Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Мы видим, что в споре Транквиллиона-Ставровецкого и его московских цензоров украинский автор представлял уже, так сказать, «латинизированную» точку зрения по ряду важнейших проблем. Скорее всего, это было результатом того, что уже во второй половине XVI в. в приходской проповеди украинско-белорусских земель «византийский» взгляд на первородный грех, природу и спасение человека стал уступать место взглядам, характерным для западнохристианской традиции. Это показывает, например, обращение к многочисленным «учительным Евангелиям» – украинско-белорусским проповедническим сочинениям конца XVІ – начала XVІІ в. 376 Так, в рукописном «Учительном Евангелии», написанном, судя по филиграням, к третьей четверти XVI в. 377 , отречение от самого себя, от плотских потребностей и мирского быта («речей», от польского rzecz) связывается с представлением о «врожоном запсовании» как следствии первородного греха: «А мы также маемо волю его святую чинити, a маемо сами себе отречися, то ест забытное наше розмышление от себе изложити, самых себе упокоритися, врожоное запсование за грех первородный познати (курсив мой. – М. Д.) и умертвити власное тело и з его похотми... a обновитис в духу правом, понехати нас, не дбати о том свете и о всех речех, которыи на свете сут» 378 . Это очень существенная перемена, которая свидетельствует о начавшейся во второй половине XVI в. мутации православной украинско-белорусской культуры. Вполне релевантно в этом отношении более позднее учительное Евангелие из собрания Ю. А. Яворского в Петербурге 379 . Из текста многих его поучений видно, что рукопись предназначалась именно для чтения перед прихожанами. Например, в проповеди в неделю мытаря и фарисея читаем: «То есте слышали Евангелию святую нынешнюю, котораа ся читала при хвале Божии, и теперь ся читала. A мейте месця ку седаню, a слухайте слова Божия и с пилностию и скрюхою сръдечною, абысмо то выслухавши, заховали при собе тыи слова Божии» 380 . Выражение «первородный грех» довольно часто встречается на страницах нашего памятника. «Телец упитанный» из притчи о блудном сыне символизирует Иисуса Христа, который кровью своей выводит нас из «шатаньской моци» и «и грех пръвородный загладил» 381 . Символизирующий Христа и приносимый в жертву агнец («баранек») своей кровью «очистил грехи наше пръвородныи» 382 ; человек попал в неволю к дьяволу «за проклятием божиим про пръвородный их грех a за преступлением предка нашего Адама и Евы» 383 . И видимо, понятие «первородного греха» уже стало восприниматься как непременный коррелят размышлений о грехе и греховности вообще. Прихожанин должен знать, «иж есмо были оного святого божественнаго и пръваго благославеннаго живота отдалени. За выстоупок прадеда нашего Адама выгнани есмо были въ безчестное мешканя и смертию осоуждени есмо были. Але Бог милостивый не хотячи опустити сътворение роук своих послал нам Сына своего» 384 . Связь с «преступлением нашего прадеда Адама» состояла, судя по контексту, в наследовании от Адама «первородного греха». |
| Наиболее характерным представителем латинской литературы в Африке в эпоху, когда христианство уже было готово дать ей свое собственное отражение, был, бесспорно, Апулей, литературная карьера которого заканчивается как раз в то время, когда Тертуллиан только что начал свою. Апулей, воспитанный школой римских риторов, принес с собой в Карфаген и вкус к тому декламаторскому красноречию, которое процветало в современном ему Риме. Достаточно пробежать его Florides, чтобы заметить однообразие и искусственность слога, служившего для панегириков либо самому автору, либо его слушателям. Правда, когда серьезный вопрос возбуждал Апулееву душу, как, например, когда он был вынужден представить проконсулу Африки апологию, в которой защищал себя против обвинения в магии, то речь его еще может показаться достаточно высокою, но в остальных случаях все его труды представляют пустую и скучную фразеологию 23 ; что касается самого языка, то он представляет большую аналогию с языком Тертуллиана , который принял в себя много латинизированных греческих слов. Вообще о современной нашему писателю языческой латыни следует сказать, что никогда более искусственный и тонко выработанный слог не являлся на служение литературе, более бедной по своему идейному содержанию. В этом отношении особенно старался превзойти свою эпоху Апулей 24 , приводивший в систему неологизмы и видевший в этом своего рода заслугу. Вот откуда в литературных произведениях эпохи эта темнота и неясность – результат усилий играть словами, вводить новые и странные формы, способствующие стилю и застилающие мысль. Бесспорно, Апулей имел наибольшее влияние на современную литературу, и она, явившись отражением этого писателя, приняла, конечно, в себя и все его недостатки вместе с его достоинствами и в свою очередь влияла на литературу последующих африканских писателей. В результате мы имеем то, что первые писатели латинской церкви не имели перед собой живых образчиков Цицероновского стиля. Латинский язык потерял уже свою элегантность и чистоту, но с другой стороны христианское вдохновение сумело настолько оживить и одухотворить этот пустой по бедности мысли язык, что он становится сильным и живым, обладая в тоже время грамматическими неправильностями, которые из-за живой речи упускают незамеченными. И вот когда Тертуллиан берется передавать свои взгляды на этом грамматически неправильном языке – все наше внимание приковывается к этой речи, и мы вынуждены сознаться, что немногие обладают той убедительностью, которую придают речи нашего автора искренность и глубина убеждения и пламенная ревность к защищаемому им делу. Если даже еще обладает ею кто-нибудь! |
| Может показаться, что условия сложились более благоприятно для южных и восточных славян, а не для латинизированных германцев и кельтов, и можно было бы ожидать расцвета средневековой культуры на Руси, а не во Франции, Германии и Англии. Но произошло обратное. Убожество интеллектуальной культуры древней Руси просто поразительно. В течение семи столетий — то есть до XVII века мы не находим ни следа научной мысли в русской литературе, — даже ни одного догматического трактата. Вся литература носила практический, морально–наставнический характер, за исключением летописей, художественная ценность которых живо подчеркивает — в силу контраста — полное отсутствие научной культуры. Современные русские историки нового националистического толка, развившегося в СССР, единодушно переоценивают уровень древнекиевской культуры, которая, по их мнению, была не ниже, а даже выше тогдашней западной цивилизации. Полная неспособность этих историков подкрепить свои утверждения сама по себе служит еще одним доказательством по крайней мере интеллектуальной скудости этой культуры. Славяне, обращенные греками, не нуждались в подобном постижении христианства: им дали Библию и богослужение на славянском языке. Во второй половине IX столетия два грека, брата–миссионера, свв. Кирилл и Мефодий выполнили с учениками грандиозную работу по переложению греческих священных книг на старославянский, который в то время был более или менее общепринятым «литературным» языком славян. В следующем столетии культурный круг двора болгарского царя Симеона продолжил работу кирилловского поколения, переведя некоторые труды богословского и научного содержания. Так сложилась славянская литература, которой духовно кормилась средневековая Русь. Она получила церковную организацию из Греции, но книги, — а может быть, и первые проповедники, — пришли из Болгарии. Основной фонд этой литературы был более чем достаточен для новообращенного народа. Некоторые из переведенных сочинений порой оказывались выше понимания русских. На запасе знаний, полученных из-за рубежа, Русь прожила века; большая часть остальной литературы и новых переводов с греческого пришла на Русь из того же южнославянского источника — от сербов и болгар. |
| Европа и мир захвачены будут, может быть не та Европа что к Западу и не тот мир что на Земле. У русского своя «Америка–Европа» и свой «мир», более сподручный: в виде отстранения тех. «Не нужны», «мы сами». Мир уже у нас в кармане и так, можно сказать; уже накоплено всего довольно, чтобы его уничтожить. На столе уже стоит бутылок довольно, чтобы всем упиться до конца. Сладкая апокалиптика держит. Не те и другие правы, а те и другие не по существу. Те и другие заглушают правду. На самом деле русский размах и не допускает никаких «устроений» и не имеет никакого отношения к самосохранению. Мысль о «сбережении» какого-то «русского народа» у нас и не ночевала. Татарин, русский, цыган одинаково полны раздражения. Тогда один путь, громить? Совсем нет, То раздражение гностическое. Та энергия, горькая, убийственная духовная. За правду. Не в мыслителях, в самом языке правда, которую мир не знает и которая не перестанет, пока мир не узнает, пока она до мира себя не донесет, хотя бы мир сгубив. Непомерная невместимая правда распирает изнутри, не дает минуты покоя, велит поворачивать речи и реки; правда, которую телевизионный мир, лепечущий на своих латинизированных припомаженных шлифованных языках, не знает. Немецкий гигант, брат, восстал и рухнул. Восстает русский гигант и несет свою правду, жестокую, терпкую, гневную на приглаживателей и улаживателей. Какую? Сам не знает какую. Года народов как дни. Свою правду сказал Рим — Москва еще не сказала, скажет. Что Москва не третий Рим, этого еще никто не доказал. Русский Бог, русская страшная правда жива — не в словах, а в крови и в языке, который еще не совсем современный, еще старый. С правдой не шутите. Лучше помогите. Помогите разродиться. Эти роды будут на весь мир. Что родится? смерть всем? новый строй? бог? Бог, скажут, уже родился. Нет, Бог рождается, рождается всегда. Россия еще живая земля богородица, томится страшной правдой рождающегося, тоскует от обреченности, скорее погибнет чем не донесет свою правду; не съест ее с любым пышным пирогом. |
| Прежде чем попытаться ответить на поставленные нами вопросы, сделаем небольшой экскурс в историю медицины. Западная (или европейская) медицина тесно связана с развитием естествознания, возникновением и развитием в эпоху Возрождения новых мировоззренческих концепций. С началом Реформации европейцы пришли к выводу, что смогут обрести власть над природой. Сформировался новый набор ценностей и верований, при помощи которого можно было объяснить мир. Такой новой «религией» стала наука, а ее жрецами – математики, физики и инженеры-механики. В XVII веке французский математик Декарт произвел переворот в западной науке. Введенный им аналитический способ рассуждения стал основой для новой философии науки, и в частности медицины. Эта философия имела столь глубокое влияние, что принципы, составляющие фундамент современной науки, так и называются картезианскими (от латинизированного имени философа – Cartesius). Декарт верил в возможность существования конкретной истины, говоря: «Вся наука есть определенное, очевидное знание. Мы отвергаем знание, являющееся вероятным, и рассуждаем, что верить можно только совершенно известным вещам, относительно которых не существует никаких сомнений». Создав такую логику, он построил собственную концепцию мира, уподобив его механизму: «Я не признаю никакой разницы между машинами, созданными мастерами, и различными телами, которые создает сама природа» . Он утверждал, что всеми явлениями природы управляют законы механики. Такой механистический взгляд на природу породил законы, которые легли в основу причинно-следственного метода объяснения материальной вселенной. Эта логика составила фундамент научного метода, который остается, по сути своей, неизменным и по сей день. В рамках данного мировоззрения природа и люди суть машины, управляемые законами механики. Соответственно, западная медицина занимается исследованием работы человеческой машины. Когда люди уподоблены машинам, врачи превращаются в механиков. Становление западной врачебной традиции шло параллельно с успехами в научном естествознании. |
| Такого же содержания миниатюра, под заглавием: Лик Давыдов 51 , в Козьме Индикоплове, в Макарьевской Четьи-Минее, август, 1542 г. (Синод. библ. 997) – дает царю Давиду именно гусли; но, вместе с тем, вносит она другую новизну, тоже под очевидным влиянием Запада. Внизу, под престолом царя Давида, стоят два инструмента, представляющие древнейший вид органа, более первобытный, нежели тот, какой приводит, Куссемакер по миниатюре Эдвиновой Псалтири XII века 52 : вместо трубок, по русской миниатюре 1542 г., поднимаются из машины рога, как самый употребительный из духовых инструментов в музыкальном лике царя Давида; приводят же машину в действие не палками, как в английской Псалтири, а какими-то орудиями, вроде больших ключей. Каково бы ни было происхождение и развитие музыкального органа, но, во-первых, ему не место в традиционном сюжете Лика Давидова, а, во-вторых, по самой надписи в русской миниатюре 1542 г., инструмент этот носит на себе печать западного влияния. Из двух его экземпляров, на одном надписано: кимваны, а на другом по латинскому произношению: цымбаны. Итак, традиционный кимвал, т. е. две металлические тарелки, коими ударяют друг в друга, инструмент, составляющий издревле необходимую принадлежность Лика Давидова, заменяется, наконец, органом, инструментом усвоенным католической церковью, по отвергнутым русской, и сверх того дается ему латинизированное название. Хотя в нашей письменности от XIV века сохранилось сказание о том, как Давид составил лик играющих на инструментах, заимствованное из Иосифа Флавия, которое служит как бы толковым текстом для обеих этих миниатюр XIV и XVI века 53 , но слишком общие, неопределенные названия инструментов, как мы видели, дали повод миниатюристам ко введению в Давидов Лик инструментов западных. Потому у нас есть еще одна редакция этого же сюжета, замечательная тем, что она возникла в интересах иконописного пуризма и тем самым как бы обличает в западничестве обе вышеприведенные редакции. Это именно в одной из миниатюр лицевой Псалтири русского письма XVI в., принадлежавшей некогда московскому купцу Стрелкову 54 . Миниатюра носит заглавие: Давид царь состави псалтырь с лики. Соединяет она два сюжета, которые в Хлудовской Псалтири XIII–XIV века разделены, именно, во-первых, лик музыкантов и, во-вторых, Давида, не играющего на инструменте, а пишущего свои псалмы. Обыкновенно, в последнем изображении помещается Давид только один, без посторонних лиц, как это принято и в Хлудовской миниатюре, л. 6 об. Но в Стрелковской, кроме Псалмопевца, держат в руках свитки псалтири и другие лица по обеим его сторонам, а наверху, из-за зданий, высовываются фигуры, трубящие в рога. Других инструментов, кроме рогов, нет. Над лицами внизу, держащими свитки, подписано: Мудрецы и Творцы. Очевидно, музыканты удалены на второй план и лишены неудобного для традиционной иконописи разнообразия в своих инструментах. |
| Он появился на свет в ливонских землях, в русской крестьянской семье, хотя и поговаривали, будто мать родила его не от собственного супруга, а от некоего беглого черта, шатавшегося по деревням и селам и совращавшего разных дур. Таковое предположение стало вскоре подтверждаться, когда младенца крестили. Он страшно сопротивлялся и, в отличие от обычных детишек, которые успокаиваются и даже засыпают вскоре после совершения сего таинства, новокрещен-ный ребенок, нареченный Иваном, после погружения в купель еще больше разорался и бился так, что выскользнул из рук священника на пол, хотя почти не ушибся. И дальше, сколько бы его ни приносили в храм Божий, он всегда выказывал не просто неудовольствие, а сильную и громкую ярость. Причастие невозможно было вложить ему в уста, а если и удавалось, то он тотчас исторгал из себя Святые Тайны. Подрастая, Иван внешне ни единой чертой не проявлял сходства со своим отцом, чем лишний раз подтверждались слухи, возникшие при его рождении. В конце концов, когда мальчику исполнилось лет восемь, родители отвезли его в Минск и отдали в услужение одному ремесленнику. Там он прожил год, но поскольку отказывался не только от постов, но и от всего, что было связано с Церковью Божьей, ремесленник сплавил его другому. Так Иван и стал переходить из рук в руки. Из Минска переселился в Пинск, из Пинска — в Туров, из Турова — во Вручий и так далее. И везде к нему быстро начинали относиться с подозрением и опаскою, ибо он нисколько не скрывал своего неуважения к Русской вере. Войдя в юношеский возраст, он требовал, чтобы его называли Янисом, объясняя это тем, что, мол, он по происхождению — латыш, то есть представитель латинизированного ливонского славянства. Парни его не раз бивали, девушки сторонились, и ни одна не согласилась бы даже подумать о том, что за этого «Яниса» можно пойти замуж. В итоге сей странный человек, достигнув возраста двадцати пяти лет, оставался неженатым. Он озлобился на весь мир, в коем ему словно бы и не осталось места, и искал причин не в самом себе, а в людях и особенно — в служителях Божьих. Тогда же он и совершил первое злодеяние, умертвив монаха, шедшего из одной обители в другую по дороге из Чернигова в Киев. И впервые в жизни он испытал некое душевное облегчение. Ни тени раскаяния не мелькнуло в недрах этой черной души, ибо никогда раскаяние не посещало ее, словно отсутствовал самый орган у который в душе обычного русского человека ведает покаянием. Напротив, надругавшись над умерщвленным телом, Янис поклялся и впредь при первой возможности совершать подобные злодейства. По такой дороге и пошла его дальнейшая смертоносная жизнь. К сорока годам он имел на своей совести более двадцати убийств, хотя, опять-таки, разве можно говорить о наличии какой-то в нем совести! |
| perf . pass к intuitus, us, m взгляд; зрение, точка зрения» ( Ильинская Л.С. Латинское наследие в Русском Языке. Словарь-справочник. Часть 2. М., 1999. С. 242). 110. К числу гносеологических действий в историко-культурных исследованиях можно отнести хронологизацию-датировку , синхронизацию с одновременными явлениями и предметами, выявление генезиса , редукционных следствий и репродукционных последствий , выявление логического и исторического единства , при необходимости - абстрагирование , далее - индукцию, классификацию, дедукцию, анализ, традукцию , выявление типологических или классовых качеств для количественного анализа , контент-анализ , синтез, интерполяцию, экстраполяцию, продукцию , применение системного и комплексного подходов и многие другие действия, характеризующие движение исследовательской мысли, или, точнее, ее вождение целенаправленной волей исследователя . Не случайно в латинизированных именах этих процессов часто присутствует корень «дукция» - «dutio», то есть «вождение», «вед е ние». Но созерцание в этом ряду занимает особое место, оно есть действие статическое, неподвижное, согласуемое только с утверждением, тезисом, с работой интуиции, а в конечном итоге - с научным озарением : «Эврика!» - «Нашел!», «Открыл!» 111. Человек - по образу и подобию Божию. Высшие животные в чем-то похожи на человека и подобны ему в тех или иных свойствах. С высшими животными есть образная и подобная связь у птиц (теплокровность, характер метаболизма, достаточно развитые покровы, но у птиц «примитивнее» система воспроизводства - необходим этап несения и высиживания яиц, отсутствие внешних генитальных органов. Птицам в размножении уподобляются гады, но они уже хладнокровные, у них проще покров, яйца вызревают автономно. Гадам подобны земноводные твари, но вместо яиц они откладывают икру. И так до одноклеточных, до вирусов и далее подобное вплоть до косной материи. Человек же, являясь венцом творения, в своем развитии от зачатия проделывает весь этот иерархический путь, обнаруживая по мере роста зародыша какие-то свойства одноклеточных, примитивных личинок, рыб, земноводных, тем самым иерархически обнимая своим естеством все многообразие живого Божьего Творения. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
|
|
