| На стройке храма работали совершенно разные люди. Работал Виталий Николаевич – это бывший генеральный директор «Артека». Когда Советский Союз развалился, его «ушли» из «Артека», и он как-то заболел, его супруга пришла в церковь, был не особо и верующий, можно сказать, коммунистом был, а батюшка поехал, причастил его, поисповедовал, а потом попросил его помочь ему строить церковь. Он бы не согласился, но за день до этого он увидел сон, что едет он на своей «Волге» (у него была спец-«Волга» как у директора «Артека», такая хорошая, добротная «Волга») на какую-то гору, а на горе стоит церковь. И у него такая мысль: «Надо строить! А что же строить, она уже построена?» На следующий день к нему обращается мой батюшка: «Не поможете ли вы мне построить церковь?» – «А где?» – «А вот на горе». И он, действительно, человек большого ума, на лету схватывал строительные премудрости, то есть он был партработником, он занимал руководящую должность всесоюзного значения – генеральный директор «Артека», он выиграл этот всесоюзный конкурс. А тут пришлось, что называется, засучить рукава, в буквальном смысле, месить раствор, мешать бетон, класть кирпичную кладку, читать чертежи – и он прекрасно это все делал. И вот, он мне какие-то давал задания. Я помню, как мне не нравилось выравнивать кривые гвозди. Но пример этого человека, его совершенно бескорыстного служения, практически за какие-то копеечки на строительстве храма, дал для меня добрые какие-то всходы. Были и другие люди на строительстве храма, и каждый из этих людей – это какая-то уникальность. Покойный Александр Петрович, мы его просто называли Петровичем. Это человек, который сидел по зонам много лет, который пропитался этим духом. Это была совершенно колоритная личность. Он пил. Пил страшно, уходил в запои, батюшка увольнял его, потом приходила его мама 90-летняя, просила, чтобы приняли ее сына обратно, батюшка принимал, ругался с ним за пьянку, он все равно пил. Был такой однажды случай. При храме была баба Люба, которая за всем следила, и она увидела, что Петровичу свадьба подарила бутылку водки. |
| Приведу вам пример чуда исцеления и ресоциализации, и даже медицинского чуда! У нас была на реабилитации девушка-москвичка, трудилась, помогала при монастыре, мы ставили ее на хозяйственные послушания, за время реабилитации она воцерковилась. Со временем она вышла замуж за сотрудника монастыря. Несмотря на неблагоприятные прогнозы (у нее, как и у многих наркоманов, был гепатит «С»), она забеременела. В период беременности еженедельно приходила в монастырский храм на исповедь, причащалась. Благодаря ее вере и помощи Божией у нее полностью пропал гепатит «С». Просто исчез! Теперь она абсолютно здоровый человек. У нее семья и здоровый ребенок. — К вам в монастырь приезжает очень много паломников. Это тоже жертва — монастыря миру. Но не мешает ли это духовному деланию? — Конечно, большое количество паломников привносит свои особенности. С одной стороны, вроде бы это хорошо, когда пришли люди, оставили копеечку-пожертвование, но когда много людей — много и суеты. Вопрос организации паломников на территории монастыря сложный. Толпа паломников может буквально оставить за собой вытоптанное поле, как это бывает, к примеру, у источника Тихона Калужского после дня памяти святого. Вытоптана каждая травинка на территории источника. Чем лучше сестра помолится, тем легче ей справиться с потоком паломников. Поэтому, я считаю, в монастырях, где много паломников, должны быть скиты, куда сестры могли бы периодически уезжать для молитвы. Мы стараемся чередовать различные суетные послушания с храмовыми — это дает возможность сестрам духовно и душевно восстанавливаться. — Выходит, монах все-таки живет в первую очередь уединением и лишь потом — жертвенным служением ближним? — В моем представлении, жертвенное служение возможно только после того, как монах пожил настоящей монашеской жизнью. Я не говорю, что совсем уединенной — мы не такие уж скитские монахи, как в древности. Но уставная монастырская жизнь дает возможность с меньшим уроном для духовной жизни общаться с мирскими людьми. А если человек сначала наобщался с мирскими людьми, то после его уже не загнать в рамки монашеского устава. Поэтому надо сначала научиться молиться, а потом уже выходить на служение людям. |
| Впрочем, книги о монашестве и о сильных духом были прочитаны гораздо позже, а тогда об этом рассказывала сама жизнь. Монахи действительно несли на себе главные тяготы и работали намного больше других. Тяжелее всего было расчистить руины и вынести из монастыря буквально тонны мусора. Техники никакой — лопата да носилки. Бери больше — кидай дальше. Бывало, несёшь эти тяжеленные носилки, и сил уже нет: не могу, надоело, устала, брошу. Но тут у тебя перехватывает носилки будущий игумен, а тогда ещё студент-паломник. — Отдохни, сестра, — говорит он, улыбаясь. — Знаешь, я иногда так изнемогаю на послушании, что решаю всё бросить и сбежать из монастыря. А потом говорю себе: нет, лучше умру на послушании. А как только решаюсь умереть, сразу оживаю — сил прибавляется или на лёгкое послушание вдруг переведут. Вот тайна монастырского послушания: сначала горделиво думаешь — это мы, молодцы-герои, возрождаем монастырь. А потом понимаешь — это Господь возрождает наши души, исцеляя их от застарелых страстей. Тут не носилки тяжёлые, а груз грехов — лень, расслабленность, а главное, гордость: как это меня, кандидата наук, заставили выносить на носилках всякую дрянь? Сначала возропщешь, а изнемогая, помолишься: Господи, Ты был послушлив Отцу Небесному до самой смерти, а я на послушании у Тебя. Но я такая немощная, нетерпеливая, гневливая! На послушании особенно остро ощущаешь свои немощи и грехи. А сила Божия в немощи совершается. Надо всего лишь выдержать лечение и немного потерпеть. И вдруг подхватывают тебя вместе с носилками некие сильные руки, и несёт уже ветер Божией благодати. Ради этих минут неземного счастья люди и живут в монастыре. Все силы, рубли и копеечки были отданы тогда на возрождение монастыря. А монахи спали на полу в полуразрушенных кельях, где сквозили окна и стены, и плохонькая печь почти не давала тепла. А потом выпал снег, и половина братии, простудившись, слегла. И тогда отец наместник распорядился выдать каждому монаху тёплое одеяло. Об одеялах надо сказать особо. Во времена «окопного» быта большинство паломников ночевало на полу в церкви. Одеял и матрасов хватало лишь на детей и старушек. А остальные ночевали так: одной половиной пальто укроешься, а другую подстелишь под себя. Среди ночи просыпаешься от холода — вытопленная с вечера печь уже остыла, и вымораживает стены зима. И тут замечаешь движение в храме — один за другим входят монахи и укрывают спящих своими одеялами. Сквозь сон замечаю, как меня укрыл своим одеялом старец Илий, а потом начал растапливать печь. Спишь под тёплым одеялом, как у Христа за пазухой. И вдруг будит мысль — это мне тепло, а каково другим? Кто-то, согревшись, уже укрывает своим одеялом соседа, а тот чуть позже передаст одеяло другим. |
| Прихожу я к Бабушке в келейку со своим Иерусалимом, сажусь перед ее образом, и выспрашиваю, как быть и что делать... Сколько уж времени тогда прошло - не помню (иной раз, так заговоришься со святой, что обо всем на свете позабудешь), опомнилась, гляжу, а в келейке-то кроме меня никого и нет, а за окошком смеркается. Собралась уходить, пытаюсь дверь открыть, да она заперта! Тут я начала стучать и людей звать: откройте, отворите... А сама уже понимаю, что закрыла меня Бабушка не просто так, а потому что не благословляет в Иерусалим ехать. Выпустили меня через какое-то время, подивились, как это я так спряталась, что меня не заметили: только я не пряталась вовсе. Приезжаю в Оптину, рассказываю Батюшке: так, мол, и так... закрыла меня Бабушка, а он и говорит: «вот и сиди тут, нет тебе благословения на Израиль». Признаться честно, хоть и очень хотелось мне в Святую Землю, но я совсем не огорчилась: ведь получить Бабушкино благословение (даже если это запрет) значительно дороже, чем творить свою личную, пусть и самую праведную волю. Веселилась душа моя, что Бабушка-Птичка обо мне перед Господом попечение имеет! Ведь общение со святыми - слаще мёда! Радовалась я, значит, благодарила, а сама, между тем, молиться о Святой Земле не переставала... Вот вскоре все и разрешилось. Примерно через месяц приезжаю снова в Клыково. Захожу в храм и вижу: стоит у алтаря большой ящик, а на нем табличка: «Сбор пожертвований для пострадавших в Сирии». «Ай, да Бабушка, - думаю, - ай, да молодец! И тут мы с ней об одном переживаем (к тому времени я уже молилась за полыхающую войной Сирию). Подумать только, сам-то монастырь небогатый и строящийся - самому средства нужны, а взялся помогать такой далекой Сирии!» Достаю на радостях кошелёк, а там всего рублей пятьдесят, наверное, да и те россыпью... Огорчилась, конечно, что маловато, но все до последней копеечки в тот ящик и отдала - полная мера. Буквально через пару дней звонят мне из моей редакции и говорят, что «есть возможность с делегацией общественных дипломатов поехать в Сирию», а потом и задают самый важный вопрос: нет ли у меня израильского штампа в загранпаспорте, ведь с ним в Сирию не пускают... Тут-то и стало мне понятно, отчего Бабушка в Израиль не пустила: меня, оказывается, другая Святая земля ждала! Спрашиваю благословение у духовника – естественно, зеленый свет. Так, через пять дней, под залпы разрывающихся снарядов, я впервые ступила на святую землю Сирии, матерь трех авраамических религий... И это была любовь с первого взгляда: Бабушка знала, куда меня отправлять! |
| Брань была настолько сильной, что вопрос: жить или остаться в монастыре – был отнюдь не риторическим, и он выбрал: лучше умереть, но не покинуть Иоанно-Предтечского скита. Наконец его постригают, но только потому, что опасаются близкого конца. Краткая передышка, в 1902 году открыт келейный постриг, он иеромонах, но и это еще не делает его «своим». Начинается русско-японская война, и спустя два года его, больного и даже не имеющего достаточного опыта службы, буквально выпроваживают полковым священником в Манчжурию. Три года отец Варсонофий служит, исповедует, причащает офицеров и солдат в госпиталях между Муллином и Харбином. Время «обнищания» ради Христа – забвение собственных немощей, пожертвование покоем, даже отчасти келейным молитвенным правилом, ежедневный искус на терпение. Трижды его жизнь оказывается «на волоске». Ад шел за ним по пятам и больно мстил, ведь он был почти «своим», он, будущий святой, был когда-то среди отпавших… «Он будет таскать души из ада» Тяжелый излом в его жизни произошел в пору 20-летия, когда он переехал из Петербурга в Москву. Как уловляет враг, ведь в детстве Павел Плиханков получил настоящее христианское воспитание? Его мачеха, сумевшая стать по-настоящему близким человеком, приучила его к службе, чтению, и годы спустя он с благодарностью говорил о том, что и родная мать едва ли могла бы дать больше. Он полюбил Церковь. Но позднее – испытание свободой, овладение навыками светского общения… Незаметно, от компромисса к компромиссу, от нежелания смущать сверстников пренебрежением правилами века – до такой потери себя, что и через много лет отец Варсонофий будет говорить: «Страшно и больно вспоминать это ужасное время моей жизни. Поистине милосердие Господа неизреченно, ибо исхитил меня из челюстей адовых» . К счастью для него, осознание пришло не через скорби, и внешних «вразумлений» оказалось достаточно: то среди бала красавица, дочь состоятельных родителей, упала в предсмертной агонии и скончалась, христианка… в маскарадном костюме языческой богини; то собственная Павла Ивановича утонченная гордость была посрамлена, и притом самым комическим образом. Увлеченный читатель модного в то время Шпильгагена – автора романа о свободной любви – нечаянно променял свое «интеллектуальное чтение» на копеечную книжечку о Филарете Милостивом, позаимствованную со стола уснувшего денщика. Обмен, впрочем, был признан обеими сторонами неравноценным: денщик ровно ничего не понял в Шпильгагене, а Павел Иванович, незаметно скоротавший ночь в саду за «народным» чтением, к утру был вынужден признать полное свое «поражение». |
| Кроме того, есть еще огромный мир, который просто целиком - вне Христа. Да, " во Христе нет ни эллина, ни иудея " . Но при чем здесь г-н Гусинский? Разве он " во Христе " ? Верующие иудеи, верующие язычники, да и просто религиозно равнодушные или даже атеистически настроенные граждане - они целиком не " во Христе " . То есть - вне Христа. А, значит, все те различия, что умеряются и даже преодолеваются благодатью Христовой, в них остаются. Так зачем же насиловать свое зрение и понуждать себя не видеть то, что реально все же есть? Это худший вид догматизма. Есть реальное разноцветие, есть пестрота - но тебе авторитетно говорят: " Не смей ее замечать и обсуждать! Ибо нет ни зеленого цвета, ни голубого, ни красного, ни желтого, но только белый " . Так что же - и видеть вокруг только белый цвет? Наконец, идеологическая фальшь проглядывает и в том, что проповедники радикального христианского космополитизма из сложного построения апостола Павла выбирают лишь одну его часть и лишь для нее требуют буквального и дотошного соблюдения. Если в самом деле со времен Христа нет больше в мире различия между эллинами и иудеями - то почему бы не потребовать от нашего ума утратить способность к различению не только национальностей, но и полов? Ведь нет не только " эллина и иудея " ; еще нет мужеского пола, ни женского . Так что же - все равно кого сочетать браком? И Церковь должна венчать любые сочетания? И при венчании священник должен надевать темные очки, чтобы не замечать - существа какого пола стоят перед ним. А прихожан призывать к раскаянию, буде обнаружится, что они продолжают по-язычески учитывать пол своих собеседников. А если ту строгость, с которой напоминают, что " во Христе нет ни эллина, ни иудея " , приложить к тому продолжению этой фразы апостола, где говорится, что еще во Христе нет " ни раба, ни свободного " ? Может, и при подаче милостыни нельзя учитывать социальный статус человека? И не обращать внимания, на какой ступени социальной иерархии стоит человек. Правильно ли я понял, что христианин должен без всяких различий подавать копеечку как бабушке, которой уже три месяца не платят пенсию, так и г-ну Березовскому? |
| — К вам в монастырь приезжает очень много паломников. Это тоже жертва — монастыря миру. Но не мешает ли это духовному деланию? — Конечно, большое количество паломников привности свои особенности. С одной стороны, вроде бы это хорошо, когда пришли люди, оставили копеечку-пожертвование, но когда много людей — много и суеты. Вопрос организации паломников на территории монастыря сложный. Толпа паломников может буквально оставить за собой вытоптанное поле, как это бывает, к примеру, у источника Тихона Калужского после дня памяти святого. Вытоптана каждая травинка на территории источника. Чем лучше сестра помолится, тем легче ей справиться с потоком паломников. Поэтому, я считаю, в монастырях, где много паломников, должны быть скиты, куда сестры могли бы периодически уезжать для молитвы. Мы стараемся чередовать различные суетные послушания с храмовыми — это дает возможность сестрам духовно и душевно восстанавливаться. — Выходит, монах все-таки живет в первую очередь уединением и лишь потом — жертвенным служением ближним? — В моем представлении, жертвенное служение возможно только после того, как монах пожил настоящей монашеской жизнью. Я не говорю, что совсем уединенной — мы не такие уж скитские монахи, как в древности. Но уставная монастырская жизнь дает возможность с меньшим уроном для духовной жизни общаться с мирскими людьми. А если человек сначала наобщался с мирскими людьми, то после его уже не загнать в рамки монашеского устава. Поэтому надо сначала научиться молиться, а потом уже выходить на служение людям. — В России есть монастыри, которые полностью закрылись от мира, открывают двери храма только на время богослужения. Это новое явление кого-то смущает, кого-то удивляет. Владычний монастырь всегда открыт для посещения? — Наш монастырь открыт всегда. Большинству монахов хочется служить Богу именно в древнем представлении о монашеской жизни. Может быть, и нам хотелось бы закрыться от мира, но не мы себе выбрали икону «Неупиваемая Чаша» и позвали паломников. Матерь Божия Сама благоволила, и поэтому мы не закрываем ворота. Как мы можем закрыть святыню?! |
| - Как пришёл в Лавру, так и пленился ею. Она преображает не только монашествующих, но и светских людей. Я был свидетелем , - вспоминает епископ, - как в 1987 году в Лавру приехала «железная леди» Маргарет Тэтчер. Едва она переступила порог этой обители, как просто преобразилась: глаза её буквально светились. Но Лавра не стала конечным пунктом на жизненном пути благочинного. Он получил новое назначение – епископствовать на островах Сахалин и Курилы. Узнав об этом, его мама пошутила: «Надо же, даже Ленина сослали поближе». О трудностях, с которыми столкнулся епископ Даниил, читатель уже имеет некоторое представление. - До самого последнего времени, - рассказывает он, - многие сахалинцы не ходили в храмы, их просто на острове не было. - Ну это же какой-то абсурд. Даже на Аляске алеуты, эскимосы, индейцы были православными и ходили молиться в православные храмы. Центром духовной культуры в Северной Америке стал храм Св. Михаила. На Аляске разбросано около ста церквей православных, а на родине православия нет ни одного храма! Ну не дикость ли это?! - Зато в избытке молельные дома баптистов, пятидесятников, иеговистов, куда сахалинцы ходят ради куска хлеба. Их возят туда на шикарных автобусах. После зловредных сеансов людей кормили, да подарки дарили: финансовые возможности у сектантов немалые: десятки тысяч долларов ежегодно поступают из-за рубежа на содержание 15О миссионеров. Для сравнения скажу, что за 2ОО2 год на Сахалин приехало всего… три православных миссионера. Молельные дома их построены основательно, с размахом. А мы под храмы получили самые плохие здания. Даже, не поверите, бывшие пивнушки. Особенно падки на посулы шарлатанов пожилые люди, побывают они на шабашах, получат гуманитарную помощь, а то и копеечку, а потом сядут во дворике у своих домов, да и играют в карты, да матерятся. Помните, по плодам их узнаете о делах их…. Ещё выдающийся святитель Николай Японский сетовал в своём дневнике, что Москва не посылает к нему миссионеров. Так, замечал он, дело просвещения Японии успехом не увенчается. Как же я его понимаю, - в сердцах говорит владыка Даниил, - был я как-то у московского чиновника и рассказывал о своих проблемах. А он мне равнодушно так ответил: «Из Москвы Сахалин да Курилы не видны». |
| Как сто долларов превратилась в тысячу, было понятно – наверняка ошибка кассира, поставившего лишний ноль на автомате, пересчитывающем купюры. Нет-нет, моя подруга – человек щепетильно честный и никогда не возьмёт чужого, но есть у неё вот какая особенность. Прочитала она однажды Житие преподобного Серафима Саровского и воскликнула в восторге: «Всё, избираю своим небесным покровителем дивного старца Серафима Саровского!» С тех пор и пошло: дали ей должность старшего библиотекаря – это батюшка Серафим похлопотал за неё в верхах. А если повезло купить в сэконд-хэнде буквально за копейки абсолютно новое роскошное пальто, то это опять же чудо по молитвам преподобного Серафима. Словом, как же не взять деньги, если ей сам святой Серафим преподнёс? Уличать подругу в присвоении чужих денег было неловко. Но она сама вдруг сказала испуганно: – Господи, да я же чужие деньги взяла. Бежим скорее в обменник! Обменный пункт был уже закрыт, но внутри кто-то всхлипывал и возился. Стучали мы с подругой, стучали, и уже собрались уходить, когда из дверей выглянула молоденькая зарёванная кассирша. Она сначала даже не поняла, что ей собираются вернуть деньги, выкрикивая в слезах, что зря хозяин обозвал её воровкой, а она никогда, ни разу, ни копеечки!.. В общем, потом она бросилась целовать нам руки и мы вынуждены были бежать. Из Москвы я тогда уехала, и увиделись мы с подругой лишь через три года. – Как теперь, – спрашиваю при встрече, – преподобный Серафим даёт тебе денежки? – Даёт, – ответила она. – По шее даёт. Недавно попросила старца Серафима, чтобы Господь по его молитвам даровал мне смирение. И меня сразу все так засмиряли, что еле живая приползла на исповедь. А батюшка – нет чтоб утешить, цитирует Исаака Сирина: «Проси у Господа драгоценного». Погоди, сейчас зачитаю. И подруга зачитала мне слова преподобного Исаака Сирина: «Проси у Господа драгоценного, чтобы не оскорбить Его ничтожностью и суетностью просьбы своей. Елисей просил у Бога сугубой благодати, бывшей в пророке Илии, и был возвеличен… Израиль же просил мяс египетских, и был посрамлен». |
| В 1862 г. к М. обратились Е. Г. и П. Е. Терещенко (мать и жена благотворителя Н. А. Терещенко), страдавшие различными болезнями, и старец посоветовал им устроить в г. Глухове бесплатную больницу. Лишь только женщины откликнулись на это предложение, сразу выздоровели. Но бесплатная больница во имя св. Евфросинии была построена в Глухове только в 1879 г. Состоятельные миряне в благодарность М. за добрые советы и исцеления передавали богатые подарки, которые преподобный сразу же посылал игумену или раздавал др. посетителям. Из приносимого он оставлял себе только ладан и восковые свечи. После кончины в келье старца была найдена лишь 20-копеечная монета в книге, положенная в качестве закладки. В 1851 г. игум. Евстратий освободил М. от чреды священнослужения. На нек-рое время старец прекратил прием посетителей, как насельников, так паломников. Большую часть времени он проводил в келье, выходил только на богослужения в храм, иногда шел далеко в лес или на кладбище - для уединенной молитвы и богомыслия. В маленькой келье преподобного стекла были заклеены бумагой, имелись икона Божией Матери «Страстная», Распятие, неск. книг, стол, стул, деревянная скамейка со старым зипуном. Однажды инок, осудивший в беседе с братом уход М. в затвор, проходил мимо его кельи. Преподобный, приоткрыв дверь, сказал: «Прости меня, брат... не могущего подвизаться так, как подвизаетесь вы» - и пересказал недавний разговор 2 насельников. Смущенный инок упал в ноги старцу и испросил прощение. Когда М. явился ангел с повелением вновь принимать приходящих, старец рассказал об этом игумену, к-рый благословил его общаться с посетителями. Глинский иером. Тарасий, проживавший в келейном доме по соседству с М., вспоминал, что с утра и до вечера келью старца буквально осаждали толпы паломников, выстраивавшихся в длинную очередь. Лишь только М. приоткрывал дверь, стоявшие впереди богомольцы падали ему в ноги. Но старец часто называл по имени и приглашал кого-либо из стоявших позади, совершенно незнакомых ему мирян, пришедших издалека. |
|
|
