на действительно потрясающие красоты, Саяны вдалеке, холмы и леса, вспоминаю псалом «Вся премудростию сотворил еси» и стараюсь не реагировать на прозелитические поползновения Наиля. Хмуро так стараюсь. Далеко мне до совершенства, в общем. Наиль не унимается: «А вот тут, смотри, еще одно место силы” – здесь вода самая чистая, пошли наберем! Да, и вот тебе 10 копеек – это жертва духам, чтобы всё было хорошо. Возьми – положишь, и всё сбудется!» «И вот тебе 10 копеек – это жертва духам, чтобы всё было хорошо. Возьми – положишь, и всё сбудется!» – Не, – говорю, – не тот случай. Наиль аж поперхнулся: – Это еще почему? – Потому что я христианин, и не пристало христианину деньги духам класть. Не те взаимоотношения. – Но сколько ваших, православных, когда со мной на Байкал ездят, всегда кладут копеечку, чтобы духов задобрить. Странный ты какой-то православный. – Сам боюсь. Съездили на озеро, походили по берегу – о красотах говорить не буду, потому что лучше все-таки самому увидеть. Обратно ехали, к счастью, обсуждая другие темы: Наиль понял, кажется, что бывают, оказывается, разные православные, и свои духоносные рассказы оставил. А меня терзало это его «сколько ваших кладут копеечку, духов задабривают». Интересные какие, думаю, «наши». |
| К сожалению, спасти девочку не удалось… Но мы знаем много случаев и с хорошим концом. Конечно, очень важно, чтобы человек жил долго и счастливо, но еще важно, чтобы он не был брошен в беде. И для этого единство – прекрасный инструмент. Человеку нужно просто позволить посмотреть на себя самого и понять, что в нем это единство есть. Мое глубокое убеждение – нужно перестать говорить о войне и начать говорить о мире. У нас День народного единства совпадает с праздником Казанской иконы Божией Матери. И по-моему, это прекрасный повод сказать: «Миром Господу помолимся!» Вот миром. Соберемся и миром помолимся, все вместе. Понимаете, любая война разделяет. Любой мир – соединение, единство. Мы очень много говорим о войне, всячески ее поэтизируем. Она, конечно, была героической, но это – огромное несчастье. Нужно попытаться всем вместе, в единстве собраться, чтобы войны нигде не было, и прежде всего – в наших головах. Чем больше мы эту войну в голове выращиваем, тем больше у нас таких мальчиков, как Владислав Росляков из Керчи, будут ходить по учебным заведениям с ружьем. Связь настолько прямая, что аж страшно. И неплохо бы нам, христианам – католикам и православным, перестать между собой воевать, а то почитаешь форумы – волосы дыбом встают. К человеку надо быть добрее и внимательнее. Дети разбивают копилки, пенсионеры откладывают копеечки – чтобы помочь другим Елена Смирнова, руководитель фонда «Созидание» Елена Смирнова Народное единство у меня никак не ассоциируется с «красным» днем календаря или какой-то политической партией. Мне кажется, народное единство, к сожалению, обычно случается во время трагедий, как например, в Крымске, когда все объединились и помогали людям в ситуации наводнения, или в Забайкалье, или когда горели леса, пропадали люди… Но люди могут объединяться и в радости. Например, акция «Дети вместо цветов» объединила миллионы людей, которые помогли еще тысячам. У нас в фонде есть акция «С миру по монетке», и в ней участвуют и дети, которые разбивают свои копилки, и пенсионеры, откладывающие копеечки, чтобы помочь другим. И именно фонды объединяют людей какой-то доброй идеей, и она всегда работает на благо. Здесь не важно, есть ли какая-то политическая или историческая дата, главное – вместе люди могут сделать одно общее доброе дело. |
| ЛюдмилаВ. 11 августа 2013, 11:42 очень напоминает монголо-татарское нашествие, только без военных действий. Мы уже живем в оккупации мусульманской, они везде, куда взгляд ни кинешь, везде их речь, стайки молодых крепких людей. Дай только им клич - и перережут нам глотки без всякого сожаления, а мы и не пикнем и своего брата защищать не пойдем, т.к. боимся всего и всех. Каждый охраняет свою норку, не думая о том, что норка-то не защитит в крайней ситуации. Так уже было в Чечне, когда вырезали наших людей, а наши так называемые казаки даже не рыпнулись защищать соседей. У нас отбирают юг России, а мы молча переезжаем в другие города. И ведь все закономерно. Если мы сами себя не уважаем, не уважаем свой народ, историю, землю,старшее поколение, детей, то кто же нас будет уважать? Об нас и вытирают ноги, А МЫ ВСЕ РАВНО МОЛЧИМ. СТРАШНО ПОТЕРЯТЬ СВОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ!!! ДА И КОПЕЕЧКА У ЧИНОВНИКОВ ЛИШНЕЙ НЕ БЫВАЕТ. Копеечка-то она повыше любви к своей стране. Так кто же виноват? Они? нет, мы сами позволяем им всё, они только пользуется нашим молчаливым согласием. «Не бойся врагов - в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей - в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство (Эберхард)» дмитрий 11 августа 2013, 09:18 Я всю жизнь живу в москве.То что счас вижу это не мой город,от этого становться только больно и досадно Трифиллий 11 августа 2013, 08:51 Откуда столько мигрантов? Они что, все беженцы? Пока Западная Европа сама за себя всю чёрную работу делала, то все в стране свои были. Потом прислугу из колоний привезла, и пошло-поехало. Обленились! Бог пока хранит Украину, Белорусию и Молдавию тем, что они не богаты и всю чёрную работу народ делает сам. Там есть мигранты и иноверцы, но нет такого беспредела. А нашествие иноверцев Господь попускает за грехи наши. За какие?... Не только за лень! Сергей 9 августа 2013, 21:26 «А Родину нашу кто защитит?» На вопрос хочу задать встречный вопрос, - а разве кто-то напал на нас? |
|
|
