| Долго ли пролежал Петр Ермолаевич без сознания, он и сам не помнит, но очнулся он под кустом на берегу залива, в нескольких саженях от того места, где он увидел в первый раз отца Иоанна. По всей вероятности, кто-нибудь из толпы отнес или, вернее, оттащил бесчувственного N в сторону, и он пролежал там, принятый за пьяного. Как бы то ни было, но Петр Ермолаевич очнулся уже к вечеру. Двое суток прошло, как он ничего не пил и не ел. Смутно припоминая все происшедшее, он призадумался над своим положением; голод и усталость хотя и не особенно мучили его, но слабость была так значительна, что он с трудом держался на ногах; в кармане не было ни одной копейки, попасть в Кронштадт нельзя, да и что же было бы в Кронштадте?.. Отца Иоанна он увидел, но где теперь батюшка? Его окружала такая толпа, что ему, нищему оборванцу, ни за что не удастся не только говорить с ним, но и увидеть близко... Слезы неслышно катились по осунувшимся щекам страшно истомленного лица пьяницы, прислонившегося к дереву и стоявшего истуканом. – Вот оно дерево... Здесь в стороне, заметят не скоро... Минута и все кончено... Где мне жалкому, несчастному голышу... И как это я мечтал, надеялся... Мысли, одна другой мрачнее, теснились в голове Петра Ермолаевича и чем больше он думал, тем пессимистичнее делалось его настроение. Солнце садилось, с залива понесло прохладой, начинало смеркаться... Мимо N проходили пассажиры, он слышал шум, разговор... – Попробую! – почти вскрикнул он и пошел к пристани. Пароход сейчас отходил. Петр Ермолаевич, шатаясь, подошел к капитану и, низко поклонившись, начал бессвязно что-то говорить. – Иди, иди, проспись, куда лезешь в таком виде, ишь ведь нарезался, на ногах чуть стоит. – Капитан проговорил это насмешливым тоном и сделал знак матросу. – Уберите его... . – Проходи, проходи, нечего тебе здесь делать, а не то сейчас заберем в часть… – Да я не пьяный, – проговорил чуть слышно Петр Ермолаевич, – а второй день не ел, пришел пешком к отцу Иоанну... – Много вас тут шляется к отцу Иоанну. Проваливай... В Кронштадте и без тебя нищих много. |
| Лет 5 считался П. Е. горьким пьяницей, пропивая всякий грош, который ему удавалось достать. Он пробовал служить, но после первой же получки жалованья исчезал. Его снова встречали с подбитыми глазами, опухшим лицом, с трясущимися руками и ногами. Несколько раз попадал он в нищенский комитет, в больницы, и раз даже заподозрили его в краже, хотя до преступления он все-таки не доходил. Казалось, П. Е. все потерял. Из прежних собутыльников и знакомых никто его не узнавал, а внешний его вид как бы говорил, что ему не остается ничего другого, как просить у Бога прекращения своей страдальческой жизни. Еще в хорошие времена своей жизни П. Е. слышал об отце Иоанне Кронштадтском . В одну из минут невольного (за отсутствием «пятачка») отрезвления, он вспомнил о Кронштадтском пастыре. – И у меня точно упало что-то внутри, – рассказывает Петр Ермолаевич, – так стало весело, радостно на душе. За все время моего пьянства у меня не было более приятного душевного ощущения... Я упал на колени, пробовал молиться – не мог; слова молитвы не шли на память... Я решил сейчас же идти пешком в Ораниенбаум, оттуда как-нибудь пробраться в Кронштадт. Сказано, сделано. П. Е. направился к Балтийскому вокзалу. Было лето. Начало смеркаться, и Петр Ермолаевич в ночь тронулся по шпалам в путь... Он шел бодро. На душе было легко, как не бывало с начала трактирного сиденья. Все мысли, все надежды этого получеловека, почти потерявшего «образ и подобие», сосредоточились на отце Иоанне, которого он никогда еще не видал и о котором никогда прежде не думал... Вот он уже в Ораниенбауме. Не имея у себя ни гроша денег, П. Е. хотел было вернуться обратно. Но какой-то внутренний голос заставил его смешаться с толпой и бежать на пристань... – Отец Иоанн, отец Иоанн, – слышал он кругом. Большого труда стоило П. Е. протискаться в толпе так, чтобы взглянуть на своего «избавителя», от которого теперь зависела вся его будущность. Петр Ермолаевич так сроднился теперь с мыслью о своем возрождении через, о. Иоанна, что потерять эту надежду для него, значило потерять все... |
| – Пожалуйста, позвольте, – пробовал просить N. – Сказано уходи и ступай, если не хочешь в полицию. Чего тебе позволить?.. И Петр Ермолаевич, сопутствуемый матросом, пошел с пристани. Глава 5 Смерклось уже совсем, наступила тихая теплая ночь. Петр Ермолаевич продолжал бродить по Ораниенбаумским пристаням без всякой определенной цели и сам не отдавая себе отчета в своих скитаниях. Ушли последние поезда и пароходы, прекратилось движение пассажиров, Ораниенбаум опустел и замер в ночной тиши, но N не уходил от морского берега, все чего-то ожидая; он видел, что дежурные на станции не спали и слышал отрывочные фразы, из которых мог заключить, что ждут экстренного поезда с отцом Иоанном. Замечу, что отцу Иоанну раза три в неделю, а иногда и чаще, приходится ездить с экстренными поездами и на Балтийской железной дороге имеется постоянно в запасе паровоз с вагоном 1-го класса на случай экстренного требования для о. Иоанна. Это, впрочем, нисколько неудивительно, потому что время кронштадтского пастыря слишком дорого, чтобы его стеснять расписанием железной дороги; когда постоянно приходится спешить к умирающим или страдающим, тогда нет возможности спешить к поезду... Часы на станции пробили полночь, когда вдали показались три фонаря с яркими дрожащими огнями. Поезд мчался, и прежде чем N успел добежать до платформы, локомотив остановился. Народу почти не было, но вагон, в котором сидели о. Иоанн, все-таки быстро окружила кучка, человек 20 людей; откуда они взялись, N никак понять не мог. Почтенный пастырь быстро вышел из вагона, наскоро благословил стоявших и пошел по платформе к пароходной пристани, где стояли уже с разведенными парами экстренный пароход. Как и всегда о. Иоанн был добр, свеж, не чувствовали никакого утомления и на лице его светилась обычная приветливая улыбка. – Батюшка, – простонал N, с трудом догоняя удалявшегося священника. Отец Иоанн остановился и повернулся к бежавшему мелкими шагами оборванцу. Они встретились лицом к лицу… N почувствовал на себе взгляд «батюшки»; он не мог выдержать прилив чувств и упал в ноги, крепко ухватившись за рясу о. Иоанна. |
| В городе он был известным книголюбом, у него была большая библиотека с редчайшими изданиями. Он собирал рукописи и нередко их переписывал сам. К нему приезжали поэты, писатели и ученые. Представлявшееся сначала случайным знакомство с этим человеком, оказалось действием Промысла Божиего. Я очень любил бывать дома у этой милой, удивительной и простой семьи, где многие часы мы проводили в тихих, интересных и полезных для меня беседах. Я горячо любил Бога, очень любил Церковь и все церковное, почитал священнослужителей и дома усердно молился. Учился я на филологическом факультете. Среди многих дисциплин, которые нам преподавали, были марксистская философия, научный атеизм и научный коммунизм. Нередко некоторые вопросы вызывали у меня глубокое смущение. И тогда после лекций я спешил к Ивану Ермолаевичу, где получал с радостью разъяснение возникших недоумений и ответы на мучившие меня вопросы. Иван Ермолаевич выписывал «Журнал Московской Патриархии», Церковный календарь и все, что тогда выходило в скудной церковной печати, а кроме этого выписывал и светские журналы: «Наука и жизнь», «Наука и религия», «Огонек», «Литературную газету» и многие другие издания. К Ивану Ермолаевичу приезжали ученые из « Пушкинс кого дома» Академии Наук страны– А.М. Панченко, В.М. Малышев, Ю.К. Бегунов и другие. Они собирали рукописные книги среди старожилов Латвии. Иван Ермолаевич был связан с людьми, которые хранили старинные рукописи и старопечатные книги в Латгалии. Поскольку я тоже уже стал интересоваться старинными книгами, рукописями, я познакомился в доме Ивана Ермолаевича с этими людьми. Они проявили внимание ко мне и пригласили приехать в «Пушкинский дом». С тех пор я стал собирать в Латгалии и Литве рукописи, по их совету старался сам изучать их, и отсылал в Ленинг рад, в Пушкинский дом. Они мне предложили после окончания вуза поступать в аспирантуру Пушкинского дома и заняться научной работой на тему «Взаимосвязь древнерусской и древнелатышской культур», а затем, если бы я стал учиться в аспирантуре, мне предлагали тему «Великие Четьи-Минеи митрополита Макария». |
| Еще в хорошие времена своей жизни N слышал об отце Иоанн кронштадтском . В одну из минут невольного (за отсутствием «пятачка») отрезвления он вспомнил о кронштадтском пастыре... – И у меня точно упало что-то внутри, – рассказывает Петр Ермолаевич, –так стало весело, радостно на душе; за все время моего пьянства у меня не было такого приятного душевного ощущения... Я упал на колени, пробовал молиться – не мог, слова молитвы не шли на память... Я решил сейчас же идти пешком в Ораниенбаум, а оттуда как-нибудь пробраться в Кронштадт. И N направился к Балтийскому вокзалу. Было лето, начинало смеркаться и Петр Ермолаевич в ночь тронулся по шпалам в путь... Он шел бодро, на душе было легко, как не бывало с начала трактирного сиденья, и все мысли, все надежды этого получеловека, почти потерявшего «образ и подо6ие», сосредоточивались на отце Иоанне, которого он никогда еще не видел и о котором никогда прежде не думал... Глава 3 N миновал уже Петергоф и вошел в лесную тропинку, когда верхушки деревьев зазолотились лучами восходившего солнца. Наступало дивное утро: N почти не ощущал усталости и голода, на душе у него было легко и отрадно; он прилег под деревом на пригорке и незаметно заснул. Когда он проснулся, солнце было уже высоко; наступил жаркий день, в парке гуляло много дачников. Вероятно, у N был отчаянный вид, потому что дети и дамы спешили уйти от него подальше, а кавалеры осматривали с ног до головы как-то вызывающе, точно хотели сказать: – Как этот бродяга сюда попал, надо его отправить в полицию... Вскочив с земли, Петр Ермолаевич нахлобучил на глаза свой рваный картуз и быстро зашагал к Ораниенбауму. Впервые ему стало стыдно своего положения, и он хотел в эту минуту провалиться сквозь землю, чтобы никто его не видел; он сам рассказывал мне так приблизительно свои душевные ощущения. – Пять лет пьянства, запоя со всеми ужасными их последствиями восстали так живо предо мною, что я припоминал каждую мельчайшую вещь и даже то, на что прежде вовсе не обращал внимания. Ах, какой это был ужасный кошмар. Душа разрывалась на части под тяжестью ужаснейших воспоминаний. За пять лет я ни разу не вспомнил о своих детях, жене, больной матери, а тут я готов был умереть, только бы раз взглянуть на них, услышать их голоса… Я не ел более суток, но забыл совершенно о голоде и мои мозги сжимались при одних воспоминаниях прошлого пережитого, давно прошедшего... Я не хотел и думать о старом, надо было обсудить будущее, но мысли помимо воли приковывались к самыми отвратительными эпизодам моей порочной жизни, и я чувствовал холодную дрожь во всем теле. Незаметно на глаза навернулись слезы, перешли постепенно в рыдания и, скрывшись в лесу, я нисколько часов просидели, обливаясь слезами... Выплакав горе, я почувствовали облегчение и бодрее продолжал путь... |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 Крепость на реке Пенза основана в 1663 году при царе Алексее Михайловиче как форпост на юго-восточной окраине государства, которая была легкой и незащищенной добычей для степных кочевников. В мае того года на реку Пензу с сотней казаков-черкас прибыл Юрий Ермолаевич Котранский, являющийся ранее воеводой г. Балахны «город строить». Он и стал основателем и первым строителем города. За достаточно непродолжительное время был взведен деревянный кремль. Обязанности по созданию поселений и укреплений вблизи крепости возлагались на воеводское управление, которое возглавлял с конца 1663 г. первый пензенский воевода Елисей Протасьевич Лачинов. По указу царя от 13 октября он «построил на Пензе у города посад и слободы», то есть наделил землей жителей города: конных и пеших казаков, пушкарей, воротников. В 1665 году население города составляло около 3300 человек (почти 700 дворов). Долгие годы крепость Пенза служила надежным заслоном от кочевников – кубанцев (народов Северного Кавказа и Приазовья) и ногайских орд. Нападению кочевников Пенза подвергалась в 1668 , 1680 и 1717 гг., но овладеть крепостью им ни разу не удалось. По преданию, в 1717 г., во время Большого Кубанского погрома, нападавшие сожгли южную часть города и уже подступили к стенам крепости, однако находившиеся в осаде пензенцы появились перед вражеским войском с Казанского иконой Божией Матери - даром царя Алексея Михайловича, что спасло город от разрушения. Казанская икона Богоматери и по сей день является главной святыней Пензы. В первой трети XVIII столетия Пенза превращается во внутренний город России и утрачивает свое прежнее стратегическое значение. Во второй половине XVIII века Пензенский край становится одним из основных в стране районов помещичьего землевладения. К этому времени Пенза – крупный экономический центр, благосостояние которого базируется на товарном сельскохозяйственном производстве (преимущественно вывоз хлеба) и винокурении. |
| Связь с эфиром СМС: с мобильного телефона пошлите на короткий номер 5522 слово ВЕРА и через пробел вопрос, который хотите задать. Звонок в студию во время прямого эфира: 8 495 959-59-39. Звонок в студию: 8 495 950-63-56. Написать письмо: [email protected] play_arrow pause mute max volume play stop repeat Update Required To play the media you will need to either update your browser to a recent version or update your Flash plugin . Будьте как дети. Памяти писателя А.Я.Чадаевой 29.12.2022 19:21 Алина Яковлевна Чадаева 22 октября в Москве на 92-м году жизни отошла ко Господу русская писательница, многолетний автор нашей радиостанции, собиратель фольклора, исследовательница культур коренных народов Севера и Дальнего Востока Алина (в крещении Алевтина) Яковлевна Чадаева. Она родилась 27 мая 1931 г. в Нижнем Новгороде. Дочь управляющего делами Совнаркома СССР Якова Ермолаевича Чадаева и партийного работника Ольги Федоровны Шафрановой (из семьи сельского учителя). В годы Великой Отечественной войны проживала на родине матери, в г. Ветлуге Горьковской (ныне Нижегородской) области. Долгие годы жила на Дальнем Востоке, много путешествовала по Архангельскому Северу. В его людях и обычаях она видела воплощение русского национального характера. На материале этих наблюдений написала в жанре притчей произведения «Страшный суд», «Круг», «Цветёт терен». Новый взгляд на личность и творчество А.П. Чехова Алевтина Яковлевна изложила в книге «Православный Чехов». В 2000-е годы она обратилась к трагической судьбе Романовых, особенно Алапаевских мучеников, ратовала за перенесение их останков в Россию. За свой счёт писательница опубликовала книги о каждом из них. В 1990-е гг. А.Я. Чадаева внесла огромный вклад в развитие Ветлужской воскресной школы (в г. Ветлуге Нижегородской области), которая была создана ею по благословению настоятеля местного храма св. вмц. Екатерины протоиерея Николая Кравчука в 1991 г. Ее книга «Будьте как дети» - издание о жизни Воскресной школы в городе Ветлуге в 1993-2002 годы. В ней содержатся также и сочинения детей, и их размышления, и рисунки. Дорогие братья и сестры! Мы существуем исключительно на ваши пожертвования. Поддержите нас! Перевод картой: Другие способы платежа: Версия для печати Добавить комментарий |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 АЖИНОВСКИЙ БОГОРОДИЦЕ-РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ХРАМ Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Ажиновский Богородице-Рождественский храм Церковь построена в 1850 году на средства прихожан вместо ветхой старой. Она представляла собой «молитвенный дом самого маленького размера и притом без купола, даже не из рубленого леса, а просто стояны, обитые досками снаружи и внутри». В 1857 году деревянная церковь была расширена: пристроены с трех сторон приделы и перекрыта кровля, «возведен купол, [храм] распространен до колокольни и построена из толстого леса колокольня. Кроме того, иконы местные и почти вся утварь пожертвована из г. Новочеркасска бывшим наказным атаманом Хомутовым». Причта положено 1 священник, 1 псаломщик. Имелся 1 причтовый дом. С 11 июля 1879 года имелось сельское приходское училище . В 1890 году начался сбор средств на строительство новой церкви. 6 сентября 1890 года архиепископ Донской и Новочеркасский Макарий (Миролюбов) , посетив хутор, заметил и «выразил пожелание о строительстве новой церкви». Тогда же хуторяне и приняли решение: распахать 50 десятин под посев пшеницы — «чтобы собранный хлеб пожертвовать на постройку нового храма». Строительство началось в 1900 году на новом месте «между хуторами Ажиновом и Кудиновом и представляет собой не заселенное ничем пространство... оное расположено на бугру». Место под строительство было освящено 17 сентября 1900 года. Храм освящен 3 января 1903 года. Он был однопрестольный, крестообразный, деревянный, с такой же колокольней. В ночь на 29 января 1909 года церковь сгорела по неизвестной причине со всем церковным имуществом. После постройки нового храма в 1903 году старый храм предполагалось сломать и сжечь. Однако казаки хут. Ажинова Тимофей Игнатьевич и Иван Игнатьевич Нестеровы 19 июня 1903 года возбудили ходатайство перед архиепископом Донским и Новочеркасским Афанасием (Пархомовичем) о переносе старого храма на кладбище хутора Кудинов и его освящении в качестве приписного в честь св. Димитрия Солунского. Их просьба мотивировалась тем, что храм, освященный в 1850 г., был построен на средства их деда казака Пантелеимона Ермолаевича Нестерова. Духовенство церкви хут. Ажинов воспротивилось переносу церкви в хут. Кудинов, опасаясь снижения собственных доходов. Кроме того, выяснилось, что П.Е. Нестеров был не жертвователем, а только попечителем по постройке церкви, собирая средства среди прихожан. 3 ноября 1904 года указом императора ходатайство Т.И. и И.И. Нестеровых о переносе храма было отклонено по причине нежелания жителей хут. Кудинов иметь церковь. |
| Было около двух часов дня, когда N пришел в Ораниенбаум. Только здесь он вспомнил, что Кронштадт лежит на море, попасть в него пешком нельзя, а гривенника за проезд на пароходе у него не было. Подаяний он не решался еще никогда просить, и, хотя ему нередко приходилось выпрашивать на хлеб, а чаще на выпивку, но обращался он только к знакомым. Как же просить у посторонних, первых встречных, да еще и дадут ли, а срам, позор нищенства придется пережить... Невыразимая тоска охватила Петра Ермолаевича. На краю цели, почти у порога заветной надежды приходится расстаться с мечтами; он думал уже пуститься вплавь до Кронштадта, но это было бы безумием; протянуть руку за милостыней он не мог ни за что, а даром на пароход не пустят. – Идти назад! Назад... Это «назад» звучало для Петра Ермолаевича совершенно как «могила» или «смерть». Возвратиться к пятилетней кабацкой жизни бездомного бродяги казалось для N гораздо большим несчастьем, чем лютая смерть под ножом убийцы. А между тем, вчера еще, эту привольную жизнь он не променял бы на хоромы и считал себя в рубище счастливее, чем раньше в кругу семьи, довольства, честного труда... В голове Петра Ермолаевича мелькнула уже мысль о самоубийстве, мысль, встреченная им не только без ужаса, но почти дружелюбно, как вдруг внимание его привлекла толпа народа, бежавшего по направлению к пароходной пристани. – Верно, пароход отходит, – подумал он, – а я не могу ехать... Он хотел было вернуться в Ораниенбаум, но какой-то внутренний голос заставил его смешаться с толпой бежать на пристань... – Отец Иоанн, отец Иоанн, – слышал он кругом. Глава 4 Большого труда стоило N протискаться в толпе так, чтобы взглянуть на своего «избавителя», от которого теперь зависела вся его жизнь и будущность. Петр Ермолаевич так сроднился теперь с мыслью о своем возрождении через о. Иоанна к новой жизни, что потерять эту надежду для него значило бы потерять все. Вот он увидел приближавшегося пастыря, которого, казалось, толпа несла на своих плечах... Он увидел это ясное, с выражением великой любви лицо священника и весь задрожал от волнения, объятый каким-то благоговейным трепетом... Отец Иоанн в это время поравнялся с ним... Не помня себя от избытка чувств, охвативших его точно морским приливом, и не будучи в состоянии произнести ни слова, N упал на землю под ноги о. Иоанна и, уловив край его ризы, нервно прижал одежду пастыря к своим губам. Рыдания сдавили грудь несчастного пьяницы, в глазах его потемнело, он лишился чувств... |
| «1684 года, декабря в 19 день, дал вкладу стольник Феодор Авраамович Лопухин на церковное каменное строение денег 10 рублей, при игумене Ионе». Заботливый игумен Иона не имел утешения видеть окончание трудов своих: подчинение обители Донскому монастырю, застало храм сей еще не оконченным, как видно из описи в 1684 году, в которой он показан еще «несовершенным» (вероятно по внутренней отделке). Это пало, как увидим ниже, на долю насланного из Донского монастыря для управления обителью наместника, иеромонаха Исаии. Заключим обозрение настоятельства игумена Ионы указанием на любопытные вклады, которые были вносимы в его время постригаемыми в число братии сей обители. «1670 года дал вкладу Воротынского уезду дворянин Никифор Мелетьевич Крадыкин; коня сера-пега за 5 рублей, при игумене Иове и при келаре Авраамии, и при прочей братии. Да он же, Никифор, дал денег в прибавку 5 рублей, да ржи 12 четвертей, с полуосминою, цена ржи за четверть по 10 алтын с полугривною, да пшеницы по 16 алтын по 4 деньги. Итого стало: за рожь и за пшеницу 5 рублей 25 алтын 2 деньги, и за тот его вклад его, Никифора, постригли. (Приписка другою рукою, вероятно, его собственная) Да приложил венец к местной иконе Богородицы Одигитрия, что у царских дверей серебреной позолочен, весом 50 золотников, ценою 5 рублей с полтиною. 1683 года дал вкладу Калужского уезду дворянин Борис Ермолаевич Бегичев коня рыжа-лыса, с хомутом и с санями, и с полостью лазоревою, да попону коцу ветха, да коляску, обита вся кругом кожею, гвоздем луженым, за 15 рублей, при игумене Ионе и при келаре Авраамии и при прочей братии, и за тот его вклад его, Бориса, постригли, а во иноцех инок Богомьпе. Того ж года, Февраля в 19 день, дал вкладу Мещовского уезда, церкви Николая чудотворца, что в Бышковичах, поп Леонтий денег 5 рублей при игумене Ионе и келаре Авраамии и при прочей братии и за тот его вклад его в монастыре сем постригли». О внутреннем быте обители никаких других сведений не имеется. 33 То есть, в 1610 году, – с этим же годом совпадает и разорение Боровского Пафнутьева и Малоярославецкого Черноострожского монастырей. (См. также Малоярославец. Материалы для истории города 17 и 18 столетий. М. 1884 г. in 4°). |
|
|
