| Обходя огромные камни на травянистом лугу, они взбежали на взлобок и невдалеке, в скалистой стене, увидели узкую щель расселины, которая вела куда-то в глубь каменных недр. Ивана это обрадовало. Он подумал, что там, возможно, есть ручеек, который позволит запутать следы, да и самим – чувствовал он – надо было куда-то прятаться, так как каждую секунду могли появиться немцы. Иван из последних сил бежал по траве, за ним, изнемогая, но терпеливо перенося усталость, бежала Джулия. Ободрав в колючих рододендроновых зарослях ноги, они вскоре пробрались в расселину, но ручья, к сожалению, в ней не оказалось. Это было глухое, дикое место, где царил сырой душный мрак, с крутых каменных стен свисал колючий кустарник, в щелях между камнями пробивались пряди жесткой травы. Внизу валялись старые кости; вспугнутая людьми, со свистом шарахнулась в глубь расселины какая-то ночная птица. Очень неприветливым показалось им это место, но то, что они все же успели добежать сюда и спрятаться, несколько успокоило Ивана. Он замедлил шаг, взобрался на обомшелую каменную плиту и подождал Джулию. Взмахивая для равновесия рукой, девушка по камням бежала к нему, ее короткие черные волосы спутались, лицо горело от бега и усталости, а в глазах, когда она взглянула на Ивана, вместо обычной для нее игривости блеснул страх. – Санта мадонна! Ми уходиль, да? – спросила Джулия. Он нетерпеливо бросил: – Давай быстрей! – Что ест бистрей? – не поняла девушка. Иван не ответил. Тяжело дыша, Джулия подбежала ближе, и они по камням двинулись дальше. – Много карашо фатер! Комунисто фатер! – с радостью сказала она. – Какой там коммунист! – с досадой отозвался Иван. – Человек просто. – Си, си, человек. Бене человек , – согласилась девушка, пробираясь вперед. Он в это время вслушивался в звуки снизу и не мог оторвать взгляда от зажатой у нее под мышкой буханки. Джулия инстинктивно почувствовала его взгляд и обернулась: – Эссен? Хляб, да? Она быстро отломила от буханки краешек корки и протянула Ивану. Он не колеблясь взял, жадно откусил раза два и проглотил. Надо было торопиться. Сзади вот-вот могли появиться немцы, но он уже не мог не думать о хлебе, стал угрюм и медлителен. И Джулия, поняв, остановилась, присела, прижав буханку к груди, быстрыми пальцами отломила от нее больший кусок, который услужливо сунула Ивану в его широкие, огрубевшие ладони. Крошки, осыпавшиеся на полу куртки, тщательно собрала в горсть и бросила себе в рот. |
| Он вскинул на меня глаза, в которых отражался ужас, и задрожал как осиновый лист. — Нет, ни за что, это невозможно! — вырвалось у него. — Но ведь я буду с тобою! — Нет, ни за что! — повторил он. Я смерила его презрительным взглядом. — Князь Юлико! — гордо отчеканила я. — Отныне вы не будете моим пажом. Он заплакал, а я, не оглядываясь, пошла к дому. Не знаю, как мне пришло в голову идти узнавать, что делается в Башне смерти, но раз эта мысль вонзилась в мой мозг, отделаться от нее я уже не могла. Но мне было страшно идти туда одной, и я предложила разделить мой подвиг Юлико. Он отступил, как малодушный трус. Тогда я решила отправиться одна и даже обрадовалась этому, соображая, что вся слава этого «подвига» достанется в таком случае мне одной. В моих мыслях я уже слышала, как грузинские девушки спрашивают своих подруг: «Которая это — Нина Джаваха?» — и как те отвечают: «Да та бесстрашная, которая ходила в Башню смерти». — Или: «Кто эта девочка?» — «Как, вы не знаете? Ведь это — бесстрашная княжна Джаваха, ходившая одна ночью в таинственную башню!» И произнося мысленно эти фразы, я замирала от восторга удовлетворенной гордости и тщеславия. К Юлико я уже не чувствовала больше прежнего сожаления и симпатии. Он оказывался жалким трусом в моих глазах. Я перестала даже играть с ним в войну и рыцарей, как делала это вскоре по приезде из аула дедушки. Но заниматься много мыслью о Юлико я не могла. В моей душе созрело решение посетить Башню смерти во что бы то ни стало, и я вся отдалась моим мечтам. И вот страшная минута настала. Как-то вечером, простясь с отцом и бабушкой, чтобы идти спать, я, вместо того чтобы отправиться в мою комнату, свернула в каштановую аллею и одним духом домчалась до обрыва. Спуститься сквозь колючий кустарник к самому берегу Куры и, пробежав мост, подняться по скользким ступеням, поросшим мхом, к руинам крепости было делом нескольких минут. Сначала издали, потом все ближе и ближе, точно путеводной звездой, мелькал мне приветливо огонек в самом отдаленном углу крепости. |
| Основной целью рассказов о богах являлось изъяснение мира и основ его существования. Здесь мы остановимся лишь на одном мифе, имевшем для Ханаана особое значение и бытовавшем в той или иной форме по всему Ближнему Востоку. Для того чтобы понять его, нам необходимо хотя бы в общих чертах познакомиться с климатом Палестины. С апреля по конец октября в этой стране практически не бывает дождей, хотя, как исключение, в этот период изредка случаются и ливни. По этой причине, выжить здесь могут только те растительные организмы, которые способны накопить достаточное количество влаги в момент выпадения обильной утренней росы. В конце октября начинается сезон дождей, который продолжается в течение всей зимы и заканчивается лишь в конце апреля. Израильтяне делят зимний период дождей на две части: ранние дожди (yoreth) и весенние дожди (malqosh). В самом начале весны, в феврале высаживаются зерновые, урожай же собирается обычно в мае или в июне, что определяется климатическими особенностями различных районов страны. В апреле благодаря обильным дождям вся страна покрывается зеленью и множеством прекрасных диких цветов. В конце мая все это убранство исчезает, и земля становится совершенно голой. Помимо деревьев зеленеет лишь колючий кустарник, способный выживать и в сухой период. Хананеи, персонифицировавшие силы природы, объясняли этот цикл следующим образом. Олицетворение дождя и роста (бог Ваал) каждую весну погибает в великой битве со Смертью (Мот, Муту) или с «Разрушителями» и с «Исполнителями», играющими в текстах, найденных в Рас-Шамра, аналогичную роль. Благодаря своей победе Смерть и разрушительные силы правят миром в течение всех летних месяцев. Но почему же осенью вновь начинаются дожди? Потому что воинственная супруга Ваала побеждает Смерть, после чего Ваал вновь возвращается к жизни. Почему весной вся земля покрывается зеленью? Потому что Ваал и его супруга, являющаяся олицетворением Плодородия (Анат или Астарта) вступают в брак. Периоды засухи и голода, вероятно, объяснялись подобным же образом. История, найденная в Рас-Шамра, в которой Ваала убивают «Разрушители» или «Исполнители», может иметь отношение не к годичному циклу, но именно к засухе. Нам сообщается, что после его смерти «Эл завершил семь лет и восемь годичных циклов, пока он (Ваал) лежал в одеяньях из крови собратьев своих, под покровом из крови товарищей своих». В это время «царь перестал вершить суд, женщины прекратили черпать воду из ключа, храмовый колодец пересох, звуки работы смолкли». После того, как Смерть была повергнута, одного из богов посетило такое видение: |
| От саронской розы отличается роза иерихонская, которая уже совсем иная и к нашей книге отношения не имеет. Лилия – крин. С нею сравнивается Суламифь – невеста, а также и сам жених. Лилия – красивое и ароматное растение из семейства луковичных. Красоту лилии Господь ставит выше всех великолепных одежд Соломона: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут? Ни трудятся, ни прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» ( Мф. 6:28–29 ). Полевые лилии цветут весной (апрель, май). Приятный запах далеко распространяется от цветка. Наружный вид лилии во все времена служил для художников образцом для орнаментов и художественной отделки. Под вид лилии делалось завершение колонн и столпов в храме Соломоновом, медное море тоже лилиеобразно, музыкальный инструмент царя Давида – шошан зовется лилией. Лилия, по-еврейски, «шошан». Имя Сусанна означает лилию. Белая, чистая лилия – знак непорочности. Но есть и красные, розовые лилии, с которыми в 5:13 сравниваются губы возлюбленного жениха. Терн – жесткий колючий кустарник. Терния не имеют ни красоты, ни аромата. Суламифь между девицами, что лилия между тернами. Яблонь – это не яблоня, растущая в наших землях. В Палестине в качестве лесного дерева яблоня вообще не встречается. А те редкие яблони, что там бывают, не имеют ни красоты, ни приятного запаха и не соответствуют описаниям в 2:2.5 (красота, тень от яблони, сладость плодов, освежающее действие). Обычно считают, что речь идет о лимонном, а скорее об апельсиновом дереве, которые соответствуют указанным качествам (кстати, гораздо более, чем наша яблоня). Яблонем между лесными деревьями уподобляет Суламифь своего жениха. Гранатовое яблоко – дерево из семейства миртовых. Растет изобильно в Палестине. Красиво, приятно на вкус. Плоды имеют освежающее действие. Из-за розового цвета щеки невесты сравниваются с половинками гранатового яблока (4:3). Сама она сравнивается с садом из гранатовых яблок (4:13). Из сока гранатовых яблок изготовляется прохладительно-освежающий напиток – щербет, на который, возможно, и указывается в словах: «а я поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых яблок моих» (8:2). На красоту цветов гранатовой яблони указывается в 6:11; 7:13. |
| По заключению историков 23 , греки в своей архитектуре всегда знали только один вид аканфа – acanthus spinosus, или дикий аканф, терновый, колючий кустарник с иглами на острых зубчатых и прямо торчащих концах трехчастной лопасти листа. Иное садовое растение, acanthus mollis – медвежья лапа (растущее, говорят, в Италии, Фракии и Малой Азии) стало будто бы известно Римлянам, и только в римской архитектуре послужило орнаментом: здесь лист большой, сочный, с широкими лопастями о четырех и пяти частях, без игол на их конце. Возможно, однако, что так называемый мягкий аканф был всегда только орнаментальным типом, созданным под влиянием вкуса к элегантному, а вовсе не был в орнаментике культурным, садовым растением, перенятым из реальности. Возможно, что дикий аканф был перенесен в греческую орнаментику со всею характерною реальностью грубого, жесткого, колючего терновника, которого угловатые, резкие, но в тоже время сильные формы отлично подходят к пластике, резьбе в мраморе, лиственным украшениям на камне. В римской архитектуре тот же дикий аканф резко изменился во всех деталях, сначала под влиянием этрусского типа, а затем в начале эпохи Римской Империи 24 стал условною формою, сохранившею от натуры только общий план аканфового листа. Равно сильной переделке была подвернута и листва аканфа, в римской архитектуре: здесь искали путем сочетания с похожими растениями придать аканфу пышность и живописность, делая лист выше, лопасти шире, жилки тоньше и нежнее, заставляя верхушки свешиваться широкими лапами, перегибая листья по карнизами, подушкам и гуськам. Если мы сравним, капители римского Пантеона с капителями малых пропилей Элевзиса (пол. I в. до Р. X.), то легко убедимся в существовании греческого типа аканфа с его короткими лапами, их торчащими остриями, глубокими бороздами и упругостью толстого мохнатого листа. Аканф дикий или терновый (a. spinosus), встречается часто на памятниках Сирии: так, в Лаодикее 25 коринфские капители портика 4 колонн от неизвестного языческого храма (всего вероятнее, II века или, точнее, современного памятникам Герасы, Баальбека и пр.) представляют три пояса таких листьев. |
| Под Ангелом одни толкователи понимали Самого Христа, «Великого совета Ангела» (см. Ис. 9, 6 по тексту греч. и слав.). Другие же объясняли эти слова буквально и считали, что речь идет здесь об Ангеле, посланном от Бога. Последнее мнение представляется более правдоподобным. «от бездны» – см. комм. на 9, 1. «большую цепь» – о том, какими цепями можно сковать бесплотных существ в духовном мире, положительно ничего сказать нельзя. Понятно только, что речь идет о некоторой удерживающей и связующей диавола Божией силе. «большую» – дословно «великую» (μεγλη), что говорит о прочности цепи, достаточной для того, чтобы сковать диавола. Цепь эта бесконечно прочнее, чем те цепи, которые разрывал гадаринский бесноватый. 2 Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, «взял» – слово «εκρτησεν» означает «задержал», «преодолел», «возобладал». «змия древнего» – то есть того, который существует с самого начала, который в Раю искушал прародителей. «диавол и сатана» – см. комм. на 12, 9. «на тысячу лет» – вероятно, число «тысяча» здесь следует понимать символически, в значении «очень много». В Библии находим немало примеров подобного словоупотребления. 171 171 Ср.: «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя» (Пс. 90, 7), или: «на всяком месте, где росла тысяча виноградных лоз… будет терновник и колючий кустарник» (Ис. 7, 23) и др. См. также комм. на 20, 4. 3 и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобожденным на малое время. «в бездну» – см. комм. на 9, 1. В 12-й главе говорилось о низвержении диавола с неба на землю, а здесь речь идет о низвержении его еще дальше – в бездну. В этом заметна определенная последовательность избавления сфер бытия от вражией оккупации 172 (см. комм. на 12, 9) . 172 Ср.: изгнанные из гадаринского бесноватого демоны просили Христа не посылать их в бездну раньше времени. «заключил» – то есть «закрыл», «запер». |
| Под именем пчел страны Ассирийской разумеются Ассирияне и Вавилоняне, которые под предводительством Навуходоносора опустошили всю Иудею. Второе подобие Ст. 20. В тот день обреет Господ бритвою, нанятою по ту сторону реки, царем Ассирийским, голову и волоса на ногах, и даже отнимет бороду. Под нанятою бритвою разумеется Навуходоносор, которого предка – Феглафелассара Ахаз на свою погибель подкупал против двух враждебных ему царей ( 2Пар.28, 20 ). Эта бритва обреет волосы на голове, ногах и бороде, т. е. совершенно опустошит, разорит все Иудейское царство. Под волосами головы можно разуметь царя и вельмож; под волосами ног – простой народ; под бородою – священников. Как голова без волос представляет безобразный вид: так и царство, лишившись царя, вельмож, священников, как бы обезображивается. Опустошение это началось Феглафелассаром при Ахазе, окончено Навуходоносором при Иехопии. 2) Следствия этих опустошений: а) оскудение людей (ст. 21. 22) и б) запустение земли (ст. 23–25) Ст. 21. И будет в тот день, кто будет содержат корову и двух овец, Ст. 22. По изобилию молока, которое оне дадут, будет есть масло; маслом и медом будут питаться все, оставшиеся в этой земле. Ст. 23. И будет в тот день на всяком месте, где росла тысяча виноградных лоз на тысячу серебренников, будет терновник и колючий, кустарник. Ст. 24. Со стрелами и луками будут ходит туда; ибо вся земля будет терновником и колючим кустарником. Ст. 25. И ни на одну из гор, которыя расчищались бороздниками, не пойдешь, боясь терновника и колючего кустарника; туда будут выгонят волов, – и мелкий скот будет топтать их. Бедственное состояние Иудейской земля, опустошенной Ассириянами, Пророк описывает трояким образом. В нервом виде изображается земля, лишенная жителей, в которой если кто от всеобщего поражения из многочисленных стад сохранит в живых одну корову и две овцы, то по обилию доставляемого молока будет есть масло или сливки (ст. 21). Для пояснения Пророк прибавляет: ибо масло и мед будет есть всякий, оставшийся на земле (ст. |
| Покайтесь, [обратитесь] от своих [губительных] путей, жители земли. Вот, око Домовладыки мipa глубоко бодрствует в вас. Не верьте чарующему взору собственных глаз, дозвольте [недремлющему] Оку осветить вам дорогу. Ваши глаза – завеса на оке Божием. Покаяние – это признание ошибочности пути. Покаяние прорубает новую дорогу. У кающегося отверзаются очи к зрению двух путей: того, по которому он идет, и того, по которому нужно идти. Кающихся больше, чем тех, кто поворачивают свои колесницы на новую дорогу. Скажу вам, что два рода мужества необходимы кающемуся: мужество оплакать прежний, ветхий путь и мужество обрадоваться пути новому. Что проку каяться вам, топчась на старом пути? Как называете вы человека тонущего и зовущего на помощь, который, когда бросят ему веревку, не хватается за это средство спасения? Так же называю и я вас. Покайтесь от вожделения мира сего и всего, чем полнится этот мир. Ведь мир сей – кладбище ваших праотцев, которое открыто и ожидает вас. Еще немного, и вы станете предками – и восхотите услышать слово «покаяние», но не донесется оно до вашего слуха. Как ветер своим дуновением уносит прочь туман от восходящего солнца, так и смерть похитит вас пред лицем Божиим. Покаяние вселяет в сердце молодость и продлевает век жизни. Слезы кающегося смывают тьму с очей, возвращая им детский блеск. У моего озера око, как у серны: всегда влажно и сияет отсветом драгоценных камней. Поистине влага в очах иссушает гнев в сердце. Душа кающегося подобна молодому месяцу. Полнолуние чревато ущербом, а новолуние – ростом. Кающийся исторгает из нивы своей души сорные растения, и в ней начинает прозябать семя добра. Собственно, кающийся – не тот, кто печалится об одном соделанном преступлении, а тот, кто скорбит о всяком роде зла, которое он способен учинить. Мудрый домохозяин скашивает не только то терние, о которое укололся, но и любой колючий кустарник, который может его уязвить. Господи мой, поспеши и укажи новую дорогу кающемуся, когда станет презирать он свой прежний путь. |
| Развращение русского народа совершалось весьма успешно. То, что переживала Россия, Краснов воспринимал как Божью кару: «Если был Господь— наложил Он наказующую руку на Русскую землю. За охлаждение к вере, за равнодушие к пролитой христианской крови...» («Largo», 185). Охватывая единым взором Россию, страшною видит писатель её судьбу. «Кажется, такой ужас был всеми пережит, так ясно показал Господь, что такое Россия без Царя, что давно пора было бы всем объединиться и искать этого Царя, но нет,— никакого единения, никакого согласия не было между этими несчастными, травимыми врагом и судьбою людьми. Каждый брёл, пробивая свою тропу сквозь колючий кустарник не русских партий, сквозь топи марксизма, социализма и анархизма, в ту ловушку, что поставили ему масоны и жиды. Страдания России и страдания русских в стране, покорившейся сатане во образе коммунистов, и страдания русских в “белых” армиях среди предательства и измены были так велики, что мировая история не знает им равных, и только в Библии можно прочитать о такой же жестокой мести и издевательстве евреев над покоряемыми ими народами. Жид мстил России и истреблял русский народ, пакостил ему душу» («Выпашь», 283-284). Основа русского народа— крестьянство. Но и деревня являет для Краснова вид печальный: «Бедные деревни, избы без стёкол, где в окнах соломой или бумагой заменены выбитые шибки, порушенные огорожи ободранных садов, испитые горем и голодом лица старых, источённые пороком, пьянством лица молодых— везде матерная ругань, щегольство грубостью, озорством, визг гармоники, пьяные частушки, красные тряпки над избою клубом-читальней и везде среди развала, крика, шума и возни, рабий страх, готовность предать, убить, защищая свою шкуру. Дикая была деревня» («Выпашь», 524). И вот кажется: нет России, она исчезла: «...Её нет, вы понимаете, это выдумать надо: нет России!.. Слышите, ни России, ни Русских нет, есть— Советы и есть советские...» («Подвиг», 443). Осмысляя прошлое и настоящее Русской земли, народа, Краснов не пытается всё свалить только на врагов-развратителей, но трезво сознаёт и собственную русскую вину за произошедшее: виновны сами тем, что слабея верою поддались соблазну. |
| Развращение русского народа совершалось весьма успешно. То, что переживала Россия, Краснов воспринимал как Божью кару: «Если был Господь — наложил Он наказующую руку на Русскую землю. За охлаждение к вере, за равнодушие к пролитой христианской крови…» («Largo», 185). Охватывая единым взором Россию, страшною видит писатель её судьбу. «Кажется, такой ужас был всеми пережит, так ясно показал Господь, что такое Россия без Царя, что давно пора было бы всем объединиться и искать этого Царя, но нет, — никакого единения, никакого согласия не было между этими несчастными, травимыми врагом и судьбою людьми. Каждый брёл, пробивая свою тропу сквозь колючий кустарник не русских партий, сквозь топи марксизма, социализма и анархизма, в ту ловушку, что поставили ему масоны и жиды. Страдания России и страдания русских в стране, покорившейся сатане во образе коммунистов, и страдания русских в “белых” армиях среди предательства и измены были так велики, что мировая история не знает им равных, и только в Библии можно прочитать о такой же жестокой мести и издевательстве евреев над покоряемыми ими народами. Жид мстил России и истреблял русский народ, пакостил ему душу» («Выпашь», 283–284). Основа русского народа — крестьянство. Но и деревня являет для Краснова вид печальный: «Бедные деревни, избы без стёкол, где в окнах соломой или бумагой заменены выбитые шибки, порушенные огорожи ободранных садов, испитые горем и голодом лица старых, источённые пороком, пьянством лица молодых — везде матерная ругань, щегольство грубостью, озорством, визг гармоники, пьяные частушки, красные тряпки над избою клубом-читальней и везде среди развала, крика, шума и возни, рабий страх, готовность предать, убить, защищая свою шкуру. Дикая была деревня» («Выпашь», 524). И вот кажется: нет России, она исчезла: «…Её нет, вы понимаете, это выдумать надо: нет России!.. Слышите, ни России, ни Русских нет, есть — Советы и есть советские…» («Подвиг», 443). Осмысляя прошлое и настоящее Русской земли, народа, Краснов не пытается всё свалить только на врагов-развратителей, но трезво сознаёт и собственную русскую вину за произошедшее: виновны сами тем, что слабея верою поддались соблазну. |
|
|
