| Здесь два очень сильных, первоклассных проповедника, – более сильных, чем я; это сам архиерей и о. Борис (Холчев . – К. С.). Но мне, как говорится, не хочется ударить лицом в грязь, и, хотя я слабее их, но, во всяком случае, мои проповеди не банальны, а оригинальны и все-таки, даже на неблагоприятном для меня фоне, заметны; у меня своя манера и свой подход. А это требует упорнейшей и напряженной работы. Но это удовлетворяет меня и заставляет много трудиться и знакомиться с литературой, а это очень обогащает мои знания и дает опыт. Проповедь в прежних местах – не то: там – как скажешь, так и сойдет. А здесь не так: выйдет слушать человек 6–8 духовенства и сам архиерей» (529–530)... «Отчего времени свободного стало меньше? – По-видимому, от постоянного приготовления к проповедям: проповедую, как правило, два раза в неделю, а иногда и три раза в неделю. Подготовка берет очень много времени» (532). ДОБРЫЕ ЛЮДИ. О заведующем Горздравотделом в Струнино: «Он был настоящий человек, несмотря на свои грехи; а кто без греха?» (442). Об О. А. Остолоповой (†1959) – духовной дочери Мечевых святых Алексия и Сергия: «Ей уже 79 лет, – препочтенный возраст, но она была до сего времени бодрой и энергичной. Интеллект у нее удивительно сохранился, она умная и волевая женщина. Когда-то мы были очень дружны, и теперь, конечно, мы любим друг друга, но видимся в 10 лет один раз» (447–448). О Кате (скончалась): «Великая милость Божия, что со мной живет тетя Катя... – до конца преданный человек. Я теперь живу, как у Христа за пазухой, ни о чем бытовом не беспокоясь. Все приготовлено, все вычищено, приведено в порядок, и ворчание с моей стороны бывает только в одном случае, а именно: она оставляет или, вернее, старается оставить для меня что получше, а я из-за этого сержусь на нее. Из этого можешь судить, какой она человек» (529). О протоиереях Александре Толгском (†1962) и Александре Егорове (†2000): «За последнее мое пребывание (в Москве) мне удалось познакомиться с двумя отцами Александрами от Ильи Обыденного. |
| Митрополита Филарета. Укажите мне путь. До 26 всегда Вы успеете написать мне кратко в Ярославль, или же к 30 апр. в Киев. Во второй половине июня я располагаю гостить в Толгском монастыре. Очень буду рад, если Вы в это время пожалуете в Ярославль. О времени Вашего выезда из Твери благоволите меня уведомить и указать день Вашего прибытия в Ярославль, хотя приблизительно. Г. Губернатору Левшину приключилась смерть внезапно от паралича сердца. Покойный был раздражителен, – и не легко переносил недостатки, а особенно по службе ближних своих». 25, 26 и 27 ч. совершалось в Москве торжественное пазднование 25-летнего юбилея народного певца Дмитрия Александровича Агренева-Славянского. По устройству этого юбилея образован был, с разрешения Министра внутр. дел, особый Комитет под председательством Н.П. Гилярова-Платонова 650 . Комитет этот почтил меня, —286— 1887 г. на ряду с многими другими ценителями именитого певца, приглашением принят на себя звание Почетного члена Комитета. Но я, конечно, уклонился от такого лестного приглашения. Дело обошлось и без моего участия. Юбилейное торжество это подало повод к разнообразным газетным толкам и манифестациям, частию хвалебным, а частию порицательным и глумительным... 26 ч. получил письмо из Петербурга от А.В. Гаврилова. Он писал от 25 числа, в ответ на мое письмо от 20: «Приношу сердечную благодарность за поздравление с Статским. Каждому из нас Филарет воздал по заслугам. Я радуюсь рескрипту Вам: он будет иметь историческое значение. Николай Иванович 651 , кажется, не особенно доволен своим Владимиром. По крайней мере, в Пасху, на заутрени, он был без ордена и на мое поздравление с наградой ответил: «нет, лучше с праздником». Вероятно, ему хотелось быть генералом». 28 ч. писала мне из Москвы, в ответ на мое письмо от 17 ч., А.П. Ушакова: «Отеческое письмо Ваше, многоуважаемый, дорогой Владыка, было для меня врачевание о Господе. Душа впала в такое уныние, что я и не знала, что с собою делать. От слез и совершенного разлада с собою у меня сделалось рожистое воспаление на лице и пошло было на голову. |
| Посещение Ваше с семейством Толгской обители оставило в душе моей очень приятное воспоминание. Приношу Вам искреннейшую благодарность за ласковый прием моих детей. В семействе Вашем они чувствовали себя так хорошо, как в родном семействе. Дай Бог, чтобы усердие Ваше к Преподобному Сильвестру вознаградилось скорым исполнением – изданием составленной ему службы. У нас нового ничего нет. 8 Сент. ожидали ярославы совершения Коронации, но к сожалению ожидания, наши не исполнились. Радуюсь перемещению Преосвященного Амвросия на Харьковскую кафедру. Он воскресит там память знаменитого проповедника Иннокентия. Дорогому семейству вашему прошу передать от меня искреннее почтение и благословение Божие. Призывая на Вас благословение Божие, с истинным почтением и совершеннейшею преданностью имею честь быть покорнейшим слугою Ионафан, Епископ Ярославский и Ростовский, 1882 г. Сент. 18 д. Ярославль. —547— 2. Ваше Высокопреподобие Досточтимый о. Ректор и возлюбленнейший о Господе брат Сергий Константинович! Письмо Ваше от 9-го Ноября получил 10-го, а 16-го получил и указ Св. Синода с приложением печатной брошюры о Преподобном Сильвестре, службы ему, и донесения Московского Комитета для цензуры духовных книг. По рассмотрении указа и документов, я составил и представление Св. Синоду о напечатании службы Препод. Сильвестру, Вами составленной, и дам о ней благоприятный для Вас отзыв. Настоящею же почтою мое представление Св. Синоду и препровождается (от 3-го Декаб. за 4114-м). Пождем, что речет о сем Господь. Приношу Вашему Высокопреподобию и добрейшей супруге Вашей искреннюю благодарность за ласковый прием и гостеприимство, оказанное нам, и наконец за обязательные проводы нас с Архим. Павлом на железную дорогу. Все это надолго сохранится в моей жизни. Призывая на Вас и семейство Ваше благословение Божье, с истинным почтением и благожелательною преданностью, и любовью имею честь быть: Вашего Высокопреподобия, покорнейшим слугою, Ярославский Епископ Ионафан. 1882 г. Декаб. 3. 3. Высокопреподобнейший о. |
| Но царский вклад составил только пятую часть всей скопленной Серапионом на колокол суммы, и потому, когда колокол, в 1632 году, был отлит, то в надписи на нем было только глухо замечено, что вылит он «казенными деньгами». В 1677 году при игумене Гордиане (строитель собора) князь Львов пожертвовал в обитель другой колокол в 200 пудов, и Толга могла гордиться своим редкостным по тому времени звоном. Но «радости земныя не бывают продолжительны», замечает автор описания обители. Не прошло и года, как стопудовый колокол треснул, и игумен Гордиан оказался в крайне затруднительном положении. Колокол, конечно, надо было перелить. Но где? Колокольных заводов в Ярославле тогда еще не было. Приходилось везти в Москву, но Москвы то игумен и боялся более всего. Весть о разбитом толгском колоколе там в какую-нибудь неделю могла долететь до дворца, и тогда открылось бы не только то, что разбит царский колокол, а и вся предыдущая история, что царские деньги, присланные на построение колокольни, пошли на другое дело, что и колокол-то отлит не на одну эту сумму, и она, таким образом, как бы затерялась между остальными деньгами, собранными с разных сторон. Гордиан чувствовал, что узнай об этом ближние бояре, ему, как представителю толгского начальства, не поздоровится. Но его замечательная энергия и русская сметка вывели его из затруднения. Не говоря никому ни слова, он спустил колокол с колокольни и через своих доброхотов тайно отправил его за границу, откуда он, в перелитом виде, через год или два, благополучно возвратился в обитель. Теперь на колоколе оказалось две надписи: одна – прежняя, русская, а другая – латинская, гласившая: «Si Deus pro nobis, quis contra nos. Ewerhardus Splinter me fecit Cnelysae anno 1678». Но этой надписи Гордиан не боялся: знал он, что «латынщиков» на Руси в то время было немного 452 . В Клопском монастыре в Новгороде на колокольне сохранился немецкий колокол в пятьдесят пудов с надписью готическими литерами: «Kleiman aus Lubeckhat mich gegossen, aus dem Feur bin ich geflossen. Anno 1647», т.е. «Клейман из Любека лил меня, из огня разом я вылился 1647 года». |
| 3) Прибывшим в качестве волонтеров: Сергею Смирнову 4-му, Михаилу Мигаю, Евгению Некрасову, Ивану Нечаеву, Алексею Бельковскому, Арсению Покровскому, Николаю Кедрову , Сергею Смирнову (Ярославскому), Сергею Воскресенскому, Сергею Глаголеву , Сергею Толгскому, Иосифу Чепику, Петру Поспелову, Сергею Крылову, Владимиру Дагаеву, Николаю Черткову, Венедикту Туркевичу, Валентину Лебедеву, Ивану Воскресенскому, Рафаилу Дагаеву, Михаилу Нейскому, Николаю Крылову, Федору Румянцеву, Сергею Розанову, Василию Волкову, Федору Чуфрину, Ивану Шемановскому и Николаю Петрову , показавшим сравнительно недостаточную подготовку к слушанию академических лекций, отказать в приеме и выдать под росписки их документы. 4) Благопочтительнейше просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом о разрешении принять в число студентов 1-го курса Академии окончившего курс в Белградской духовной семинарии Милана Петровича по вниманию к тому, что не вполне достаточные познания его в предметах семинарского курса могли зависеть от недостаточного знания им русского языка и могут быть восполнены в течение академического курса. 5) Благопочтительнейше просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом, чтобы в случае разрешения принять Милана Петровича в число студентов Академии, ассигнована была на его содержание в Правление Академии особая сумма из кредита, назначенного на содержание воспитанников в духовно-учебных заведениях. 6) Из принятых в Академию студентов, значащихся в списке под 1–31, зачислить на казенные стипендии, за исключением студента Евгения Воронцова , отказавшегося от казенного содержания, 5-ти студентам предоставить частные стипендии, освободившиеся после ныне окончивших курс студен- —289— тов Академии, именно: Александру Волнину стипендию Прот. Голубинского и Делицына в 200 р., Федору Каверзневу – Московской кафедры в 110 р., Михаилу Краснову, Евгению Воскресенскому и Ивану Голованову – Гер. Ив. Хлудова по 95 р. каждая, а остальным студентам предоставить содержаться на свои средства. 7) Представить Святейшему Синоду сведения о составе нового курса с приложением копий с донесений экзаменационных комиссий о достоинстве ответов, данных явившимися на поверочные испытания лицами. 8) Постановление, изложенное в пункте 6-м сообщить Правлению Академии для зависящих распоряжений с приложением списка студентов, принятых на казенное содержание, стипендии и своекоштными. 9) Предложить помощникам инспектора Академии собрать от студентов, принятых в состав нового курса, собственноручные заявления о желании их изучать предметы первой или второй группы, избрать один из древних и один из новых языков и слушать лекции по естественно-научной апологетике. 10) Уведомить подлежащие семинарские Правления о получении присланных ими документов студентов семинарии, принятых ныне в Академию. |
| это итальянская манера письма... галуны фелони Б. М., по итальянскому обычаю, украшены надписями, в которых дважды передан изрядный тропарь (?) на греческом и славянском языках. Следующий тип Б. М. заключает в себе тот характерный признак, что Младенец имеет обнаженную ножку, – результат стремления художников к натурализму, под влиянием итальянской живописи. Сюда относятся иконы: Донской Б. М. – образец греко-итальянской живописи. Автор сближает этот тип с иконами Умиления – Владимирской и Фёдоровской. Сюда же относятся – Жировицкая, Толгская, Хлыновская, Яхромская, Сосновская и др. Типы эти устанавливаются на основании мелких отличий одной иконы от другой, притом иногда не по оригиналам, а копиям, и, по этим особенностям, иконы эти возводятся к итальянским или итало-греческим прототипам. Особая глава посвящена общей характеристике итало-критской иконописи и обозрению её памятников в Венеции, Пизе, Падуе, Болонье, Флоренции, Риме, Мессине, Киеве и Санкт-Петербурге. Останавливаясь на технической стороне этих икон, автор обращает особенное внимание на двуцветные рефлексы (блики) и такие же тени и полагает, что такое различное вохренье могло быть источником различных манер в иконописных школах Италии и Греции и оттуда перейти в Россию в виде иконописных пошибов, различаемых мастерами. Ближе всего это могло перейти из школ северной Италии – Болоньи, Падуи и Венеции в XV и XVI вв. Однако, продолжая далее речь о связи иконописных типов, автор сознается, что этой особенности (двуцветных рефлексов) нет в Афонской иконописи, и что только дальнейшие исследования должны будут разъяснить нам, составляют ли такие рефлексы Новгородской, Псковской и Московской иконописи результат копировании греко-итальянских образцов, или же может быть доказано однородное развитие в Новгородской школе данной манеры. Вопрос, таким образом, остается открытым. Если к этому добавить, что присутствие означенной особенности не доказано еще и в живописи Балканской, то возможно, что поставленный вопрос будет разрешен со временем в последнем смысле, хотя автору хотелось бы первого. Но будем говорить о группировке икон в этой главе и предполагаемом родстве их, замаскированном, будто бы, переделками; заметим лишь, что здесь очень много произвольного и гадательного. |
| В IV главе Н. П. Кондаков рассматривает переход иконографических типов Б. М. из греко-итальянской иконописи в русскую; таковы иконы Б. М.: Страстной, Умиления, Взыграния Младенца, Сладкого лобзания, Корсунской – Умиления, Ватопедской, Никопейской и др. Всех типов – 20. Автор особенное внимание обращает на типы Умиления и Страстной Б. М. и старается установить генетическую связь между ними. Первый из этих типов, по нашему мнению, имеет свой прототип в искусстве древнейшем византийском. Название иконы «Умиление» означает умильную сцену, в которой Богоматерь с умилением смотрит на своего возлюбленного Сына-Младенца, Который в свою очередь прильнул щечкой к щеке Богоматери, обнимает её ручкой за шею, нежно смотрит ей в глаза; вдобавок – имеет оголенную пояску. К этому типу принадлежат наши иконы X–XI вв. Владимирская в Московском Успенском соборе, писанная по преданию Ев. Лукой, бывшая сперва в Киеве, потом в половине XII в. перенесенная из Киева во Владимир и наконец в начале XIV в. в Москву, Корсунская Игоревская в Киево-Печерской Лавре, Фёдоровская 1239 г. в Костроме. Все они, в порядке хронологическом, предшествуют появлению греко-итальянской школы и потому видеть в них какие-либо следы переработки, внесенные этой последней школой, по-видимому, нельзя. Тем не менее автор находит возможным уверить читателя, что тип этот сложился все-таки под влиянием греко-итальянским, хотя и признает, что корни его находятся в Византии. Чтобы подкрепить мысль об этом влиянии, автор заранее предваряет, что только путем самого молочного и точного сличения памятников можно было бы установить переход темы умиления из итальянской живописи в греческую иконопись; для русской иконописи, продолжает он, исторический анализ этой темы является особенно важным потому, что путем его можно было бы совершенно точно определить происхождение наших чудотворных икон Фёдоровской, Толгской и др. После этого предварении, мы в праве были бы ожидать, что автор именно на этом строго научном анализе и будет базировать свою мысль об итальянской переработке рассматриваемого типа. Между тем для этого анализа он берет не древнейшие русские памятники этого типа, а позднейшие копии их, например, вместо Фёдоровской иконы Костромской – Хилаидарскую копию её, считая последнюю точной копией Костромской, хотя это не подтверждается приведенными самим автором снимками; вместо Владимирской иконы Моск. Усп. собора он берет многочисленные копии её, даже отчасти поздние XVII в. (прориси Чирикова). Выходит, то, что автор разъясняет следы итало-греческих влияний не в основных чертах типов, а в их позднейших разновидностях. Но в таком случае ослабляется значение новизны в научных задачах автора, и он попадает в старое русло ученых, которые со времен Ровинского признавали итальянское влияние на русскую иконопись XVI–XVII вв., хотя и не знали достаточно живописи итало-критской, считая последнюю ветвью живописи венецианской. |
| Песнь 3 Ирмос: Небеснаго круга Верхотворче, Господи,/и Церкве Зиждителю,/Ты мене утверди в любви Твоей,/желаний краю, верных утверждение,/Едине Человеколюбче. Низложи во мне налоги бесовския,/гордость в добродетелех, лицемерие в святости,/тщеславие во бдении, высокоумие в благоговении/и неблагодарность в благодеяниих Сына Твоего, Едина Всепетая Дево. Странна мя любочестия сотвори, молю Тя, Дево,/и чужда любопытства о человеческих согрешениих,/дерзость и излишнее на милость Сына Твоего упование отдали от мене,/да достойны Сыну Твоему плоды принесу, едина Пречистая. Начало и худость моего естества познавая, молю Тя, Дево,/даждь ми презрение самолюбия, бегство человеческия хвалы,/познание собственнаго греха и собственныя немощи, Едина Богоблаженная. Краткий всех вещей и всего мира смертнаго конец/и мучение будущее за суету деяний тщеславных помышляти сподоби мя, Дево,/да, благодатию Сына Твоего к пути истиннаго покаяния наставлен,/вечнаго избегну проклятия, Пренепорочная. Ин кондак, глас 8: Странное и богоприятное светоноснаго зрака Твоего явление,/Пречистая Дево,/с верою взирающим бывает известное чаяние спасения,/столпом бо огненным являющи предстательство,/неусыпное и теплое за ны к Богу возсылаеши моление,/имже от всяких бед избави, молися,/да радостными усты вопием Ти вси:/радуйся, Ходатаице вечнаго блаженства. Седален, глас 4: Столп Твой огненный едину печать благодати Твоея сильнейшую мним, Всенепорочная,/сею бо в соблюдение заповедей Сына Твоего и Бога печатаеши верных сердца прекрепко,/да не враг, хулящий имя Твое, преодолев лестию,/поработит ны, рабы Твоя, в погибель кромешнюю./Но поспешеством благости Твоея, с Твоим знамением,/покажемся имениты наследницы Царствия Нетленнаго, Пречистая Дево. Слава, и ныне, глас 8: Возбранное нам и дивное избавление даровася,/образ Твой честный, Преблагословенная Госпоже Дево Богородице,/к нему же мы взирающе, сице к Тебе зовем:/радуйся, святителем благолепие;/радуйся, прибежище наше, и упование, и спасение;/радуйся, красото и славо обители Толгския и всея России прибежище и защищение;/радуйся, Невесто Неневестная. |
| Радуйся, главою болезновавшему явлением Твоим во сне исцеление подавшая. Радуйся, Радосте наша, иконою Твоею нас присно утешающая. Кондак 12 Благодати Божия святое и непорочное жилище, Мати Господа Вышних Сил, облагодати наш помысл, благочестно воспевати Твоя чудеса, на Толге от честныя иконы Твоея явленная, и Твоим невечерним сиянием озари наша темныя души, приводящи их к свету Трисияннаго Божества, идеже радость и блаженство вечное уготовано праведным, поющим немолчную песнь Вседержителю: Аллилуиа. Икос 12 Поем песнь хвалы и благодарения Тебе, Богорадованная Дево, проповедуем велегласно величие чудес Твоих и богатство милости Твоея, на нас и отечествии нашем явленных, и от глубины сердечныя приносим Ти со смирением и верою сия похвальныя дары: Радуйся, благая Мати всех любовию чтущих Тя и поклоняющихся честному образу Твоему; Радуйся, добрая Младопитательнице дев и безматерних сирот. Радуйся, мира христианскаго крепосте несокрушимая; Радуйся, державы Российския защищение необоримое. Радуйся, Святыя Православныя Церкве многопетая славо; Радуйся, святителей и священников благодатное удобрение. Радуйся, иноком благоподвизающимся Ходатаице вечного радования; Радуйся, и в мире благочестно живущих не лишающая Твоего заступления. Радуйся, телеса наша врачующая от недугов многоразличных; Радуйся, души наша избавляющая от врагов невидимых. Радуйся, Радосте наша, иконою Твоею нас присно утешающая. Кондак 13 О, Всепетая Мати, рождшая Радость Вечную — Господа нашего Иисуса Христа, земным и Небесным Спасителя! Приими благоутробно молебное пение наше, пред чудотворною иконою Твоею с верою и благоговением Тебе возносимое, и всесильными молитвами Твоими избави нас от временных бед и вечныя муки, сподоби же в благочестии и правоверии пожити зде, в земном житии, таможе, в будущем веце в радости райстей, со всеми святыми, вечно воспевати Создателю нашему: Аллилуиа. [Сей кондак глаголется трижды.] [Далее повторяем 1е икос и кондак:] Икос 1 Ангел земный и человек небесный, святитель Христов Трифон, свыше предъизбран бысть послужити святей иконе Твоей на Толге явлению, Владычице Преблагая: той бо, путь творя от Белоезера по реце Волге, в нощи столп огненный узре на брезе ея пустыннем и, достигнув места, Тобою избраннаго, виде святую икону Твою на воздусе стоящую и светом Небесным сияющую, к нейже молебно припадая, со слезами теплыми сице к Тебе возглашаше: |
| Сергей Васильевич Толгский (1940) От деда Милые детки! Всё, что здесь написано, сущая правда. Всё это произошло со мной в разные годы моей жизни. Здесь нет ни одного слова выдумки. Описанные случаи, особенно некоторые, отличаются своей необычайностью и непостижимостью. Как будто случилось какое чудо. Оно так и есть. Чудеса совершались всегда, совершаются и теперь. Но для того, чтобы понять их, нужна вера в Бога и в Его заботу о людях. Без веры, пожалуй, многого и не объяснить. Про себя то скажу, что я постигал их только верой. Я родился и вырос в верующей семье. Мой отец был священником, мать — дочь священника. Мои деды, прадеды по обеим линиям были служителями культа. Таким образом, я получил веру, как наследственность. Родители рано научили меня молиться Богу. Трёх лет я уже посещал неопустительно богослужения по праздничным дням во храме. Пяти лет я знал всю историю про Христа наизусть. Весь уклад жизни нашей семьи был христианский. Такие выражения: «Да будет воля Твоя, Господи! Твори Бог волю Свою, Он знает, что для нас лучше! и др.» — были постоянными в нашей семье, и под ними протекала вся наша жизнь. И как легко было на душе при таком настроении. Знаю, детки, что теперь времена уже не те. Вера теперь не в почёте. И думаю, прочитает кто-либо из вас, подумает про написанное и скажет: «Ну, что ж? Ничего удивительного, простая случайность!» Не стану спорить, только спрошу: «Тут случайность, там случайность, — везде случайность… уж не назвать ли эту случайность законом?» — «Каким?» — спросят меня. — «Законом вмешательства воли Божией и Его силы в жизнь людей». Спасенные от беды Мне было только три года и, разумеется, этого случая я не помню. Но мне неоднократно рассказывали про него родители потом, когда я стал сознавать себя. Спустя много лет, я уже взрослым человеком проезжал с родителями теми местами, и они подробно рассказывали, где и как это произошло. Дело было так. Стояла хорошая осень. Дожди перепадали редко, а потому с полевыми работами управились рано. Вырыли картофель, нарубили полны кадки капусты, навозили дров и переделали все дела, чтобы встретить суровую зиму. Дороги были хорошие. И вот моим родителям пришла в голову мысль поехать в Ивановское. В Ивановском жила сестра моей матери. Она была замужем за священником. Ивановское было не близко, оно находилось за 60 вёрст, и потому мы виделись редко. Решено было проехать эти 60 вёрст в один день с остановками для отдыха лошади и кормёжки в гор. Бронницах и в селе Кишкине. Лошадка у нас была не породистая, но довольно сильная и выносливая. Ей была кличка Белогривый. Решено было также из всех детей взять меня одного. Старше меня были сестра и брат, их оставили дома. Вероятно, мать не хотела оставить меня на прислугу, как самого маленького. |
|
|
